***
Магическая Британия. Октябрь 2002 года.
Свет свечей, плывущих под самым потолком, освещал петляющие коридоры замка. Воистину любой человек, не носящий громкую фамилию Лестрейндж, с легкостью мог заблудиться в них. Полумна шла по коридорам, освещая путь зажженным на кончике палочки огоньком. Несмотря на то, что она вот уже три года носила фамилию мужа и принадлежала к великому дому Лестрейнджей, она все еще плохо ориентировалась в замке, особенно в восточном крыле, которое восстановили после штурма восемьдесят первого года только минувшей зимой. Луне нравилось восточное крыло, но по словам Рудольфуса, ее мужа, оно не могло сравниться с тем, что было до штурма. Леди Лестрейндж ступала по коридору, разглядывая картины на стенах, на которых были изображены захватывающие дух сражения. Луна любила искусство, особенно картины, поэтому оценила мастерство художников и могла часами разглядывать полотна, восхищаясь чужими талантами. От этого ей казалось, что ее собственные творения ничтожны. — Никак не можешь налюбоваться? — раздался совсем рядом спокойный мужской голос. Луна вздрогнула и, резко обернувшись, увидела мужа. У Лестрейнджа было много жутких привычек, но именно эта зачастую пугала ее до дрожи. Рудольфус, выученный кровавыми рейдами, передвигался бесшумно и часто подкрадывался со спины так, что Луна удивлялась, что до сих пор не испустила дух. Рудольфус стоял в нескольких шагах от нее и выглядел сильно уставшим. Он был в форменной мантии Министерства Магии. Пару лет назад Темный Лорд утвердил единую форму для всех сотрудников Министерства Магии. Темно-синяя мантия с рунной вышивкой на рукавах была обязательна для всех, а что носить под этой мантией, каждый решал сам. — Да, восхищает мастерство художников, — чуть заметно улыбнулась Луна со спокойным выражением на лице. За прошедшее время она повзрослела, поумнела и поняла, что лучше не идти против тех, кто заведомо сильнее. Луна постепенно училась искусству лести и притворства, чтобы выжить во враждебном обществе. К счастью, Рудольфуса, вроде бы, устраивала покорная игрушка, не доставляющая проблем и забот. — Если хочешь, можем купить на аукционе еще парочку картин, — промолвил сэр Лестрейндж, подходя к жене, чтобы удивительно бережно обнять ее со спины. Луна напряглась, все еще не привыкшая к его мимолетным жестам ласки, которые появлялись нечасто. Рудольфус словно отвык от повседневных забот, Азкабан забрал его лучшие годы и изменил до неузнаваемости. Он разучился быть человеком, а теперь будто бы учился заново. Обняв жену, Лестрейндж уперся подбородком в ее светловолосую макушку и задумчиво посмотрел на двигающуюся картину, изображавшую рыцарский турнир. — Думаю, не стоит, — выжала улыбку Луна, понимая, что муж в очередной раз пытается ее купить. Вообще, Рудольфус часто так делал. Он открыл для нее счет в банке, откуда она могла брать неограниченные суммы, правда ей приходилось отчитываться о тратах. Все-таки была у Лестрейнджа еще одна привычка — все и всегда контролировать. Наверное, издержки профессии. У Полумны был полон гардероб различных платьев, шляпок, сумочек и мантий, в шкатулках имелось большое количество драгоценностей, но ничего из этого ей особо не нравилось, поскольку не соответствовало ее вкусам. — К балу все готово? — с заинтересованностью спросил Рудольфус, его руки с плеч скользнули на худенькую талию, он провел рукой по плоскому животу, отчего Луна напряглась. — Да, почти, завтра развесим летучих мышей и паутину и наложим на бальный зал чары, — воодушевленно промолвила Луна. Она любила Хэллоуин всем сердцем, поскольку этот праздник напоминал ей о детстве, школе и друзьях, многие из которых погибли в битве, а другие остались по ту сторону баррикад. К тому же так уж вышло, Полумна могла побыть собой только один день в году — в Хэллоуин. Что за ирония? В этот день все надевают маски, а Полумна снимает ее, чтобы хоть один вечер побыть собой без осуждения со стороны общества и контроля всесильного супруга. — Отлично, полагаю, тебе помогут Амелия и Лаура? — спросил Рудольфус, которого, кажется, совсем не интересовал предстоящий бал, настолько голос его был уставшим и сухим. Луна понимала, что Рудольфус, должно быть, устал в Министерстве, раз даже ужин пропустил. — Да, они прибудут завтра к обеду вместе с маленьким Руди, — ответила Полумна, вспомнив о единственной подруге. — Отлично, — покивал своим мыслям сэр Лестрейндж. — Ты куда-то направлялась? — спросил он. — В мастерскую, — ответила Луна, и Рудольфус выпустил ее из удушающих объятий. Еще два года назад он специально для ее творчества выделил комнату, которую Луна обставила на свой вкус. О, это было ее детище, только там она чувствовала, что по-настоящему счастлива, словно снова пребывала в выдуманном мирке с магическими существами. — К слову, у тебя достаточно заказов? — спросил Рудольфус. Луна кивнула. Она не очень-то любила, когда в Лестрейндже просыпалось любопытство и желание помочь ей с клиентами. Он вполне мог кому-то приплатить, чтобы эти люди обращались к ней, но Луна не считала, что это честно. В конце концов она хотела, чтобы ее талант оценили по достоинству, а не из-за фамилии мужа. — В таком случае, не задерживайся надолго, — промолвил Рудольфус, и супруги разошлись в разных направлениях. Сэр Лестрейндж отправился в кабинет, где намеревался еще немного поработать перед сном, а его юная жена отправилась в горячо любимую мастерскую. Полумна дошла до нужной двери и простеньким заклинанием вскрыла замок. Она вошла в комнату и взмахом палочки зажгла красивую люстру, висящую под потолком. Во многих комнатах Лестрейндж-холла были люстры, но и факелы встречались часто. Больше всего раздражало наличие факелов в супружеских покоях, но Рудольфус, видимо, до такой степени придерживался традиций, что не хотел менять способ освещения. Мягкий желтоватый свет озарил помещение, оформленное в светло-желтых тонах, на стенах были нарисованы ангелы, феи и другие магические и не очень существа. Луна лично в свободное время расписывала их. Она прошла к мольберту и взмахом палочки стянула с него полупрозрачную белую ткань. Полумна вгляделась в изображение ангелов и улыбнулась. Да, заказ леди Яксли будет выполнен в срок. Та до такой степени любила небесных созданий, что раз в три месяца за символическую плату заказывала новую картину у Полумны. Леди Лестрейндж занималась живописью только из любви к искусству, она не преследовала цели прославиться, да и в деньгах не нуждалась. К слову, как выяснилось, многие барышни высшего общества занимались чем-то подобным. Встречались