Nosce Te Ipsum

Вспышка осознания заставила Дино вздрогнуть, резко сесть на кровати: в дверь стучали. Он не был уверен, как долго, но только что повторившийся звук выдал нетерпение того, кто ждал за дверью. «Отец», — догадался Дино: его энергию ангел знал в совершенстве. Сонные мысли на мгновение спутались: он решил было, что Люцифер все еще здесь, но быстро успокоился, вспомнив, что демон ушел засветло, не желая лишний раз рисковать скомпрометировать Дино. Поднявшись с постели, ангел, не одеваясь, в одном белье засеменил к двери и, щелкнув замком, чуть приоткрыл ее: убедиться в том, что на пороге отец, все же лишний раз не мешало. — Дино, ты чего? — Фенцио бесцеремонным движением руки распахнул дверь сильнее, заставляя Дино отступить, и шагнул в комнату, странно оглядываясь. Мог ли он хотя бы гипотетически предполагать, что тут происходило?.. — О чем ты? Отец, назидательно подняв голову, осмотрел сына с ног до головы. Взгляд прохладных глаз был столь пристальным и колким, что Дино на мгновение показалось: не столь давнее беспокойство папы в медицинском крыле ему только приснилось. — Ты не собираешься сегодня трени... — Фенцио резко замолчал и, прикрыв глаза, покачал головой. — Прости. Старые привычки медленно забываются. Дино понимающе улыбнулся, складывая крылья и опуская их на плечи — так, чтобы немного прикрыть себя: не столько из-за неловкости, сколько из-за прохлады в комнате. Фенцио будто весь переменился — снял «приросший» к нему костюм строгости и безразличия. А под ним — непонимание, что делать дальше, и борьба с укоренившейся линией поведения. Было странно, тяжело смотреть на отца. Все в нем вдруг закричало о слабости. — Завтра учеба снова начинается. Ты собираешься ходить на занятия? Постепенно начинать вливаться обратно в привычную жизнь? Или… — отец горько усмехнулся, — Лучше непривычную, конечно. Не ту, что у тебя была прежде. Понимаешь? — в родительских глазах шевелилось что-то беспокойное, потерянное — Дино было не по себе от происходящих перемен в отце, которые, тем не менее, были необходимы. Меняться надо было и ему самому. Даже думать об этом было сродни удушению. — Я… Да, буду ходить на занятия, конечно, — он слабо улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу. — А что ты вообще думаешь делать дальше, Дино? — казалось, Фенцио чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, куда себя деть, а потому повернулся вдруг лицом к стеллажу с книгами. — Я… — Сколько их у тебя все-таки, в самом деле! — с искренним удивлением вдруг воскликнул отец. — Они тебе так нравятся? Внутри зажегся теплый огонек. Дино в несколько шагов преодолел расстояние между ним и Фенцио и, встав рядом, на мгновение замер: отец всегда был немного ниже него? — М-м-м-м, — задумчиво протянул он, но тут же спохватился. — Да, нравятся, конечно. Я бы хотел жить в мире людей просто ради их культуры. Фенцио посмотрел на него обеспокоенно и хмуро — Дино перехватил этот тяжелый взгляд. — Ты хотел бы жить в мире людей? — упавший голос отца отозвался неприятным чувством прямо в висках. Будто само тело, предчувствуя возможную ссору, начинало заранее на нее откликаться. — Не то чтобы. Это просто… просто мысль, наверное. Хотя, — Дино открыто смотрел на отца, — порой я думаю, что лучше быть человеком. — Ты что! — Фенцио с искренним шоком взглянул в окно. «На небо смотрит», — понял ангел. — Разве не ожидаемо, что подобные мысли могут посетить меня, отец? Отчаяние поднималось в груди, тесня ее. — Шепфа дал тебе такой… — Я знаю, — не сдержавшись, перебил Дино. — Я знаю. Но отец… — ангел повернулся к нему, опираясь рукой о полку и смотря прямо в глаза. — Скажи честно, ты