Nosce Te Ipsum

Люцифер ждал, когда в ответ на дерзость его, как и всегда, схватят за горло, чтобы «выдавить твой проклятый язык», но Сатана замер — лишь губы растянулись в отвратительно едкой улыбке. Отец. «Папа». Это слово для него — оскорбление; «папочка» и ему подобные — спусковой крючок для «мер воспитания». Люцифер был уверен: не будь он наследником, да еще и столь удобным для срыва на нем любой агрессии, Сатана бы давно разорвал его на куски и скормил заключенным, посмеиваясь, — или сделал бы что-то подобное. Он был садистом и прожил достаточно много для того, чтобы вид чужих страданий нисколько не трогал, а только забавлял его — и от того, что Люцифер был его сыном, «чужими» его страдания быть не переставали. Благо, все самые изощренные виды мучений Сатана берег для мелких людских душонок, изуродованных собственной низостью, а с Люцифером обходился «по-доброму». Устал. Устал от давящего ощущения собственной беспомощности. Как бы стыдно и противно ни было, но, когда отец оказывался рядом, Люцифер действительно чувствовал себя абсолютно бессильным, каким-то мелким, незначительным. Словно все, что он мог, — наблюдать и принимать боль. Она не пугала его — напротив, была привычна. Порой даже казалась заслуженной, и всегда — обыденной. Люцифер не представлял своей жизни без этого глубинного страха перед отцом и ненависти к нему; без онемения тела после избиений — и эйфории исцеления, для которой всего раз Люциферу понадобилась чья-то помощь. Образ Дино осветил загнанное сознание. Теряться в тяге к ангелу, касаться его — его, такого нежного, хрупкого, любимого… Отвращение в голосе отца заставило Люцифера вздрогнуть. — Тошнотворно… — Что? — Твое лицо сейчас, — несколько шагов — и расстояние между ними сократилось: Сатана подошел почти вплотную и, больно схватив сына за подбородок, заставил его поднять голову. Лицо отца оказалось настолько близко, что Люцифер ощущал его дыхание, но ничего не видел, кроме двух глаз, окутанных красной пеленой: белки словно наливались кровью. — Что не так с моим лицом? — выплюнул демон, дернув в сторону головой, но пальцы сдавили подбородок сильнее, заставляя стиснуть зубы. — Как же ты жалок, Люц. — Да ты зае- — Знаю-знаю, — Сатана криво ухмыльнулся. — Мне даже жалко тебя. — Да мне похуй! — Жалко, потому что ты с чего-то решил, что тебя можно полюбить. Хотелось закрыть уши, уйти, сбежать — просто скрыться, чтобы не слышать, что собирался сказать отец. Люцифер знал, что Сатана постарается как можно сильнее задеть его, — он бы не выпустил сына просто так из этой треклятой комнаты. Но глаза отца, мертвая хватка, страх перед ним и ощущение собственной немощности — все заставило демона замереть, сжав губы. — Даже если ты полюбил, Люцифер, не значит, что искренне полюбят тебя. Ты забыл, кто ты?.. Забыл, чей ты сын? Забыл, в чем твое будущее? Ты сядешь на мое место, ты будешь властителем Ада, и ты с чего-то взял, что такого, как ты, полюбит этот потешный ангелок?.. Очнись, блядь! Высунь голову из задницы и подумай ею хотя бы секунду! Ты в своем уме?! Что любить в тебе такому, как он, м? Ну хоть одну черту назови, блядь, хоть одну! Или ты правда решил, мол, настолько хорош, что тебя полюбит какой-то хрен с небесной горы, и вы будете жить себе спокойно?! Эти слова, крик, боль — все это просто нужно отцу, чтобы задеть глубже, острее; чтобы как можно ниже опустить. Люцифер знал это, понимал, но каждое слово било прямиком по слабостям и страхам, задевая, язвя, уничтожая. В ответ на видимые мучения сына в красных гневливых глазах загорелось веселье, а голос стал уверенным, хлестким: нужное направление «воспитательных мер» было нащупано идеально. — Ты сам знаешь, как все обстоит в этом мире, Люцифер. И ты знаешь, что в тебе нет ничего, что он мог бы искренне полюбить. Ты лишь интерес для него. Искушение, на которое он купился. — Я… — Ну-ну-ну, — Сатана опустил подбородок, издевательски поглаживая по голове. — Не расстраивайся. Ты же знаешь, как к демонам относятся эти высокомерные ублюдки. Как к грязи. Как к низшим созданиям, которые куда хуже, чем их любимые людишки. И ты — тоже эта грязь, Люцифер. Глаза сына подернулись отстраненностью, а в жалобно поднятых бровях легко читалась уязвленность, боль, сомнение — Сатана ощутил, как внутри него поднимается пламя издевательства. Мучение другого было забавой, которая могла вывести из хоть сколько-то негативного состояния. — Не забывай, где мы расположены в этом мире, Люций. Не забывай, где твое