***
Вот и снова пугающе дикий холод окутывает его со всех сторон. Ледяной, липкий, мерзкий. Как жижа в болоте затягивает — всё дальше и дальше, прямиком в Бездну. Байерс пытается вздохнуть такой нужный ему сейчас кислород, борется с чужими пальцами, что невесомо поглаживают дрожащий кадык, но всё бестолку. Лишь глубже погружается в ледяную пучину, в атмосферу горя, страданий, смерти. Ведь, умереть здесь довольно легко. И никто не узнает — Уилл уйдёт быстро, тихо. Исчезнет без следа в Изнанке, вплавляясь израненной плотью в огненную землю. Навсегда. Без возможности на возвращение. Он безудержно кашляет, его почти тошнит от спазмов, пока пытаясь выбраться, хватка усиливается, почти ломая трахею. Уилл клянётся самому себе — видит в синих глазах удовлетворение, перемешанное с болезненной радостью, а мелкие трещинки, сопутствующие переломам, всё разрастаются, грозясь похоронить его где-то внутри мыслей, что пеплом проносятся в тлеющем сознании. Уилл с болезненной усмешкой на губах думает о том, какие же чистые глаза у существа, что с лёгкостью может убить целую семью, город, мир. Лишь захоти — и мир падёт трухой от одного лишь взгляда. Уилл даже не знает, не ведает как, но с силой вырывается на поверхность, жадно вдыхая колючий воздух, что тысячами мелких иголок пронизывает его со всех сторон. Воздух немногим теплее воды, но разницы он не замечает. Снова привычно колется в лёгких. Снова, до безобразия, привычно холодеет шея сзади, давая ему понять — он всё ещё жив, он всё ещё рядом и он помнит. Помнит всю ту боль, что принесла ему девочка с пронзительными, почти чёрными глазами. А ещё, 001 помнит Уилла.***
Тусклое холодное утро встречает Уилла привычным запахом гари, а так же пеплом, кружащим на ветру. Комки серости, то и дело, влетают в нос, заставляя кашлять, заставляя чувствовать себя ужасно, до оглушающей боли в груди, что встречается ему лишь во снах. Привычное дело — посмотреть на себя в зеркало, увидеть новые синяки от удушья на шее, вспомнить пронзительные глаза Монстра, а потом посмотреть назад и увидеть мокрую от воды постель. Чувствует ужас, не ведая, где явь, а где — обрывки больного сознания, сотканного из ужасов чужого мира. Байерс-младший уверен, что это извращённая шутка Векны — у него не поворачивается язык назвать ублюдка Генри — и он с начинающейся паникой пытается незаметно сменить постельное бельё. Очередное постельное бельё, после очередных бессонных двух ночей, сменяющихся так быстро и спешно. Скрывать что-то здесь как-то очень тяжело, но и при этом — невыносимо легко: по сравнительно небольшому домику Хоппера, теперь ходит целая орава подростков, взрослых, которые только и думают о защите Хоукинса. Подростки и взрослые, которые с упорством утопленников топятся в своих личных проблемах, а ещё — думают о любви, привязанности и чувствах. И смешно, и неимоверно тоскливо. Потому что никому нет дела до Уилла Байерса, медленно превращающегося в тень, способную видеть что-то совсем ненормальное, ужасное и абсолютно больное, имеющее человеческие, синие-синие глаза. Никому нет дела до Уилла Байерса. Даже маме. Даже Майку. Мысли тут же становятся мрачнее, глаза тухнут, оставив после слабого блеска привычную пустоту где-то внутри, в глубинах лёгких. А Генри всегда было до него дело. Ведь не зря, он маленькими ледяными ниточками соединил их, такие разные-одинаковые, души, пожирая тепло чужого тела своей ненормальной одержимостью. Уилл его ненавидит. До разбитых в пух и прах костяшек пальцев. Но с неизменным трепетом и ужасом вспоминает неделю во Тьме и его после этого неизменно тошнит. Но уже не живой слизью, а кровью.***