никогда… никогда не думал, что это, скорее, бремя, чем дар?.. — заметив поднимающееся в Фенцио возмущение, поспешил добавить. — Ведь все мое существование определено служением людям. Я люблю, отец, я люблю людей всей душой, я хочу им добра, но я подумал: я… не заслуживаю ли и я… хотя бы немного покоя?.. — Дино… ты- Что ты имеешь в виду? — Я пр- — Ты ведь осознаешь, что говоришь? Цель жизни любого ангела — так или иначе служение: людям или, как в моем случае, другим ангелам, самому Равновесию. — А как же- Как же мое равновесие, пап? Фенцио сжал губы, отводя взгляд. Дино догадывался, что не столько сам разговор, сколько обращение непривычным «пап» заставило того задуматься, — и сам ангел замер, ожидая реакции. Его душа металась между двумя крайностями: одна — то, что ему говорили с детства. Самопожертвование. Самоотречение. Все — ради Человека и Равновесия. Но другая крайность — то, чего он сам желал, пусть и долгое время боялся себе в том признаться; то, о чем ему говорила Вики, — и то, что показал Люцифер. Попытка принять себя, собственные желания и слабости; попытка признать собственную… ценность? — Твое равновесие? Что- — Но ведь я- — Не надо меня перебивать, Дино, — жестко процедил Фенцио сквозь зубы, но, увидев знакомое загнанное выражение на лице сына, замотал головой. — Нет, нет… Не то, — он устало потер виски, тяжело выдыхая через нос. — Прости, я все время… — осекся. Молча нахмурился, вглядываясь в Дино. — Пап, я хочу- — Просто помни, — резко перебил отец, отводя взгляд. — Помни, кто ты есть, кем ты создан. Я тебя очень жалею, но в то же время, Дино, не забывай о своей природе. — Но ведь- — Ты должен выполнять свое предназначение. — Пап! — Отдавать себя другим. Отчаяние — клокочущее, ревущее, колкое — сломало терпение, за которое ангел до этого хватался: — Но как же я? Отец, а как же я?! Я не заслуживаю счастья? — Ты? Что за эгоцентричность! — в голосе Фенцио поднимались знакомые Дино нотки властности, веры в собственный авторитет. — Но я тоже хочу- — Чего ты хочешь, а?! Ну! Дино неосознанно сжал кулаки, мотая головой, не отвечая. Отец давил на него: давил одним своим грозным видом, в котором читалось: «Я прав!» — Ну, Дино, чего ты- — Жизни хочу! Хочу… хочу любить! — Любить? — Фенцио искренне удивился. — Да! — И кто мешает? Дино стиснул челюсти, опуская взгляд и тяжело дыша через нос. — Если хочешь семью завести, оглянись, сколько чудесных девушек- — А если я просто… Просто любви хочу, пап? — «Просто любви»? — Если я уже люблю? — И в чем проблема? Семья — это же чудесно! — казалось, он даже обрадовался — но лишь на мгновение: до той секунды, когда сын стыдливо отвернул голову, закрывая глаза. — Ты… — Я не хочу семью с кем-то, отец, — тихо пробормотал Дино. — Ты кого любишь-там, а? Из головы всю дурость выкидывай. Ты ангел. Ты должен быть непорочным. — Пап!.. — Нет, Дино. Даже думать не хочу, о чем ты. — Но как же… — Нет! — категорично отрезал Фенцио, выставляя вперед руку. Этот жест Дино выучил с детства: «Остановись. Довольно». Дыхание волнительно ускорялось. — Ты ангел, Дино. Тебе не должно падать на путь искушений мыслей и тела. Отец поправил одежды. Значит, скоро уйдет. — Искушения — это удел слабых. Твое падение непозволительно. — Падение… — эхом повторил Дино, не поднимая глаз. Фенцио критически оглядел сына и вдруг ощутил, как его собственное сердце болью откликается на вид молодого ангела, в одной только позе которого читалась сломленность. «Я снова что-то делаю не так», — пронеслось в голове Фенцио. — Дино, я- — Пожалуйста, когда мы будем говорить в следующий раз, — ранено начал тот, не поворачиваясь лицом, — перестань быть моим смотрителем и