***
Чано проснулся глубоко за полдень. Солнце светило в окно, сквозь драную занавеску, каким-то чудом на этом окне сохранившуюся. Он не помнил, чтобы когда-то её вешал. Вокруг продавленного дивана, на котором он провёл ночь и часть дня, валялись бутылки и пакеты от чипсов. Он не пытался держать жилище в чистоте, лишь изредка выбрасывая то, что особенно мерзко воняет. Пошарив рукой около дивана, парень нашёл ополовиненную бутылку газировки. Довольно резко усевшись, он открутил крышку и допил остатки. - Что ж, Чано, твой звёздный час! – голос парня, резкий и слегка хрипловатый, разрезал тишину квартиры. Он звучал иронично. Чано был барабанщиком в небольшой группе, игравшей что-то панковское и драйвовое. По крайней мере, им так казалось. Парень долго пытался пробиться в группу, старательно налаживая связи. Проще говоря, втираясь в доверие и отчаянно бухая с коллективом. Чано готов был доказывать всем и каждому, что он лучший барабанщик Буэнос-Айреса. Он вообще был весьма харизматичным типом, так что в конце концов это сработало, и его взяли. Хотя лучшим он определённо не был, главное, чтобы никто не вздумал ему такое заявить. Сегодня вечером группа отправляется на гастроли. Двинут на северо-запад. Будут играть в маленьких городах, задрипанных клубах, из тех, что едва держатся на плаву. Ближе к вечеру Чано заберут ребята, между городами они перемещаются на стареньком, переоборудованном микроавтобусе. Внутри можно разместить инструменты и, после этого, с трудом втиснуться самим. Всё это его не волнует, главное, что он полон жизни, впереди вечера с музыкой, бухлом и тёлочками. Что ещё нужно? Чано чувствовал себя беззаботным и счастливым. Он отбросил пустую бутылку и вскочил с дивана. Завалившись вчера домой, парень так и уснул в драных, пыльных джинсах и пропитанной потом футболке. Сейчас она отчаянно источала запах немытого тела. Коренастый и крепко сбитый Чано был типичным парнем, выросшим в фавелах. Его тёмные волосы средней длины торчали, как иголки ежа. Он укладывал их в небольшой ирокез, но за время сна они потеряли форму. - Надо найти, что пожрать, и собираться, - он двинулся в сторону крохотной кухни. Из-за резких, суматошных движений Чано всегда казался немного перевозбуждённым. Будто стремился жить каждую секунду. В морозилке старого холодильника нашлась дешёвая пицца из супермаркета. Из тех, что гордо называются пепперони, но могут похвастать максимум пятью тонкими кусочками дряной колбасы. После трёх минут в микроволновке, он счёл это пищей богов. С банкой пива сочеталось великолепно. Позавтракав, барабанщик удовлетворённо рыгнул и направился в душ. Выбор одежды его никогда не занимал, хотя какое-то значение он ей всё-таки придавал. Так или иначе, вскоре встреча с публикой. Выбор пал на заношенную тельняшку, поверх которой он напялил джинсовую жилетку с нашивками и цветастыми значками. Джинсы остались прежние, драные и грязные, но не слишком. Как только Чано запустил руку в волосы, чтобы слегка их пригладить, дверь его жилища распахнулась. Все знали, что он никогда не запирает. Это был гитарист, Хаймес, рослый и тощий парень слегка за двадцать. - Привет, братан! Погнали что ли? – он с порога озвучил цель визита, - ребята все уже внизу. - А не рано? - Да нам ещё добираться до хрена и больше. До ближайшего городишки пара сотен километров, - Хаймес поморщился. Солистом у них числился Кастор, ещё один выходец из фавел. В меру смазливый, среднего роста. Он обычно первым вёл автобус. Затем они все по очереди, если путь был не близким. Пел парень так же, как Чано играл – весьма посредственно. Вообще группа уже обрела известность в определённых кругах, и в Буэнос-Айресе у них бывало по два выступления в неделю, но от таких вот гастролей они тоже никогда не отказывались. Да что там говорить, им даже печатали постеры перед особо мощными выступлениями. Было чем гордиться. Они и гордились. В дороге Хаймес и второй гитарист - Луис, немного помучили гитары. Чано смотрел с завистью, ему всегда хотелось быть не только барабанщиком, но и гитаристом. Мультиинструменталисту легче устроиться, так он рассуждал, хотя даже слова такого в его лексиконе не было.***
