Средство от Разбитого Сердца

«Папа говорит, что я миленькая. А он любит красивые вещи». Сентябрь. Казалось, сегодня солнце садится быстрее обычного. Облака не успевали скрыться, наполняясь синевой. Меня не покидал страх, он словно наполнял все тело, не давая ни единого шанса одолеть его. Тело дрожало, а горло пересохло настолько, что становилось больно дышать. Хотелось встать под душ и простоять там несколько часов, затем, свернувшись в клубок, склонить голову и наслаждаться горячей водой, позволяя ей обжигать кожу. Мне хотелось этого, очень хотелось! Но вместо водяной терапии, приходилось сидеть в больничном коридоре битый час, ожидая своей очереди, чтобы побыть с сестрой. Агнес… Я не видела ее всего месяц, а ощущение, словно пролетела целая жизнь: истерики, траур, суд, Беккет. Сидя на твёрдых сиденьях британского зала суда, я с трудом сдерживала рвотный рефлекс. Казалось, что люди вокруг говорят непонятными модусами, смешивая сказанные слова в огромный шар, что катался по залу, раздавливая абсолютно каждого сидящего, также беспощадно, как жизнь. — Луна? — поднимаю глаза, встречаясь с ледяным взглядом отца. Его голос заставляет поежиться. От одного вида становится холоднее, будто кто-то настежь открыл окно в леденящий зимний день. Сжимаю кресло, впиваясь ногтями в твёрдую деревяшку, рассчитывая на занозы, что с горечью буду выдирать. Встаю с твёрдого кресла, оказываясь в метре от отца. Это даётся настолько сложно, что стоя все ещё ощущаю, как тело по инерции тянет обратно. Мы одни в зоне ожидания. Он смотрит на меня сверху вниз, не отрывая пристального взгляда, от которого мурашки табуном пробегаются по позвоночнику. Обнимаю себя за живот, сминая шерстяной свитер, тем самым создавая ощущение тёплых объятий, которых сейчас очень не хватает. — Тебе не стоит сегодня навещать ее, — наконец произносит отец достаточно громко, чтобы я сумела услышать слова сквозь пелену прострации, в которой пребываю уже неделю. Как только смысл сказанных слов доходит, задираю голову, недовольно сведя брови. — Но я просидела весь день, чтобы увидеть ее! — восклицаю на свой страх и риск. — Не лепи из себя другого человека. Ты никогда не была заботливой сестрой. — Вообще-то для этого я приехала сюда. В ответ он лишь отрицательно качает головой, разворачиваясь на каблуках и удаляясь от меня на достаточное расстояние, чтобы я не сумела возразить вновь. — Ты красивая, Луна. Этого достаточно, — лишь добавляет он, обернувшись вполоборота, позволяя увидеть лишь профиль стареющего лица. Боль. Боль и раздражение. От простого предложения просыпается дикое желание удариться головой о бетонную стену или изуродовать лицо, чтобы больше никогда не слышать омерзительно-неприятных слов. «Красивая», как лезвие по венам. Как молитву отец повторяет это каждый день, сравнивая меня с идеальной Агнес с неидеальной судьбой.

