Танец под водой (Не смотри наверх)

Губы Юхён были солёными, сухими и растрескавшимися, прикасаться к ним было всё равно что пытаться поцеловать скребок для посуды. Бора наморщилась и упёрлась обеими руками в грудь девушки, отталкивая её от себя. — Что за хрень! — простонала Юхён. — Мы же только начали. Не говори, что тебе опять пора бежать. — Куда делся пчелиный воск? — Бора уклонилась, когда Юхён потянулась к её шее. — Какой ещё воск? — в голосе девушки послышалось раздражение. — Который я тебе выменяла, для губ. Юхён закатила глаза и запустила руку в карман широких, выгоревше-коричневых штанов. — Довольна? — спросила она сварливо, вытягивая блестевшие от воска губы трубочкой. — Теперь-то мы можем поцеловаться? Меня уже мама скоро хватится. Бора ничего не ответила, а притянула Юхён к себе за полы рубашки и поцеловала — требовательно и мокро. Юхён приоткрыла пухлые губы и коснулась языка Боры своим: по телу девушки пробежал привычный жар, внизу живота приятно тянуло. Бора заводилась быстро, ей хватало пары поцелуев и неловких прикосновений Юхён, которая всегда норовила поскорее запустить руки ей под рубашку. — Тебе нравится? — прошептала Юхён ей на ухо, сжимая её соски под рубашкой. Бора зашипела. — Мне больно, — она потянулась к Юхён и вцепилась в её нижнюю губу. Юхён ойкнула, но не отступила. — Я же тебе говорила, мягче! — Если я мягче, то ты потом ничего не чувствуешь, — обиженно прошептала Юхён. — Давай уже к делу, а? — Бора, которая сидела на большом камне, будто предназначенном самой природой для их с Юхён забав (в нём было углубление, где худенькая и невысокая девушка могла разместиться с удобством), раздвинула ноги. Юхён облизнула губы и принялась возиться с ремнём рыбацких штанов Боры. После нескольких неудачных попыток она посмотрела на Бору щенячьим взглядом. — Всё-то надо делать самой, — проворчала Бора и в одно мгновение избавилась от штанов, оставшись в коротких серых шортах. — Кто бы говорил, — возмущённо пробормотала Юхён. Её раздражённость, однако, сошла на нет с первым же стоном, сорвавшимся с губ Боры и утонувшим в шуме разбивавшихся о каменистый берег волн. Её длинные пальцы то замедлялись, то входили быстрее, заставляя Бору извиваться от нетерпения. Бора прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, сосредотачиваясь на горячем потоке внутри её тела. Солёный ветер слабо щекотал ноздри, утреннее солнце пригревало через щель в своде небольшой пещеры, которую они с Юхён нашли и облюбовали для своих коротких свиданий ещё пару лет назад. Впрочем, Бора бывала здесь не только с Юхён. Её ноги задрожали, она забросила голову назад и тяжело задышала. На мгновение взглянула на Юхён — Боре всегда нравилось видеть её сосредоточенное лицо в этот момент: слегка разрумянившееся, рот приоткрыт, глаза, напротив, прищурены. В эту конкретную секунду Бора всегда была опасно близка к тому, чтобы сказать три дурацких слова. Я люблю тебя? Бора прикусила нижнюю губу и попыталась расслабить сведённые напряжением мышцы живота. Ещё немного, еще глубже… С побережья раздался оглушительный свист: глаза Юхён расширились от ужаса, и она моментально выдернула руку из трусиков Боры, оставляя ту в разочаровании и полном смятении. — Это госпожа Ким! — прошипела Юхён и легонько дёрнула Бору за волосы, пытаясь вытащить её из транса сорвавшегося оргазма, в котором та, похоже, очень крепко встряла. — Одевайся, Бора! Увидев, что девушка особо не торопится, перепуганная Юхён сняла её с камня и всучила ей штаны. Только после этого Бора принялась двигаться — всё ещё медленно, сонно, и к тому времени, как госпожа Ким, её мать, заглянула в пещеру, она выглядела почти что нормально — разве что волосы, обычно заплетённые в тугую косу, беспорядочно разметались по плечам. — Я не буду спрашивать, чем вы тут занимались, — объявила госпожа Ким, уперев руки в бока. — Ким Юхён, твоя мать тебя уже обыскалась, два раза к нашему дому приходила. А ты, Бора, дуй собираться, пока прилив. Отцу подурнело, придётся тебе на остров ехать. Пока Бора собиралась с мыслями, за неё спросила Юхён. — На остров? Где маяк? Госпожа Ким кивнула и схватила Бору за запястье. — Да иду я, иду, — проворчала Бора. — А чего я-то? Джисон не может что ли? — Джисону тринадцать