даже те, кто писал стихи, поэмы и рассказы, в основном восхваляющие Темного Лорда и его чистокровное воинство. Немного призадумавшись, Луна вызвала домового эльфа, которого подарил ей Рудольфус, но она не питала иллюзий и прекрасно знала, что лопоухий слуга докладывает Лестрейнджу о каждом ее шаге и о каждом волшебнике, с которым она говорит. Неизвестно, то ли Рудольфус до такой степени ей не доверял, то ли опасался внезапного нападения, но Луна не рисковала спрашивать, зная о непростом характере супруга. Явился домовой эльф Тобби, который принялся кланяться. Луна приказала принести ей зеленого чая, фруктов и какой-нибудь десерт. Полумна любила сладкое и не могла себе отказать в подобном удовольствии. Слуга поспешил выполнить приказ, а Луна села на софу, расправив юбки светло-зеленого платья. Корсет отвратительно сжимал талию и мешал дышать, но за прошедшие месяцы она научилась носить это орудие пыток. К тому же Рудольфусу это нравилось. Луна сама не помнила, когда начала стараться ему угодить, но факт оставался фактом. Луна с тоской посмотрела в окно, жалея, что наступила осень. Пожалуй, она ненавидела это мрачное время года, раз за разом вспоминая дни пребывания в лагере для повстанцев. Тогда она жила в хлипком бараке, питалась помоями, и надежда медленно умирала в ее сердце. Но спасение пришло с неожиданной стороны. Несмотря на прошедшее время, Луна понимала, что никогда не забудет те страшные дни, они кровавыми шрамами отпечатались на ее сердце. С тех пор Луна ненавидела осень, к тому же ее матушка, Пандора Лавгуд, погибла осенью, а после ее смерти неделю шли дожди, словно сама природа оплакивала потерю. Луна чувствовала тоску, как и всегда, когда оставалась одна. Еще пару лет назад замок покинула семья Рабастана Лестрейнджа, они перебрались в просторный дом в Лондоне, и теперь Луна частенько в одиночестве коротала дни в замке. Конечно, Полумна никогда не жаловалась на одиночество и молчаливо сносила все тяготы, но все равно это было как-то неправильно и непривычно. Она гнала от себя дурные мысли, старалась не размышлять о жизни, окуналась с головой в водоворот повседневных забот, лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать то, кем она была раньше и кем стала сейчас. Полумна убегала от правды, от прошлого и от самой себя. Она изменила привычки и изменила себя. Но стоило ли? «Как хорошо, что завтра в замок прибудет Лаура и ее семья», — подумала Луна и слабо улыбнулась. Они с Лаурой были похожи характерами, взглядами на жизнь, и им обеим было очень трудно приспособиться к враждебному высшему обществу. Именно поэтому они обрели поддержку друг в друге, и леди Лестрейндж ужасно не хватало единственной подруги. Когда семья Рабастана приезжала погостить в Лестрейндж-холл, в замке становилось многолюдно и не так мрачно. Они с Лаурой могли гулять по саду, который сейчас стремительно увядал и выглядел мрачно, как и весь замок, проводить время в оранжерее или же пить чай в гостиной. С женой Асентуса было спокойно и уютно, от нее словно исходил свет, согревающий замерзающую душу Полумны. К тому же у Лауры был сын, маленький Руди, о, какой чудесный это был ребенок! Похожий внешне на отца, но унаследовавший спокойный и добрый характер матери, Руди-младший был очарователен. Иногда, глядя на этого мальчика, Луна жалела, что все еще не смогла познать счастье материнства. И более того, она видела каждый раз разочарование в глазах мужа. Все это раз за разом заставляло Луну вспоминать ту самую ночь. Тихий хлопок вырвал Полумну из мрачных воспоминаний. Домовой эльф поставил заказ на небольшой столик рядом с софой и, поклонившись, исчез. Луна взяла чашечку зеленого чая и слегка пригубила его. Она снова посмотрела на недорисованную картину и вздохнула. Того и гляди, она со скуки в этом поместье с ума сойдет. И будет у них в семье двое сумасшедших. Она и Рудольфус. В том, что у мужа особые отношения с собственным рассудком, Луна не сомневалась. Да, Рудольфус прекрасно держал себя в руках, был вежлив и вроде как спокоен. Но Полумна видела дьявольский огонь в его глазах, и не оставалось сомнений — мужу нужен только повод, чтобы слететь с катушек. Допив чай и расправившись с шоколадными кексами, Луна принялась за работу. Она привычно размешала краски, а после, взяв кисточку, начала рисовать. Конечно, можно было пользоваться волшебной палочкой, но иногда лучше поработать руками. Как обычно, во время работы из головы вылетели все плохие мысли, и она потеряла счет времени. Закончив с картиной, Луна наложила чары, чтобы поскорее высушить полотно, и взглянула на настенные часы. Время было позднее, а значит, ей пора возвращаться в супружеские покои. Понимая, что выбора у нее нет, Полумна взмахом палочки погасила свет и отправилась в их с Рудольфусом спальню. Луна, пользуясь тем, что в спальню вели две двери — одна из кабинета Рудольфуса, вторая из коридора, — вошла во вторую дверь, не потревожив работающего мужа. Она самостоятельно переоделась за ширмой в ночную сорочку, к счастью, за прошедшее время Луна научилась разбираться с корсетами, нижними рубашками и прочими вещами. Облачившись в светло-голубую шелковую сорочку, отделанную кружевами, она села на софу напротив трельяжа. Распустив простой пучок так, что волосы каскадом заструились до самой талии, Луна, взяв гребень, украшенный самоцветами, начала расчесывать их. После этого она, взяв одну из баночек, нанесла на лицо крем. Ставя ее на место, Луна случайно посмотрела на маленький неприметный флакончик, который привычно терялся на фоне других вычурных пузырьков с косметическими снадобьями. Это был яд, подаренный Магнусом Хоулпом в день ее свадьбы. Пасынок до такой степени ее возненавидел, и со дня свадьбы мало что изменилось. К счастью, хотя бы Шарлотта не показывала больше открытой враждебности. У нее теперь были дела поважнее новой жены отца. Закончив с процедурами, Луна подошла к постели, расправила ее и легла, устроившись поудобнее. Едва она прикрыла глаза, как в спальню вошел утомленный делами Рудольфус. Он направился в гардеробную, находу расстегивая пуговицы темно-синего жилета. Полумна ощутимо напряглась, ожидая прихода мужа. Хотя близость с ним она теперь воспринимала как обязанность, от которой нельзя отринуть, Луна все еще не желала делить с ним постель. Нет, любовником Рудольфус был хорошим, в его объятиях она забывала обо всех проблемах и заботах, но после исполнения супружеского долга появлялось мучительное чувство стыда, словно она в очередной раз предала друзей. И это чувство было просто ужасным, оно заставляло ее переживать и