Отражения книжных предпочтений

Все счастливые семьи действительно были похожи друг на друга. Диана это поняла ещё до первого прочтения Анны Карениной. Это вызывало в ней скуку. Счастье так незаметно, привычно и раздражающе, пока не становится прошлым. Умение наслаждаться маленькими деталями пришло к ней после многих потерь. Запоминать неприятное действительно проще из-за силы эмоций. Память с легкостью вытащит из своих глубоких ящиков колючие свитера оскорблений и удушающие платки боли, запихивая как можно дальше маленькие перламутровые пуговицы приятных, чистых воспоминаний. Их так легко сломать, просто держа в руках, уронить в простыни одиночества большой холодной кровати. Сейчас, обретя с мужем второе дыхание брака, Диана училась копить в себе маленькие детали, делающие их счастье не похожим на другие семьи. Вспоминать, проживать заново и напоминать себе о них в счастливые и грустные моменты. Она так боялась быть заштампованной, типичной парой, стать Степфордской женой, поэтому бежала от рамок общества, пропуская между пальцев брак и те счастливые моменты, которые были между ней и Куртом. Тем более, она всегда выбирала себя, а он себя. Они были такими разными, что ей казалось, что их брак был идеальным. Что они не смогут и месяца прожить друг с другом и остаться в живых. Пытаясь жить в настоящем, Диана очень любила всё то время, которое они проводили рядом. Она радовалась любым возможностям: завтракам, объятиям, спорам, совместным сборам с утра на работу. Стараясь не отодвинуть настоящее в гонке за будущим, Диана училась запоминать, ценить и впитывать, замечая, что её муж негласно учится тому же самому. Они учились находить компромиссы, выстраивая заново их семью, наделяя её своими маленькими отличительными деталями. Они, не сговариваясь, привыкли встречать друг друга на диване в спальне, обниматься, пряча усталость в шуме телевизора, даря друг другу легкие касания. Иногда они шли на кухню греть ужин, делиться прожитым днём, стараясь сглаживать углы, если кто-то их них в плохом настроении. Обнимались под шум чайника и бурление гревшейся пасты на плите, пили вино, не выходя с кухонного островка, без красоты и лоска, свечей, шума ресторанов, обивки офиса. Спокойно, неторопливо тянули вечер, как делали это раньше, в другой жизни. Только теперь таких осознанных вечером стало больше. Они двигались на кухне словно единый организм в легком танце, накладывая в тарелки ужин, наливая вино. Ни разу не столкнувшись и не помешав друг другу. Эти танцы продолжались воскресными утрами. Курт иногда делал их особо ленивыми, задерживая жену в кровати на час, в особо удачные дни на полтора. Потом, выбравшись из плена, Диана шла на кухню, облаченная в его старую рубашку, которую однажды не смогла выбросить. Она слышала, как захлопнулась за ним дверь, задумчиво рассматривая банки в кухонном шкафу. Не спеша доставала из холодильника продукты для завтрака, думала о том, какой хочет кофе. Её муж всегда выбирал что-то крепкое, пробуждающее, сбивающее с ног. Она взбивала себе молоко для капучино, когда дверь заново хлопнула. Входил мужчина, держа пакет с запретной горячей сдобой из пекарни, которая была через несколько домов от их квартиры. Он сразу же прижимался холодным носом к шее, шепча что-то о сладком запахе её тела, заставляя Диану вздрогнуть, слегка подскакивая. Они практически не говорили этими утрами, перебрасываясь взглядами, кружась на кухне под музыку из открывающихся ящиков, гудения кофемолки, ножа, скользящего по сливочному маслу, шипению яичницы в сковородке. Усаживаясь за общий стол Диана, всякий раз удивлялась насколько разными были их завтраки. Она накладывала глазунью, много овощей, разрешая себе одну булочку с джемом и капучино. Курт выбирал много углеводов, запивая всё большой кружкой фильтр-кофе, любуясь её изящной фигурой в его фланелевой рубашке. Если в начале их отношений, в самые первые завтраки вместе, она начинала его дразнить за выбор еды, пока он не прибегал к единственному способу заставить её замолчать, то сейчас Диана спокойно отрывала кусочек его булочки, макая в свою молочную пену и довольно жевала, пока Курт хмурил брови от столь дерзкого воровства. Она любила их брак за смешение двух больших и очень разных жизней. За то, что спустя годы, относясь к недостаткам друг друга немного мягче, они всё равно пылали друг против друга, зажигая сердца и тела. Она ощущала, что они словно проросли в друг друга корнями, переплетая их жизни, при этом оставаясь независимыми. Это Диана ценила в своём муже очень сильно. Даже если он помогал ей, он делал всё так, что она не замечала его явных следов. Они были счастливой семьей, она ощущала это – в его объятьях утрам у входной двери, в том, как он смотрит на её ноги на редких свиданиях в баре, как заклеивает ей случайный порез пластырем, аккуратно дуя на рану, как спорит с ней, доходя до белого каления, о абортах и деньгах, направленных на борьбу с ними. Как он смотрит на неё, думая, что он не обнаружен. Возможно, они были на кого-то похожи, но она точно знала, что при всех их различиях узнает его шаги в ковбойских сапогах в людном коридоре суда; он точно выберет из всего разнообразия нужный безкофеиновый чай для нее; она сможет, предрекая своё попадание в ад, помочь в написании любой политической речи сопернику; он пропустит республиканский сбор средств, чтобы быть рядом, если она заболела. Эти бесконечные маленькие детали их брака соединяли вместе красное и синее, золотое и платиновое, взрыв и спокойствие. Курт и Диана учились видеть их за своими большими жизнями. Подмечать их, кутаясь в теплый плед на диване, слушая шум дождя. Оберегать их, взрывно споря о политике, обрушиваясь друг на друга с обвинениями и возгласами. Любить их, наполняя спальню стонами удовольствия после жаркой ссоры. Сидя на его коленях после долгого дня, она запускала пальцы в платиновые волосы, видя соблазнительную ухмылку усов, зная, что после влажного поцелуя адамово яблока он задохнется, сжимая её бедро. Она предвосхищала большинство его реакций, всё равно упиваясь ими. Ценя и любя. Потому что эти маленькие детали заставляли её верить, что всё что они заново начали не напрасно.