Природник

Впервые слово «природники» Лесьяр из рода Лан услышал, когда ему было шесть лет. Случайно получилось подсмотреть. Тот ритуал произвел на него неизгладимое впечатление. Вот же имечко странное — Лесьяр, охраняющий лес. А фамилия еще и дополняет: Лан — пахотное поле. Это я не над незнакомым парнем стебусь, а пытаюсь привыкнуть к новому имени, поскольку мое сознание невиданным образом переместилось в этого Лесьяра Лана двенадцати лет от роду. Самому мне только тридцать три исполнилось, когда умер. Как именно, я толком и не понял. Гуляли мы на дне рождения Сереги. Напились. Кажется, пожар случился. Плохо помню. В себя пришел в чужом теле и еще двое суток не мог поверить в случившееся. Память этого Лесьяра (и как жить с таким именем?!) у меня сохранилась, но саму сущность или душу парня из тела дубинкой вынесло. Соседский мальчишка Щука постарался, приложив по лбу от души. По отзывам окружения, без сознания Лесьяр, то есть я теперь, находился сутки. Шишак на лбу и сотрясение мозга пацан заработал за дело. Собственно говоря, этот «Дуб Дубовый», в смысле хозяин тела, сам нарвался на неприятности. Нечего было соседу что-то там доказывать. Если быть объективным, то Щука в какой-то мере прав, назвав Лесьяра рабом. Родители продали, а точнее, оставили мальчишку в деревне всего за двадцать серебрушек. Причина для этого была серьезная. Я вполне был согласен с решением родителей, но сам Лесьяр никак не хотел принять ситуацию. Хорошо еще, хватило мозгов промолчать насчет того, что он природник. Так здесь называют не то магов, не то колдунов. Их магические умения не просто под запретом, но еще и преследуются государством. Семейство Ланов проживало не одно десятилетие где-то на севере среди лесов (предполагаю, что и имя ребенку выбрали по месту обитания). Они были не единственные в поселении природники. По моим прикидкам, человек пятьсот проживало тихо-мирно, никому не мешая. Что там переклинило в голове у местного правителя, я могу только догадываться. И три года назад начались скитания Ланов. Вначале семья ушла из поселения. Потом попытались обосноваться на болотах. Оттуда их в буквальном смысле выкурили. Часть имущества растерялась. Остались лошаденка да телега с добром. А весной Ланов погнали уже с собаками. Еле оторвались. И только по той причине, что старшие сыновья — Заяц и Вторак — увлекли за собой погоню. Лесьяра, самого младшего, родители увели с собой. И очень боялись, что ищейки правителя снова выйдут на их след. По этой причине и сторговали сына в одной из деревень. Отец удачно отыскал семью с детьми, у которых не было старшего сына. А всего ребятишек трое. Лесьяр к своим двенадцати годам вымахал крупным мальчишкой. Не зря же природник. У этих магов-колдунов на генном уровне заложены крепкое здоровье и сила, которую они как-то там черпают из природы. Лесьяру тех секретов магии не перепало. Напротив, отец долго вразумлял, чтобы пацан ни словом, ни жестом никому не показывал, что он маг. Иначе схватят и "пустят на опыты". Лесьяр хоть и понял, что высовываться нельзя, но до конца ситуацию со своим вынужденным рабством не принял. А тут еще соседский мальчишка дразнить стал. Слово за слово. У Щуки нашелся более весомый для спора аргумент в виде дубинки. Я, как очнулся, еще пару дней приводил в порядок и систематизировал память Лесьяра. Чтобы никто не мешал, валялся тушкой на скамье и изредка постанывал. Приемная семья искренне переживала. Вдруг помру, а за меня деньги уплачены? Краем уха я слышал, что Алень, глава этого семейства, даже ходил к старосте ругаться. Не знаю, чем там дело закончилось, но мне строго-настрого запретили куда-то выходить со двора. Я и не собирался. Мне нужно в местную жизнь вливаться, а не споры с соседями затевать. К тому же работы прибавилось. Алень меня не просто так выкупил. Ему рабочие руки позарез требовались. Супруга его четвертым ребенком беременна. Скоро рожать. Безусловно, здесь бабы пашут независимо от сроков беременности, но нагибаться на огороде Умила физически не могла. Помощники из имеющихся детей еще никакие. Старшей Лёнке только десять лет, сыну Ореху — пять, а самой мелкой Тихомире — года полтора. За ними присмотр нужен, а дедов и бабок отчего-то нет. Память Лесьяра мне подсказала, что в этом регионе несколько лет назад «красный мор» случился. В нем как раз обвинили природников. Мол, наслали злыдни на людей болезнь. Лесьяр по поводу этих слухов сильно возмущался. Свойство магии природников таково, что они физически не могут совершить