стань моим отцом. Хотя бы раз позволь мне поговорить с ним. Фенцио нервно сглотнул. Хотел было что-то сказать, но, мотнув головой, пошел к двери из комнаты. Уже приоткрыв ее, все же добавил: — Я всегда хочу для тебя счастья, Дино. Каждое слово — будто стрела, пущенная аккурат в мишень. Ангел ощущал, как отчаяние, поднимавшееся чуть ли не с начала разговора с отцом, заполняло его, пожирало. — Я тоже хочу счастья для себя, пап, — сдавленно произнес он, не поворачиваясь к Фенцио. — Об это я тебе и говорю. — Дино, но- — Пожалуйста, — перебил он. — Оставь меня одного. После короткого молчания дверь закрылась. Разрывало — Дино разрывало на части. Эти две крайности — крайности, которые нельзя было сочетать, — казалось, сводили с ума. Хотелось бросить все, махнуть рукой, быть с ним, только с ним — жить для него до тех пор, пока он сам не прогонит. Или… или наоборот, взять себя в силки, запереть любые чувства и изничтожить в себе саму память о нем, выжечь все пережитые с ним моменты ради высшей цели. Но на сколько Дино хватит?.. Как долго он сможет лгать самому себе и хорошо делать свою работу? Как скоро он снова разрушится: обвалится кусочек за кусочком, обнажив разросшуюся пустоту? И почему — почему вообще нужно было выбирать? Почему нельзя совместить эти две реальности?! Как тяга, как любовь — да, любовь! — к демону делала его плохим ангелом? Или… или делала?.. Запутался. «Не понимаю… И все же...» Дино бросил взгляд на постель, вспоминая, как тепло и уютно было рядом с Люцифером. «Хочу быть с ним… Хочу просыпаться, глядя ему в глаза. Хочу засыпать в его объятиях. Хочу быть с ним во всех смыслах — и быть с ним собой!.. Хочу познавать себя, познавая его; хочу видеть себя его глазами — и показать ему, как я его вижу. Хочу любить его и быть любимым им. Хочу быть… Свободным». Дино ходил туда-сюда по комнате, не находя себе места, не зная, что делать. В груди было тесно — тесно и тяжело, словно его хотели сжать и стереть в порошок невидимые руки, словно что-то сдавливало, мешая глубоко вдохнуть. Мир — тот, в котором Дино вырос, в котором он считал себя высшим существом, достойным самобичевания физически и душевно за любые провинности, — этот мир рушился. Рушился с каждым объятием Люцифера, с каждым движением его губ, с каждой его улыбкой — крошился с осознанием, как долго Дино врал самому себе. Рушился, переставая быть ценным. Но распадался не только мир, каким его видел ангел, — разваливалась сама опора, на которой он так давно удерживал свои истины, удерживал самого себя. Казавшийся надежным, этот фундамент в действительности был ветхим, иллюзорным — и Дино словно блуждал во тьме, не понимая, что ему делать, куда идти. Будто два голоса кричали в голове, постоянно перебивая друг друга: то твердя, что надо забыть самого себя, — то провозглашая свободу и ценность собственного счастья, покоя. Дино сел на корточки, обхватив себя руками, и зажмурился. Голова будто была готова лопнуть от наполнивших ее мыслей, криков — и от отчаяния, что топило, подавляло, душило. Тошнота подошла к горлу — дышать и правда становилось тяжелее с каждым мгновением. Противясь разливающейся по телу слабости, Дино поднялся. «Надо… только дойти до душа». Под ледяной водой стало легче. Тошнота становилась слабее, а головная боль заглушалась покалывающим ощущением мороза на коже. — Я так больше не могу… — сказал самому себе Дино и, наконец-то подбавив горячей воды, расслабленно выдохнул. «Не могу. Не могу обманывать себя. Не могу больше притворяться. Не могу бежать от себя — и бежать от него. Врать себе. Ему. Всем. Устал… Я так устал». Он поднял глаза, облокотившись спиной о стенку душевой. «Мама… интересно, если