***
Не знаю, чем я зацепила Исмаила, но он явно не хотел, чтобы я пострадала. Обычно на допрос меня вёл он, лекарство «колол» тоже он, а ещё убеждал моих мучителей чередовать сеансы. Если раньше меня допрашивали каждый день, то потом стали через день, через два, а то и раз в неделю. Раны затягивались, а я в себя приходила. А вот Фирузе таяла на глазах. Затем на допрос повели её… Видимо судьба была к ней не так благосклонна. Через пару дней она рассказала всё, что знала: что я не её родственница, что я шпионка, что изучала пути движения боевиков. К счастью, она больше ничего не знала. А им большего и не требовалось… Следом за Фирузе пришла и моя очередь. Сыворотку больше не кололи. То ли подумали, что у меня какой-то особый иммунитет, то ли просто решили не тратить. Зато били беспощадно. По спине, рукам, кажется, сломали ребра. А потом всё резко закончилось. Нас не трогали, лишь кормили, редко, но кормили. Затем пристегнули наручниками. Я не хотела верить, что всё закончится вот так, в страшном, жутком, вонючем подвале, но что-то внутри меня обрывалось, чувствуя скорую гибель. Кажется, Фирузе думала о таком же, её глаза угасали, она подолгу молилась и плакала. Её убили первой. Словно животное. Как в средние века привязали к столбу, забросали камнями, забили палками. Я знала, что буду следующей. Была готова принять свою участь, но… Ночью пришёл Исмаил. Открыл дверь, отстегнул наручники. — Иди сможешь? — спросил он меня. Я кивнула. Не знаю, почему он вдруг решил мне помочь, почему так тянул, но я ему поверила. В конце концов, я почти не ожидала своё спасение, так почему бы и не рискнуть? Исмаил поддерживал меня, пока мы спускались по крутому холму, довёл до реки, а там пошёл прямо по воде, посадив меня к себе на спину. Я отдыхала примерно час, а потом решила идти сама. По горной реке идти было сложно, к тому же ужасно мёрзли ноги, но зато с собаками нас не отследить. Исмаил привёл меня в какую-то пещеру, где уже всё было обустроено: импровизированные кровати, стол, пара сухих вещей и одеяла. Оказывается, он готовил её по ночам, чтобы спасти меня, а потом его вызвали на помощь какому-то отряду, и он не мог отказаться. Как только вернулся, так сразу пошёл вытаскивать меня. Не знаю, но что-то в его душе надломилось, сразу после увиденных пыток, которые они устраивали надо мной. Он решил не только помочь мне сбежать, но и найти мой отряд. 1 год назад Почти месяц мы скитались по горам с Исмаилом, пытаясь выйти хоть на какой-то след наших. Исмаил был не последним человеком в отряде боевиков и знал, о каком заводе идёт речь. Мы направились туда, зная, что рано или поздно встретим наших. И встретили! Правда, сначала нас чуть не расстреляли, приняв за разведчиков боевиков. Но потом командир узнал мои волосы и остановил бойцов. Я рассказала обо всём, что случилось, а Исмаил — об объекте, к которому мы движемся. Он подробно описал подходы к заводу, все тайные ходы, нарисовал карту и предложил свою помощь. Я видела, что руководство колеблется, не зная, доверять ли ему, но не стала вдаваться в подробности. Сон меня сморил, и я впервые за столько времени уснула, зная, что я безопасности. Исмаилу всё-таки позволили остаться. Несколько атак он сумел предвидеть, зная, где предположительно могут скрываться боевики и как их обойти. Оказывается, Исмаил был лучшим из разведчиков, его отец — уважаемый в банде человек. Судьба парня была определена, как и троих его братьев. Сначала он пытался отказаться, но ему пригрозили безопасностью матери и невесты. Тогда он стал помогать боевикам, стал одним из лучших и незаменимых. Мать умерла, вскоре при странных обстоятельствах скончалась и невеста. Исмаила любезно оставили пока в тылу, чтобы дать ему время прийти в себя. А потом в лагере боевиков очутилась я. Моя смелость и несгибаемость напомнили ему погибшую возлюбленную, и он решил меня спасти. Если честно, весь остаток года для меня проходил, как в тумане. Я ещё не пришла в себя окончательно после года жизни в подвале, абстрагировалась от всего, став самой настоящей машиной для убийств, расстреливала боевиков направо и налево, рассматривала