место. Оно здесь — в Аду, на этом троне, а не в твоем выдуманном мире, где ты и этот ангел вместе резвятся, нет-нет-нет. Это все, — Сатана тряхнул сына за плечи, и тот перевел уставший взгляд прямиком на него, — просто твои влажные фантазии. Ангел никогда, ни-ког-да не выберет тебя для любви. За что тебя любить, Люцифер? Что в тебе могло привлечь сынка Фенцио? Да и ты… просто искусил его, не так ли, сын? Может, это все спектакль для соблазнения самого упертого ангелочка?.. — Нет, я- — Или ты правда поверил, о-о-о-о, правда поверил в то, что тебя любят?.. — Сатана театрально поцыкал, качая головой. — Жалкий. Сломать волю. Покорить себе до конца, до последней мысли — идеальная схема, которой он пытался придерживаться в общении с сыном с самых ранних лет. Злило, как Люцифер долго держался, бунтуя и не покоряясь. — Кто бы мог подумать, что твоей самой большой слабостью станет этот идиотизм… Даже как-то разочаровывает, — искренне отметил Сатана, выдыхая. Виски сдавливала мучительная, тянущая боль, от которой тошнило. Слова отца лились через сознание потоком, понять который не удавалось до конца: будто некоторые слова сливались во что-то сбитое, неясное, звучали глухо и скомкано. Однако общий посыл считывался автоматически, сливаясь с тем, о чем Люцифер сам думал. Не достоин. Не достоин его света. — Для него ты отвратителен, — доносились до сознания слова. — Грязный и развратный. Ты как змей-искуситель, в честь которого я назвал тебя. Сатана издевался — издевался с кипящим презрением и наслаждением, которое охватывало его, вдохновляло. — Он, так сильно любящий этих уебищ, сможет полюбить тебя?.. Тебя! Который искушал людей шутя, тебя, который даже за себя постоять не способен перед собственный отцом! Его смех — низкий, хриплый — гулко наполнил зал, эхом отражаясь от стен. — Блядь, как же ты жалок… даже неприятно становится. Все тело стало свинцовым, тяжело тянулось книзу: упасть на пол и просто раствориться в нем, впитаться в этот холодный, обитый кучей ног камень. Люцифер понимал, прекрасно понимал, зачем отец говорит это, чего он пытается добиться, — но сомнения глушили голос разума. — И что ты в нем вообще нашел?.. — Сатана с интересом разглядывал сына — тот резко поднял голову, фокусируясь взглядом на отце. «Забавно…». — После такой эффектной женщины как Ости… как можно было вообще переключиться на этого глиста, да еще и зад ему подставлять? Су-у-у-ка, — он рассмеялся. — Как этот тошнотный тебя вообще возбуждать может… — Чья бы субантра кричала, отец… — Люцифер грустно усмехнулся. — Ты ж на себя дрочишь — не тебе о тошнотности судить. Сатана прыснул. — Твои жалкие попытки защититься меня смешат, Люций, — положив сыну руку на плечо, он сжал пальцы, заставляя скорчиться от боли. — Подумай на досуге о моих словах. Посмотри на себя со стороны, — он наклонился ближе. — Я всегда говорил тебе, что тебя не за что любить. Поверь мне, ничего не изменилось. Опустив плечо и отойдя от Люцифера, Сатана выплюнул короткое «свободен», и казалось, будто ноги демона сами вынесли его из зала. Люцифер вошел к себе в комнату, тяжело опустился на постель. В голове мелькнуло осознание: возможно, скоро к нему ворвется обеспокоенная Ости. Она жила неподалеку и часто «чувствовала» его возвращение — но, прислушавшись, он понял, что ее энергии поблизости не было. Он остался наедине с пустотой, разрастающейся где-то в глубине и засасывающей все, оставляющей грузное чувство полой, ничем не наполненной души. Слова отца заполняли эту пустоту злобой, гневом — к себе и к нему; они забирались иглами под кожу, скользили под ней по всему телу: оно зудело, заставляя ерзать, нервно чесаться, раздражаясь от всепоглощающего дискомфорта. Ощущение собственной унизительной слабости; вина перед Дино; сделка, которую еще предстояло «завершить», забрав причитающееся, — да мало ли было причин для того, чтобы, подняв глаза и наткнувшись на свое отражение в зеркале, испытать омерзение. Особенно удивляло, что к этим отвратительным сторонам личности вдруг начало относиться и прошлое. Люцифер никогда не стыдился его, не считал чем-то неправильным и зазорным; он с наслаждением жил, удовлетворяя свои потребности, делая все, что позволяла ему его демоническая природа. Но почему-то теперь при мысли о Дино становилось стыдно за себя — и этот стыд сам по себе сдавливал, душил: был непривычен и абсурден, но в то же время оправдан, если речь шла об ангеле. Казалось, что отец был прав: с точки зрения законов морали, которые