бы ты была жива, что бы ты сказала?..» Губы дернулись, расползаясь в горькой, израненной усмешке. «Этого я никогда не узнаю». Выйдя из душа, он принялся за обычную рутину начала дня: заправил постель, оделся, расставил все, что было хоть как-то сдвинуто, по своим местам. Надо было встретиться с Вики — не медля, Дино направился к ней: она наверняка уже под «их» деревом или скоро туда прилетит. В этом ангел даже не сомневался: каким-то образом они всегда угадывали примерное время встречи и являлись к дереву вместе. Дино помнил лишь пару случаев, когда она не прилетала, — и несколько, когда не прилетал он. «Люцифер должен встретиться с отцом… Надеюсь, у него все проходит лучше, чем у меня». __

***

Сатана встретил сына прямо у входа в зал, а не на своем излюбленном троне, как обычно. Люцифер напрягся. — Чем чести такой обязан? Отец издевательски улыбнулся. — Не могу встретить своего любимого наследника? «Наследника... Он что-то знает про Дино?..» Люцифер внутренне готовился к противостоянию: когда отец использовал слово «наследник», как бы напоминая сыну о его месте в мире и конкретно в Аду, он явно намеревался о чем-то поговорить — и удачно было, если только на словах, без очередной порции «крепкой отцовской руки», как он любил это называть. — Итак… — Да говори уже прямо, не тяни, — хмуро пробормотал демон. Сатана пожал плечами. — Давай хоть сначала в зал войдем. «Время тянет…» На трон отец садиться не стал — Люцифер ощутил детский, ненавистный им страх, слегка кольнувший сердце. — Чем занимался сегодня, Люций? — А твое какое дело? — Ну-ну-ну, — в мгновение ока Сатана оказался рядом и сильно сжал плечо, выглядя при этом совершенно буднично — будто кость не хрустела жалобно под его пальцами. «Терпимо, ничего, ничего», — мысленно успокаивал себя Люцифер. — «Бывало и хуже». — Ты не лай на меня сегодня, сын, — он опустил плечо, но не отошел. — Я сегодня не в особом настроении. Так что?.. Демон упорно молчал, не поднимая глаза на отца. Страшно. И стыдно за свой страх. — Ты с сыночком Фенцио сплелся, а? Люцифер резко вскинул голову — Сатана ехидно улыбался, и его губы дьявольски растягивались в стороны к ушам, обнажая острую пасть. «Облик не держит», — фиксировал в голове Люцифер, оценивая обстановку. Сердце рефлекторно откликалось на знакомое поведение и бешено билось, стучало: «Беги-беги-беги-бегибегибеги». — Т-ты откуда зн- Секунда — и отец уже упирался лбом в лоб Люцифера, а белки его глаз краснели. — Что это ты удумал, м? Сынок? — Я… — Ну-у-у-у?! Рука отца легла на плечо, и демон зажмурился, ожидая удара, но… Прямо над его ухом раздался оглушительный смех, эхом отскакивавший от стен полупустого зала. — Ты… — Люцифер открыл глаза, глядя на отца, принявшего привычный человекоподобный облик. — А ты молодец, Люций, молодец! — торжественно воскликнул Сатана и одобрительно улыбнулся. — Ты, блядь, меня пугаешь… — Ну, и каков план? — отец выжидательно остановился, смотря в глаза и намеренно пропуская между ушей реплику сына. — План?.. — Как будешь своего главного соперника соблазнять? Или ты уже?.. В голове Люцифера паззл еле-еле начинал складываться — он все еще не особо понимал, что творится. Только что его сердце безумно билось от страха — а теперь медленно недоуменно стучало; мысли, панически носившееся в голове, в замешательстве застыли. — Я не… Сатана усмехнулся. — Ну, договаривай. Догадка мелькнула в голове — Люцифер сжал кулаки, ненавистно смотря на отца. — Трогать его не смей. — Да нахуй мне этот мелкий сошка сдался! Он тебе ровней никогда не был. Поиграешься да бросишь. Не встретив согласия в лице сына, Сатана — вновь к недопониманию первого — засмеялся. — А что, ты уже решил, что полюбил? Не смеши меня… Люцифер не знал, как реагировать. Он готовился совсем к другой встрече с отцом, мысленно ожидая насилия или какого-то издевательства — но никак не этого нелепого разговора. — Ну, чего молчишь? — Сатана ухмыльнулся. — Язык в жопе этого дурачка оставил? — Перестань. — Так я прав? — вновь оказавшись рядом, он насмешливо заглянул в лицо сыну. — Мой маленький сынишка вдруг решил, что в его сердечке нашлось место любви? — на последнем слове отец сделал акцент, интонационно отразив издевательское отношение к нему. — Я с тобой о своих делах говорить не планирую. — Слушай, это даже ведь уже несмешно, — отстранившись, он двинулся к трону. — Хочешь сказать, в такую чушь веришь? Любовь, — с омерзением произнес Сатана, садясь. — Чувства!.. Люцифер молчал. Обсуждать с кем-то, кроме разве что Ости, он ничего не собирался — тем более с треклятым отцом. — Ну подставит он тебе задницу пару раз — поиграешь, да наскучит игрушка, — буднично заключил Сатана. — Все-таки ты мой сын, а яблоко от яблони — так и весь Эдем соблазним. Демон с нескрываемым презрением смотрел на отца, но для того этот взгляд был абсолютно обыденным. — Так что, сколько- — А с чего ты решил, что это он мне свою задницу подставлять будет? — Люцифер издевательски ухмыльнулся, копируя отца. — Блядь, — Сатану передернуло. — Я же говорил, что ты подставляться- — Какие ж у тебя взгляды старомодные, отец. Последний нахмурился. Саркастичное выражение слезло с лица. — Что, теперь будешь меня бить и за то, что я под ангела лег? — Так ты лег?.. — А тебе какое дело? Даже если и лег, тебя это как-то оскорбляет? — Это слабое положение, Люцифер. — Старомодный ты все-таки до ужаса. — Ну так что?.. — Опять повод сорваться на мне ищешь?! — не сдержался демон и задал вопрос, на который уже знал ответ. — Ну?! Люцифер выждал паузу и проговорил по словам: — Не твое. Собачье. Дело. Сатана встал. Сделал шаг по направлению к сыну. Последнего злило то, как рефлекторно, по выученной схеме, в нем поднимался страх, сковывающий тело, — а в компенсацию ему просыпалась язвительность, граничащая с сумасбродством. — Ну давай, Люц. Повтори, — с вызовом произнес Сатана. — Попробуй. Увидишь, что будет. Демон отвел взгляд. — Что, боишься? Люцифер повернул голову на медленно приближающегося отца и с искренней ненавистью улыбнулся. — А вот это тоже не твое собачье дело, па-пу-ля. __

***

Оказалось, Дино прилетел к Древу позже Вики — та бросилась к нему с объятиями. Их разговор быстро перетек к недавним событиям — ангелу было неловко рассказывать о чем-либо, но девушка просила хотя бы намеками объяснить, что произошло. Она вся была сплошной, замерший в ожидании интерес. Чуть ли не застыв, слушала Дино, лишь редко задавая уточняющие вопросы. Стоило ангелу сказать: «Он остался у меня на ночь», — Вики вскочила на ноги, не в силах сдерживать накопившиеся эмоции. Казалось, еще мгновение — и она завизжит, словно маленький ребенок. Походив взад-вперед, то и дело подпрыгивая, она снова опустилась на колени рядом с ангелом — он, оперевшись о ствол Древа спиной, смотрел на свои руки, которые поглаживали упавший с соседних соцветий бутон. — Так вы-ы-ы… — Вики многозначительно подняла брови. Дино неловко хохотнул. — Н-нет, нет-нет, мы не… не переспали, — Дино усмехнулся. — Или… подожди, а что относится к «переспали»? Вики все же не удержалась — восторженно вскрикнула, прикрыла рот руками. — Значит, что-то такое было!.. Ох, я сейчас заплачу, — сказала она дрогнувшим голосом. — Дино, я так рада за тебя, я- — Но в том-то и дело. — Шепфа, что-о-о? — девушка замерла. — Вики, я… понимаешь, будто на две