карту, корректировала маршруты. Благодаря помощи Исмаила мы с относительно небольшими потерями добрались до завода. Штурм — идея глупая, осада тоже. Под заводом была сеть заброшенных коммуникаций, и именно о ней нам и поведал Исмаил. Оставалось только сделать подкоп в нужном месте, а дальше — дело техники. Именно этим мы и занялись. Я чувствовала, что мы уже на финишной прямой. Наше появление в секретной лаборатории произвело настоящий фурор. В основном там трудились такие же знатоки и ученые, как и на прошлой уничтоженной нами базе, поэтому сопротивление они не могли оказать. Небольшая часть боевиков, что их охраняла, была быстро нами обезврежена. Те из ученых, что были самым настоящими идеалистами, сами покончили с собой, а остальные подняли вверх руки, сдаваясь в плен. Разработки оказались в наших руках. Путь окончен. Миссия выполнена!.. Мы вернулись героями. Самыми настоящими. Операция была секретной, а потому и награждение происходило за закрытыми дверями в ограниченном круге людей. За нашими спинами стояли фотографии всех погибших, весь мой первый отряд, за исключением меня и ещё двоих, был там — их наградят посмертно. Я получила звание майора, гордо подняла голову и пожала руку генерала. Я думала, что буду счастлива в этот день, но… После награждения я долго стояла у портретов и смотрела в смеющиеся улыбающиеся глаза Андрея, командира первого отряда. Он смотрел так открыто, так искренне. Такой оптимистичный, полный надежд и стремлений, тот, кто ещё не знает, что не вернется домой. Я добралась до квартиры. Разбитая, уставшая, постаревшая лет на десять. Я думала, что всё закончилось… Но ночью проснулась, услышав крики ребенка… От своего самого первого флешбэка…Бонус "Что же всё-таки случилось с Юлей" (часть 2)
14 января 2021 г. в 12:14
4 года назад
С помощью местных мы всё-таки сумели обойти сложный участок, где были оставлены боевики, чтобы нас остановить. Это заняло на несколько месяцев больше, ведь шли мы с проводником по горам, а не ехали на джипах, поднимая за собой клубы дыма. И вроде бы всё начало налаживаться, снова сели на хвост, смогли связаться со «своим» человеком, узнать, что они то и дело меняют базу, желая нас запутать… Всё это не приблизило нас к победе.
Мы просто, как слепые котята, шли куда-то вперёд, неуверенные в том, что завтра нам не придётся идти обратно.
— Самая тупая операция на моей памяти, — выругался наш капитан Андрей, сплюнув в сторону. Мы сидели у костра, чуть дальше были выставлены часовые. Командир светил фонарем в карту, пытаясь понять, что делать дальше.
— Думаешь, зря туда идём? — с сомнением спросила я. Где-то в душе шевельнулась интуиция.
— Уверен. Посмотри сюда, — я склонилась над картой, — видишь, здесь открытое ущелье, а сверху горы? В теории, это место можно обойти, занять позицию чуть выше и расстрелять к чёрту их лабораторию. Думаешь, они бы стали так подставляться?
— Ты прав, подозрительно.
— Вот и мне кажется, что это нас заманивают в то ущелье, чтобы выпустить по нам ракету и похоронить там, вместе с остатками лаборатории.
Понимая его правоту, я склонилась над картой.
— А это что? — Я ткнула пальцем в точку на карте.
— А вот это, Юлечка, по-моему мнению и есть место, где расположена настоящая лаборатория. Вот только руководство со мной не согласилось.
— Почему?
— Считают, что мы должны доверять нашим информаторам. Не знаю, Юль, что это — излишняя паранойя или приступ интуиции, но я уверен, что их информация — деза.
— Думаешь, предатели? — Мурашки пробежались по моей коже.
— Не знаю, может и нет. Может это им сливают непроверенные данные, проверяют тоже. Вдруг их раскрыли и теперь ведут нас в ловушку. В любом случае, нам не дают сменить маршрут, и я не знаю, что делать. Я чувствую, что веду нас в верную гибель.
— Давай сменим курс? — неожиданно предложила я, ужаснувшись собственным словам.
— Что? Без согласования?
— Да. — Мой голос прозвучал твёрдо, а интуиция в душе захлопала в ладоши. — Уверена, это верный путь, а если нет… Ну, не будем об этом.
Я видела, что Андрей сомневается, но давить не стала. Встала, положила руки ему на плечи, давая незримую поддержку, а затем ушла спать.
