Научи меня быть нужной

— Мы теперь действительно встречаемся? — слегка встревоженно спросила Катя, нервно теребя рукав кофточки, довольно соблазнительно облегающей ее фигуру. — Если тебе так важны формулировки, то да. — ответила Ира, моя очередную тарелку и ставя ее на полку сушиться. — Я не… Боже, меня не колышат формулировки. Я просто не могу поверить, что мы… Что я так далеко зашла. — Что тебя так тревожит? — спросила Ира, выключая горячую воду, вытирая руки полотенцем и подходя к Катерине, напряженно стоящей около кухонного гарнитура. — Я не понимаю, как это должно происходить. Понимаешь? Когда встречаешься с парнем, все идет как-то само по себе, и ты можешь спокойно говорить всем, что у тебя есть кто-то, кого ты считаешь особенным для себя. А здесь? Я не уверена, что могу хоть кому-то рассказать о том, что чувствую! — воскликнула Катя, прикусывая нижнюю губу и с трудом сдерживая злость и обиду от пронесшихся мыслей. — Я понимаю, о чем ты. Но есть два пути. Первый: ты можешь признаться об этом всем, кому хочешь, но есть большой риск, что тебя не поймут и не примут. Поверь… Очень большой риск. И пусть большинству людей, в общем-то плевать, с кем ты спишь; те, кто в большей степени имеют к тебе отношение, маловероятно смогут принять это. Особенно здесь. Это маленький город… Сплетни рано или поздно пойдут… И ты можешь либо гордо выслушивать насмешки и издевательства, а они будут, или отрицать все. И я пойму и приму, если ты будешь отрицать. Меньше всего я хочу сделать тебе больно или доставить проблемы. Я давно привыкла жить в зоне тишины. Когда все знают, подозревают, но не могут подтвердить. Домыслы о твоей ориентации или предпочтениях всегда будут. Но пока ты это не подтвердишь, это навсегда останется сплетнями. Люди всегда говорят. И это второй путь. Просто оставить все, как есть. Самая большая проблема, на самом деле, сможешь ли ты выстоять, когда эти разговоры начнутся. — Я не боюсь! — упрямо воскликнула Катя, складывая руки на груди и недовольно хмурясь, обдумывая слова подруги. — Я не говорю, что ты боишься. Я говорю, что это сложно и неприятно, когда в тебя тыкают пальцем те, кого ты знаешь. — ответила Ира, вплотную приближаясь к девушке, и приобнимая ее, сжавшуюся в защитной позе. — Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. И я не хочу, чтобы было так же плохо, как и мне в свое время. — Все было совсем плохо? — грустно и слегка встревоженно переспросила Катя, разжимая руки, опуская их вниз и обнимая свою девушку за талию. — Я думаю, бывает и хуже, но это все равно доставляло мне боль. Особенно было больно, когда от общения со мной отказались лучшие подруги, которым я доверилась, а они лишь сказали, что я ненормальная. Я тогда сказала им, что пошутила и хотела проверить их толерантность. Они сделали вид, что поверили, но мы больше не смогли общаться. И было тяжело, что они, самые близкие, не приняли меня. И я до сих пор благодарна Олегу и Лехе, что они были теми, кто принял такой и сказал, что это ничего не меняет. Эти два идиота тогда, чтобы уравнять наши проблемы, рассказали о своих самых ужасных тайнах. Чтобы мне, вроде как, обидно не было. — Тебе очень повезло с ними. — Да, я знаю. И я думаю, что благодаря ним все прошло не так уж и плохо. — Я боюсь рассказывать своей семье. — Солнышко, ты не обязана никому ничего говорить. Это должно быть… Ну, необходимость что ли. Или потребность в каминг-ауте… — Камин-что? — Каминг-аут. — Ира закатила глаза. — Ну, выход. Короче, когда ты кому-то признаешься в своей нетрадиционной ориентации. — Да я даже сама не уверена в своей ориентации теперь! — воскликнула Катя, кладя голову на плечо Иры и закрывая глаза, ощущая размеренное дыхание подруги и успокаиваясь от этого. — О чем я и говорю. Просто оставь все, как