терзаться сомнениями. Лестрейндж вышел из гардеробной, переодевшись в пижаму. Он взглянул на якобы спящую жену и едва заметно усмехнулся. Луна же делала вид, что спит, в надежде, что Рудольфус не пожелает близости. К счастью для нее, Лестрейндж слишком сильно устал за прошедший день, он просто лег в кровать, укрылся одеялом и взмахом палочки погасил светильники. Рудольфус, зевнув, посмотрел на мирно спящую Луну. Помимо воли его сердце наполнилось теплотой. Поддавшись ей, он получше укрыл Полумну и, думая, что она спит, погладил ее по голове. Он сам не понимал, что с ним происходит. Но за прошедшее время Лестрейндж часто ловил себя на мысли, что привязывается к этой странной девчонке, которая ради единственного родного человека готова была пожертвовать собственным счастьем. Рудольфус пока не понимал природы этих чувств, все же неудачные предыдущие браки, война, Азкабан разучили его чувствовать, заставили поверить, что он в первую очередь — слуга Темного Лорда. Лестрейндж долгое время не хотел ничего менять в жизни, но смерть племянника заставила его принять решение касательно нового брака. Сперва он не желал привязываться к Луне, но потом стал понимать, что дорожит ею и, что самое странное, ему это нравилось. Блэк-хаус. Шотландия. В это время у Шарлотты, внебрачной дочери Рудольфуса Лестрейнджа, действительно были более важные дела, чем мачеха. Девушка сидела перед зеркалом, переодетая ко сну, и смотрела в свое отражение, как могло показаться сначала. На самом деле она думала о том, почему Сигнус до сих пор не вернулся. Темный Лорд несколько лет назад, вроде бы, простил сыну скоропалительный брак, но снова выслал в Блэк-хаус под предлогом, что обстановка на этих землях не самая благополучная. Этому Шарлотта была безмерно рада. Что может быть лучше времени, проведенного рядом с любимым человеком? К тому же действительно, еще три года назад в лесах Шотландии было полно повстанцев, но грамотные действия Сигнуса и Ивана Долохова почти искоренили заразу, и уже полтора года о сопротивленцах ничего не было слышно, но тем не менее Темный Лорд все еще не разрешал сыну вернуться. Сперва Шарлотта в своем счастье и благополучии от внезапного брака и взаимной любви не замечала ничего вокруг, но потом, когда пелена спала, заметила, как Сигнус мрачнеет день ото дня, как задумчиво, стоя на террасе, смотрит вдаль, словно ждет чего-то. Шарлотта не была глупой и прекрасно чувствовала состояние мужа. Он ждал приказа отца вернуться домой, в замок Темного Лорда, поскольку Блэк-хаус, несмотря на старания Шарлотты, так и не стал для него домом. Ему ужасно не хватало родителей. Да, Беллатрикс навещала их, но Шарлотта видела, что Сигнусу не хватает именно отца, чье одобрение он пытался получить. И Сигнус именно от этой тоски пытался убежать. Его место было рядом с царственным отцом, его, как и Беллатрикс, влекла война, его место на полях сражений, а не у тихого семейного очага, который Шарлотта оберегала всеми силами. — Госпожа, — в комнату вошла служанка с подносом в руках. — Вы хотели выпить ромашковый чай, — проговорила она, поклонившись. — Поставь на столик, — вздохнула Шарлотта, даже не взглянув на нее. — Как дети? — спросила она уже более мягким тоном. — Маленький хозяин уснул, — отчиталась служанка, которая также выполняла функции нянечки. — А вот госпожа Дельфини долго не могла уснуть, спрашивала, где отец. — Хотела бы я тоже знать, где он, — пробормотала Шарлотта очень тихо. А служанке сказала: — Хорошо, можешь идти, не думаю, что твоя помощь понадобится. Служанка, поклонившись, покинула покои, а Шарлотта потерла виски, чувствуя, как у нее начинает ныть голова от переживаний. Сигнус отправился, как он сказал, «на охоту», однако Шарлотта не особо верила его словам. Скорее всего, принц снова пытается отыскать след повстанцев, которые ушли глубже в леса. В памяти девушки все еще были живы воспоминания, как однажды в результате такой «охоты» Сигнус явился домой с раной на груди. Вот почему он не мог спокойно сидеть дома и заниматься делами провинции, смотреть, как растут его дети? Но нет, нужно было постоянно отлучаться из дворца. Сигнус покинул дом еще вчера после завтрака и до сих пор отсутствовал, что вызывало беспокойство. Шарлотта успокаивала себя тем, что, скорее всего, он вернется ночью. Все же завтра им нужно отправиться в замок Темного Лорда, а после — прямиком на бал в Лестрейндж-холл, посвященный Хэллоуину. Вряд ли Сигнус опоздает на встречу с отцом. Да, они виделись во время собраний, но совсем другое дело — встречи с ним в домашней обстановке, как отец и сын, а не как Правитель и его слуга. Шарлотта, понимая, что размышления не приведут ни к чему хорошему, встала с софы и, накинув на плечи легкий халат, покинула покои, направившись в детскую, расположенную на том же втором этаже. В детской царил беспорядок, а домовой эльф с помощью магии пытался вернуть вещи на свои места, стараясь при этом не потревожить спящих малышей. Переступая через разбросанные игрушки, Шарлотта приблизилась к кровати дочери, которая, как обычно, сбросила одеяло и спала на животе. Дельфини была очень похожа на отца и не только внешне. Она унаследовала его иссиня-черные вьющиеся волосы, серо-голубые выразительные глаза и черты имела типично Блэковские, как и отец. Это очень роднило ее с родителем. К тому же характер у нее был явно от бабушки Беллатрикс. Девочка была импульсивна и упряма, и это ощущалось уже в таком нежном возрасте. Укрыв дочь, Шарлотта с нежностью провела рукой по непослушным черным кудрям дочери, отчего девочка поморщилась во сне. Шарлотта улыбнулась, глядя в по-детски круглое личико малышки. Сегодня Дельфини очень тосковала по отцу и постоянно спрашивала о нем, но, получив ответ о важных делах родителя, закатила истерику, требуя, чтобы отец вернулся. Шарлотта кое-как ее успокоила и отвлекла. Еще раз взглянув на девочку, молодая мать подошла к кроватке сына. Салазар, так звали мальчика, совершенно не был похож на родню по отцовской линии. Скорее, он вобрал в себе все черты Шарлотты, которые она, в свою очередь, унаследовала от отца. Мальчик был рыжеволосым и зеленоглазым, у него был тонкий нос с небольшой горбинкой и относительно спокойный характер по сравнению с сестрой-двойняшкой. Шарлотта, улыбнувшись, погладила сына, который спал, оттопырив нижнюю губу, по голове. Он был таким маленьким и невинным, что у Шарлотты сжималось сердце от материнской ласки и любви. Она любила обоих детей, но сын до того был похож на нее, что это не могло оставить ее равнодушной. Укрыв сына и подавив желание поцеловать