части раскалываюсь. — Да, понимаю… — Прости, что мы вновь обо мне- — Так, даже не начинай, — Вики замотала головой, хмурясь. — Ты знаешь, что все в порядке. Поговори со мной. Дино благодарно улыбнулся, кладя бутон рядом с собой на землю. — Вики, я… люблю его… Она взволнованно взяла руки Дино в свои. — Это ведь чудесно, разве нет? Он горько посмотрел на нее. — Ты ведь знаешь… — Да-да, Дино. Я знаю, — она опустила взгляд, мотая головой. — Но любовь к нему, да и к кому угодна — та любовь, что включает и аспект души, и аспект тела — да разве же это плохо?.. — Я не знаю. Я знаю только, что… что люблю его. Что я устал прятаться. Устал притворяться и лгать. Вики, я- — Дино, — она подсела ближе и прислонила правую ладонь к его щеке, заставляя смотреть на себя. — Дино, ты… так нельзя с собой, понимаешь? Так нельзя! Нельзя убивать собственные чувства — такие чувства. — Но как же… как же Шепфа?.. Меня эти сомнения, эти все мысли — изнутри испепеляют, Вики. Я прямо чувствую, как они мертвым грузом в сердце повисли — тянутся, обвивают мне… шею, горло давят! Понимаешь? Я все эти эмоции, эту двойственность — не могу выносить! Я устал быть одиноким — у меня есть ты, но я устал, устал быть без него, я хочу в чувствах к нему утонуть, захлебнуться в этой любви — но не могу! Дино чувствовал: дыхание опять ускорялось, и в груди становилось до удушения тесно — но мысли будто прорвались сквозь какую-то преграду, сломали ее и лились бешеным потоком, который становился все сбивчивее вслед за дыханием. Вики с болью смотрела на него — но его глаза смотрели куда-то вглубь собственного сознания. — Я ангел, Вики, я должен служить, я должен!.. А я его люблю, и если служить, то только этой любви — и говорю это, а страх сердце обвивает, понимаешь? Как я могу говорить, да даже мыслить такое! А будущее?.. И я… Я просто хочу быть с ним, даже если его чувства ко мне не чисты — я не хочу знать, хочу быть рядом, я так… изголодался по нему, по этой любви, по п-прикосновениям, по заботе… его прикосновениям, его заботе. Я их не знал — а узнал теперь. И он тоже — сидит в нем боль какая-то, а я все понять ее не могу! И как жить теперь дальше, не познав ее, не- Он резко замолчал, поднимая глаза. Казалось, Вики вот-вот заплачет. — Ты чего?.. — В-видел бы ты себя сейчас, Дино! Да как же… как же можно вот так вот с собой! Не верю — не верю я, что Шепфа вот так вот задумал, будто любить вам нельзя, тебе — да и нельзя! — Ох, Вики, — Дино потянулся к ней, раскрывая руки, и она обняла его, лишь сейчас ощущая, как он мелко, еле заметно дрожит. — Я думаю, — после недлительного молчания начала Вики, отстраняясь, — что вам нужно быть вместе. Как — неважно. Если он любит тебя, если ты чувствуешь, что его чувства искренние — будьте рядом. Мне тоже кажется, что у Люцифера есть какая-то боль, которую он, может, сам не до конца пока понял, и даже если ты не сможешь излечить ее, быть рядом — уже колоссальная помощь. Мне думается, вы друг другу нужны — и я все еще стою на том, что нужны вы друг другу уже давно, с самого начала вашей вражды, которая сложилась под влиянием законов. Я верю, — она сжала руку Дино в своих двух. — Верю, что вы сможете обрести тихое спокойствие рядом друг с другом, пусть ради него, возможно, и придется попотеть. Что бы ты ни выбрал… знай, что я всегда на твоей стороне. Ангел улыбнулся и, не сдерживая порыв, вновь обнял девушку, прижимая к себе. — Спасибо тебе, Вики. Ты воистину ангел, лечащий мою душу. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя на столько же, сколько ты сделала для меня. — Будь счастливым. Найди способ, — Вики взволнованно вздохнула. — Это будет лучшая благодарность.