Наутро мы без согласования с центральным командованием сменили курс.
Надо признать, что логика Андрея и моя интуиция оказались правы: та лаборатория была обманкой. Наши информаторы перестали выходить на связь, скорее всего, их уже не было в живых. В центре негодовали из-за нашей самовольности, даже выслали какой-то отряд навстречу, который должен будет встретиться с нашим через неделю. Сказали, что решат вопрос о руководстве. Но чем дальше мы заходили, тем больше понимали, что правы: то тут, то там встречались следы транспорта, а значит, наши «друзья» уже побывали здесь.
Нас они не ждали, мы надеялись воспользоваться этим преимуществом внезапности, но… Напоролись на их разведчиков.
Первая перестрелка прошла без потерь, только с ранениями. Весь отряд спрятался в скалах, я спешила обработать раны пострадавшим. Но долгого отдыха нам не дали: начали забрасывать гранатами. Ребята бросились из укрытия. Кому повезло — спаслись. Но часть не успели покинуть расщелину скалы и оказались погребены под ней. Я едва не вскрикнула, понимая, что десять человек только что погибли, но командир весьма грубо толкнул меня в спину, заставляя бежать и искать новое укрытие.
Я послушалась. И тут…
— Падай! Юля, падай!
Я была в шоке, не понимала, что со мной, почему так жарко и вдруг заложило уши. В мгновение ока командир оказался рядом и повалил меня на землю. Вопреки обычному, падение оказалось мягкими, будто я упала на меховую перину. Накатила такая усталость, глаза сами собой закрылись, а тёплый воздух облаком окутал меня. Хотелось сонно пробормотать «поставьте будильник на семь» и провалиться в счастливое небытие.
Но мне не дали. Постукивания по щекам быстро привели меня в чувство.
— Это контузия от взрыва, Юля. — Голос звучал будто сквозь пелену. — Только не спи, давай поднимайся. Юля! Да, что с тобой Юля?!
Я помотала головой, всё ещё не понимая, что происходит. Повернула голову в сторону и увидела, как в предсмертной агонии корчится солдат, и поняла, что случилось: рядом с нами взорвалась бомба.
Я встала, поддерживаемая командиром, и он потащил меня куда-то в сторону. Я не разбирала дороги, толком не различала звуки, движения замедлились, реакции тоже. Впервые захотелось позорно закрыть лицо, послать всё к чёрту и оказаться дома.
— Посиди тут, — бросил Андрей, посадив меня куда-то, а сам бросился в гущу взрывов спасти ещё кого-то.
Постепенно я пришла в себя. Вскоре скудная часть нашего отряда собралась там же, рядом со мной. Взрывы прекратились. Вот только надолго ли? Я с ужасом осматривала ребят: раненные, измазанные в земле, с круглыми от шока глазами. Наверно, я выгляжу не лучше. На лице Андрея застыл ужас. Он потерял большую часть отряда сейчас.
— Нам надо выждать, — глухо произнес он. — Второй отряд с помощью на подходе, они должны выйти с воон той стороны. — Он махнул рукой на гору, с которой нас только что атаковали. — Думаю, боевики не ожидаю удара оттуда, поэтому мы сможем победить. — Он улыбнулся, подбадривая солдат, но я чувствовала, что он что-то недоговаривает.
Мы спустились ещё ниже, выставили часового и стали устраиваться на ночлег. Командир, удивительно, поддержал почти каждого, проверил, что он лёг отдыхать, а сам вернулся к костру, где сидела я. Без слов он понял, что я пришла за правдой.
— Мы остались без связи, — признался он. — Взрывами повредило аппарат. Я не могу предупредить центр о засаде, что, если боевики заметят второй отряд и сделают с ним то же самое, что и с нашим?
Внутри у меня всё похолодело.
— И что ты предлагаешь? — спросила я.
Он пожал плечами, сгорбившись над тлеющими огоньками. У меня в голове была пустота. Я просто смотрела на огонь, слушала треск сухих деревьев и на секунду, хоть на секунду, пыталась забыть, что мы сейчас в зоне боевых действий, и завтра для нас может не наступить. Но ясно одно: отступать мы не будем. Мы должны дойти до лаборатории!
