Venefica

Чонгук не знает своих родителей, но содержанки публичного дома, в котором он провёл своё детство, рассказали ему о том, что мать его умерла при родах, а про отца она и сама не знала, так как ребёнок был залетным. После её смерти дитя оставил у себя хозяин сея заведения, сделав из него подручного, а за неповиновение строго наказывал, оставляя без еды и воды в темном подвале на несколько суток. Ребенка растили в рабских условиях, так что любви и ласки мальчик с самого детства не получал, а то, что он постоянно лицезрел работу содержанок и их любовных похождений, от шума которых он не мог уснуть, развило в ребенке отвращение к женскому телу. Для него не существовало любви, только товарно-денежные отношения. Будучи десятилетним юнцом, он познакомился с мальчишкой, который работал на своего отца фермера, доставляя продукты в публичный дом, к тому времени получивший более приличное название «гостевой дом» для отвода глаз, но вся округа прекрасно знала, куда нужно идти, если хочешь усмирить свои животные инстинкты и просто отдохнуть. Мальчишку звали Намджун. Он был немного старше Чонгука, что никак не помешало дальнейшей дружбе. Его отец имел небольшую ферму и собственную семью, в которой дружно уживались родители и два ребенка, но в прошлом мужчина служил при императорском дворе, доблестно исполняя свои воинские обязательства. Он был начитан, умел считать и владел разными видами оружия, чему обучал своего сына. В последствии, когда Чонгук стал чаще посещать дом своего нового и единственного друга, мужчина стал обучать и его, чему мальчик был безмерно рад. Овладев письмом, счетом и хоть какими-то задатками проворности, парнишка стал воровать у хозяина публичного дома деньги и мелкие драгоценности содержанок, которые те получали в подарок от богатеньких клиентов. Об этом знал только его друг, вместе с которым на ворованные Чонгуковские и заработанные Намджуновские деньги парни покупали себе разные базарные вкусности, а остальные деньги откладывали. Отец Намджуна обучал парней боевому искусству, развивая в них храбрость, хитрость и умение думать только о себе, обуславливая это тем, что «На воине не бывает друзей. Под обликом ангела, прикрывающего твою спину крыльями, может скрываться дьявол». Парни росли, Чонгук стал работать на семью своего друга, через какое-то время оставив то место, в котором родился. Отец Намджуна, которого оба парня называли отцом, предложил Чону жить в их доме. Парень почти обрёл собственную семью, в которой есть и мать, и отец, и брат с сестрой… Во время одной из тренировок, отец Намджуна, завидев что-то в гуще непроглядного леса, схватившись за сердце повалился на землю. Юноши незамедлительно бросились к своему отцу. На все попытки помочь, мужчина лишь шёпотом произносил «Она… пришла за мной» и с трепетом продолжал смотреть в темноту вечернего леса. Он поведал своим сыновьям, названному и родному, о сказке, которую в детстве рассказывали почти каждому ребёнку. История о злой императрице, ужасной и безобразной на вид, которую всё королевство считало злой колдуньей. Она похищала молодых девушек и похищала их красоту, впоследствии скармливая их тело собакам. Считавшаяся сказкой история, была преподнесена как событие, очень давнее и ужасное. «Она была страшна, а императрицей стала только от того, что замуж её по расчету выдали, а мужа своего, Великого императора, отравила. Не была она ведьмой, болела сильно, горбатая ходила, отчего посчитали её порождением силы нечистой. Оскорбленная уродством своим, озлобилась она на небеса, клялась, что раз она, в семье знатной рожденная, но судьбой такая обиженная, убьёт всех женщин, красивее её которые будут. Девушек молодых стража во дворец доставляла, головы им отрубала и тело в огне страшном сжигала, чтобы даже напоминаний о молодом красивом теле не оставалось, а головы отдавали на растерзание собакам, чтобы они личико красивое разорвали, и не осталось той красоты неописуемой. Услыхала как-то императрица о девушке, Венефикой её звали, внешность и образ которой сравнивали с ангелами небесными, и велела немедленно её во дворец