Путь до ближайшего города реально занял немало времени, но потом завертелось: дешёвые гостиницы, сумрачные клубы, люди около сцены, где-то больше, где-то совсем немного. Выступления были громкими, мощными. Для барабанщика это были первые настоящие гастроли. Чано кайфовал от каждого концерта, он орудовал палочками, как умел, взмахивал руками, будто сумасшедший, каждый раз выкладываясь на максимум. В потной тельняшке, взъерошенный, с улыбкой до ушей - парень частенько привлекал местных женщин и неплохо проводил вечера. Бухло тоже текло рекой, кое-кто из группы баловался наркотой, но не он. С детства окружённый нищетой и наркоманами, Чано не хотел связываться с этой дрянью. Многие его друзья барыжили с ранних лет, и это нередко заканчивалось плохо. Ла-Риоха, Кордова, Сальта… Город за городом, группа продвигалась на северо-запад страны. Последним должен был стать Тукуман, и потом они бы двинули обратно, в родной Буэнос-Айрес. Накануне выступления в Тукумане, Чано вместе с ребятами сидел в крошечном номере отеля. Они пили пиво из банок и обсуждали самые яркие моменты гастролей. В основном всё сводилось к каким-то особенно рьяным зрителям, выкидывавшим номера по пьяни. Один из таких схватил стул и зашвырнул его в бар, прямо во время их выступления, другой пытался вырвать у Хаймеса гитару и получил ей по голове. Слушая вполуха, Чано задумался о том, что его жизнь просто не может быть лучше. Разве что бабла побольше, но всё будет, всё впереди. Мог ли он, пробивной, но совершенно необразованный, мечтать о большем? Конечно мог, но его и так всё устраивало.***
Тукуманский клуб, который их пригласил, оказался весьма приличным. Высокие потолки, яркие стробоскопы, большая сцена. Столы и барные стулья имели свежий вид. Людей набилось много, казалось, человек пятьдесят. Бывало и больше, но частенько набиралось двадцать-тридцать. Группа собралась на сцене, их осветил луч одного из прожекторов, закреплённых под потолком. Кастор заорал приветствие, зрители откликнулись, и Чано ощутил уже привычный адреналин перед выступлением. Они сыграли всего пару песен, когда парень явно почувствовал на себе взгляд. Это было странно. Конечно на него смотрели, он же на сцене, чёрт возьми! И всё же, что-то было не так. Он испытал чувство тревоги, будто за ним пристально наблюдает кто-то неприятный. Сквозь мерцающий свет стробоскопов, не забывая лихо улыбаться и отстукивать мотив, Чано постарался вычленить из толпы кого-то особенного. Через пару минут ему это удалось. Этот человек выделялся, он будто попал сюда по ошибке. Довольно близко к сцене находился мужчина средних лет. Вокруг него рвано двигались, он стоял, как вкопанный. Бледное лицо почти светилось, темные волнистые волосы прикрывали один глаз и спускались ниже плеч. Одежда тоже была странной: рубашка с какими-то кружевами на шее, пиджак, вроде бархатный. Разглядеть было непросто, но то, что именно этот тип пялился на Чано - было очевидно. Когда они встретились взглядами, мужчина подмигнул и улыбнулся. Это было так жутко, что на мгновение, парень замер с поднятыми палочками. Затем встряхнул головой и продолжил играть. Неприятное ощущение сразу исчезло, как и странный мужик из толпы. «Сука, что это было вообще?» - подумал Чано, прежде чем вернуться в строй. После концерта парень снял симпатичную девчонку и вмиг забыл обо всех неприятностях.***