лет, дурья ты башка. Давай-ка пошевеливайся, он и так уже лодку загрузил, всё для тебя. Выбравшись из пещеры, Бора прищурилась от ударившего в глаза яркого солнца. Юхён тут же протянула ей свою соломенную шляпу. — Тебе же голову напечёт, — сказала Бора, но шляпу приняла, ибо спорить с Юхён было себе дороже. — Я не хочу, чтобы ты ехала на остров, — вдруг сказала Юхён, когда они с Борой чуть отстали от госпожи Ким, спешившей вернуться домой. — Чего это? — удивилась Бора. — Ну ты сама знаешь. Эта, как её… Маньячка. Бора расхохоталась и потрепала Юхён по выгоревшим волосам. — Глупышка, это всё сказки. Папа который год привозит ей запасы и ничего ведь? — Так она ведь не дура, уничтожать источник еды, — пробормотала под нос Юхён, пощипывая себя за ладонь. Она выглядела не на шутку расстроенной и перепуганной, так что Бора протянула ей руку, хотя обычно дурацкими нежностями не страдала. — Значит, и меня не тронет. Они переплели пальцы, и Юхён слабо улыбнулась. Какое-то время они шли молча, пытаясь поспеть за матерью Боры, но потом Юхён снова завела свою песню. — Какая нормальная девушка согласится жить одна? Бора пожала плечами. — У неё не было особого выбора. Это семейное дело. — Я бы уехала, — Юхён поёжилась, словно ветер вдруг стал слишком холодным. — Пожалуйста, будь осторожна. Её слова эхом звучали в голове Боры, пока она загружала ящики на борт старой четырёхвесельной посудины под гордым именем «Диана» (что там мать сказала о грузчике-Джисоне? Ленивый братец не потрудился перетащить на борт и половины продуктов). Единственную жительницу крохотного острова Катарины на материковой части сильно недолюбливали, хотя толком и не знали. Даже отец Боры, который несколько лет подряд исправно привозил ей продукты и запчасти, ни разу не потрудился взглянуть ей в лицо. Когда Бора спросила его, уставшего и надсадно кашлявшего, что ей нужно делать на острове, он хмыкнул. — Сбрось ящики где-нибудь у песчаной косы, — сказал он и приложился к бутылке, стоявшей у его кровати. Бора готова была поклясться, что в ней была совсем не микстура от кашля. — Она всё равно из маяка не высунется, пока ты не отплывёшь. Девка-то, должно быть, совсем безумная. Может, у ей с рожей что не так? В общем, долго там не застревай, туда и обратно. Кто знает, что у ей на уме. Бора ничего не ответила, а подошла к отцу и протёрла его красный, пористый как морская губка, лоб вымоченным в прохладной уксусной воде полотенцем. Вскоре он захрапел, и Бора выскользнула из его комнаты на цыпочках. Насколько Бора помнила, с лицом у девушки с маяка было всё в порядке. По крайней мере, десять лет назад — именно тогда Бора мельком видела её на местном базаре: бледную, перепуганную, крепко вцепившуюся в своего отца-смотрителя маяка, мрачного вида мужчину с длинной седой бородой и трубкой, зажатой в пожелтевших, сколотых зубах. Девочка скользнула по Боре равнодушным взглядом и продолжила свой путь к лавке со специями. Она двигалась очень странно, будто парила над воздухом, а не шагала по вымощенной неровными камнями улице. Её чёрное кружевное платье и туго затянутый под ним корсет делали её похожей на одну из тех безжизненных фарфоровых кукол, которые приезжие коммерсанты с переменным успехом продавали жителям побережья. Бора кукол не любила и потому громко фыркнула вслед девочке, стараясь донести до неё свое пренебрежение. Та обернулась и вдруг улыбнулась, обнажая ряд кривоватых, но необычно-белоснежных зубов. Бора смутилась и отвела взгляд. Последний ящик приземлился на борт парусного яла, и неплотно прибитая крышка чуть отошла, приоткрывая вид на содержимое. Бора не смогла удержаться от того, чтобы не заглянуть под крышку: ей было любопытно, какие товары отправляют бледной кукле с острова. В ящике ютилось десять бутылок из тёмно-зелёного стекла, в которых плескалась какая-то белесая жидкость. Бора скривилась: то, скорее всего, был алкоголь (этикетку прочитать она не смогла, ибо китайских иероглифов не знала), а она его ненавидела — по многим причинам. Куда веселее было набрать в лесу особенных грибов и, наевшись их до отвала, лениво валяться на пляже и играться с волосами Юхён. Бора натянула полы шляпы до самого носа и прыгнула на борт «Дианы», тут же отозвавшейся