POV Юля
Настоящее время
Вы знаете, что такое посттравматический синдром? Что такое бояться засыпать? Бояться звуков, резких движений, людей, цветов, запахов, да вообще всего, что может оказаться триггером? Вы не знаете, что такое триггеры? О, я могу рассказать. Я могу рассказать про посттравматический синдром, а проще говоря ПТС, всё. За исключением одного — как от него излечиться. Увы, но я не уверена, что до конца избавилась от кошмаров. Триггеры ещё пугают, знаете, это такая штука, когда ты встречаешься с чем-то, что напоминает вам прошлое, и погружаешься в какую-то определенную обстановку. Это как увидеть азбуку и вспомнить первый класс. Речку — и вспомнить бабушку. Лес — и поход за ягодами. Думаю, теперь вы понимаете, о чём я.
Почти год прошёл с того момента, как я вернулась с секретной операции на Ближнем Востоке, и почти всё это время я провела в реабилитационных санаториях. Спасалась, как могла. Пока меня не нашла она. Моя любимая наставница, моя самая замечательная начальница Рогозина Галина Николаевна. Она узнала, что я вернулась, узнала, что со мной случилось, предложила помощь. Она всё ещё хотела видеть меня в ФЭС, вот только врачи были категорически против. Работа с преступниками и трупами могла усугубить моё положение. Я металась между «да» и «нет». С одной стороны, кошмары и так появлялись, да что уж там, они стали неотъемлемой частью моей жизни. Но с другой… Воспоминания о счастливых днях не отпускали меня. Рогозина ведь приезжала ко мне, рассказывала про ФЭС, про шуточки Тихонова, появление новой сотрудницы Власовой, и её начинающийся роман с Валей (ох, ничего нельзя скрыть от Рогозиной!), как Ваня пытается ухаживать за Оксаной… и о Косте, который всё ещё один. Сердце обливалось кровью, но одновременно билось чаще. Я так смеялась, слушая истории про Ваню, про то, как ставит всех на место Рита, и чувствовала, что очень хочу снова стать частью их большой и дружной семьи. Галина Николаевна ещё раз напомнила мне, что я могу всегда вернуться обратно. Врачи были против, но я всячески старалась бороться с последствиями своей нелегкой травмы. И вот я живу спокойной жизнью почти месяц! Может, для вас это и кажется мелочью, но я переживала кошмары каждый (! Вы понимаете, каждый!) день, и то по нескольку раз! Поэтому для меня это рекорд. Тем более, в детстве я была такой упрямой, всегда действовала по принципу «клин клином вышибают», вот и сейчас я была уверена: в ФЭС я забуду обо всём, что со мной произошло, снова смогу, если и не стать той Юлей Соколовой, то хотя бы похожей на неё.
POV автор
Настоящее время
Юля давно не испытывала такой нервозности. Пытаясь подавить дрожь в руках, она сделала несколько глубоких вдохов, как её учили на спецкурсах и уже после, на реабилитации, но это не помогло. Она подошла к зеркалу и критически осмотрела себя с ног до головы. Строгий костюм сидел идеально, волосы, отросшие почти до плеч, серые глаза, в глубине которых притаилась грусть. Мысли заставляли её то взлетать до облаков от предвкушения нового дня, то камнем падать на дно пропасти. Она верила, что все кошмары остались позади, что она преодолела все страхи, а если какие-то и остались, она легко справится с ними. Ведь в ФЭС её знают, любят, в обиду не дадут. Она хоть и идёт сегодня первый день, как будто в первый раз, но знает, что всё будет совсем по-другому. Её встретят по-другому. Не так, как когда она заявилась к ним впервые капитаном полиции Соколовой. Вот только почему сердечко так замирает от страха встретиться с ним?
Каждый день она мечтала об этой встрече. Засыпала под выстрелы, просыпалась под взрывы бомб, задыхалась без воздуха и воды в плену, но, закрыв глаза, представляла его. Нет, Юля ни разу не пожалела, что ушла из ФЭС тогда. Она была бунтаркой. Всегда, с самого детства. Возможность принять участие в этой операции был своего рода вызов самой себе. Вот только события, произошедшие там… Скорее Юля жалела о некоторых событиях, случившихся уже во время её службы. Моменты, которые висели над ней, как дамоклов меч. Правда, Соколова вполне отдавала себе отчёт, что, измени она хоть что-то в прошлом, вполне возможно она и не стояла бы уже здесь. Но весь этот глубокий самоанализ после тех курсов психотерапии был ей противопоказан, особенно если учесть, что она нарушила рекомендации всех врачей, соглашаясь вернуться в ФЭС.