есть. Почему тебя тревожит то, до чего еще стоит добраться? — Ира еще теснее прижала девушку к себе, утыкаясь носом в ее шею. — Потому что я люблю заранее все продумывать! — буркнула Катя. — Все не предусмотришь. Просто оставь это пока в стороне. Я думаю, ты сама поймешь, что тебе нужно дальше. — Почему у меня чувство, будто я разговариваю с пенсионеркой, повидавшей в жизни все? — хмыкнула Катя, вдыхая любимый запах девушки, прижимающей ее к себе. — О да, детка, ты поймала меня. На самом деле я вампир, живущий уже 2000 лет. А теперь я буду пить твою кровь — С этими словами Ира несильно укусила девушку за шею, быстро отпуская место укуса и целуя его. Катя застонала от сочетания боли и удовольствия, а затем постаралась отодвинуть голову девушки, когда почувствовала, что на ее шее оставляют засос. — Черт, ты что творишь? — зашипела Катерина, поглаживая покрасневшее место. — Это месть за твой «шедевр» на моей шее. — Я же не специально! — возмутилась Катя. — А я ничего не знаю. Я должна была быть отомщена! — Блин, как мне теперь возвращаться домой? — Катя укоризненно посмотрела в глаза любовницы. — Не возвращайся… — Хрипло прошептала Ира, пристально всматриваясь в глаза девушки, а затем придвигаясь для поцелуя. — Ты искуситель. — заметила Катя, отворачиваясь и ловя поцелуй щекой. — Я всего лишь хочу провести немного времени с тобой. — Ничего, что мы вместе уже два дня? Мне мама звонила уже шесть раз, переживает, где я пропала. — Ты можешь ей сказать, что осталась у подруги. — Я так и сказала, но она хочет, чтобы я объявилась дома. — расстроено ответила Катя, сожалея, что им придется расстаться на некоторое время. — Мне тебя подвезти? — грустно спросила Ира. — Я бы не отказалась, если тебя не затруднит. Не хочу добираться на маршрутке. — Меня ничто не затруднит сделать ради тебя — Ира подмигнула, наконец отпуская девушку и даже неохотно отстраняясь. — Это заманчивое предложение. — Катя хитро улыбнулась, обходя девушку и шлепая ее слегка ладонью по попе. — Но не сегодня. Через некоторое время окончив сборы, подруги вышли из дома Иры, сели в автомобиль, чтобы отправиться домой к Кате. Поездка прошла мирно, за легкой болтовней ни о чем. Поэтому, когда Катерина вышла из машины и послала девушке воздушный поцелуй, ее настроение было замечательным. Они договорились встретиться вечером, чтобы Катя осталась с ночевкой у Иры, а утром вместе отправиться на работу. Летящей, даже слегка пружинящей походкой, Катерина направилась в сторону дома, совершенно не обращая внимание на окружающую обстановку. Возле дома стояла ее мама, что-то оживленно обсуждающая с Людочкой. На руках соседки годовалый карапуз сонно вертел в своих ручках пуговицу ее халата. Катя подошла ближе к женщинам, приветливо улыбаясь и здороваясь. — Ой, Катенька, наконец-то, объявилась. — Воскликнула мама. — А она терялась? — азартно подхватила новость соседка. — Нет, я просто ездила по делам. — вклинилась Катя, тщетно пытаясь предупредить возможные сплетни. — С кем? — спросила Люда, покачивая младенца, который начал недовольно агукать. — С начальницей своей. Ириночкой. — Ирой, мама, не Ириночкой. — Ой, ну какая разница. — махнула рукой женщина. — Это с этой ненормальной? — шокировано воскликнула Люда, открывая от удивления рот. — Почему это ненормальной? — спросила Тамара Васильевна. — А вы не знаете? — Люда округлила глаза, предвкушая, как сейчас в красках передаст слухи о предпочтениях Катиного босса. — Нет…- Выдохнула женщина. — Она нормальная. — Вклинилась Катя, раздражаясь от того, что предметом сплетен станет ее девушка. — Ой, ну прекрати, все же знают о ней. — Что знают? — открыв рот, Тамара Васильевна ждала ужасную информацию. — Она лесбиянка! — выплюнула Людочка с таким отвращением, будто как минимум говорила