его, Шарлотта покинула детскую, закрыв дверь. Она улыбалась. Да, видя маленьких ангелочков — результат их с Сигнусом любви, она ни о чем не жалела. Оставалось надеяться, что не жалеет и Сигнус. Шарлотта вернулась в супружескую спальню, где, взяв со столика книгу, села на софу и погрузилась в чтение. Ей нужно было дождаться мужа. Она пыталась читать, но слова упрямо не складывались в предложения, а смысл прочитанного ускользал. Она то и дело косилась на часы, вздрагивала от каждого шороха, поглядывая на двери, больше всего на свете желая увидеть мужа, но прошел час, два и, наконец, три, а он все не приходил. Беспокойство проникало в ее сердце, оплетало его, отчего Шарлотта никак не могла найти покоя. Чувствуя, как слипаются от усталости и волнения глаза, она отложила книгу на столик и, встав, побрела к постели. Виски сдавливала тупая головная боль, все-таки нервное напряжение минувших дней давало о себе знать. Шарлотта легла в кровать, с тоской смотря на ее вторую половину. Уже вторую ночь она спала одна. Сонно зевнув, Шарлотта обняла подушку и закрыла глаза. Очень скоро сон овладел ее сознанием.***
В это время трое мужчин прорывались сквозь раскаты грома. Небо заволокло тяжелыми темно-синими тучами, скрывающими от людских глаз миллиарды мерцающих звезд. Погода окончательно испортилась, хотя еще несколько часов назад светило солнце. Сигнус в который раз за минувшие сутки проклинал собственную неосмотрительность. Да, он выбрал не самый безопасный способ передвижения в грозу. Проще аппарировать, а что потом? Все-таки пробираться в лесную чащу, полную всякой гадости, не самая лучшая идея. К тому же с воздуха просматривается большая территория и проще увидеть лагерь повстанцев. — Нужно поторопиться, — раздраженно заметил Сигнус. Его пегас устал за минувшие сутки. Лучше бы он предпочел метлу, но лететь, сидя на тонкой деревяшке, не самое приятное времяпровождение. В седле все-таки удобнее. — Пегасы устали, — заметил очевидную деталь Иван Долохов, который, как и прежде, верной тенью следовал за господином. Сигнус ничего не ответил, сжимая поводья. Он смотрел вниз, на землю, где простирались густые леса. Вроде бы они скоро прилетят к Блэк-хаусу. Но из-за проклятой темноты и туч практический ничего не было видно. Внезапно небо озарили вспышки молний, и хлынул дождь. Сигнус порадовался, что по настоянию жены надел мантию-артефакт, которая вне зависимости от наложенных чар, отталкивала воду. Потоки дождя обтекали его так, что даже капля не попала на принца. Однако от ветра и холода руки, затянутые в черные перчатки, неприятно покалывало. Сигнус взглянул на Долохова и Забини, своих охранников, с которыми он неплохо сблизился за несколько лет пребывания в провинции. Конечно, под его командованием было много людей, но Иван и Блейз жили с ним почти под одной крышей. Драко Малфой, прежде составлявший компанию двоюродному брату, женившись, оставил службу. Теперь он жил вместе с женой и маленькой дочкой в Лондоне, поближе к Министерству Магии, где работал в отделе транспорта. Все же Малфой, как и его отец, больше политик, чем воин. Асентус Лестрейндж предпочитал держаться от любых опасных занятий подальше, поэтому тоже предпочел работу в Министерстве Магии. Теодор Нотт обладал слабым здоровьем и был таким нудным, что Сигнус не мог его выносить. К счастью, юноша этим летом женился на Флоре Кэрроу и оставил службу. Таким образом, рядом с принцем остались только Иван Долохов, который питал к нему братские чувства, и Блейз Забини, довольно сильный волшебник, которого так же, как и Долохова, влекла война. Сопровождающие наложили на себя водоотталкивающие чары и молчаливо следовали за Сигнусом, не выражая недовольства. Через некоторое время троица пошла на снижение и приземлилась на площадку перед небольшим двухэтажным особняком. Принц спешился с пегаса, погладив его по крыльям. — Блейз, позаботься о пегасах, — приказал он и, не глядя на охранников, поднялся по ступеням крыльца и вошел в холл особняка. Конечно, мрачная обстановка дома его уже не так угнетала. Все же Сигнус жил здесь уже больше трех лет. К тому же в этом поместье жила его семья: жена Шарлотта и двое очаровательных детей. Принц снял мантию и кинул ее в руки появившегося эльфа, после этого поднялся на второй этаж, осторожно заглянул в детскую, убедившись, что дети спят. Затем он, вздохнув, направился в супружескую спальню, гадая, спит ли Шарлотта. Обычно во время его «охоты» она не спала ночами, ожидая возвращения мужа. Это, надо сказать, очень льстило самолюбию Сигнуса. Было приятно осознавать, что его любит такая красивая девушка, как Шарлотта, к тому же он сам ее любил. Но… Но Сигнусу все время чего-то не хватало. Словно он был не на своем месте, и это заставляло его метаться, словно в клетке, в поисках выхода. Принц вошел в опочивальню и, посмотрев на спящую Шарлотту, направился в гардеробную, где торопливо переоделся. Он больше суток не был дома, рыская по лесам в поисках следов повстанцев, но эти поиски ни к чему не привели, только добавили головной боли. Облачившись в пижаму, Сигнус вернулся в покои и, приблизившись к кровати, некоторое время смотрел в лицо спящей жены. Он любил ее, однако со временем огонь страсти немного утих, пелена с глаз начала спадать, и теперь Сигнус снова стал смотреть по сторонам и от этого чувствовал неправильность происходящего. Он полюбил Шарлотту, чтобы заполучить ее, пошел против отца, отказался от брака, который укрепил бы позиции Темного Лорда на Востоке. Если в первое время Сигнус был слишком увлечен чувствами, то теперь ему казалось, что он где-то совершил ошибку. Принц лег в постель и прикрыл глаза. Шарлотта сквозь сон что-то пробормотала и придвинулась ближе к мужу, положила руку ему на грудь и уткнулась лбом в плечо. Сигнус погладил жену по рыжим волосам. Какие глупости лезут в голову от безделья. Шарлотта и их дети не могут быть ошибкой. Сонно зевнув, Сигнус обнял супругу и провалился в крепкий сон. Проблемы можно решить и утром. К тому же нужно встать пораньше, чтобы выдвинуться в путь. Замок Темного Лорда. В опочивальне царила непроглядная тьма, невозможно было различить очертания мебели. Леди Беллатрикс, проснувшись посреди ночи, привычным жестом коснулась второй половины кровати, проверяя, пуста ли она. Но, разумеется, вторая половина постели была пуста. Темный Лорд всегда мало спал, еще во время Первой Магической она заметила это. Скорее всего, дело в том, что он намного выше простых человеческих слабостей. Но иногда Беллатрикс беспокоили его привычки. Повелитель мало ел, практически не спал и мог