Пустой желудок неизменно пульсирует, почти прижимаясь к позвоночнику в попытке хоть немного расшириться. Привычный глоток воды — стакан-другой и готово — есть уже почти не хочется. Откровенно говоря, он попросту боится. Снова чувствовать мерзкое жжение желчи на губах, смешанной с остатками еды, совсем не хочется. Как и снова быть удушенным. Чем ему нравится душить себя больше: он пока не решил. Возможно ревностью. Или обязанностями, что удавкой обвивают шею. Может и чужими руками. Руками Генри. Генри. Почему-то, имя убийцы связано с маленьким пай-мальчиком, с вечно зализанными назад волосами и очками для зрения. Мальчик в его голове выглядит слишком правильным и умным — человеческое имя совсем не подходит для того, кто был рождён, чтобы убивать. А пока, Байерс радуется тому, что начал носить рубашки несколько месяцев назад, ещё в другом штате, хотя раньше терпеть их не мог. Он надевает привычную клетку, снова смотрит на себя в зеркале придирчивым взглядом и тут же застёгивает верхнюю пуговицу, скрывая синюшную кожу шеи. Выходит в гостиную, смешанную с ней кухню и слышит где-то на улице громкие маты Эдди и Билли, которые с первых же взглядов невзлюбили компанию друг друга. Уилл кривит губы в усмешке, потому что уверен — Векна, в первую же очередь, прибьёт неудачливых врагов. Он не любит шум. Они не любят шум, заставляющий барабанные перепонки пульсировать от громких разговоров. Мысли тут же исчезают, он вздрагивает и касается шеи — он слышит его мысли, врываясь в сознание тихим хриплым смехом. Совсем без капель ненависти. Уилл замечает свои покрасневшие щёки на настенном зеркале, потому что когда кто-то читает чужие мысли — это плохо. И совсем-совсем неправильно. Ведь, кто знает, какие секреты хранит чужой разум? Даже если этот «кто-то» может поломать каждую косточку в теле, поломать к чёрту разум. Таким же образом, как он сделал это с отцом. Незримое присутствие исчезает через пару-тройку секунд. Уилл понимает это, сразу же расслабляется. Векна снова израсходовал свои силы только на него, на Уилла, чтобы помучить его,***
На кухне Эл привычно смеется, поправляя короткие волосы скорее из-за привычки, чем если бы они ей мешают. Майк улыбается, показывает острые скулы и Уилл чувствует, что медленно ломается на маленькие кусочки, подобно старым часам. Слегка морщится, прикусывает внутреннюю часть щеки до крови, чтобы избавиться от неприятных покалываний в носу. Избавиться от мерзких слов ревности, разбивающей его душу на части, потому что ему никто ничего не обещал и эти чувства — лишь извращенные чувства дружбы. Совсем неправильные, поломанные, как замок Байерса, но всё же — чувства. Слегка поворачивает голову в сторону и жмурится, слыша далёкий звон часов. Мирное тиканье больших стрелок почему-то успокаивает. Он незамеченным призраком проходит мимо смущённого брата и Нэнси, мимо своих друзей, мимо мамы, которая каждый день наслаждается присутствием Джима. Джима с огромным количеством шрамов, перенёсший пытки, но вместе с этим, приобрёл и стойкость. Совершенно не замечает чужих глаз, смотрящих ему в след. Привычная атмосфера, в которой ему, Уиллу, нет места от слова совсем. Незамеченным выходит на улицу и неловко замирает прямо на пороге. Взгляд карих глаз замирает на тёмном небе, с которого беспрерывно падает пепел, подобно снегу. Красиво, ужасающе и ядовито. Прямо как и синие очи его личного врага. Он чувствует себя паршиво, а природа, словно чувствуя его настроение, портится ещё хуже и вот уже Уилл выдыхает привычное облако пара. Кожу покрывают мурашки и он жмурится, пытаясь услышать хоть***
Уилл снова наблюдает, нанося аккуратные, но быстрые штрихи в удобном и небольшом блокноте, который нашла в своём рюкзаке Макс. Из окна на Майка падает бледный цвет, делая его кожу очень красивого аристократичного оттенка, который прекрасно оттеняет его кудрявые длинные волосы и тёмные глаза. Компания решила сыграть в Подземелья и Драконы, заставив Уилла слегка покраснеть и опустить взгляд. Тогда они думали о девушках, когда он пытался вернуться в детство, в тот самый день его грубого слома. А сейчас, когда детство полностью растворилось в нём, в хриплом шёпоте, в холоде вечной, почти что ядерной, зимы, они играют. Он сжимает карандаш сильнее, чем хотелось бы, делая резкую линию на тонком листе бумаги. Опуская взгляд вниз, он готов увидеть что угодно, но не лежавшие аккуратной волной волосы до плеч светлого оттенка, изящный изгиб бровей и едва заметную морщинку между ними. Дрожащими пальцами проводит по рисунку, словно стараясь стереть наваждение, он снова и снова натыкается на