доставить. Оказалась она знахаркой, но из-за внешности её неземной поговаривали, что душу она Дьяволу продала, ведьмой бездушной стала. Я сам эту красоту видел, глазами своими грешными. Голос её словно мёд, а глаза- океан, глубокий и неспокойный. Стал я тем, кто во дворец её доставил. Упиралась она ручками своими худыми в мои доспехи, о пощаде молила. Из глаз моих тогда слёзы шли, слёзы кровавыми были, колючими, кожу мои разъедали. Императрица сама клялась ей голову отрубить, сама ангельское личико изуродовать хотела, руками своими дрянными, от крови не отмывающимися. Хотела на страдания её посмотреть, но не проронила девушка ни слезы пред ней, ни единого слова о пощаде не вымолвила. Приняла свою смерть с поднятой высоко головой, которую ей и отрубили. Но голосом своим ангельским вымолвила она, что проклята будет наша императрица, родится в семье её ребенок, красоты не бывалой, словно Богами на небесах в лоб поцелованный. Но красота эта будет дьявольская. Будет чадо силы у своей матери забирать, у отца своего забирать, красоту свою ложками из тела и души черпать. Но чем больше его внешностью восхищаться будут, чем больше лестных слов про него скажут, тем больше он в дьявола превращаться будет. Крылья свои адские обретет, и погубит он всех, жизнь нашу земную в Преисподнюю небесную превратит. И только раз услышав, что не важна красота, что душу его любят, он мир обретет, и земля наша, на которой наши дети ходить будут, в Рай земной превратится». Мужчина поведал им историю, с ним происходящую много лет назад, в сердце шрам оставившую. Сказал он, что не дала девушка тело своё изуродовать, в пыль золотую превратилась и по ветру рассеялась. Слова её были проклятьем, которое обрушилось на злую императрицу. Совсем всего стала она бояться, а как-то раз, гуляя со своим недавно родившимся сыном, таким же уродливым как она, чего-то завидела, сердце её не выдержало и стало биться со скоростью лошадей. Померала она, и приказ ею последний был издан, чтоб всех белых лис империи перерезали, наследнику будущему шубу из их шкур сшили. Не стало императрицы в тот же вечер, оставила она престол сыну, своему единственному ребенку. Мальчик её- наш именитый Великий император, по сей день правящий, послушно свой долг исполняющий. «Лис белых она растерзать велела, ибо они посланники небесные, о смерти предупреждающие. Ангелы, спустившиеся с небес, за собой зовущие, но умирающая императрица считала, что это ведьма та за её душой грешной пришла, в руки смерти отдаваться не хотела. На войне лис этих каждый видит, кто с поля боя не вернулся. Не война сейчас, да завидел я средь тьмы лесной этого ангела белоснежного…» История об убийстве девушки и её проклятье, оставившая яркое впечатление в памяти Чонгука, заиграла новыми красками, когда на следующий же день после появления белой лисы, маленькие дети прибежали в дом отца Намджуна и с истошными криками сообщали о том, что Мираю, родную младшую сестру Намджуна, утащили русалки в пруду. Поднятая на уши деревня отправилась на поиски девочки, но единственным, что они смогли отыскать, были небольшие сандали, плавающие по поверхности пруда… Маленьких детей с детства запугивали ведьмами и русалками. Кто-то утверждал, что лично их видел, кто-то же считал их просто мифом для устрашения детей. После смерти Мираи отец Наджуна не приходил в себя несколько дней, не выпуская из рук маленькие детские сандали. В одну из ночей, он покинул свой дом и отправился на поиски дочери, не сообщив об этом ни своему сыну, ни жене. В ту ночь он так и не вернулся, а жена его с ума сошла и подожгла дом вместе с собой и двумя парнями, которые успели вовремя выбраться. Не дав Намджуну с горя руки на себя наложить, Чонгук рядом с ним был, шага от брата своего не отступал, с ним плакал и с ним могилу для матери копал, в которую они и воспоминания об отце с сестрой похоронили. Не было у них больше ни дома, ни семьи, только друг у друга они остались. Хоть кровью связаны они не были, роднее всех друг другу стали, вместе горе пережили и вместе жизнь новую начали, начинающуюся с лесной тропы, ведущей от могилы их родителей.