ночи напролет заниматься важными делами, сохраняя бодрость и трезвость ума. А у самой Беллатрикс в ходе ночной работы начинала болеть голова и слипались глаза. Миледи, усилием воли прогнав дремоту, нащупала на прикроватной тумбочке волшебную палочку, взмахнула ею, наколдовав маленький, но яркий огонек. Свет неприятно резанул глаза. Поморщившись, Беллатрикс поднялась с постели, надела мягкие домашние туфли и, накинув на плечи шелковый халат, направилась в кабинет Повелителя, расположенный в смежной комнате. Переступив порог, Беллатрикс заперла двери и посмотрела на Темного Лорда, сидящего за письменным столом в кресле с высокой спинкой. — Повелитель, — поклонилась она, но Темный Лорд даже не удостоил ее вниманием. Тогда Беллатрикс спешно приблизилась к столу и села в кресло напротив него. Темный Лорд сосредоточенно просматривал какие-то бумаги в большой папке. Он изредка хмурился, словно пытался принять какое-то решение, и, казалось, что он вообще не замечает присутствия жены в кабинете. Беллатрикс не решилась его отвлечь. За годы романа она поняла, что, пока Темный Лорд занят, мешать ему не следует. К тому же с самого первого дня было ясно, что для него превыше всего — он и власть. Наконец Волдеморт отложил папку и, откинувшись на спинку кресла, устремил взгляд на жену. Та затаила дыхание, глядя в багряные глаза. Она пыталась понять, в каком он настроении. — Я просматривал отчет Малфоя, — негромко промолвил Темный Лорд некоторое время спустя, опустив взгляд на папку. — К сожалению, торговля идет не самым лучшим образом. Больше всего меня беспокоит Италия. Министр Магии этой страны аннулировал договор. — Как он посмел? — запальчиво спросила Беллатрикс, нахмурившись. Темный Лорд усмехнулся, словно ждал такой реакции. — Очевидно, что Италия не доверяет нам, впрочем, как и Германия, — задумчиво промолвил Правитель. — К счастью, Османская Империя не доставляет проблем. — Да, — согласно кивнула Беллатрикс. — И это заслуга Сигнуса, он вел переговоры, — негромко заметила она и довольно улыбнулась. Волдеморт смерил ее холодным взглядом. Было очевидно, что она очень горда сыном, однако царственный супруг ее гордости не разделял. — Сначала нарушил договор, а потом постарался урегулировать конфликт, — криво усмехнулся Темный Лорд, глядя в лицо жены. Та, к счастью, промолчала. Волдеморт не забыл проступок сына. Он поставил собственные чувства выше страны, выше своего отца, мыслимо ли? Три года назад Магической Британии чудом удалось избежать кровопролитной войны. Но Сигнус проявил качества дипломанта и как-то убедил правителя Османов, что союз с их страной выгоден обеим сторонам. Однако это не отменяло того факта, что отношения между отцом и сыном оказались испорчены. Конечно, Темный Лорд сделал вид, что простил сына, все же Беллатрикс не оставила бы его в покое в противном случае. Но видеть Сигнуса рядом Волдеморт не мог, мало ли что в следующий раз выкинет ослепленный чувствами мальчишка. Поэтому Темный Лорд снова выслал сына подальше от трона под благовидным предлогом. По приказу Волдеморта к наследнику была приставлена охрана, докладывавшая ему о каждом шаге Сигнуса. — Давайте подумаем о новом договоре с Италией завтра? — предложила Беллатрикс и улыбнулась, желая увести разговор подальше от опасной темы. Она опасалась за сына и всеми силами пыталась вывести его из-под удара. Но толку-то? Сигнус сам раз за разом бросался в пекло. — Уже сегодня, — ответил Темный Лорд, взглянув на большие настенные часы. Было четыре часа утра. — В таком случае, вы еще больше нуждаетесь в отдыхе, — произнесла Беллатрикс, и Волдеморт все-таки признал ее правоту. Он сидел за бумагами почти всю ночь и чувствовал моральную слабость. Темный Лорд потушил взмахом руки свечи, и пара, поднявшись со своих мест, направилась в супружескую спальню. Беллатрикс зажгла на кончике волшебной палочки Люмос, благодаря которому обстановка была прекрасно видна. В спальне Темный Лорд переоделся ко сну, а Беллатрикс за это время уже успела лечь в постель и теперь ждала, когда к ней присоединится Повелитель. Волдеморт приблизился к постели и взглянул на Беллатрикс, которая наблюдала за ним с легкой улыбкой и задумчивым взглядом. Она приподнялась на локтях и немного наклонила голову вправо. Темный Лорд лег в постель и прикрыл глаза. Да, будни Правителя не так просты и легки, как кажется на первый взгляд. Власть — это не только дар, но и большая ответственность. А Темный Лорд не боялся ответственности, раз добровольно взвалил на свои плечи такую ношу. Беспокоила Правителя не только обстановка на международной политической арене, но и внутри страны. Пусть очаги сопротивления медленно гасли, в основном благодаря мудрым решениям полевых командиров вроде Антонина Долохова и Рабастана Лестрейнджа, но появилась другая напасть. В Ближнем Круге, в Министерстве Магии да и вообще по всей стране началась война за власть и сферы влияния. Эта война не утихала ни на минуту, она началась задолго до победы во Второй Магической, но от этого была еще более опасной. И побеждали в ней не палочками, а ядом, деньгами и лестью. Размышляя о том, как бы ему потушить пламя борьбы между членами Ближнего Круга, Темный Лорд сам не заметил, как уснул. Квартира Рабастана Лестрейнджа в Лондоне. Потолок, в отличие от его покоев в Лестрейндж-хаусе, в котором отныне жила его семья, не был искусно расписан. А в родовом поместье в каждой комнате на потолке было что-либо изображено. Чаще всего рисовали поля сражений, восстание гоблинов, все же Лестрейнджи испокон веков славились военными талантами. В просторной квартире, которую он купил специально для встреч с молодой любовницей, не было той мрачной роскоши, к которой он привык и среди которой вырос. Однако эта квартира его вполне устраивала. — О чем думаешь? — спросила с улыбкой на губах красивая молодая женщина, глядя с нежностью в смуглое лицо мужчины, лежащего на ложе. Рабастан Лестрейндж, вырвавшись из тревожных размышлений, сфокусировал взгляд на любовнице и задумчиво вгляделся в ее привлекательные черты. — Ни о чем, — отмахнулся он. — Лучше принеси мне выпивку, — приказал Рабастан, не желая говорить о собственных трудностях. Хотя он и казался открытым и веселым человеком, ему было что скрывать, и делиться с кем-либо тайнами он не желал. Изольда Гринграсс поднялась с ложа, не заботясь об одежде, подошла к столику, стоящему у зашторенного окна и, склонившись над ним, налила в стакан огневиски. После этого она вернулась к кровати, соблазнительно покачивая бедрами. Она знала, что очень привлекательна и знала, что он не