Внезапно Андрей наклонился ниже ко мне. Я испугалась, что он хочет меня поцеловать, со стороны, наверно, так и выглядело, но вместо этого он тихо зашептал мне на ухо:
— Соколова, ты же понимаешь, что они будут пытать тебя, если поймают. Ты слишком много знаешь. Поэтому ты должна сбежать. Беги, Юля, беги, но не в коем случае не сдавайся им живой!
От этого шёпота, проникающего под каждую клеточку моей кожи, мне стало не по себе. Я только было открыла рот, чтобы задать вопросы, как командир встал на ноги.
— Иди спать, — бросил он мне. — Утром рано выходим.
Ну, а утром, после того, как отряд выдвинулся, случилось то, чего так боялся командир: мы попали в засаду. Пули сыпались со всех сторон, и я просто не понимала, куда бежать, на что смотреть, как стрелять, когда спасаться. Солдаты падали, как подкошенные, а мы бежали, вот только куда?
Командир схватил меня за руку, потянул за собой, и мы побежали, прорываясь сквозь толщу веток. Вдруг я почувствовала ужасную боль в руке, моё плечо что-то царапнуло и я поняла, что это была пуля.
Я ничего не успела сказать: моё лицо покрылось липкими каплями. Бросив взгляд в сторону, я шокировано смотрела, как командир начал заваливаться. Вся его голова была в крови, глаза последние секунды осознавали происходящее, и я почувствовала, как он тычет в меня пистолетом. Я резко выхватила оружие из его ослабевших пальцев, а командир замертво упал к мои ногам.
Затем увидела, как из темноты приближаются фигуры. Помощи ждать неоткуда: весь отряд, кажется, погиб. Я поняла, что тоже ранена: плечо ныло, а на щеке кровь. Рука почему-то почти не слушались, но я из последних сил взвела курок и прицелилась в эти фигуры, не зная даже сколько патронов в патроннике.
«Всех не перестреляю, патронов не хватит. Я даже не знаю, есть ли тут хоть один».
Тогда я издала истошный крик и поднесла пистолет к своей голове. Слёзы потекли градом, мне вспомнился майор Лисицын, а пальцы уже нащупали курок…
Выстрел…
Но его не последовало. Пуль всё-таки не осталось. Подошедшие боевики сначала с минуту меня рассматривали, а потом приложили чем-то по голове, и я отключилась.
Вот я и попала в первый плен, который продлился почти пять месяцев. Попала я не одна, двое из ребят выжили. Вот только… Нас почти не допрашивали. Самое кармической в этой ситуации было то, что все их люди высыпали рассматривать убитых, искать раненых. Часть из них повезла нас, выживших, прятать у себя на базе, чтобы потом допросить. Пока они отсутствовали, наш второй отряд пришел на помощь и расстрелял всех, кто остался.
Боевики понесли потери. А самое главное: они потеряли переводчика.
3 года назад
Я пережила плен. Боевики даже кормили нас, хотя я до сих пор не понимаю, зачем. Мужчин иной раз заставляли что-то делать, а меня пару раз забирали перебинтовать раненых. Мы подчинялись беспрекословно, ведь знали: теперь загнанным зверем является этот отряд, и мы вот-вот будем спасены. Правда вот-вот наступило только через пять месяцев.
Но наступило же!
Я не пожелала вернуться домой, в Москву, и попросила разрешения сразу же вернуться к отряду. Мне позволили, правда недельку всё-таки пришлось провести в какой-то ближайшей деревне. Впрочем, отряд тоже был там.
Мы, наконец, нашли чёртову лабораторию. Разгромили её полностью, уничтожили все наработки боевиков, все свои схемы, а также всех, кто на них работал. Допросив последних, оставшихся в живых, узнали, что записи про оружие так и не раскрыли, зато поняли, как создавать бомбу. Разработка бомбы прошла успешно, экспериментальные испытания тоже. Вот только пока по памяти воссоздать никто не может, да впрочем, те кто могли бы, сейчас у нас на мушке. Документы повезли на самый крупный завод по производству оружия.
Наша новая задача: выкрасть разработки бомбы и уничтожить завод.
Я старалась не думать про все прошлые потери, про гибель своего отряда, про то, как опасна вся эта операция. Была цель, и мы должны её выполнить. К тому же, лабораторию мы всё-таки уничтожили!
«Какой ценой?» — спрашивал мой внутренний голос, но я упорно от него отмахивалась.
До первой встречи со снайперами.