распространялись и на землю, и на небо, Люцифер был отвратительным; будь он человеком, люди вроде Дино обходили бы его стороной. Хотя представлять, каково бы ему было на земле, ни к чему: он прекрасно знает, с каким холодным презрением, даже омерзением могут смотреть на него те, кто живет по этим законами здесь, на небе, — и с какой жесткой, строгой отстраненностью может смотреть на него сам Дино. Установки, пробужденные, закрепленные отцом за несколько коротких фраз, не давали покоя, подбрасывая тревожные вопросы. Что изменилось? Откуда в ледяных глазах ангела появилось тепло, которое так согревало Люцифера? Откуда в его сильных, хлестких в драке руках появилась нежность? Люцифер бросил очередной взгляд в зеркало, замотал головой. «Дино заслуживает большего, — пронеслось в голове. — Я замараю его…» Мысли, только что казавшиеся абсолютно логичными, вдруг подняли в демоне яростный протест: «Так, стоп!» Он вскочил с постели, тряхнул крыльями. Сердце забилось быстрее, отвечая на поднявшееся в Люцифере возмущение собственным рассуждениям. — Это уже перебор. Он чувствовал, как слова отца щупальцами обвили его, заполнили сознание, отравили, — но нельзя было позволить заглушить Дино. «Этой мрази я за него говорить не дам. Даже если Дино думает то же самое, он должен сказать это сам». Взмыв к выходу из Ада, Люцифер сконцентрировал взгляд на приближающемся ночном небе, усыпанном звездами и летающими островками. Когда оно окружило его, оставив огненное подземелье позади, демон глубоко вдохнул свежий воздух, ощущая, как тревога слабеет, отступает. Он осознавал, что это лишь временное освобождение: разговор с отцом показал, что переживания, которые он попросту привык обесценивать, топить в себе, на самом деле живы — и, пробужденные, они ранят куда сильнее, чем в момент, когда Люцифер решался подавлять их. Оставалось лишь надеяться, что Дино у себя в комнате.

***

Умиротворение и принятие разливались в сердце Дино, а с ними — вихрь впечатлений, ощущений, мыслей!.. Признав свою любовь, он словно освободил ее, и она, вопреки его беспокойным ожиданиям, оказалась вовсе не страшной, резкой и абсурдной. В любви к Люциферу было так много всего!.. Направляясь к зданию школы, к себе в комнату, Дино пытался осознать все ощущения, почти ничего не видя от переполненности ими. Трепетная нежность и всепоглощающая, всепринимающая забота; страсть, которая доходила до отчаянной тяги прикоснуться, обнять, зарыть пальцы в красные перья и… — неловко, страшно было думать обо всех желаниях; тревога за будущее и волнение о самом Люцифере; уважение к нему; интерес, любопытство, а потому стремление говорить, говорить обо всем, рассказывать и слушать — вот что удалось разобрать в потоке эмоций, переживаний. Но ничто не давило, не уничтожало — напротив, дарило легкость, ощущение прелести собственной жизни и желание дарить и получать любовь, закрыв глаза на все, что было в прошлом и что может ждать в будущем. Надоело бояться; надоело бежать, упорно взращивая в себе холодность; надоело ненавидеть. Надоело молчать, в конце концов, молчать перед ним — хотелось открыться, довериться, надеясь на взаимность. Из этого вихря мыслей и чувств Дино выхватила знакомая энергия, на которую отозвалась его собственная. Он осмотрелся и сразу заметил Люцифера — далеко внизу, направляющегося к зданию школы. Ангел нырнул, сложив крылья — и буквально набросился на начавшего оглядываться мужчину, обняв сзади за талию, не думая, могут ли их увидеть, не переживая об этом. Хотелось кричать о своей любви, хотелось сказать всему свету о чувствах, что Дино так долго и жестоко убивал в себе. Люцифер развернулся к нему, освобождаясь от объятия, тихо рассмеялся. — А я чувствовал тебя, но только начал искать — а ты уже тут. Дино засмеялся в ответ искренне, зажмурившись. — Напугал тебя? — Да, немного. Люцифер не сводил с ангела глаз, в которых тот только сейчас разглядел печальную задумчивость. Дино мягко взял демона за руку, и, приблизив к губам, поцеловал ладонь, прижимая ее к лицу. Люцифер переместил эту руку на затылок ангела, но вдруг опомнился, резко оглянулся. Школа, хоть до нее и была еще неблизко, уже хорошо просматривалась: темные, спящие комнаты глядели на них пустыми окнами, и подумалось, не наблюдает ли кто за их фигурами, слившимися в объятии. Люцифер предупредительно отстранился, опуская руку и кивая в сторону школы. — Я как раз к тебе направлялся. Дино понимающе кивнул, молчаливо кляня себя за безрассудство.