сможет устоять перед ее телом. Рабастан ожидаемо следил за действиями любовницы потемневшим и плотоядным взором, а его губы растянулись в усмешке. В красивых женщинах Рабастан Лестрейндж знал толк, и даже время, война и возраст не смогли изменить это. Изольда протянула стакан Рабастану, тот принял его, приподнявшись в постели, и в несколько глотков осушил, не отрывая взора темно-карих, почти черных глаз от обнаженной груди любовницы. Лестрейндж отдал стакан Изольде, и та снова вернулась к столику, чтобы поставить пустой стакан на место. Осуществив это, миссис Гринграсс немного помедлила, а после налила немного огневиски в чистый стакан и выпила. После этого она взяла с тарелки кисть винограда и вернулась к кровати. — Как твой муж относится к твоим внезапным отъездам к сестре? — спросил Рабастан с насмешкой в голосе. — Он не видит дальше своего носа, — презрительно заметила Изольда. — Все так же пьет, играет и проигрывает, — добавила она немного погодя. Рабастан Лестрейндж усмехнулся, взглянув в помрачневшее лицо любовницы. — Ты описала мой досуг, — улыбнулся он. Изольда лишь пожала плечами и вдруг хитро улыбнулась, отправив в рот виноградинку. — Ты — Лестрейндж, а Лестрейнджи не проигрывают, — промолвила миссис Гринграсс, а мужчина самодовольно ухмыльнулся. Именно за это он любил проводить с ней время. В отличие от холодной и вечно недовольной Амелии, пытающейся прикрыть неуемные амбиции заботой, Изольда была спокойной и, кажется, любила его, что очень льстило самолюбию Лестрейнджа. Все же миссис Гринграсс, несмотря на тридцатилетний возраст, была очень красива. — Благодарю за оценку моих талантов, — усмехнулся Рабастан. — Как там поживает твоя падчерица? — поинтересовался он как бы между делом. — Как там ее звали, кажется, Дафна, — небрежно спросил он, хотя прекрасно знал имя девицы. Изольда нахмурилась, явно чем-то недовольная. Она откинулась на подушку и посмотрела в белый потолок. На некоторое время повисла тишина, а Рабастан терпеливо ждал ответа, жалея, что нельзя старым добрым Круциатусом развязать женщине язык. Ему не нравились подобные игры, когда нужно льстить, притворяться и лицемерить, но, к сожалению, в современных реалиях именно так следовало действовать. Рабастан в который раз посетовал на собственную несдержанность. Пусть ему этой осенью исполнилось пятьдесят лет, однако плести интриги он так и не научился, как и держать себя в руках. У Рабастана не хватало терпения для интриг, но он всеми силами старался оправдать доверие брата. Однако Рабастан не мог не признать, что для этого больше подходил Рудольфус, но что подумают люди, узнав, что министр сам добывает информацию? — С Дафной все хорошо, но она, кажется, несчастна в браке, — задумчиво проговорила Изольда, и Лестрейндж в который раз укорил себя, что плохо владеет ментальной магией, в отличие от Рудольфуса. Изольда слишком долго обдумывала ответ, и в хитрости она намного превосходила его, хотя и притворялась невинной овечкой. — Крэбб старше ее почти на тридцать лет, — сказал Рабастан, который внешне казался захмелевшим и расслабленным, однако это было не так. Он был собран, как никогда, и мозг его усиленно работал. Правда не в том направлении. — Но у твоего брата и леди Луны разница побольше, — возразила Изольда с улыбкой. — Да, сам не понимаю, почему они еще вместе, — усмехнулся Лестрейндж, но тут же прикусил язык, заметив в голубых глазах любовницы интерес. — Но, наверное, они сошлись характерами, а твоя Дафна не смогла найти ключик к сердцу мужа, — постарался увести разговор от семьи Рабастан. Он всегда напрягался, когда кто-то задевал в разговорах Рудольфуса или еще кого-либо из семьи. Лестрейндж вырос в высшем обществе, и несмотря на то, что всем сердцем ненавидел интриги и заговоры, все же кое-что смыслил в этом. К тому же долг службы обязывал. И Рабастан знал, что в высшем обществе, как на суде, любое слово будет исковеркано и использовано против тебя. — Уолтер Крэбб, признаюсь, мне сразу не понравился, — осторожно проговорила Изольда. — Но Дафна так хотела помочь семье, что я не смогла ее переубедить. Девочка думала, что благодаря Крэббу наша семья поднимет голову… Рабастан криво усмехнулся. У него были немного другие данные. Он знал, что это Изольда вынудила падчерицу выйти за Уолтера в надежде получить доступ к его банковскому счету и власти. Все же брак с Крэббом — это прямой выход на Ближний Круг, куда ни Изольда, ни ее сын никогда не войдут. Ближний Круг — это элита войска Темного Лорда, туда с недавних пор могли попасть только чистокровные, богатые и влиятельные люди, а не абы кто. Все же предательство полукровки Снейпа стало для всех полной неожиданностью, и Повелитель решил, что полукровки отныне недостойны места в Ближнем Круге, как бы талантливы они ни были. Изольда при всей своей красоте — нечистокровна, ее муж чуть ли не предатель крови, а сын может быть признан незаконнорожденным, поскольку во время заключения брака не был подписан контракт. То ли Джон, ее муж, был так самонадеян и глуп, что надеялся удержать рядом с собой такую красивую женщину, достойную большего. То ли Изольда оказалась достаточно хитра, чтобы убедить супруга не подписывать контракт, чтобы иметь свободу выбора. Непонятно. Однако Рабастан был даже благодарен мистеру Гринграссу за его глупость и за такую красивую любовницу. Но Лестрейндж знал точно: Изольде нельзя доверять, и пока он пытается развязать ей язык, она, преследуя собственные цели, пытается сделать то же самое в отношении него. — Похоже, Дафна ошиблась. Уолтер хоть и не беден, но тот еще жмот. К тому же он не обременен большим умом. Он нуждается в ком-то, кто будет его направлять, — усмехнулся Рабастан. — Когда-то это был Малфой, интересно, кто теперь сделает из Крэбба послушную марионетку? «Надеюсь, что Дафна», — подумала Изольда, но, к сожалению, молодая леди Крэбб не сильно ладила с мужем, словно он был ей глубоко противен. — Думаю, что это будет Роберт Пиритс, — промолвила она. Да, в последнее время Пиритс явно набивался в друзья к Уолтеру, намекал на сотрудничество. Изольду это сильно волновало, она не могла допустить, чтобы все богатство и власть утекли не в то русло. Рабастан, услышав столь ненавистную фамилию, помрачнел. Да, его брат оказался прав. Роберт сидел тихо несколько лет, и сначала Лестрейнджи вздохнули спокойно, подумав, что теперь, когда они породнились с Повелителем, им ничто не угрожает, но со временем тишина стала напрягать и пугать. Становилось ясно, что это затишье перед бурей. Рудольфус велел своим людям собирать информацию о Пиритсе и