зло. Вернее, убить своей магией человека. И уж тем более не стали бы насылать болезни. В общем, популяция населения конкретно в этой деревне сократилась наполовину. В основном умерли старики и малые дети. Оказалось, что в семье Аленя было еще двое малышей. Один совсем грудничок, а второму ребенку тогда исполнилось два года. Лесьяр ничуть не удивился многодетности семьи. Да и Алень сильно огорченным не выглядел. Баба есть, нарожает еще. Другой вопрос, что теперь земельный надел родителей Аленя приходилось тоже обрабатывать. Не отдавать же деревенскому обществу! Староста правда грозился, что если семья не справится, то землю распределят. Ближайшие соседи (родичи Щуки) уже поглядывали, явно прикидывая, что там можно оттяпать. Надел у Аленя вместе с наследством родителей очень хороший. Еще и выход к реке имелся. Речушка так себе. Метров двадцать шириной, но рыба в ней ловилась. Узкая тропинка вела через поле как раз к реке. Огород был ближе к дому и даже подобие забора имел. Со стороны улицы из горбыля, а дальше уже в виде плетня. Само хозяйство Аленя я бы не назвал сильно зажиточным. Лошадь, корова, с десяток кур. Зато земли для посадок было до хрена. Это я своей спиной ощутил на третий день после моего «выздоровления», когда Умила погнала меня на прополку. Думал, что так и останусь согнутым до утра. Но поскольку я не считался больным, то постелили мне на полу возле печки. Летом та, понятное дело, не топилась, а для приготовления еды имелась летняя кухня под навесом. В общем, постель на полу мою спину выпрямила. Еще два дня я ковырял цапкой на огороде. А после меня перехватил Алень, заверив жену, что не так-то много сорняков на огороде. Дождей давно не было, там и без того плохо все растет. Глава семейства увел меня в лес, росший на противоположном берегу реки. На нашей стороне вырубать деревья запрещалось, да и на противоположной на десяток шагов от берега лорд запрещал. В принципе все правильно. Иначе река начнет подмывать берег, еще и русло сменит. Чтобы не нарушать экологию, рекомендовалось уходить подальше в лес. Мужики из деревни уже приличную просеку прорубили. На телеге можно было свободно проехать. За день мы одно что-то высокое и лиственное срубили. Потом пилой разделили на три части. Топорами срубили ветки. Совсем легкие оставили на месте, а все остальное погрузили на телегу и повезли домой. Часа два потратили. Вначале ехали по просеке, потом через мост, дальше по восточной части деревни и выехали на нашу улицу с противоположной от реки стороны. Алень в одиночку грузить бревна не осилил бы. Я хоть и пацан, но серьезную помощь оказывал. Где-то просто поддерживал, где-то помогал толкать. Алень меня вечером даже похвалил. — Не сорви спину мальчишке, — попеняла ему супруга. В целом, семейство мне попалось нормальное. Числился я рабом, но отношение было как к старшему сыну. И чем Лесьяр был недоволен? Работать, конечно, приходилось, и много. В деревне без этого никак. Если дрова не запасти, то чем зимой обогреваться? С огородом и посадками зерновых тоже все понятно. Меня, между прочим, отсутствие осадков начало беспокоить. Порылся в памяти Лесьяра. Он, правда, раньше жил гораздо севернее и не мог знать климатических особенностей, но по всему получалось, что дожди должны идти чаще. — Дядька Алень, у нас дома мамка огород поливала, — завел я ненавязчиво разговор на следующий день. Мы снова поехали в лес и пока пилили дерево на приемлемую для перевозки длину, я решил прояснить для себя ситуацию.  — Староста тоже сказал, что старики говорят о засухе, — тяжело вздохнул Алень, утирая со лба пот. — Если вскоре не пойдет дождь, засохнет все на корню.  — Мамка поливала, — снова повторил я. — Нельзя из колодца черпать, сами без воды останемся, а у нас еще и скотина, — возразил мне мужчина. Свой колодец имелся в каждом дворе. Насчет того, сколько в колодце воды сохранится во время засухи, и я ничего не мог сказать, но есть же еще река. — Не наносим мы столько из реки, — отмахнулся от моей идеи Алень. По мне, там через поле метров двести, не так уж и далеко. Рассуждения по поводу полива я продолжил за ужином. — Правильно малец говорит, — поддержала меня Умила. — Ты что, сама ведра таскать будешь? — кивнул Алень ей на живот. — Могу черпачком поливать, если Лесьяр принесет, а ты из реки с мостков поднимай. — Картошку бы да вакху полить… — задумчиво почесал бороду глава семейства и больше возражать не стал. Из памяти бывшего владельца тела я выудил информацию о том, что этот мир очень схож с