Попытавшись избавиться от навязчивых мыслей о прошлом, Юля сконцентрировалась на работе, но опять голову пришел образ… Лисицына. Она с такой теплотой и любовью вспоминала все моменты с Костей, но только один избегала: день перед тем, как она дала согласие на участие в секретной операции и на перевод из ФЭС. Они поругались из-за ерунды. Какого-то пустяка, но такое у них встречалось, увы, почти каждый день. Оба вспыльчивые, оба упрямые, не желающие уступать. Они жарко ругались и не менее жарко мирились. Только вот в тот день, кажется, Костя перегнул палку, как считала Юля. Она терпеть не могла, когда ею командуют, но Лисицын дважды указал ей на то, что во-первых, она женщина, во-вторых, младше по званию, а в-третьих, у него вообще опыта больше. Да… Спор, начавшийся из-за обычных бытовых вещей, плавно перекинулся на работу и закончился ужасной обидой Юли. Костя, плюнув на разборки, ушёл спать, а она забралась на подоконник в кухне, несколько часов подряд смотрела на ночной город и думала.
Её все всегда пытались поставить на место. Указать, что делать. Приказать, как частенько делал это Лисицын. Нет, Юля, безусловно, любила майора. Она просто не любила, когда её превращали в марионетку. Слова Кости безумно её ранили. Впрочем, надо признать, если бы не это предложение от Министерства обороны, Юля бы перебесилась и успокоилась. Но тут её вспыльчивость, гордость, глупость, жажда независимости и проявления «стального стержня» сыграли свою роль. Боясь передумать наутро, она ночью написала сообщение со словами: «Я согласна!»
Сейчас Соколова перебирала все совместные моменты, но всё равно приходила к выводу, что не жалеет о выборе. Звание майора это подтвердило. «Какой ценой?» — противно пискнул её внутренний голос, но Юля его вовремя заткнула. Пора выезжать на работу.
Правда в ФЭС её немедленно развернула Рогозина. Пропала семья, и нужно немедленно выдвигаться.
POV Юля
Настоящее время
Мою форму уже подготовили, даже мой шкафчик стоял нетронутым: его никто не занимал, и он все семь лет дожидался меня. Я быстро переодеваюсь в рабочую одежду и еду на место преступления, куда уже направился Шустов. Сердце замирает в предвкушении встречи с ним.
Подъехав к дому, я сталкиваюсь на выходе с участковым. Тот, увидев меня в форме ФЭС, тотчас отдаёт честь.
— А где капитан Шустов? — спрашиваю я молодого паренька.
— В доме! — отчитывается он.
Я направляюсь внутрь. Уверенной походкой влетаю в дом, словно у меня за спиной выросли крылья.
— Мда, странно, — слышу я из комнаты бормотание Игоря. Сердце начинает часто-часто биться. — Ни одного отпечатка.
Я столько раз прокручивала нашу первую встречу, пока ехала сюда: и напугать со спины, и позвать, чтобы он недоумевал, почему ему слышится мой голос, и наблюдать исподтишка, а потом посмотреть на его реакцию, когда он обернётся. Но сейчас я делаю совсем другое. На ходу достаю перчатки и врываюсь в комнату так, будто мы по-прежнему работаем вместе, и не было этих семи лет расставания.
— Игорёк, привет! — я даже по нему скольжу глазами лишь мельком, отворачиваясь, чтобы не выдать свою бешеную радость. Он оборачивается, мимолетно кивает:
— Привет, — задумчиво и рассеяно отвечает. Я краем глаза вижу, что он сначала было снова посмотрел на стол, а потом шокировано оборачивается. Я заставляю себя перестать коситься. — Юля?.. — в его голосе столько неподдельного удивления.
— Мм? — я смотрю на него спокойно и невозмутимо, как когда-то семь лет назад, а на его лице начинает расплываться улыбка.
— Так вот что имел ввиду Петрович, когда сказал, что будет царский подарочек.
Я не выдерживаю, начинаю улыбаться сама, а потом комкаю эти дурацкие перчатки и кидаю их сторону. Игорь первый спешит ко мне, и я делаю тоже самое. Он обнимает меня, чуть отрывая от земли, а чувствую, что он стал ещё более сильным, ещё более накаченным. Его руки так крепко прижимаю меня, и я вдруг понимаю, как сильно я за ними за всеми соскучилась.