Нет, разумеется, не в первый раз я видела снайпера, и за прошлые три года они были, но впервые я встретилась с ними так близко. Пулю, что предназначалась мне, словил молодой парень, что по глупости и незнанию встал в полный рост во время перестрелки и стал выгодной мишенью для снайпера. Его лицо мне часто снилось в кошмарах после этого, и только тогда я вдруг чётко осознала, как много людей уже полегло здесь, в этих безжалостных, холодных горах!
Но путь продолжался, мы шли вперёд, и тут…
— Юля, не хочешь ли передохнуть в деревне?
Я остолбенела от такого предложения. От ярости воздух будто выбили из лёгких, я развернулась, чтобы было отчитать командира, но увидела весёлые искорки в глазах.
— Говорят, боевики — частые гости там. Может, послушаешь чего, выведаешь.
— А ты не подумал, что я на местную как-то не тяну? — с сарказмом спросила я.
— Ну… Есть одна девушка, она готова тебя приютить. Уже и легенду тебе придумали.
Легенда была проста. Мать этой девушки по имени Фирузе, была по происхождению русская. Познакомилась с отцом Фирузе и перебралась сюда. По легенде я — старшая дочь и, получается, сводная сестра. К тому же, мать тоже была рыжеволосая, и я идеально подошла.
В деревне действительно ошивались боевики, а мне пришлось прятать лицо и вообще походить на местных. Вот только толком ничего узнать не удавалось, одни лишь обрывки. В один день я решила проследить за боевиками, нашла их привал, рассказала своим. Они напали ночью и перебили почти половину.
Но этим я подписала приговор и себе: попала на прицел к боевикам. Однажды, неаккуратно сбежав, я не заметила слежку. Передала всю информацию, хотела было идти обратно, как попала прямиком в объятия террористов. Информатор, не желая попадать к террористам и рассказывать что-то, тут же пустил себе пулю в лоб.
А меня и Фирузе взяли в плен. Второй раз я оказалась заперта, и на этот раз всё было не так радужно, как в прошлый.
2 года назад
Из меня пытались выбить всю информацию. Сначала пугали пытками, потом спецсредствами. Я молчала. А потом начали их применять. Начали они, как я и предполагала, с пыток. То ли спецсредства нынче подорожали, то ли они просто садисты.
Били, окунали в холодную воду, держали на улице в одном нижнем белье в холод — всё без толку. Я молчала, плевалась кровью, по-прежнему не говорила и надеялась, что мой организм скоро не выдержит, и это закончится. Вот только он очень хотел жить.
Когда меня, едва живую, притаскивали обратно в подвал, Фирузе пыталась хоть как-то выходить меня. Шептала непонятные слова, обтирала меня тряпкой, находила для меня воду. Я не сильно верила во все эти заговоры, почти всегда сразу вырубалась, но как ни странно, наутро мне было легче.
Молодой парень, один из боевиков, выведя меня как-то утром на очередной «сеанс», вдруг замедлил шаг, чуть сжал мою руку, а потом потянул на себя. Я была слишком уставшей и истощенной, чтобы дать отпор, потому просто подчинилась. Моя голова упала ему на плечо. Он вдруг повернул голову и зашептал мне на ухо:
— Ничего не бойся. Просто подыграй мне.
Я не понимала ничего, а посмотреть ему в глаза он не дал. Просто повёл меня в помещение. Сегодня там не было привычных мне плеток, палок и прочего, чем обычно любили бить, а на столе, гордо и торжественно, лежал шприц. Я зажмурилась, понимая что меня ждёт. Моя дрожь передалась провожающему меня боевику, и я вдруг ощутила, как он сильнее сжал руку. Странный жест, но это внушило доверие.
Меня посадили. Парень взял в руку шприц, подошёл ко мне, загородив своим телом от других. Он чуть улыбнулся уголком губ, поднес иглу к вене… и, не делая мне укол, вылил к чёрту всё лекарство. Я почувствовала, как с души упал камень.
— Надо подождать минут 15, пока средство подействует, — объявил он.
— Спасибо, Исмаил.
Парень вышел.
Я опустила вниз голову, закрыв глаза волосами, и попыталась вспомнить всё, чему нас учили. Как воздействует на организм сыворотка правды, как мне притвориться, что она на меня подействовала, как вести себя на допросе, как реагировать, если начнут бить. Спустя 15 минут один из боевиков поднял мою голову и увидел отсутствующий пустой взгляд, направленный в стену.
— Ну, начнём…