моим. Отчего-то даже названия растений у меня в голове автоматически переводились одинаково. Но не все. Та же вакха была похожа на кукурузу, только початки короче, а сами зерновки крупнее. Вакхой кормили кур, предварительно перемолов на ручной мельнице. Кашу из вакхи тоже варили, но предпочитали другую — из пшеницы. К своему удивлению, я узнал, что манка — это мука крупного помола. Никогда раньше не задавался вопросом, из чего делают эту крупу. Помню, как-то мой любовник Толик спорил с Серегой на тему того, что лучше добавлять в запеканку: муку или крупу манную? Оказывается, особой разницы и нет. Лесьяр такую кашу из муки крупного помола очень любил. Да на молоке, с маслом и медом. Охо-хо. Где те сытые денечки? В новой семье разносолами особо не баловали. Не то чтобы меня недокармливали. Питался вместе со всеми. Просто не было здесь излишков. А если еще не убережем посадки, то зубы на полку все дружно сложим. Меня, как раба, первого за ворота выставят, чтобы не объедал. Именно по этой причине на следующий день я развил бурную деятельность. Алень пытался вначале руководить, а потом самоустранился. Его вполне устраивало то, что я распределил разумно всех на поливе. К Умиле я подносил ведро, полное воды. Не дожидаясь, пока она вычерпает все ковшом, хватал второе, пустое, и мчался к реке. Алень в это время тоже не стоял без дела у реки. Он, зачерпнув воду, доносил ее в двух ведрах примерно до середины моего маршрута, забирал пустую тару и возвращался обратно. Лёнка, самая старшая дочь, присматривала за малышней. Получалось у нее так себе. Но выбора не было. Родители не отвлекались на присмотр. До обеда я упахался так, что еле передвигал ногами. Перетаскал примерно тридцать ведер воды. Как ни странно, но половину огорода полили. Не обильно. Но хоть что-то. Во второй половине дня работать не стали. У меня образовались волдыри на ладонях, болела поясница. Умила тоже с трудом нагибалась, чтобы зачерпнуть ковшом из ведра. Да и жарко стало. Такой полив даже вреден растениям. Алень принял решение отложить на следующее утро поливку и погнал меня косить траву. Расположенный рядом с нашими угодьями овраг формально не считался владением Аленя, но на эту землю никто из деревенских не посягал. Раньше не посягал. В этом году многое изменилось. Только на таких низменных и сырых участках что-то росло. На мой вопрос: "Не своруют ли соседи сено?", глава семейства задумался. Пока я серпом что-то там «косил», Алень пригнал жену и старшую дочку. Теперь они укладывали сырую траву в мешки и носили домой. Там рассыпали будущее сено на просушку по двору на всех доступных поверхностях. Вечером, когда пастух пригнал коров, с трудом удалось отогнать Груню, корову семьи Аленя, от травы. На пастбище растительность явно хуже была. А ведь, кроме коровы, еще и конь имелся. С его выпасом тоже не все гладко было. Но этого овсом подкармливали. И опять же, если засохнут посадки овса, то для коняги еды зимой не будет. Следующий месяц запомнился мне как каторжная поливка. С рассвета мы начинали таскать воду с реки. Алень попытался еще и зерновые оросить. Зачерпывал ковшом и выплескивал веером над полем. Размаха хватало метров на десять. Всходы были хорошие. Главное, не дать им засохнуть. Я сшил себе из старого куска кожи подобие варежки (без пальцев). Мозолей стало меньше. Носить ведра тоже наловчился. Или, скорее всего, немного окреп от такой работы. У нас иногда получалось полсотни ведер перетаскать. С утра до жары. И вечером еще пару десятков. Эту воду обычно выливали на поле. На огороде нужно присматриваться, а на поле без разницы. Лишь бы плеснуть, а куда, не столь важно, все равно на пользу. Проще и быстрее поливать получалось ближе к реке. Дней через тридцать наши труды стали заметны издалека. Смотрелось интересно. Зеленело на поле то, что росло ближе к тропинке и вдоль реки. Примерно как «Г» и «L». Первый дождь случился в середине лета. Не сильный, но дал нам передышку на пару дней. Умила словно ждала такого перерыва и разродилась очередной дочкой. Алень явно расстроился. Пробормотал что-то по поводу меня в помощниках до того момента, пока Орех не подрастет. С другой стороны, при таких харчах, что мы имели, грудничок мог и не дожить до следующего года. Поливку огорода и части полей мы так и продолжали. Еще пару недель. Потом погода резко изменилась. Теперь мы уже волновались по другому поводу — как бы не сгнило все от влаги. Одно хорошо, трава все же успела отсеяться и снова дала всходы. За всеми этими делами с поливкой и