просчитывал, когда и куда Роберт нанесет удар. — В самом деле? — якобы изумленно спросил Лестрейндж, глядя на любовницу. Та кивнула, хитро улыбнувшись. — Ну ладно, давай отдохнем, скоро рассвет. — Рабастан демонстративно зевнул, закрыв глаза. Изольда тут же примостилась рядом, обняв обнаженный торс мужчины. Она положила голову на его плечо и вздохнула, глядя на резной столбик кровати. Очень скоро дыхание Рабастана выровнялось, стало спокойным и размеренным. С губ миссис Гринграсс сползла улыбка, и она напряженно думала о грядущих событиях. Отношения с Рабастаном Лестрейнджем были ей выгодны, как ни посмотри. С одной стороны, ее сильно напрягал Роберт Пиритс, грозящий в скором времени лихо окрутить Уолтера Крэбба и получить доступ к его счетам, которые так нужны Гринграссам, чтобы выбраться из долговой ямы, куда их любезно столкнул Люциус Малфой. Изольда надеялась, что многолетняя вражда Пиритсов и Лестрейнджей отвлечет Роберта от Крэбба. С другой стороны, став любовницей Рабастана Лестрейнджа, Изольда стала получать от него щедрые подарки, что не могло не радовать. Благодаря Рабастану и его дарам Гринграссы все еще не оказались на улице. Все бы ничего, но чем больше Изольда проводила времени с Лестрейнджем, тем сильнее к нему привязывалась, что весьма пугало. Всю жизнь миссис Гринграсс руководствовалась холодным расчетом и превыше всего ставила разум, а не чувства. Она презирала женщин, для которых центр Вселенной — мужчина. Миссис Гринграсс чувствовала, как ее затягивает в какое-то болото. Сердце каждый раз заходилось в сумасшедшем ритме, когда она видела Рабастана, в груди появлялось какое-то тягостное, мучительное чувство, перехватывающее дыхание, и теперь Изольда с ужасом понимала, во что ввязалась, и точно знала, что из этой битвы она никогда не выйдет победительницей. Миссис Гринграсс приподнялась на локтях и посмотрела в лицо спящего мужчины. Рабастан Лестрейндж, несмотря на возраст, все еще был красив. Время и Азкабан не смогли вытравить его дикую красоту, черные вьющиеся волосы с небольшим количеством седины пришли в полный беспорядок. Нос с характерной для всех Лестрейнджей горбинкой, тонкий шрам на правой щеке, губы, резкие скулы. Рабастан был красив, его образ манил и завораживал. Сколько женщин попадало в плен его мрачного очарования? Наверное, очень много. Изольда снова откинулась на подушки и закрыла глаза. Настроение почему-то резко ухудшилось, а в душе появилось какое-то странное томление, граничащее с болью. …Ранним утром, едва забрезжил рассвет, Рабастан Лестрейндж резко открыл глаза, проснувшись от очередного кошмара, в котором в очередной раз переживал смерть сына. Он не особо нежно отстранил от себя любовницу и, выпутавшись из плена одеяла, встал. Горло пересохло так, что появилась мучительная резь, от которой хотелось поскорее избавиться. Лестрейндж, не заботясь об одежде, подошел к небольшому столику, за которым вчера ужинал в компании любовницы. Он плеснул в стакан немного огневиски и одним махом выпил алкоголь, чувствуя, как горькая жидкость обволакивает горло. Пригладив всколоченные темные волосы, Рабастан взглянул на часы, висевшие на стене. Стрелки показывали пятнадцать минут шестого. У него есть время вернуться домой, привести себя в порядок, возможно, успеет даже выслушать пламенные упреки жены, после нужно навестить брата и передать ему последние новости. Рабастан не был силен в интригах и заговорах и не понимал, как добытые ночью сведения помогут брату, однако не сомневался, что Рудольфус найдет информации применение. Рабастан Лестрейндж, собрав разбросанные по полу вещи, торопливо оделся, чувствуя приятную усталость в теле. Он бы еще немного поспал, однако дела не ждут. — Уже уходишь? — сонно спросила Изольда, разбуженная шумом. Она потерла глаза и, приподнявшись в постели, смотрела на собирающегося мужчину. Рабастан проигнорировал ее вопрос, поскольку был слишком сильно погружен в мысли. — Когда мы встретимся в следующий раз? — спросила женщина, хмурясь. Ей не очень нравилось безразличие любовника, но она по-прежнему почему-то терпела это. — Я напишу, — ответил Рабастан, застегивая черный жилет. Он взял со спинки кресла черную мантию, забрал с тумбочки волшебную палочку, а после улыбнулся любовнице, которую его ответ не очень-то устроил. — Тебе тоже следует вернуться домой, наверное, Джон места себе не находит. — Да, если он, конечно же, помнит обо мне, — презрительно фыркнула миссис Гринграсс. Лестрейндж проигнорировал ее заявление и, подойдя к кровати, наклонился и поцеловал любовницу куда-то мимо рта, словно совершал какое-то обычное действие. После этого он, не оборачиваясь, покинул спальню и хлопком вызывал домового эльфа. Изольда Гринграсс же, проводив его задумчивым взглядом, горько усмехнулась и вздохнула. Нет, он не стоит ее переживаний. Ее главная забота — благополучие сына. Рабастан Лестрейндж тем временем переместился прямиком в свой кабинет в большом особняке, в котором жил вместе с женой, сыном, невесткой и внуком. Несколько лет назад он принял решение съехать из Лестрейндж-холла, хотя Рудольфус пытался его переубедить, утверждая, что места хватит всем. Однако Рабастан настоял на своем и перебрался вместе с семьей в другой дом. Так было лучше для всех. У Рудольфуса теперь была своя семья, молодая жена, которая трудно переживала перемены в жизни и кое-как приспосабливалась. Рабастан не хотел мешать молодоженам. — Где ты был? — это первое, что услышал Лестрейндж, оказавшись в своем кабинете. Он, вздохнув, посмотрел на жену, расположившуюся в кресле. Амелия до его появления, очевидно, читала. Об этом красноречиво говорил старинный фолиант у нее на коленях. Теперь же Амелия сверлила мужа недовольным взглядом синих глаз, острым, словно кинжал. Впрочем, Рабастан уже давно привык к тому, как на него смотрит жена, и не заботился о ее чувствах. Он вообще ни о чем не заботился. — Где был, там уже нет, — ответил Рабастан. Такой ответ, видимо, супругу не устроил. — Если уж ты развлекаешься, постарайся, чтобы не было бастардов, — посоветовала ледяным тоном миссис Лестрейндж, поднимаясь с кресла. — Я не нотации пришла читать тебе, — промолвила она, заметив раздражение, промелькнувшее в глазах Рабастана. — Но именно это ты и делаешь, — скрыв раздражение за улыбкой, проговорил Лестрейндж. — Надеюсь, ты не забыл, что через неделю я открываю еще одну благотворительную столовую? — устало спросила Амелия. — Мы должны присутствовать. — Возьми Асентуса, у него только языком чесать получается, — резко заметил Рабастан. Почему-то так было всегда, стоило Амелии с ним