***

Дино не полетел с Вики к школе — вместо этого, взмыв вверх, он стремительно приближался к небольшому островку, на котором помещалось одно-единственное сооружение. Похожий скорее на беседку, чем на священное место, Малый Храм Шепфа был одним из любимых мест Дино в детстве. Ангел верил, что только отсюда обращение доходит до Него Самого, а потому нередко тут бывал, разговаривая с Творцом. Однако, будучи юношей, он прилетал сюда лишь несколько раз: погружаясь в заботу о людях, образовываясь и развиваясь, он успевал общаться с Шепфой и вне пределов Храма, осознавая, что любой Храм — лишь стены, наделенные символикой. Но сегодня после разговора с Вики его словно потянуло сюда — быстрее, быстрее оказаться в окружении колонн, сесть в самом центре и, обратив глаза к небу, — говорить. Дино давно не общался с Творцом вслух, а потому медлил из-за неловкости — но, стоило только начать, речь полилась искренней, чистой рекой. — Я давно не обращался к Тебе, но сегодня — чувствую — должен. Я всегда думал: Ты и есть смысл моего существования. Ты создал меня для службы Тебе — и я был бесконечно благодарен служить Творцу. Я засыпал и просыпался с Твоим именем на устах; творил добро, опираясь на мир, что Ты создал. Я так люблю этот мир — и я так люблю мир людей, чуть ли даже не больше, чем мир Небес. Ты знаешь — не можешь не знать — как много я отдал делу, что Ты мне поручил. Я… отдал всего себя. Я был готов исчезнуть, осквернив дар жизни, данной Тобою, лишь бы не нарушить закон. Но я… Кажется, я больше так не могу. Ты дал мне способность любить тех, кто нуждается во мне; дал способность любить и тех, в ком нуждаюсь я сам. Так почему же преступлением считается моя любовь к нему? Ты дал мне способность чувствовать, осязать, обонять — так преступно ли мое желание касаться тела, в котором воплощена его душа? Меня разрывает. Режет на части. Ты вложил в меня эту любовь — дай мне решимости объять ее, отдав ему себя. Я не верю — не могу больше верить! — в то, что Равновесие достижимо соперничеством, враждой. Я не могу… ненавидеть его. Я верю в Тебя, Шепфа, я чувствую Тебя, я знаю Тебя с самого моего рождения — я больше не могу верить, что Ты, Ты — воплощенная любовь! — заложил ненависть в фундамент Равновесия. Я отказываюсь верить в подобное — больше не могу. Потому что познал эту любовь. Шепфа. Я люблю его. Люблю. Люблю его. Всем своим существом люблю его — и люблю эту свою любовь, и свою возможность так любить, которую дал мне Ты. Я люблю его, Сотворенного, всей своей душой — и хочу познать его Душу. Хочу познать его Тело. Хочу познать его всего. Объять. Сберечь — его и себя. Дай мне силы, Шепфа. Дай мне терпение. Дай мне мудрость. Пролей на меня Свет Истины. Свет, который поможет нам обоим выйти из тьмы. Вместе.