жалобным скрипом. — Пожалуйся мне ещё, — сердито пробормотала Бора, отвязывая металлический трос от большой цепи на пристани. — Будто тебе масла не хватает. «Диана» чуть покачнулась и расправила небольшой парус, выкрашенный в бледно-голубой цвет. За это благодарить нужно было Джисона, постиравшего тканевые заготовки не в том чане. Отец сперва ругался, а затем смирился — по крайней мере, так «Диана» хоть чем-то выделялась из сотен других старых и полуразбитых корыт. Ветер дул сильно и свежо, тем лучше, подумала Бора. Бензин для небольшого моторчика стоил довольно дорого, а дела дома шли совсем не в гору. Боре уже третий год приходилось пропускать начало школы, потому что за неё просто нечем было платить. Надо, чтобы Джисон закончил хотя бы две ступени, говорила госпожа Ким. Бора фыркала в ответ — ей не шибко-то хотелось в школу, но необходимость идти на жертвы ради братца, проводившего всё свободное время на пляже, растапливая медуз на солнечном пекле, её раздражала. Она присела на среднюю скамейку и положила руки на весла. Мышцы заходились под её бронзовой и блестящей от пота кожей: с виду худенькая и хрупкая, Бора могла с лёгкостью поднять и протащить на руках Юхён и Джисона вместе взятых. Отец брал её с собой в плавание довольно часто и доверял ей управление вёслами, а сам присаживался на корму, обнимая свою любимую бутылку. С восьми лет Бора привыкла к тянуще-сладкой боли в спине и плечах. От неё в голове всегда прояснялось и всё как-то упрощалось. К тому же, Юхён любила очерчивать её напряжённые мускулы подушечками пальцев, когда Бора снимала рубашку и опускалась на колени, чтобы развести в стороны её ноги и стянуть с неё белые кружевные трусики. Юхён никогда не упускала шанса покрасоваться. Дорога до острова занимала около двух часов, но Бора не придавала особого значения времени. Она медленно гребла, иногда поднимая вёсла на борт просушиться, и прикладываясь к фляжке с нагревшимся на солнце чаем. Отчего-то в море он всегда отдавал солью и рыбой, хотя на суше вкус был обычным и ничем не примечательным. Бора гадала, не казалось ли это ей из-за палящего солнца и бескрайней, одинаковой, рябящей в глазах водной глади. Море могло играть с людьми злые шутки, и заставлять верить в то, чего не существовало на самом деле. Например, в любовь или счастливое будущее. Парус затрепетал и надулся, растягиваясь на всю длину. Бора прищурилась: ветер крепчал, «Диану» покачивало всё сильнее. Должно быть, где-то рядом с берегом проходил циклон, который она упустила из вида. Бора нахмурилась и принялась грести быстрее. Ещё не хватало застрять на острове с сумасшедшей смотрительницей. Совсем скоро на горизонте показался маяк Катарины — белая толстая свечка с красной шляпой, которая окрашивалась в густой белый цвет по ночам. Иногда Бора не могла спать, и она распахивала шторы в своей тесной и пыльной комнатке, чтобы подглянуть за ударявшим в горячий воздух длинным лучом. Ей нравилось думать, что свет от маяка пронзал насквозь сотни невидимых человеческому глазу морских духов, и защищал зрителей побережья от неминуемой гибели. Потом она всегда представляла, как кукла стоит рядом с линзой Френеля, её охватывает огонь, и она сгорает дотла, превращаясь в кучку пепла, которую позже подхватит морской бриз и развеет повсюду над островом. Может быть даже донесёт что-то до Боры. Интересно, так ли погиб её отец? Или он просто исчез в одно прекрасное утро, с облегчением оставив осточертевший ему остров и свою призракоподобную дочь? Дно «Дианы» заскребли по мелким камешкам, устилавшим песок возле берега. Вместо пирса на острове торчал одинокий металлический столбец с петлей из цепи — Бора сняла обувь и выпрыгнула в воду, достававшую ей до щиколоток. Пристальный взгляд щекотал ей спину, пока она вытаскивала ящики и аккуратно составляла их друг на друга. От груза несло уксусом и подгнившим мясом: Боре невольно стало жалко смотрительницу маяка, которой приходилось питаться солониной и консервами большую часть времени. Может, она любит время от времени порыбачить? Бора едва не расхохоталась, представив куклу в её чёрных кружевах, пристроившуюся у берега с удочкой. Взгляд прожигал ей спину посильнее, чем прямые лучи июльского солнца. Поддавшись