заготовкой сена на другие дела времени не оставалось. Разве что рыбу ловили. Тут было все просто. Алень плетеные из лозы ловушки с вечера забрасывал, а утром доставал. Уха мне уже поперек горла встала. А что делать? Другого ничего нет. Кур берегли на зиму. Несмотря на капризы погоды, урожай собрали. Затем обмолачивали пшеницу, заполняли амбар. Спустили в подпол овощи, сеновал загрузили сеном. Обычно крестьяне в начале осени ездили на торги. В этом году Алень никуда не планировал. Самим хватит впритык. Излишков точно нет. — Ничаго, в Желань не поедем, зато дровишки заготовим, — успокаивал жену Алень. Попутно он вспомнил, что нужно за солью съездить. Вернее, сплавать. Добывалась соль где-то в верховье реки. Ее добыча была в приоритете. Дрова мы и поздней осенью еще успеем заготовить, а вот грибы солить уже нечем. Последние запасы на капусту пустили. За грибами Умила уже ходила. Мелкую на спину примотает, кошелку в руки и пошла по грибы. Здесь их много. Деревенские хоть и пасутся в лесу, но грибов хватает всем. За какими-то ягодами мы опоздали. Алень обещал меня куда-то подальше сводить. Но если не будет ягод, то невелика потеря. Будем капустой витамины добирать. Примерно в середине сентября поплыли мы с Аленем за солью. Гребли вверх по течению два дня. На ночь останавливались, ловили на ужин все ту же рыбу. Один раз удалось раков набрать. Угу. А соли у нас не было. Удовольствия от тех раков я не получил. Зато попробовал корень какого-то растения, росшего в воде. Возле деревни его весь съели крестьяне. Но чуть дальше он еще встречался. К вечеру второго дня Алень направил лодку ближе к правому берегу. Лес на той стороне давно закончился. И теперь мы двигались вдоль невысоких скал. Где-то должно быть специальное место для «парковки». За солью нам придется прогуляться пешком немного дальше от берега. Причем в этой местности дикое зверье водится. Так что ночевать будем с оглядкой. Впрочем, огонь от костра должен отпугнуть любых животных. Не могу сказать, что мне это путешествие очень понравилось. Удобств сильно не хватало, комары кусались, подстилка была хилой, по утрам от реки поднимался туман. Я мерз, проклинал комарье и все остальное. Местное средневековье уже поперек горла встало. Ведь ничего изменить не могу. Остается сжать зубы и терпеть. «Занимательное путешествие. Хоть посмотрю, как добывают соль», — успокаивал я сам себя на следующий день, когда мы с Аленем карабкались куда-то наверх. Скала высокой не была, но все равно восхождение забрало у меня все силы. Потом мы все же достигли пещеры, где местные не одно столетие добывали каменную соль. Катакомбы еще те. Теперь мне стало понятно, для чего все те приспособления, что мы волокли с собой. Моя роль оказалась несложной. Только держать факел и не мешаться под ногами. Сам же Алень киркой стал долбить почти рядом с входом, заверив меня, что где-то там должна быть соль. Лично я с трудом различал простые камни серого цвета и предполагаемую соль. Впрочем, и Алень при свете факела не мог их отличить. Пару раз он выходил наружу, чтобы рассмотреть отколотые камни. А после снова продолжал долбить по стене. Я три раза поменял факел до того момента, как мой хозяин добрался до соляного пласта. — Нужно побольше набрать. Иначе в следующий раз кто-то другой здесь выгребет, — пояснял мне Алень. Два огромных мешка, килограммов по сорок каждый мы заполнили еще до обеда. Стащить вниз к лодке я ни один из мешков не мог. Алень и не настаивал. — Огонь разведи и кашу свари, — скомандовал он мне и поплелся за вторым мешком. Развести костер в этом месте было не так-то просто. Ночью мы сожгли все, что привезли с собой. А на скалах растительность была скудная. Зато к берегу приносило течением разный мусор. Метров сто я прошел выше по течению. Идти приходилось, буквально прижимаясь к скале, но получилось добраться до того места, где к берегу прибило неплохое бревно. Сыроватое, конечно, но выбора нет. Попробую еще сухих веток набрать. Дотащив бревно до стоянки, я занялся сбором веток. Теперь искал не те, что были в воде, а которые ветром вынесло на камни. Ветки я собрал. Чуть не рухнул с ними в воду, но в последний момент схватился за выступ скалы и удержался. Камни здесь оказались крепкие. А еще неоднородные. На фоне светлого серого массива скалы шла черная полоса. «Теплый камень», — подсказала мне память Лесьяра. И пусть я не геолог, но совсем неучем не был, да и для чего применить необычный камень благодаря Лесьяру понял. Если не ошибаюсь, это каменный уголь.