Выше, чем здания. Вместе

Вообще, Ибо даже никогда не думал, что сможет влюбиться ещё во что-то, кроме как в это удивительное чувство превосходства над всем миром, когда стоишь на самом краю высоченного здания, на которое взобрался сам, и лишь твоя собственная сила рук, ног, всех мышц в целом и воли не дают тебе оторваться от какой-нибудь железки и упасть, превращая собственное тело в фарш. Этот адреналин окрылял, хотелось больше, больше и больше! Особенно Ван Ибо любил, когда у него получалось выбраться на свободу неустойчивых строений во время заката или перед грозой. Закатное небо окрашивало всё в яркие цвета, будто даже раскрашивая серую жизнь парня новыми, живыми красками. В такие моменты ему хотелось кричать «Я жив! Выкусите все — я живой!» Однако ещё больше ему нравилась предгрозовая погода. Тогда он висел где-то совсем близко к громоотводам и внимательно смотрел за тучами, упиваясь мыслью, что одна секунда или одно неосторожное движение — он труп. Либо его шибанёт током и он разожмёт пальцы, либо скользкие руки устанут и сами разожмутся. Либо он сам отпустит кусок железа, удерживающий его в этом мире и полетит навстречу темноте. Ему нравилось, когда маленькие, но холодные капли воды били его по лицу, попадали в глаза, а ветер пытался скинуть его, убить. Но Ибо всегда вовремя уходил. И всегда хохотал, когда за спиной, в месте, где он был всего несколько минут назад, ударяла молния. Хотя, в общем-то, у него не было достойных причин желать себе смерти: мать, хоть и проводила всё своё время в магазинах одежды или в дорогих ресторанах, была жива, отец — тоже, хоть и не обращал на него внимания, как, собственно, и мать. У Ибо были деньги, но он, пожав плоды своих бессмысленных юношеских гулянок (проблемы с печенью и несколько грубых шрамов на лопатках), как-то враз потерял интерес и к деньгам, и к чему-либо ещё скучному в этой жизни. Для наследования капитала отца у него есть старший брат-умничка, который на «отлично» закончил какой-то там супер-крутой-универ, названием которого Ибо сам никогда не интересовался. Да и сейчас занимает высокую должность, и её он, несомненно, добился сам. Но брат всегда был холоден, старался игнорировать этого мелкого идиота, что постоянно влипал в какие-то тупые истории, а Ван Ибо принял это как должное — не любит его брат, и не надо. Ибо стал адреналиновым наркоманом. Сначала был скейт, но он особо не вставлял. Затем — мотоцикл, но отец отобрал его у сына за многократные присланные штрафы за превышение скорости. А кончилось всё зданием высотки. Когда Ван Ибо в первый раз сам, без чьей-либо помощи залез на крышу какого-то заброшенного завода без лестниц, то почувствовал себя царём. Люди медленно бродили под его ногами, не имея желания поднять головы и посмотреть на чёрное пятно над ними. А ещё Ибо очень понравился тот момент, когда он чуть не упал — оступился, — но в последний момент успел схватиться за что-то и на одних только руках вытянуть себя из холодных лап смерти. Уже утром, сидя в своей комнате, парень раздумывал над тем, что было бы, если бы он упал. Скоро ли нашли бы его тело? Мать бы хоть немного горевала? Отец сожалел? Брат бы погрустил хоть немного? На все эти вопросы был простой, хоть и жестокий ответ: нет. По нему никто бы не скучал. Тогда из его глаза скатилась последняя в его жизни слеза и Ибо решил — пусть. Пусть по нему не скучают, он будет жить так, как хочет. Даже если он из-за собственной неаккуратности или нерасторопности умрёт, значит, так и будет. Сейчас он стоял почти на самом верху какого-то невъебенно огромного здания и пялился на какого-то парня, который сидел на самом краю и залипал в телефон, болтая ногами. Возле него стоял картонный пакет с соком. — Ты какого хера тут сидишь? — довольно грубо спросил Ван Ибо. Парень повернулся, а Ибо немного так растерялся. Блять. На него смотрели два самых притягивающих чёрных глаза, сидевших на самом прекрасном загорелом лице в мире. — Я? — эти оленьи глаза выражали растерянность. — Нет, я, — огрызнулся Ван Ибо. — Я собирался туда залезть, — парень указал пальцем на самую высокую точку громоотвода. Ибо хмыкнул. — Не хочешь наперегонки? — неожиданно даже для себя, спросил он. Парень удивлённо моргнул, а его сок улетел из-за порыва ветра. «Хоть бы он упал кому-нибудь на голову», — злорадно подумал Ван Ибо. — Хорошо, — вдруг совершенно спокойно ответил парень. Он поднялся, положил телефон в карман куртки и застегнул её на замок. Потом потянулся и, сделав несколько быстрых упражнений на растяжку, спросил в ответ: — На счёт три? — Ибо хмыкнул ещё раз. — Раз. — Два. «Три» не сказал никто. Оба сорвались и Ибо вдруг понял, что, твою мать, этот парень невъебенно быстрый. Хоть он и создавал вид дрища, но подтягивался на балках он очень круто. Даже, скорее всего, круче боженьки. По опасным местам карабкался не хуже таракана, а Ван Ибо понял, что на его собственном милейшем личике цветёт тупейшая лыба. Хотя в этом не было ничего удивительного: он ещё никогда не встречал кого-либо, кто мог на равных соревноваться с ним в скорости. Они уже почти залезли на самый верх, изредка бросая друг на друга какие-то совершенно дикие взгляды. Никто не хотел проигрывать, но за победу нужно было как минимум отдать душу. Ибо уже никуда не смотрел — перед глазами маячил конец. Он бросил весь резерв своих сил, чтобы словно ягуар броситься к кончику громоотвода и положить пятерню на самый верх, но в воздухе его рука столкнулась с рукой того парня. Оба застыли, не собираясь ни расцеплять руки, ни опускать их на громоотвод. — Тебя хоть как зовут? — вдруг спросил парень. Его глаза до сих пор горели каким-то бешеным огнём. Голос был хриплым и неебически сексуальным. — Ван Ибо. — Сяо Чжань. — Это пиздец, Сяо Чжань, — сказал Ибо и дёрнул Сяо Чжаня на себя, сталкивая их ртами. Сяо Чжань приглашающе разомкнул губы, и Ван Ибо, проходясь языком по этим обветренным губам думал, что это реальный пиздец. А ещё сердце билось слишком часто.