Следующим утром, когда они должны были уезжать в Буэнос-Айрес, Кастор заявил, что в соседнем захолустном городишке Катамарка намечается ещё один концерт. Их приглашал какой-то местный готический клуб. После того, как ребята разместились и автобус тронулся, Чано решил выяснить у солиста: кто вообще позвал их в Катамарку? Тот часто сам договаривался о единичных выступлениях - продюсер у группы был, но не особо толковый. - Понятия не имею, чувак, на этот раз через продюсера договаривались. По-моему, в Катамарке всего один клуб на весь город, но я не уверен. Катамарка встретила их удушающей жарой. Воздух будто колом стоял, дрожа над растрескавшимся асфальтом. В провинции повсюду было душно, но в этом городе оказалось особенно мерзко. Одежда прилипала, пот струился градом. Вяло летали жирные чёрные мухи, периодически садясь на лицо. Ребята могли только надеяться, что вечером будет получше, но их надежды не оправдались. Близилось выступление, прошёл где-то час после захода солнца, и стояла всё такая же жара. Чано уже ненавидел этот город и всех его обитателей, таких же вялых, аморфных, как жирные мухи. Они, как обычно, припарковались позади здания, чтобы зайти через черный вход и встретиться с организатором выступления. Кто-то должен был занести инструменты и помочь настроить звук. Когда автобус проезжал перед клубом, ребята не заметили ажиотажа, только пару охранников-дуболомов. Вряд ли пришлось бы ждать или проталкиваться. В этом городе было подозрительно тихо. Толпы зрителей не ожидалось. Задняя дверь оказалась открытой. Внутри клуба было темно, но почти сразу из темноты показался человек. - Добро пожаловать! Я управляющий Каса Вавилон, меня зовут Хуан. Следуйте за мной. Сумрачными коридорами Хуан провёл их в главный зал. Группа выступала в разных заведениях, но такой уродливой обстановки Чано раньше не видел. Здесь всё было задрапировано чёрным и розовым бархатом. Высокие окна закрывали тяжелые, местами порванные шторы, спускавшиеся складками до самого пола. Плитки, призванные этот пол украшать, оказались частично разбитыми. Стены увивала отвратительная лепнина. В клубе явно был второй этаж с вип-зоной, туда вела лестница с резными перилами. Но всё это не имело никакого значения, по сравнению с огромной гипсовой статуей Девы Марии. Она возвышалась над всем в этом месте, и у неё не доставало одного глаза, а его место занимало что-то, напоминающее хлебный мякиш. Группа в своей панковской, нарочито драной и исписанной маркерами одежде выглядела здесь, как хлебный мякиш в глазу этой статуи. - Что это за хуйня?! – первым очухался Луис, их второй гитарист, - здесь даже сцены нет. Людей нет. Где и перед кем нам выступать? Хуан брезгливо поморщился. – Подождите, пожалуйста, сейчас к вам спустится хозяин клуба. Сегодня частный концерт. - Мужик, ты тупой или что? Мы не даём частных концертов, - парировал Чано. - Будем считать, что даёте, – голос раздался сверху. По лестнице спускался человек. Сначала показались ноги в дорогих ботинках и тёмных брюках из плотной гобеленовой ткани. Затем они увидели полы красного, бархатного пиджака и, наконец, незнакомец предстал во всей красе. На нём была белоснежная рубашка с пышным кружевным воротником. Длинные, волнистые и иссиня-чёрные волосы закрывали один глаз. Он улыбался. - Приветствую вас в лучшем клубе Катамарки – Каса Вавилон. Хуан, оставь нас с ребятами, мы поболтаем. Управляющий кивнул и растворился где-то за барной стойкой. - Я Хесус, - мужчина вновь улыбнулся и в этой улыбке было что-то противоестественное. – Вас как звать?***
