***
— Крайне одаренный молодой человек, — мужчина среднего возраста в очках и папкой в руках сидел на одном из кресел театрального зала. — В нём поразительно удачно сочетаются физические способности, вокальные данные и актерское мастерство. — А вы что скажете? Сидевшая рядом дама чуть подалась вперёд, вперив выразительные серые глаза-жучки на стоящего на сцене Тюркони. — Да, месье Монд. Пожалуй, из этого мальчика что-нибудь да выйдет, — прокартавила дама. Первое прослушивание прошло «на ура». Запыхавшийся Нико, вытерев пот со лба краем футболки, сел на кровать своей комнаты в общежитии. Ноги в туго затянутых балетках нестерпимо ныли, но это было ерундой в сравнении с радостью, разливавшейся внутри: педагоги заметили его и теперь не задвинут фигуру Нико на задний план, не предпочтут ему кого-нибудь другого. Теперь появился шанс не разочаровать ожидания отца. Само общежитие и общежитием назвать было нельзя. Просто этаж жилого дома, находящегося над мастерской, был выделен десятку студентов-парижан. Никого приезжего не было, и, возможно, именно из-за этого Николя так ни с кем и не заговорил. А может из-за того, что в коллективе уже назревала конкуренция, хоть и не явная, но уже заметная в каждом взгляде. Нико поселили с парнем лет двадцати на вид. Когда Тюркони вошёл, тот лишь метнул в его сторону хмуро-надменный взгляд и уставился в журнал с весьма пикантной обложкой. Комната была совсем крошечной, с местами потрескавшейся штукатуркой, но зато чистой и выходящей на автобусную остановку. Нико развешивал мятые рубашки в шкафу, как вдруг подал голос сосед по комнате. — Я так понимаю, ты — Нико, — надменное выражение лица никуда не делось. — Я — Жан-Жак, но можешь называть меня просто Жан. Правила просты: ты не трогаешь меня, а я не трогаю тебя. Комнату держать в чистоте, девочек…ну или мальчиков, — на этих словах Жак брезгливо изогнул бровь, — не водить. В душ я всегда первый. Всё понятно? Тюркони от неожиданно нарушенного молчания ударился затылком о дверцу шкафа и теперь тёр ушибленное место. — Понятно, понятно, — Нико подошёл к подоконнику и уставился на переполненную пепельницу. — Ты куришь? Запах сигарет Тюркони терпеть не мог, и перспектива вдыхать дым с утра до вечера — его не радовала. — Курю. А ты что-то имеешь против? — сосед отбросил журнал и угрожающе расправил плечи. — Нет… — мускулы Жана заставили проглотить, вертевшееся на языке, возражение. — Ты можешь курить сколько влезет, но когда меня нет в комнате. Пойдет? — Ну пойдет. И он снова уткнулся в журнал. «Странный он. Надеюсь, хоть травку не курит. И не станет по доброте душевной намазывать финалгоном мои балетки.» Через дорогу находилась небольшая пекарня и тут же овощной прилавок. Манящий пряный аромат чего-то терпко-сладкого, просочившийся в щель, заставил Нико встать с кровати и спуститься вниз по винтовой лестнице на улицу. Небо начало постепенно окрашиваться в розовый цвет; солнце перестало так неистово печь, и, о боги, на смену пришёл освежающий южный вечер. Пекарня уже закрывалась, но Нико всё же успел купить за полцены пару апельсиновых корзиночек с карамелью. До первой стипендии придётся взять в привычку ужинать утренней выпечкой. Завернув свой «ужин» в бумажный пакет, Тюркони собирался было перебежать дорогу, но вдруг у соседнего угла, за кустами вьющегося папоротника послышались крики и ругань. Девушка с копной огненных локонов, вся красная от злости, кричала что-то на итальянском. А перед ней с отчего-то самодовольной ухмылкой защищался от рук разбушевавшейся итальянки кучерявый парень. — Quindi sono tornato in contatto con il francese!* — заключила она и смачно треснула его по щеке. — Вот рыжая бестия! Только не по лицу… — парень стал судорожно ощупывать место удара. А итальянка, гордо развернувшись на каблуках, зацокала прочь. Какие-либо эмоции сползли с лица, когда кудрявый француз заметил парня с пакетом в руках, стоящего в нескольких метрах. — Будешь? — он подошёл к Нико с пачкой сигарет. — Спасибо, но нет, — Тюркони явно удивило количество курящих людей, сконцентрировавшихся на одной единственной улице. — Как хочешь, — француз пожал плечами и, ловко вынув длинными пальцами сигарету, было закурил, но тут же зашёлся в кашле. — Я сам тоже не курю, это так — успокоительный ритуал. Кстати, — молодой человек будто вспомнил, что стоит не один и разговаривает не сам с собой, — меня зовут Джон, Джон Эйзен. — Николя Тюркони, — Нико, перехватив кулёк с остывающими сладостями, пожал протянутую в знак приветствия руку. — И откуда же ты, Николя Тюркони? Нико махнул в сторону школы искусств. — Интересно… — глаза собеседника зажглись зелёным озорным огоньком, — И как давно ты там учишься? — Честно говоря, я только приехал. — Тогда это ещё интереснее, — на этих словах Джон застегнул молнию кожаной куртки. На улице совсем стемнело; асфальт остыл и стало ещё холоднее. — Удивительно, до этого дня весь Париж подыхал от жары, а тут вдруг ни с того ни с сего поднялся осенний ветер. Поддерживать разговор о погоде Нико не хотелось и он многозначительно посмотрел сначала в глаза Эйзену, а потом на зажатый в руках пакет. — Что там у тебя? — Пирожные. — Я украду? — и Джон в наглую залез в пакет и достал корзиночку, — ммм, с карамелью, как я люблю. Такого поворота событий Нико никак не ожидал и теперь тупо смотрел, как новоиспеченный знакомый жуёт его пирожное. — Ладно, беги куда бежал. До завтра, Николя Тюркони из школы искусств, — Эйзен обтер руки о свои джинсы и хлопнул застывшего Тюркони по плечу так, что тот вздрогнул. — До завтра? Но с чего ты взял, что мы… — Нико не успел договорить, как Джон растворился в ночи.I
30 мая 2020 г. в 14:37
В вагоне было душно. Расплавленные пассажиры в залитом солнцем купе жадно вдыхали спёртый воздух, кому повезло больше — подставляли головы под приоткрытые окна, блаженно жмурясь, наслаждались прохладой ветра.