***

Как только они вошли в комнату, Люцифер неуютно встал перед книжными полками. Дино запер дверь, мягкими шагами преодолел расстояние между ними. — Тебя что-то беспокоит?.. Взяв руки демона в свои, он смотрел на него, нежно улыбаясь. Эта ласка задевала, напоминая о недавних словах отца. — Дино, я… хотел спросить у тебя, хм, — он на мгновение замолчал, подбирая слова. — Я хотел узнать, не волнует ли тебя наше прошлое? Мое прошлое? И… моя природа, в конце концов. Спокойная улыбка исчезла с лица ангела, и Люцифер замер: тревога схватила за горло, заставляя нервно сглотнуть. Дино беспокойно следил за мужчиной. Откуда взялись эти вопросы? Почему он беспокоится?.. Ангел кивком предложил Люциферу сесть, и тот, кивнув, расположился на кровати. В красноватых мерцающих глазах плескалось безутешное ожидание. Опустившись рядом, Дино снял ботинки, забираясь с ногами, и придвинулся к демону — Тоже сядь поближе. Тот послушно последовал примеру: скинул обувь, полностью садясь на постель, и развернулся к ангелу, который благодарно улыбнулся, раскинул крылья, и они обняли Люцифера по бокам. Сердце кольнуло от нежного трепета белоснежных перьев, шелково скользящих по рукам и полусогнутым ногам. — Я соврал бы, если бы сказал, что не размышляю о нашем прошлом. О том, как мы вели себя по отношению друг к другу, — Дино выдохнул, отводя взгляд. — Я не знаю, что тут сказать, как все это объяснить, но… я просто решил для себя, что наша вражда была обусловлена прежде всего тем, чему нас учили чуть ли не с рождения — нам ведь постоянно говорили о неприязни ангелов и демонов друг к другу, — голубые глаза вернулись к Люциферу, который слушал, окаменев. — Наш с тобой конфликт был прежде всего из-за этого. Лично я помню, — он расслабленно улыбнулся, — как мне хотелось, на самом-то деле, общаться с тобой. Хотелось узнать, кто ты, и… потрогать твои крылья, — засмеявшись, он потянулся рукой к демону, и тот чуть склонил лицо навстречу ладони; закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. — Люцифер, самое главное — то, что происходит сейчас. И я благодарен всему, что было, за то, что здесь и сейчас я могу принять свои чувства, могу- — А как же сделка? Как же тот факт, что я чуть… чуть не убил тебя? Ведь я правда желал этого, Дино! — демон отстранил лицо, хмурясь; красные глаза налились цветом, стали ярче. — Я хотел сломать тебя, хотел разрушить, я- — Хватит, Люцифер. У меня много своих было проблем, и... Пожалуйста, хв- — Нет! Ты… нельзя так беспечно относиться ко мне, Дино. Нельзя просто так… прощать меня?.. — А я прощаю. — Блядь, да так нельзя! — Это уж мне решать, Люцифер. Мне решать, как к этому относиться. — Я делал много всего, что ты бы посчитал отвратительным. — Знаю. — Приводил к катастрофам, от которых страдали и умирали люди… — Да. — …И я наслаждался их болью, смеялся над ней. Ангел выдохнул. Закрыл глаза. — Я знаю, Люцифер, знаю. — И наслаждался твоей болью, Дино. Я спал и видел, как извожу тебя, и даже… думал когда-то не искушать, а просто изнасиловать тебя, но это показалось мне слишком скучным. Дино грустно усмехнулся, смотря в пустоту. — Я догадывался, что одно время у тебя было такое намерение. — Я перепробовал в своей жизни столько всего: тут, на земле — ты даже представить не можешь!.. — Могу, — уверенно, без колебаний произнес ангел. В его голосе послышалась строгость, но голубые глаза были спокойны, сулили принятие. — Если тебе станет легче, если ты хочешь, можешь рассказать мне. — Я… ты правда понимаешь все это?.. Дино кивнул и, не давая Люциферу продолжить, произнес: — Ты словно пытаешься сказать мне: «Я плохой». К чему это?.. Демон тяжело выдохнул. — Я стал чувствовать себя… каким-то грязным. Я пытаюсь, пытаюсь осознать это ощущение, преодолеть его, потому что понимаю, честно, я понимаю, что это глупо, знаю, что… что это мне попросту несвойственно. Я никогда не стыдился себя, своей жизни, но сейчас… — он устремил глаза к ангелу. — Сейчас мне кажется, будто ты не сможешь принять меня. Ты осознаешь однажды, кто я, именно осознаешь, прочувствуешь, и не сможешь- — Думаешь, за все то время, что мы враждовали, я ничего не понимал? Я слышал, видел и прекрасно осознавал если не все, то почти все, что было в твоей жизни. Ловил эту информацию неосознанно, думал об этом, потому что мне нужны были поводы, которые бы подкрепляли неприязнь к тебе. Я все понимаю — и выбираю тебя, тебя со всем твоим прошлым, со