Чано чувствовал под собой шершавый, растрескавшийся асфальт. Он не понимал, где он и как тут оказался. Голова раскалывалась. Какой-то переулок, очень темно, душно. Очевидно ночь, над головой чёрное небо. Парень попытался пошевелиться и испытал боль. Тело ломило, будто кости поломаны в нескольких местах. Что случилось? Они попали в аварию? Его что, выбросило из автобуса? Он надеялся, что с остальными всё хорошо. Воспоминания отсутствовали. Перед глазами всё расплывалось. Несколько раз он отключался и вновь приходил в себя. В какой-то момент послышались гулкие шаги. Кто-то приближался. Через пару секунд над ним присел мужчина, его бледное лицо было хорошо различимо даже в такой темноте. Как будто луна взошла на небе. - Чано, Чано убегал и сознанье потерял! – нараспев произнёс человек. - Ты такой милый, Чано. Сконцентрироваться было сложно: - Кто ты? Где ребята? - Не переживай, дружочек, ребята уехали в Буэнос-Айрес. Потому что их гастроли закончены. Только ты, паршивец такой, где-то затерялся. А может тебя и не было никогда? – мужчина вопросительно поднял одну бровь. - Сука, что это значит? Оставив вопрос без ответа, незнакомец поднялся на ноги, схватил Чано за футболку и поволок по асфальту. Может кости и не были сломаны, но парень чувствовал себя истощенным, слабым и избитым. - Тут недалеко, мой милый Чано. Мы совсем немного поиграли, а ты уже такой квёлый. Это никуда не годится. В следующий раз барабанщик очнулся на мягком диване, чувствуя невообразимую слабость. Диван был обшит красным бархатом, это навевало какие-то воспоминания. В кресле напротив сидел всё тот же человек. - О, очухался? Послушай, ты мне нравишься. У тебя, Чано, есть истинная свобода. Это величайшая ценность. Такой простой, свободный парень. Думаю, что из тебя выйдет толк. - Ни черта не понимаю. Что со мной случилось? – Чано приподнялся и сел, бессильно привалившись к спинке дивана. - С тобой ещё ничего не случилось, но обязательно случится. Сейчас ты как недоеденное яблоко, мой милый Чано. Поэтому сперва доедим. Мужчина медленно, и даже как-то вальяжно подошёл, за шиворот поднял парня на ноги и приблизил к нему лицо. Практически вплотную. Так, что Чано мог разглядеть все черты этого странного лица. Почему-то вспомнился Тукуман. Человек очень широко улыбнулся, и в этой улыбке стали явно различимы выдающиеся клыки. В следующее мгновенье, эти клыки проткнули кожу на шее парня. Чано начал орать и брыкаться, он всегда был сильным, активным, живучим, но в этот раз сил было гораздо меньше, чем ему хотелось бы. Оставшиеся исчезали с каждой секундой. В конце концов, он ощутил себя тряпичной куклой. Закончив, Хесус швырнул его обратно на диван, достал из кармана небольшой складной нож и разрезал себе ладонь. - Пей, птенчик. Чано ощутил железистый привкус крови у себя во рту. Она текла и текла, пока ему не стало казаться, что он вот-вот захлебнётся. Затем всё прекратилось и стало как-то безразлично. Он понимал, что произошло нечто необратимое. Скорее всего он умрёт. Да он уже умирает, прямо сейчас. Тело ему больше не принадлежало. Слишком слабое, иссушенное. Он хотел что-то сказать, но не мог. - Пока твоё сознание не померкло, послушай мальчик, – голос проникал в мозг, сеял семена, – я знаю, ты принесёшь мне пользу. Ты – мой вклад в будущее. Возвращайся в Буэнос-Айрес, милый Чано. Стань моими глазами и ушами. Ты же самостоятельный парень, не пропадёшь. Только помни, ты должен быть полезным. Или всё закончится плохо, мой милый, милый Чано.