любопытству, Бора обернулась. Тёмная фигура, стоявшая на вершине небольшого холма на подступе к маяку, резко сорвалась с места и исчезла. Бора криво усмехнулась — неудивительно, что девушку так не любили прибрежные жители. Кому охота возиться с такой неприветливой хозяйкой? Ты ей гостинцы, а она тебе — долгий, тяжёлый взгляд и трусливый побег. Когда последний ящик покинул борт «Дианы», Бора сладко потянулась, растягивая разгорячённые мышцы. Ей вдруг ужасно захотелось поплавать, смыть с себя терпкий, липкий пот, нырнуть пару раз ко дну за красивыми ракушками. Их можно привезти Юхён, которая слепит из них очередную башенку, или Джисону, который нацарапает на них свои каракули, и будет с гордостью всем показывать. Бора ещё раз бросила взгляд на маяк и ухмыльнулась. В голове возникла идея, и небольшой грот, который она заприметила по дороге к пристани острова, как нельзя кстати подходил для осуществления её плана. «Диана» вошла в грот, как будто он был вытесан специально под неё. Бора прикрепила буксирный трос к вбитому между камнями железному пруту — должно быть, здесь оставляли лодки и раньше. Кто, любовники призрачной куклы? Интересно, у неё когда-нибудь был хоть один любовник? Бора тряхнула головой, пытаясь избавиться от назойливых мыслей. Очевидно, давал о себе знать сорвавшийся с утра оргазм — теперь её не отпустит до самого следующего раза. Она довольно зажмурилась, представляя, как набросится на Юхён как только вернётся домой. Она разделась, оставшись в коротких шортах и майке. Остальную одежду Бора припрятала под скамью «Дианы», туда же зашвырнула свои тяжёлые ботинки, от которых пахло тиной. Море приятно обняло её тело, обласкивая прохладным прикосновением. Бора сделала несколько мощных гребков, выплывая из темноты грота на залитое солнцем побережье. Кукла-призрак тем временем спустилась со своего холма и подошла к ящикам. С такого большого расстояния Бора не могла видеть её лица, но могла представить его испуганное-настороженное выражение. Смотрительница маяка кралась, словно груз не принадлежал ей по праву, а она собиралась его украсть. Одета она была, вопреки ожиданиям Боры, не в платье, а в широкие светлые штаны, сшитые, должно быть, из мягкой парусины, и длинную тёмную рубаху. Её чёрные волосы были завязаны в низкий, небрежный хвост. Шляпы на ней не было — вот малахольная, усмехнулась Бора. Ходить без головного убора по такому пеклу всё равно, что молить о смерти. Смотрительница открывала каждый ящик по очереди и долго рассматривала их содержимое, иногда осторожно трогая бутылки и свертки, будто не веря, что они ей не кажутся. Увлечённая подглядыванием за чудачкой, Бора не заметила, как её стало относить к берегу. Опомнившись, она погребла в другую сторону, но было уже поздно: тяжёлый взгляд приземлился на её голову, торчавшую над поверхностью воды. Смотрительница маяка сложила руки на груди и принялась постукивать босой ногой по песку, всем своим видом выражая недовольство. Отступать было некуда, да и глупо. Ко всему прочему, Боре ужасно хотелось хотя бы разочек взглянуть на лицо неуловимой призрачной куклы. Она добралась до берега в полторы минуты и первым же делом принялась выжимать волосы. Смотрительница отступила на несколько шагов назад, увеличивая расстояние между собой и Борой, но в этот раз убегать не стала. — Я думала, что ты уплыла назад, — голос девушки оказался неожиданно приятным, хотя и немного скрипучим, охрипшим. — Нехорошо. — А я думала, что тебя не существует, — дразнящим тоном ответила Бора и подняла на неё взгляд. Девочка, которую она видела десять лет назад, выросла в прекрасную молодую женщину — разве что немного бледноватую. Она смотрела на нежеланную гостью с толикой любопытства в прищуренных тёмных глазах. Её пухлые губы изогнулись в странной полуулыбке: с такой, должно быть, наблюдают за каким-то мерзковатым, но занятным насекомым. Бора отметила, что теперь смотрительница была выше её ростом — почему-то это ужасно кольнуло её самолюбие. Она вытянулась в струнку, пытаясь казаться больше, чем она есть на самом деле. — Теперь твоё любопытство утолено? — спросила смотрительница и наклонилась, чтобы подхватить один из ящиков. — Я не призрак Катарины, не утопленница, не злобный дух, преследующий