После мы сидим недалеко от реки, и Игорь начинает задавать неловкие вопросы. Спрашивает про службу, кажется, знают они про Ближний Восток, но точно не могут знать подробностей. Рассуждает, почему я вернулась. Вопросы Игорька рискуют растревожить старые раны, и я решаю деликатно обозначить грани, за которые, увы, никому, даже такому близкому другу, уже нельзя переступать.
— Товарищ капитан, прекратите приставать к старшему по званию, — я стараюсь сказать это максимально мягко, чтобы он не подумал, что я приказываю, но всё равно мне неловко, и я отвожу глаза. Но Игорька это всё равно шокирует.
— Агаа, это приказ, — он медленно начинает подниматься. — Встать по стойке смирно? — он вытягивается в струну, а я спешу подняться следом.
— Это намёк на подписку о неразглашении причин повышения в звании, — выдыхаю я и сама встаю также, как Игорь. Но тут мне вдруг хочется продолжить. — Значит, говорите отпечатков пальцев нет? — мой голос серьёзен, я сразу вспоминаю командный тон Кости и пытаюсь ему соответствовать.
— Так точно, — отзывается Игорёк, — товарищ… подполковник? — в глазах черти пляшут.
— Майор Юлия Соколова, ФЭС, — я протягиваю ему руку, которую он тут же пожимает.
— Капитан Шустов. Игорь, — мы оба смеёмся. — Ну разрешите приступать к опросу свидетелей, товарищ майор?
Мне непривычно видеть, как Игорек советуется со мной, еще и слышать это «товарищ майор», болезненно напоминающее совсем другое. Я смущаюсь.
— Да прекрати ты, пошли вместе поговорим.
***
Раскрыть дело удается ну практически по горячим следам. Мы, конечно, с Игорьком несколько раз опаздывали, и преступникам удавалось скрыться (я сразу вспоминала что было бы, опоздай я на своей операции на Востоке, и тут же гнала мысли прочь), но всё же поймали их. Я, переодевшись обратно в свою обычную одежду, допиваю чай в буфете. Рабочий день закончен, и я могу спокойно ехать домой. Внезапно пульс не с того ни с сего начинает повышаться, а я кожей чувствую, как кто-то прожигает меня глазами. Почему-то я уже знаю, кто это, ещё до того, как оборачиваюсь.
Из-за стекла на меня смотрит Костя. Сердце тут же делает сальто. Я смотрю в его глаза и чувствую, что тону в них, смотрю, как заворожённая. Потом, наконец, нахожу в себе силы улыбнуться ему. Он не отвечает взаимностью, но всё-таки сдвигается с места и движется в буфет.
— Привет, Костя, — ласково начинаю я, пытаясь вложить в голос всю нежность, но голос подводит и немного подрагивает.
— А я-то думал, эксперты пошутили, — он приближается ко мне, но всё ещё подозрительно смотрит, словно боится, что я пропаду. — Что ты здесь делаешь, Юля?
— Работаю, — я отхлебываю напиток и ставлю кружку на стол. — Я вернулась, Костя.
Я не могу понять эмоции Лисицына. Шок, конечно, понятен, но он смотрит так, словно не рад мне. Где эти теплые обнимашки, слова, что он скучал? Ничего этого он не выдаёт. Я всё ещё с улыбкой смотрю на него.
— И на сколько ты к нам?
— Навсегда, Кость, — да, не такого вопроса я ждала, ну ладно, спасибо и на этом. Он еще пару минут прожигает меня глазами, а потом просто кивает.
— С возвращением, капитан Соколова.
— Только не капитан, — раздается за спиной Кости голос, и он, обернувшись, видит Шустова. — Она теперь майор!
Лисицын прожигает меня таким злющим взглядом, что мне становится не по себе.
— Майор значит, — он хмыкает. — Ну-ну. Удачи вам, товарищ майор, — и уходит, едва не задев Шустова.
— Я не понял, это что сейчас такое было? - смотрит на меня Игорь.
Я отмахиваюсь, не став отвечать. Это — обычное состояние Лисицына. Неужели наше с ним сотрудничество начнётся точно также, как и много лет назад, когда я только попала в ФЭС? А, я же майор. И мы с Костей почти не будем видеться. И почему, спрашивается, меня это так расстраивает сейчас?
***
Уже дома я сижу с чашкой чая на кухне, машинально разглаживая мокрые волосы. Внутри меня все ликует: я пережила первый рабочий день без побочных эффектов! Никакого посттравматического синдрома нет, я смогла преодолеть себя. Почему-то мне кажется, теперь я вернулась! Отныне всё будет по-другому.