***

Я шла по привычной широкой тропинке, ведущей прямо к зданию школы, что с каждым годом становилась все более напоминающей тюрьму для несовершеннолетних. Частную школу святого Хериота всегда окутывал туман, отделяющий ее от остальной Англии. Страху нагоняли и массивные дубовые двери, вкупе со старым камнем, которым отделано все здание. Капал моросящий дождь, заставляя руки дрожать от пробирающего холода; на дворе сентябрь, а знобит так, словно февраль. Неудобные балетки хлюпали по воде, просачивающейся сквозь гравий. При входе в школу меня окутали самые неприятные возгласы учеников. Все казалось абсолютно таким же, как и прежде, и лишь один факт выбивал меня из колеи — сын человека, изнасиловавшего мою сестру, закончит этот учебный год за одной партой со мной. Я давно поняла, что в школу Хериота попасть достаточно просто: если ваша семья обладает круглыми суммами на счете. Наверное, именно так сюда поступил и он. Ребёнок родителей с ужаснейшим положением в обществе, с оковами клеветы. И теперь это отродье нелюдей будет учиться в одной школе со мной… уму непостижимо. — Кинг! — оборачиваюсь на свою фамилию, заметив приближающегося Рона Пирсона, одной рукой яростно сжимающего свитер несчастной Джо Митчелл, другой же размахивая учебником по тригонометрии. — Я вижу, ты учился этим летом, — учебник выглядит не самым лучшим образом. Потрёпанный и помятый со всех сторон. — Ты про это? — Рон останавливается в метре от меня, отпустив Митчелл. Девушка продолжает хохотать, чуть ли не катаясь по полу. Пирсон же поднимает в воздух учебник по тригонометрии, сконцентрировав взгляд на нем. — Нет, я использовал его, как подставку для приставки. — Теперь все стало ясно, — отвечаю, ухмыльнувшись. — Привет, Джо. Девушка в ответ дарит улыбку, поправляя серую форму, в которой здесь ходят все ученики, и спешит к своему шкафчику. — Как ты? — Пирсон хлопает меня по плечу, как своего младшего брата. Поднимаю на него глаза, при этом пытаясь выдавить улыбку в надежде, что она скажет за меня: «у меня все в порядке», хотя это вовсе не так. — Лучше, чем могло быть. — Это ты про свой экзистенциальный кризис? — вскинув бровь, бубнит парень, наконец справившись с замком. — Нет у меня никакого кризиса, — стараюсь не обращать внимания на взгляды проходящих мимо знакомых, что не стесняясь, бросают многозначительные кивки. Прячу лицо в копне кудрявых волос, стараясь исчезнуть или стать полностью невидимой. — Если ты хочешь поплакаться в жилетку, то не стесняйся, — улыбается парень, зажав между губ ручку. Ещё не хватало плакаться Рону Пирсону, самому большому придурку. До сих пор удивлена, что его не выгнали. Через пару минут к нам подходят друзья Пирсона, активно обсуждающие задорные летние каникулы, что они провели с парой девчонок в Сан-Тропе, попивая бокалы игристого на белоснежных пляжах. Мысли об отпуске действуют на меня, как щедрая доза никотина, я словно попадаю в дымчатую версию реальности, где каждая проблема кажется мелочью и сущим пустяком. Облокачиваясь о шкафчик, размышляю о своей невезучести. Угораздило же из сотни шкафов получить именно тот, что стоит в одном ряду с Пирсоном и его дружками. Достаю мобильник, чтобы в последний раз за день проверить уведомления от отца, ведь смартфоны в школе забирают на весь учебный день. И только я ввожу пароль, как Джо резко сжимает мой пиджак, привлекая к себе внимание. Поднимаю глаза на девушку, различая в глазах удивление и беспокойство. — Только не оборачивайся, — произносит она, словно увидев приведение за моей спиной. Окинув девушку вопросительным взглядом, все же поворачиваюсь корпусом к главной двери, ведущей в крыло старших классов. Я проклинаю абсолютно каждого ученика этой школы, но уже наперёд знаю, что его я буду проклинать всеми флюидами своего существа. Коридор погружается в громоздкую тишину за долю секунды. Взгляды сотни учеников приковались к фигуре, что громко хлопнула массивными дубовыми дверьми и медленно движется по направлению к шкафу, словно намеренно столь надменно шагая. Тонкий силуэт парня я различу даже в кромешной тьме. В школьной форме он выглядит ещё более худым и высоким, чем в необъятных кожаных куртках, что носил на слушания в августе. Сердце замедляет ритм, отбиваясь один раз в минуту, ведь в поле зрения появляется Виктор Беккет, сын Ричарда Беккета, что изнасиловал мою Агнес… Он шёл уверенно, но глаз не поднимал. В руках парень сжимал клочок бумаги, на котором, по всей видимости, указан номер его нового шкафа. Каштановые волосы отросли сильнее с нашей последней встречи, теперь скрывая яростно-зелёные глаза. В коридоре повисла звенящая тишина, все внимание сосредоточилось на нем, на самой обсуждаемой фигуре этого лета, ведь разумеется, каждый ученик давно прознал чудовищную ситуацию, связывающую семьи Кинг и Беккет. Каждый посчитал нужным вбить в поисковик запрос о Ричарде, что покусился на бедную Агнес Кинг, сестренку Луны. И это бесило меня со страшной силой, хотелось рвать волосы на голове. Я поймала тонну сочувствующих взглядов, в которых абсолютно не нуждалась. Казалось, что вся школа на несколько минут повисла в молчании, пристально наблюдая за высокой фигурой Виктора, что молча подходил к концу коридора. Каждый ученик посчитал необходимым взглянуть на него, затем на меня, чтобы заметить хоть малейший сдвиг в лицевых нервах. Но я оставалась холодной, как и всегда. Ни разу я не обмолвилась с ним словом, лишь бросала многозначительные враждебные взгляды. За август месяц мы сумели построить нездоровые отношения, основанные на тихой ненависти. Прозвенел звонок, и школьники забыли о присутствии нового ученика, снова заполнив коридор, торопясь в нужные аудитории. Джо дёрнула меня за руку, развернув лицом к парню, и потащила прямиком на тригонометрию, сквозь поток визгливых старшеклассников. Девушка тянула так быстро, что я умудрилась потерять Виктора из виду. Но только я поблагодарила за это Бога, как со всей силы врезалась в его плечо. Рон и Джо мгновенно обернулись на нас, видно, ожидая столкновения двух кораблей. Пронизывающий взгляд кислотно-зелёных глаз, сосредоточенный на моей переносице, прожигал насквозь. Его глаза были настолько пустые, что внутри зародилось неприятное клокочущее чувство тревоги. Темные круги на бледном лице парня словно давали понять, что я не одна схожу с ума эти бесконечные несколько месяцев. На секунду показалось, что передо мной шопенгауэрская физиономическая сторона Виктора: чистый и неподдельный он. Мы смотрели друг на друга, стараясь выдавить хоть слово. Под давлением одноклассников, он наконец не выдержал, проронив первые слова, что мы сказали друг другу за все месяцы холодной войны в зале суда: — Уйди нахрен с дороги, Кинг. А про себя я лишь подумала: «а вот и твоя патогномическая сторона, Виктор Беккет».