жителей острова. — Почём мне знать, может быть ты — моргана, — буркнула Бора, отводя взгляд. Она вдруг поняла, что ей хотелось задержаться на острове подольше: что за напасть! Смотрительница широко улыбнулась, и у Боры внутри что-то оборвалось. — Так подойди ближе, — сказала бледная девушка и протянула Боре изящную руку с тонкими, длинными пальцами. — Не бойся. Бора хотела сказать, что это глупости и ничего она не боится, но правда была в том, что она и правда робела в присутствии этой странной, словно пришедшей из другого измерения девушки. Она, бесстрашная и дикая Ким Бора! — Как хочешь, — обиженная подобной нерешительностью, смотрительница почти отдёрнула руку, но Бора успела схватить её за запястье. Настоящая, из плоти и крови, подумала Бора. Только вот ледяная, словно утреннее море. Пальцы Боры скользнули выше по внутренней стороне предплечья, где под рукавом рубашки нащупывался странной формы рубец. Едва Бора его коснулась, смотрительница тут же оттолкнула её от себя, грубо и резко. — Всему надо знать меру, — сказала она сквозь зубы. — Ступай назад на свой берег. Скоро начнётся шторм, ты вряд ли хочешь здесь застрять. Она подняла ящик без видимого усилия и устремилась к узкой тропинке, ведущей на вершину холма, к маяку. Бора последовала её примеру, сама не понимая, зачем она это делает. Наверное, её слишком оскорбило пренебрежительное отношение смотрительницы. — Зачем ты идёшь за мной? — спросила девушка, не оборачиваясь. — Я же сказала, возвращайся домой. Бора насупилась. — Ну ты и хамка, — наконец объявила она. — Разве же так обращаются с теми, кто предложил тебе помощь? — Я бы и сама справилась, — смотрительница подошла к небольшой деревянной двери в земле и потянула на себя цепь, притороченную к ручке. От открывшегося углубления, служившего, по всей видимости, погребом, потянуло сыростью и холодом: Бора невольно сделала несколько шагов назад. Мысль о подземных хранилищах её пугала до дрожи. — Поэтому тебе и не помогают, что ты такая неблагодарная, — бросила Бора и быстрым шагом пошла назад в сторону песчаной косы. Море и правда волновалось, короткие волны пенились и уже не шуршали, но ревели, ударяясь о берег. Когда Бора задрала голову, чтобы взглянуть на небо, ей на лоб приземлилась крупная тёплая капля. Вот чёрт. С оставшимися ящиками она справилась за полчаса: смотрительница и пальцем не пошевелила, а молча наблюдала за тем, как Бора, сама не понимающая, зачем она это делает, приносила груз к погребу. Когда последний ящик глухо приземлился на землю, подняв облачко желтоватой пыли, девушка встала и согнулась почти вдвое, кланяясь Боре. Бора нахмурилась и почесала в затылке. Её подобная реакция смутила и напугала — что не так с этой сумасшедшей? Пусть лицо её было в порядке, но вела она себя слишком… Слишком. Ветер пробрался под мокрую майку, и Бора поёжилась. Решение оставить одежду в лодке и пойти искупаться больше не казалось ей удачным. С несвойственной ей стыдливостью Бора вдруг поняла, что её соски затвердели от холода и явно просвечиваются через хлопок. Она прикрыла грудь руками, что не укрылось от внимания смотрительницы маяка. Она покачала головой. — Пройди в дом и подожди, пока я вернусь, — она указала куда-то за маяк, и Бора наконец заметила небольшую хижину, прятавшуюся на другой стороне острова. — Позволь мне отблагодарить тебя за помощь. — Мне нужно домой, — хрипло проговорила Бора. Словно в издёвку над её заявлением, где-то вдалеке пушечным залпом прозвучал раскат грома, и дождь зашуршал по выжженной солнцем земле. — Не думаю, что это хорошая идея, — смотрительница подставила под дождь ладонь и зачарованно наблюдала за приземлявшимися на бледную кожу каплями. — Пожалуйста, ступай в дом. Бора хотела было поспорить, но вдруг почувствовала себя ужасно усталой: её веки потяжелели, словно бы она не спала несколько дней. Она послушно кивнула и повернулась в сторону дома, но прежде чем уйти, Бора задала вопрос, с которого, по-хорошему, нужно было начать это странное знакомство. — Как тебя зовут? — пробормотала Бора. Хотя она не видела лица смотрительницы, она была готова поклясться, что та выглядела удивлённой. — Ли Шиён, — прошелестела девушка. — А я — Ким Бора, — сказала Бора и зашагала к хижине.