всем, что было в твоей жизни, я выбираю тебя, и до тех пор, пока ты хочешь быть рядом, я не отвернусь от тебя. Это мое осознанное решение, подкрепленное чувствами, я… — И тебе, тебе — ангелу, который так боролся за чистоту мира, — тебе не мерзко? Касаться меня и- — Мне приятно, — Дино подался вперед, кладя руку на плечо Люцифера и прижимаясь к нему щекой, прикрывая глаза. — Хочу касаться тебя, хочу обнимать тебя, целовать, хочу чувствовать тебя так, как это только возможно, — он посмотрел на демона, нежно улыбнувшись. — Хочу. Казалось бы, вот оно — подтверждение неправоты отца, неправоты собственных страхов, сомнений!.. Но почему в ответ на эти слова — прекрасные, теплые слова — внутри поднималось такое сопротивление, несогласие?.. — Я хочу… хочу верить тебе, Дино, — Люцифер вздохнул. — Хочу верить только тебе. — Что-то этому мешает? Демон обреченно хохотнул, откидывая голову. — Наверное, я оказался куда мнительнее, чем думал. Никогда даже представить не мог, что буду говорить подобное — и скажи мне кто-то прежде, что я когда-то вообще буду об этом переживать, я бы рассмеялся, но… Мне кажется, ты не сможешь принять меня. — Почему? Ты не веришь мне? — Да мало ли, почему, Дино! Да взять хотя бы сделку! — Что с ней, с этой сделкой? — ангел нервно мотнул головой. — Ты… тогда я наслаждался этим, но сейчас, сейчас, когда ты так… дорог мне, сейчас, когда я смотрю на тебя и уже не вижу всего того, что видел всегда, — сейчас я от самого себя в ужасе. Словно я осквернил какую-то неприкосновенную святыню, словно я… я был близок к тому, чтобы стать копией отца. — Что было — то было, — Дино выдохнул, успокаиваясь. Он понимал, что нельзя злиться, но пугало и задевало, что Люцифер не может поверить его словам, и вместе с тем в сердце поднималось глубокое, щемящее сочувствие. Дело было не в недоверии к Дино, а в личной трагедии Люцифера, и ангел это понимал. Никогда не видя Сатану в хоть сколько-то рассерженном состоянии, он мог представить себе, каким дьявол был с Люцифером. Слухов всегда было много — и последствия «отцовской любви» Дино видел и излечивал лично. — Эта сделка… она не тревожит меня. Уже не тревожит. По итогу она подтолкнула нас друг к другу. Я… не оправдываю тебя и благодарю за честность, но вместе с тем- — Прости меня. — Я уже простил тебя. Дино вдруг протянул Люциферу руку, и тот посмотрел на нее с осторожностью. В красных глазах мелькнула догадка — он перевел их на ангела, хмурясь. В ответ Дино мягко, легко улыбнулся. — Наша сделка, Люцифер. Демон только сильнее нахмурился. — Ты выполнил услугу за то, чтобы я отдал тебе свою «чистоту». — Блядь… — тихо ругнулся демон, тяжело выдыхая и отводя взгляд. — Я хочу полностью вернуть тебе долг, Люцифер, я готов, я хочу это сделать прямо сейчас, — той же рукой, что только что тянулась для рукопожатия, Дино коснулся плеча демона — оно дрогнуло. — Я не- — Я отдам тебе все. Я готов отдать тебе все, что только могу. Люцифер повернул голову, вглядываясь в спокойное, излучающее тепло лицо. — Я отдаю тебе всего себя, Люцифер. Больше, чем то, что обещал. Я отдаю тебе не только свое тело — я… — он взволнованно выдохнул, запнувшись. — Я отдаю тебе лю- — Нет! Ангел вздрогнул. — Нет, постой, Дино, не говори ничего… — в груди поднималось, расползаясь повсюду, подкрадываясь к горлу, к голове, какое-то суетное, хаотичное, паническое чувство. Давило, схватывало, и казалось: еще несколько слов — и Люцифер не выдержит, рассыплется, исчезнет. — Почему? — Дино вскочил, становясь перед мужчиной, взял его за плечи, сжимая их и заглядывая в лицо. — Люцифер, я- — Подожди, нет, — он замотал головой, закрыв глаза и пытаясь отстраниться. — Почему?.. — Не надо, Дино, не- — Люцифер! Голос ангела вдруг стал настолько звеняще-чистым, почти стальным, что демон замер, глядя на него. Сердце бешено колотилось в груди и, казалось, в него с каждым ударом впечатывалось сказанное Дино — его небесные глаза, уверенные и строгие, начали оттаивать. Нежность, разливавшаяся в них; трепетность, задрожавшая в голосе; мягкость рук, что обхватили лицо Люцифера, — все это заставляло мелко трястись, мешалось с неподдельным ужасом. Он рос откуда-то изнутри, тянулся из зияющей пустоты в глубине сознания. Демон ощущал ту же пустоту после разговора с отцом — а теперь она словно кричала, вопила. Липкими, мерзкими щупальцами мрак обнимал сердце, опутывал его — быстро бьющееся, задыхающееся. — Люцифер, я люблю