заговорить, как он начинал злиться. — Разумеется. Миссис Лестрейндж была терпеливой женщиной, ее почти не волновали похождения мужа и его темные делишки, но комментариев, отпущенных в сторону единственного и любимого сына, она простить не могла. Рабастан и Асентус никак не могли поладить, поскольку были очень непохожи. Даже с тем же Рудольфусом у Асентуса было больше общих черт, чем с Рабастаном. — Но я — главный спонсор и… — начала с новыми силами Амелия, пытаясь повлиять на решение мужа, но разве возможно это? — Я занят, — резко ответил Рабастан и покинул кабинет, не желая слушать увещевания жены. Миссис Лестрейндж вздохнула, очередная попытка выровнять положение в обществе потерпела крах. Из-за похождений Рабастана появилось множество слухов о том, что их брак едва жив, и эти слухи необходимо было пресечь. К тому же Асентус, к сожалению, тоже был больше похож на отца, чем на мать, но этого никто, кроме Амелии, не желал замечать. Мальчишка иногда не ночевал дома, пропадал непонятно где, изводя тем самым и мать, и жену. О, сколько слез пролила бедняжка Лаура, ожидая мужа в холодной постели! Но Амелия научилась терпеть выходки мужа, а Лаура никак не могла привыкнуть, что в жизни супруга она не более чем предмет интерьера. Тем же утром. Лондон. На горизонте едва-едва забрезжил рассвет, а она уже покинула постель, лишь бы угодить любимому мужчине, который спал крепким сном младенца в спальне. Розе Гранд минуло двадцать лет этим летом, но несмотря на возраст, она была похожа на ребенка темно-русыми кудрями, голубыми глазами, полными детского очарования, и круглым личиком. Когда она улыбалась, на щеках ее появлялись очаровательные ямочки. Девушка знала, что красива, и умело пользовалась этой красотой. Роза была дочерью целителя, когда-то работавшего в Святом Мунго, отец ее был полукровкой, мать — магглорожденной, но нынешняя власть не могла причинить им вреда, поскольку оба оказались в могиле за несколько лет до возрождения Темного Лорда. Оба умерли от драконьей оспы, а воспитанием Розы занялась бабушка со стороны матери, которая ненавидела любые проблески темных сил, как она называла магию. Старуха заставляла Розу молиться, жить на хлебе и воде, чтобы вымолить прощения у Всевышнего, но прощения за что? На последние два курса в Хогвартсе Роза попала чудом. Бабка совсем умом тронулась, ей пришлось раз за разом стирать память, что окончательно помутнило ее рассудок. После окончания школы Роза стала свободна. Она не участвовала в сражениях, не шла против нового режима, она имела крепкий статус полукровки и не попала в трудовой лагерь. Однако пути к лучшей жизни для нее были перекрыты. Роза не смогла поступить на курсы при Святом Мунго, в Министерстве тоже не нашлось работы для нее, таким образом, чтобы не умереть от голода, девушка устроилась на работу официанткой в одном из ресторанов для благородных особ. Именно там она познакомилась с нынешнем ухажером, который был молод, красив, богат и щедр. И носил громкую фамилию Лестрейндж. Сперва Роза испугалась, но потом поняла, что роль любовницы Лестрейнджа сулит ей стабильность и безопасность. Однако Асентус убедил ее, что никто не должен знать об их запретной связи. Враги Лестрейнджей не дремлют, они найдут способ опорочить честь семьи. Только из любви к Асентусу Роза согласилась молчать. Даже после того, как узнала, что он женат. Роза, размышляя о возлюбленном, который полночи не давал ей уснуть, а теперь спал без задних ног, заварила две чашечки кофе и, поставив их на поднос, направилась в спальню. За полтора года она неплохо изучила его вкусы и привычки так, что порой казалось, что знает Асентуса всю жизнь. Лестрейндж уже не спал. Он, стоя посреди комнаты, застегивал брюки, изредка хмурясь. — С добрым утром, — промолвила Роза, глупо улыбаясь. Асентус повернул голову и посмотрел прямо на нее, отчего девушку сразу же бросило в жар, а на щеках расцвел нежный румянец. Так мог смотреть только он, пронзительно, но ласково одновременно. — С добрым, — чуть хриплым ото сна голосом отозвался Лестрейндж, накидывая на плечи белую шелковую рубашку. Роза же не могла отвести взгляда от его обнаженной груди, усеянной короткими черными волосами. Асентус не представлял из себя гору мышц, но и не был тощим и худощавым. В меру накаченный, он оставался дьявольски привлекательным. — Налюбовалась? — самодовольно спросил Асентус, ухмыляясь. О, как она любила эту ухмылку. Самодовольную и надменную, но при этом нежную. Роза не сомневалась во взаимности ее любви. Если он не любит ее, то почему несколько раз в неделю навещает? Его не удерживает даже молодая и наверняка красивая жена. Жена… Стоило вспомнить о Лауре Лестрейндж, которая тенью стояла между ней и возлюбленным, Роза ощутила укол ревности. Она никогда не видела эту женщину, но уже ее ненавидела. С кем бы ни проводил ночи Асентус, Ларуа останется его женой. К тому же у них есть общий ребенок, которого Асентус обязан любить, поскольку он — его сын. Но ничего, скоро она, Роза, подарит ему ребенка. Девушка почему-то была уверенна, что ее ребенка он полюбит не меньше законного сына. — Я принесла кофе, — промолвила, чтобы хоть что-то сказать, Роза, проходя вглубь комнаты, чтобы поставить поднос на прикроватную тумбочку. Асентус тем временем закончил застегивать рубашку и приблизился к любовнице со спины. — Почему две чашки? — спросил он негромким, бархатным голосом и довольно бережно обнял любовницу со спины. — Тебе вредно, — добавил Асентус, положив руку на пока еще плоский живот. — От одного раза ничего не будет, — легкомысленно пожала плечами Роза, когда Асентус уткнулся носом в ее темноволосую макушку. — Не стоит рисковать, — с нажимом проговорил Лестрейндж, и Роза тут же сдалась, не желая навлекать на себя его гнев. Хоть Асентус и был щедрым и добрым, но характер имел неприятный. Если его родственники использовали в качестве оружия волшебные палочки, то он — слово. И словами можно было ранить куда тяжелее, чем волшебной палочкой. — Как скажете, — тут же ответила Роза, а после, извернувшись в его объятьях, с любовью посмотрела в голубые газа, пленницей которых была уже много месяцев. — Вы скоро уйдете. Асентус нахмурился, глаза его потемнели то ли от грусти, то ли от злости, улыбка сползла с губ, которые тут же недобро сжались. — Да, — кивнул он, немного погодя. — Вы не можете задержаться? –спросила Роза со слабой надеждой, однако Лестрейендж только покачал головой. — Сегодня заседание в Министерстве, я должен быть там, — вздохнул Асентус, словно сам сожалел, что вынужден уходить. Это отчасти грело Розе душу.