Нико сидел в тамбуре, оперевшись лбом о стекло и считал минуты до прибытия поезда на вокзал Аустерлиц. Струи воздуха, гулявшие из вагона в вагон, приятно трепали волосы. Это было лето 2008-го года, когда вся Франция изнемогала от каждодневных высоких температур и отсутствия осадков. Именно в этот год Нико покинул родной дом, взяв с собой только потрепанный рюкзак и скудную сумму денег, подаренную родителями на совершеннолетие.
Впереди ждала одна только неопределенность: никто его там не знал и никому он там особо не был нужен. Но остаться в Бретани означало бы остаться там навсегда. Этого Нико боялся больше всего, и именно этот страх подстегивал строить ещё более смелые планы, полные несокрушимой решимости. И лучше уж лететь на всех парах в неизвестность — вдруг что-то из этого выйдет.
«Вдруг что-то из этого выйдет…»
Бесконечная полоса полей за окном наконец переменилась серыми огнями промышленного района и запутанными цепями железнодорожных развязок. Постепенно стали видны нестройные ряды жилых домов и толпы людей, снующих вдоль улиц.
Нико, всё это время задумчиво теребивший лямку рюкзака, прильнул к стеклу.
Нет, всё-таки хорошо, что он уехал. Как бы сложно не было — оно того стоит. Ему обязательно найдется место среди этих толп развеселой молодёжи. По крайней мере, он в это верил.
Тамбур стал заполняться людьми с чемоданами, и Николя пришлось встать с пола. Отряхнув джинсовую куртку и закинув рюкзак за плечи, Тюркони протиснулся сквозь компанию французов и встал вплотную к дверям.
Вдруг экспресс въехал в туннель, а затем вынырнув, ослепил всех ярким полуденным светом. Тоскливо скрипнули тормоза, и поезд окончательно встал.
Само здание вокзала представляло собой большой стеклянный купол, под которым сновали из стороны в сторону люди с тележками. У Нико с первых же минут сложилось впечатление, что он попал в парник. Показатели температуры в углу каждого табло показывали неутешительно-высокие цифры. Протолкнувшись на улицу, Тюркони не почувствовал особой разницы — жарко, как в преисподней. И всё вокруг по-прежнему дышало пылью; нескончаемый поток машин образовывал гудящую пробку.
Ну вот и всё. За спиной множество пересадок, трасс и станций, а за плечами всё тот же потрепанный рюкзак. Теперь осталось найти наиболее бюджетный способ перебраться из тринадцатого округа в девятнадцатый. Где-то в лабиринте улиц находится школа драматических искусств, обучение в которой заблаговременно оплачено отцом. Хоть какая-то определенность.
Трястись в салоне автобуса пришлось мучительно долго. Париж оказался огромен, сер и мрачен, несмотря на отсутствие на небе облаков; каждый район походил на предыдущий.
— «Avenue Jean Jaurès» — отчеканил механический голос.
Николя выскочил в открывшиеся двери и оказался на узенькой улице, вдоль которой тянулись невысокие дома цвета заварного крема. Через каждые пять метров росли роскошные платаны, цепляясь за перила балконов и упираясь зелеными кистями в окна. И среди всего этого спокойствия и благоденствия, так непохожего на тот Париж, который только что мелькал за окном автобуса, стояла та самая школа искусств. В целом, ничем не примечательное здание, пожалуй, только фасад отличался особой любовью архитектора к деталям: над каждым окном распускались каменные розы и вились плющи.
Тюркони, потоптавшись на пороге и насмотревшись на позолоченную ручку-кольцо, всё же вошёл внутрь.
Примечания:
* - «Чтобы я ещё раз связалась с французом» (итал.)