тебя. Люблю тебя всей душой. Щупальцы сжались, давя тоскующее, глупое сердце, и в груди словно опустело — а в след за этим мерзким, тесным ощущением опустело и все тело, и только грузная голова, заполнившаяся продолжительным звоном, тяжело давила. — Люцифер, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Со всем твоим прошлым. Со всем, что ты когда-либо делал. Я люблю тебя, я выбираю тебя. — Что… — Я. Люблю. Тебя, — четко выговорил Дино каждое слово. Хотелось закричать — от нехватки воздуха, от слабости, окатившей тело холодом, от ужаса, что сдавливал виски и заполнял легкие вязким мраком; от того, как поплыл образ Дино перед глазами, и последнее, что успел заметить Люцифер, — выражение испуганного замешательства. Хотелось кричать от какой-то тупой боли, что заклокотала в горле; от того, как глухо и тускло звучит изменившийся голос ангела в ушах — ничего не разобрать: только беспокойство. Что происходит? Почему он здесь? И почему он любит меня? Хотелось выть от того, как больно и сладко — и от того, что нельзя «сладко», должно быть только «больно», только «страшно», «грубо». Но кричать не получалось. Крик застрял где-то в груди, заполняя все тело, и казалось, будто оно вот-вот сломается, выпуская вой. Уже не было ни Дино, ни ставшей тесной комнаты — только тьма, заливавшаяся в глаза и уши, смешивавшаяся с этим запертым в теле криком; тьма, заглушавшая мысли, и они — неразборчивые, сбитые, задыхающиеся — бегали в голове, метались из стороны в сторону, подсовывая сознанию только образы, ощущения, ассоциации, которые, будто вспышка, возникали и терялись в черноте. Отец. Кровь на его кулаках. Кровь на полу. Дино. Презрение на его лице. Отвращение. Я заслужил. Заслужил. Боль. Порванные белые крылья. Чистое перо падает на пол. Кровь. Падающий ангел. Ангел. Дино. «Я люблю тебя». Нет. «Люблю тебя всей душой». Кровь на костяшках отца — моя. «Люцифер, я люблю тебя». Рваные крылья — из-за меня. «Я принимаю тебя». Обнимает. Целует. Тянется. Трогает. Дино. «Я люблю тебя» Люблю. «Люцифер!» Нет. «Люцифер!!» Какофония образов, звуков, вспышкой ослеплявших и оглушавших сознание, вдруг замолкла, и мрак, смешанный с невыпущенным криком, озарился всплеском тепла. Оно успокаивало, обволакивая мягко, и тело расслаблялось в ответ; все освобождалось от мертвой хватки: горло, сердце, сознание наполнялись мирным спокойствием. Тьма отступала от глаз, и первое, что различил Люцифер, — Дино, склонившегося над ним на постели. Рука ангела лежала на вспотевшем лбу, и от нее шло все это нежное, трепетное, светлое. Черты Дино, проступавшие через пелену затуманенного взгляда, были искажены неподдельным замершим ужасом. — Однажды я уже видел такое… — начал он ослабевшим голосом. — На одном задании я… — он замолчал, склоняя голову ниже и прижимаясь к собственной руке, что лежала на лбу Люцифера. Тот прикрыл глаза, слушая. — Я был каким-то доктором. Я не очень помню детали, но девочка… — его голос становился тише, неразборчивее. — Девочка так же, как ты, будто отключилась, — он отнял руку, привставая, и, шатнувшись в сторону, обессиленно плюхнулся рядом с демоном, смотря в потолок. — Я сказал ей, что придется полежать в больнице. И она будто перестала существовать, но ее душа не выходила из тела, металась, не находя успокоения. Я легко успокоил ее душу — но для твоей… — он повернул голову набок. — Для твоей потребовалось побольше сил… — Ты уже второй раз- — Я так напугал тебя?.. — Я… — Люцифер хотел было отрицать это, но где-то в голове отзвуком пронеслось ощущение испытанного кошмара. — Да. Да, ты напугал меня. Во всем лице Дино застыло болезненная, ноющая тоска, отзывающаяся в демоне. — Почему?.. — Этот вопрос должен задать тебе я, разве нет?.. Почему ты любишь меня? — Люцифер, — Дино слабо потянулся к нему, кладя руку на шею. Пальцы остановились прямо на напряженно бьющейся, вспухшей вене. — Я разглядел твою душу, заключенную в этом теле. Как я мог не полюбить и то, и другое? Как я мог… мог не полюбить всего тебя?.. Люцифер сел, отводя взгляд от Дино и прислушиваясь к собственному телу. Ангельская энергия, переданная щедро, теплилась в Люцифере. Уже второй раз он чувствовал ее в себе — но ощущение хрустальной нежности, которой она была наполнена, было новым и неожиданным. Энергия была отдана ему не просто из соображений помощи и своего рода долга — Дино вложил в нее столько заботы, столько искренности и отчаянной трепетности, что на