знакомый прищур глаз и пристальный взгляд. Он почему-то уверен, что глаза синие, каким бывает небо во время особо жарких летних дней. — Не думал, что выгляжу таким красивым в твоих глазах. И кстати — мне никогда не нравились рубашки. Знакомый шёпот заставляет волосы на затылке встать и он еле сдерживает порыв, чтобы коснуться ледяной шеи пальцами, чтобы не привлекать внимания других. Он быстро забывает об обиде, что кислотой распространяется по его телу, заставляя себя почти что силой встать и медленно пойти на кухню за бутылкой воды. Почему-то, вода из морозилки кажется ему обжигающе горячей. Шаг, другой — он уже в комнате, которую делит с Дастином, Лукасом и Билли. Кошмары ему сегодня не снятся, зато всю ночь он не отводит взгляда от пронзительных глаз, в которых нет ничего, кроме любопытства. И он даже не знает, где они — в его блокноте или прячутся во тьме комнаты.***
Во снах они теперь просто смотрят друг на друга. Просто общаются, лежат на цветах камелии и отдыхают. А Уилл впервые делится своими чувствами, провожая напряжённым взглядом стайку демобатов. — Майкл Уиллер? Странно, что ты влюбился в такого… — Придурка? — Человека, лишённого изящества. Он ведёт себя как плебей. И к тебе относится соответственно. Уиллу бы обижаться, кричать, да рвать другого мужчину на части за свою нежную любовь. Адекватности в нём всё ещё много, как и жажды понять, наконец, себя. — Не думаю, что чувства возникают по щелчку пальцев и пропадают так же. Да и… Это Не то что должно быть в нашем нормальном мире. — Других миров тоже не должно быть. Изнанка тому подтверждение. Людей-мутантов тоже. Но я есть. Есть и Одиннадцать. Возможности человеческого сознания безграничны и только нам решать — что нормально, а что нет. Людям свойственно бояться того, чего они не понимают… Хотя, могу тебя понять — желание быть в гармонии с собой преследует и меня. Уилл напряжённо улыбается и прикусывает губу. Легко говорить, да вот только ненависть клубом дыма в воздухе томится вокруг него, да травит его лёгкие не хуже никотина Билли. Только, ненависть уже не есть Векна. Лишь он, Уилл Байерс, достоин её жестоких объятий. — Прекрати уже. Никто так не думает. Завидуют, да и только. Уиллу хотелось возразить, да слова в глотке застряли костью. — Не верю, прости. И ведь правда не верит. Верит в гомофобию друзей, в презрительные взгляды одноклассников, а в доверие — нет. Хочется попросить сигаретку-другую Билли и скурить, хоть он никогда и не пробовал. Или травку у братца. Но Байерс понимает — ненависть никуда не денется и продолжит выглядывать из каждой тени, из каждого взгляда, брошенном на Майка. Ведь, Уилл Байерс — само несовершенство. И цветы камелии кругом, словно признавая правоту, медленно кивают, поддерживаемые ветром. На поляну опускается тишина. — Я мысли умею читать. Завидуют, — Векна важно кивает головой, а Уилл позволяет тихому, расслабленному смеху вырваться из лёгких.***
— Ты уверен, что Векна затих? — Конечно. Либо затаился где-то, либо раны залечивает. Врать пронзительным глазам Уиллера — сложно, но возможно, если постараться. Не факт, что есть желание — хотя оно есть и, ой, какое сильное — но Байерсу до недавних пор всё равно. Внезапно во рту сохнет и через пару секунд умоляет кожу не краснеть, ведь и так ясно — ревность скапливается в каждой частице, поре и пронзает сердце тысячью иглами. Потому что Эл рядом, мило хмурится — совсем как мама — и сжимает своей ладошкой запястье Майка. Волнуется о них. Затылок слегка покалывает ледяными иглами, а Уилл молчит, старается не вздрогнуть от неожиданности, хотя давным-давно пора бы привыкнуть. Пусть он будет предателем, но синие глаза не предаст. Мягкий смех на изнанке сознания и кожа тут же покрывается мурашками. — «Прости, Майки, но я не могу так.» Он тяжело дышит, замечая взгляд своей личной ведьмы. Понимающий. Покой приходит неожиданно, на что он слегка растягивает губы в улыбке. О Генри можно подумать, сказать в следующий раз. Мужчина поймёт. Уилл уверен в этом. А пока, им с Макс можно сохранить очередную тайну между собой. Очередную тайну между мальчиком-зомби и девочкой-ведьмой.