о мусоре, а не о человеке. Тамара Васильевна ахнула, прикрывая рот ладонью и довольно нелепо округлив глаза. Катя смотрела на все это опосредованно, будто со стороны, одновременно понимая, что никогда не сможет рассказать своей матери о своих отношениях с Ирой. — Ой, и она была в моем доме… — Начала сокрушаться Тамара Васильевна. — Мама, прекрати. — А ты знала? — возмутилась пожилая женщина. — Конечно, я ей давно сказала. — подлила масла в огонь Люда, важно кивая. — Слушайте, прекратите. Ира — замечательный человек. — Но она же… - Начала говорить Тамара Васильевна. — Что она? Убила кого-то? Или, может, она больна какой-то неизвестной болезнью? Почему вы лезете в чужую жизнь? — вспылила Катя. — А может, и больна. — ответила Люда, перекидывая ребенка на другую руку. — Таких надо убирать из общества вообще. — Катя почувствовала, как гнев волной поднимается в ее теле, но сумела сдержаться, понимая, что не сможет выиграть войну с невежеством. — Она хороший человек. Лучше, чем большинство из тех, кого я знаю. — твердо произнесла Катя, разворачиваясь и уходя в дом. Ей хотелось сейчас одного — вновь оказаться в объятиях Иры, убежать от этого мира и тех несправедливостей, которые он несет. Но она понимала, что это невозможно, и реальность так или иначе настигнет, заставит пошатнуться их счастье. И ей стало невыносимо страшно от того, сможет ли она противостоять этому. Что будет, если узнают об их отношениях мама и, например, соседка? Неужели ее тоже отнесут к категории ненормальных и больных? Боль затопила всю ее сущность. Теперь она поняла, что имела в виду Ира, говоря о том, что испытывала, когда ее не приняли близкие подруги. Действительно сложно. Но больнее всего, что она сама испугалась момента, когда ее заставят выбирать. Вечно жить в тени нельзя. Катя села на кровать, отрешенно и опустошенно глядя в стену. Она почти не слышала, как дверь открылась, и в комнату вошла мать. — Катенька. Я понимаю, что ты считаешь ее хорошей, но может… — Нет. — Я просто. — Нет, мама. Я не буду поддаваться вашим предрассудкам. — А если она… - промямлила смущенно Тамара Васильевна. — Что, мама? Изнасилует меня? Соблазнит? Что она может сделать против моей воли? — на новой волне гнева выпалила Катерина, вскакивая и передвигаясь по комнате, собирая вещи. — Катенька, это не нормально. — раздраженно проговорила женщина. — А что такое нормально, мама? Воспитывать ребенка с пьющим мужем, это нормально? Или совсем без него? Или может, норма, когда жена терпит мужа только потому, что ей пойти некуда? Почему все считают, что ЭТО норма, а любовь к женщине — нет? — почти плача спросила Катя. — Потому что так было всегда. — Я не хочу жить так, потому что так было всегда, и кто-то скажет, что это правильно. Я не прекращу общение с Ирой только потому, что ты боишься чего-то. Она мне нравится. Я лю… — Катя оборвала себя на полуслове, понимая, что чуть не совершила ошибку, руководствуясь своими эмоциями. — Ты имеешь право игнорировать ее, если боишься, но не заставляй меня. — Хорошо, дочка. — грустно ответила женщина. — Я просто не хочу, чтобы кто-то подумал, что и ты такая же, как она. — Какая такая? Хороший человек? Отличный специалист? Добрый и отзывчивый человек, спешащий на помощь? Что из этого мешает тебе принять ее? — Не мешает. Но я не хочу, чтобы на нашу семью лег подобный позор. — Тамара Васильевна окинула дочь твердым взглядом, ставя точку в этом разговоре. — Вечером у старшего сына Люды день рождения. Мы приглашены. И не смей не прийти. — На этом разговор был окончен. Дверь за спиной пожилой женщины захлопнулась. Катя же сидела подавленная и обессиленная на своей кровати, с трудом сдерживая слезы обиды. — Уже лег, мама. — едва слышно прошептала она в пустоту, стирая рукавом первые набежавшие слезы.