смену паническому удушению пришло ощущение… Любви? Люцифер испуганно обернулся на ангела и, придвигаясь ближе, обнял его, приподнимая и прижимая к себе. Тот потянулся навстречу, утыкаясь лицом в шею, мирно дыша. «Я люблю тебя». Неужели так ощущается любовь другого?.. Неужели так ощущается его любовь к Люциферу? Задумывал ли Дино передать с энергией все это или же получилось случайно, — но подделать такое было попросту невозможно. Все эти пугающе хрупкие и вместе с тем мощные чувства выплеснулись в него вместе с ангельской чистой, светлой энергией — и он объял их всем своим телом, всем своим существом. Они сулили безмятежность и обещали покой — будто соприкасаясь с его энергией, дарили ощущение единства и преданности. Казалось, ангел дал ему возможность душой и телом воспринять произнесенные им слова. «Я люблю тебя». Страшно. Мучительно страшно. Люцифер боялся разочаровать, боялся оттолкнуть от себя ангела больше, чем прежде. Все эти чувства, окрещенные словом «любовь», оказались столь уютными и нежными!.. И внезапно столь близкими к тому, что сам демон испытывал к Дино. Люцифер осторожно отнял его от себя, все еще держа в руках. Ангел смотрел спокойно, был устало расслаблен. — Ты в порядке, Дино?.. — Да. Мне хорошо. Нежные ресницы контрастировали с чуть побледневшей кожей, и часть волос, растрепавшись, спадала по плечам, обрамляла лицо. И чувство — большое, наполняющее — поднялось внутри, всколыхнулось; настолько объемное и значительное, что его нельзя было сдержать. Дрожа от волнения, Люцифер осторожно поцеловал веки Дино — одно за другим — и, прижавшись к его лбу своим, прошептал: — Дино… я тоже. — Что? — ангел удивленно замер — казалось, даже перестал дышать. — Тоже… люблю. Я не знаю, та же эта любовь, что ты испытываешь ко мне, или нет, но я люблю — знаю, что это моя любовь к тебе. Я люблю тебя, люблю, так сильно люблю тебя… Произнесенное, чувство словно взорвалось в его груди, заполняя и заставляя тело потряхивать укрупнившейся дрожью. Демон прижал Дино к себе сильнее, утыкаясь лицом в его шею и бормоча с одержимым самозабвением: — Дино. Люблю. Люблю… Сердце бешено билось — и только что ослабленный, ангел чувствовал себя всесильным. Он обнял Люцифера, зажмурившись и задрожав от переполнявшего его осознания. Слова демона эхом звучали в голове, и всего этого: эмоций, мыслей, чувств, телесного трепета — было так много! Нужно было вылить, куда-то выплеснуть это, и он, немного отстранив Люцифера от себя, обхватив его лицо, буквально впился в губы, неудержимо целуя. Напор Дино удивил, но тут же откликнулся — опустив руки на талию, Люцифер прижал ангела к себе теснее, падая на постель. Поцелуй прервался — демон смотрел на мужчину снизу, и тот, откидывая резинку на пол, распустил волосы, наклонился к Люциферу. Светлые пряди упали по бокам — и мужчины не видели ничего, кроме переполненных эмоциями лиц друг друга. — Забери его, — сбившимся шепотом попросил ангел. — Долг? — Да, долг. Люцифер улыбнулся и, чуть приподняв голову, поцеловал кончик носа, нежно надавливая на шею сзади. После произнесенных слов проявлять нежные, трепетные чувства к ангелу стало вдруг гораздо проще. — Не торопись, Дино. Нам некуда спешить. И если подразумевать под долгом именно то, что я тогда имел в виду… — Да, именно это. — …То надо подходить к этому очень осторожно и постепенно. Мне надо подготовиться. — А? Демон рассмеялся: недоумение на лице Дино позабавило его. — «Подготовиться» значит, что- — Я знаю, что это значит. Тебе надо подготовиться? — С этим какие-то проблемы? — Нет-нет, я просто… — ангел, чуть перекатившись, упал рядом — Люцифер развернулся к нему, ложась набок. — Честно признаться, я не думал, что ты… Ну… — Что я захочу быть принимающей стороной? — осторожно сформулировав, чтобы не смутить Дино, уточнил он. — Да. Почему-то… мне казалось, с учетом того, что ты говорил мне тогда, при заключении сделки, и вообще того, что я порой от тебя слышал еще до этого, ты считаешь это чем-то унизительным?.. Люцифер горько улыбнулся. — Прости, что заставил тебя так думать, — он нежно обнял Дино за талию, смотря в глаза. — Я пробовал быть разными «сторонами» — мне нравятся все. Если вдруг у тебя будет желание, ты можешь попробовать быть снизу — но только потом. Твой первый опыт должен быть максимально нетравмирующим и безболезненным, и нам стоит делать все постепенно. Ты так не думаешь?.. Ангел улыбнулся. Казалось бы, раньше обсуждение подобного вызвало бы в нем лишь отвращение, гнев и буквально физическую тошноту — сейчас же он вслушивался в каждое слово, ловя любое проявление заботы со стороны Люцифера. Однако единственная мысль, вдруг вспыхнувшая, обеспокоила его. — Завтра — учеба. — Ты собираешься идти? — Да. Что… что мы будем делать? Демон задумчиво потер виски. — М-м-м, а чего ты бы хотел, Дино? Как тебе будет комфортно? — А тебе? — Мне терять нечего. Но я боюсь, если мы будем открыто, демонстративно вести себя, слишком многое на тебя обрушится. Готов ли ты к этому?.. — Я… — было сложно произнести «не готов». Будто он, мгновения назад твердивший о любви, сознательном выборе, теперь обманывает Люцифера, боясь и прячась. — О чем ты думаешь? — тихо спросил демон. — Не молчи, Дино. Говори со мной. — Я… хотел бы сказать, что готов, но… Как подумаю об остальных — и об отце… Мне становится не по себе. Я будто предаю тебя. Ангел хотел еще что-то сказать — что-то вертелось на языке, беспокойное, слабое, виноватое — но Люцифер обнял его, прижимаясь, и Дино смог только беспокойно, рвано выдохнуть. — Все в порядке, — одной рукой демон гладил светлые волосы, от чего по телу бежали приятные мурашки. — Давай и здесь будем действовать постепенно. — Я вдруг почувствовал себя таким маленьким — ты так… заботишься о моих чувствах, Люцифер. На лице демона проявилось осознание, и он довольно улыбнулся. — Да, кажется… ты прав. — Никогда бы не подумал, что мы будем вот так лежать здесь, — ангел хохотнул, — и я буду чувствовать себя в такой безопасности. Демон ощутил, как все его существо откликается на слова Дино каким-то простым, легким удовольствием. — Останешься сегодня тут, Люцифер? — Да, но уйду рано, еще до момента, как Мисселина с Геральдом отправятся на осмотр территории, — он поцеловал ангела в лоб. — Но я буду рядом до того самого мгновения.

***

Демон не сомкнул глаз. Всматриваясь в спящего ангела, он ощущал то, что и было его любовью. Чувство вызывающей дрожь хрупкости; нежность; желание заботиться, оберегать; любование всем, что было в нем, и внезапно появившаяся гордость за него — даже за это трепетное отношение к людям, которое раньше только смешило; интерес: хотелось узнавать его ближе, больше — чтобы душа ангела развернулась перед ним со всем тем, что там таилось; бережливость и осторожность; доверие, чувство собственной безопасности — и стремление создать для Дино условия, в которых он ощущал бы себя так же; притяжение — души и тела. Лежа ночью и вглядываясь в милые черты, Люцифер осознал в своей любви все это — и было еще что-то, не поддававшееся попытке осознать, назвать. Что-то теплое, немного беспокойное, светлое и отчаянное. Что-то яркое и невыносимо громадное, еле помещающееся. Что-то сильное и жертвенное. Где, как долго все это жило в Люцифере? Почему так глубоко пряталось, прикрываемое абсолютно противоположными эмоциями и мыслями? Он не мог не злиться на себя за то, что, чувствуя сейчас подобное, не так давно желал превратить жизнь ангела в Ад, — но и не мог из-за этого отталкивать, убегать. Напротив, хотелось отдать всего себя — без остатка — и ощутить любовь Дино в ответ. Небо лишь слегка посветлело. Люцифер поцеловал ангела в скулу и, скользнув взглядом по тонким ключицам, выглядывавшим из-под одеяла, поднялся с постели. Одевшись, он хотел было направиться к двери, но шепот ангела позвал его по имени. Мужчина склонился над Дино, оперевшись о постель. — Уже уходишь? — сонно спросил тот, зевнув. — Да, — тихо, низко ответил Люцифер. — Увидимся уже на занятиях, — он нагнулся ниже, беглым поцелуем дотронувшись до ангельских губ. — И вечером ты снова придешь ко мне? — Да, но поздно. Я хочу увидеться с Ости. — Да, хорошо, — Дино мягко улыбнулся. — Расскажешь ей обо всем? — Я… — Люцифер замялся. — Знаешь, я ведь и не подумал, что это неправ- — Нет, все в порядке, правда. Я просто уточнил. Я знаю, что она тебе очень дорога, — как и мне дорога Вики. Да и Ости никому о нас не расскажет. — Ты тоже с Вики о нас разговаривал? — О да-а-а-а, — Дино засмеялся, и Люцифер улыбнулся, любуясь им. — Тогда на занятиях будем вести себя, как прежде, а я приду к тебе ближе к ночи, — он еще раз кратко поцеловал ангела в губы. — Буду ждать. С неохотой оторвав руку, на которую опирался, от постели, демон бросил на Дино прощальный взгляд и, ощутив от одного только мирного, сонного вида ангела новое чувство абсолютного уюта, вышел из комнаты.