Mama, just killed a man

Дверь им открыл хмурый рыжий человек, недружелюбно уставившись на их компанию лиственными глазами. — Эйб, пустишь? — тихо поинтересовался у него Альбус. Хозяин Кабаньей головы с недоумением уставился на него из-под насупленных бровей и, дернув в кивке головой, пригласил их жестом внутрь. Пропустив всех мимо себя, он по-свойски похлопал директора по спине — там, где были спрятаны крылья. Дамблдор неуютно повел лопатками и с короткой вымученной усмешкой пристукнул «Эйба» в ответ по плечу. Гарри решил, что спросит об этом позже. — Кровь есть? — с порога поинтересовался Снейп и уставился на хозяина окончательно почерневшими белками глаз. Расположились они в одной из комнат на втором этаже. Гарри уселся в кресле у окна, откуда было видно пустые улицы вечернего Хогсмита. Во многих окнах горел свет, но редкие прохожие все же были — половина из них исчезала под козырьком над входом в Кабанью голову. Краем глаза Гарри наблюдал за молчаливо застывшими по углам профессорами. Низкий потолок давил, напоминая про жилище Мраксов. Они ретировались оттуда, не желая рисковать тем, что добыли. Если в хижине и были какие-то ловушки, то после их маленького буйства все они определенно должны были начать действовать. Снейп, поймав взгляд Гарри, залпом выпил свой стакан и брякнул им о стол, смотря перед собой. На стеклянных стенках остались густые бордовые разводы, медленно стекающие обратно на дно. Директор чуть дернул уголком губ и присел на спинку дивана у камина, напоминая озябшую птицу на карнизе. Директор первым же начал разговор, который они откладывали с того самого момента, как покинули жилище Мраксов. — Северус, как давно ты узнал о наследии Гарри? — А вы, директор? — спросил гуль, поворачиваясь к нему. — Вы знали. Проследили за мной? В конце концов, Дамблдор знал про поездку в Японию и, как оказалось, весьма непрозрачно намекал Гарри про маму. Она училась в Хогвартсе семь лет. Директор не мог не знать. И все же ничего не сказал. Альбус ответил тяжелым пристальным взглядом. — Да, — честно признался он. — Гарри, ты слишком ценен для нас. Твои решения и действия имеют последствия для всех, поэтому естественно я должен знать, что с тобой происходит. Хотя бы в общих чертах. — Замечательно! У нас по школе, полной детей, бегает людоед, а никто палец о палец не ударит, — глухо пробормотал Снейп, заливая в себя еще одну пинту крови, но его никто не услышал. Гарри напряженно подобрался в кресле, пожирая глазами Дамблдора, готовый бежать из этого дома, деревни — страны в любой момент. Каждое слово было щепоткой пороха в бочку, на которой он сидел. — Тогда вы знаете о?.. — тихо выдавил Гарри и замолк, все-таки метнув взгляд на Снейпа. Глаза у того все еще чернели темными провалами, чернильные прожилки прошили веки, и дразнить дампира было последним делом. Гарри не решился продолжить. Что бы не говорили, а инстинкт самосохранения в нем был жив. Снова. К удивлению, Дамблдор просто кивнул. — Да. — И вы видели, как я ее… — Упаси Мерлин, нет. — Дамблдор чуть поморщился, как от укола головной боли. Он замолчал, а когда заговорил, тон его был столь будничный, словно они говорили о погоде: — Но, боюсь, ты не сможешь вечно скрывать это. Рон узнает, рано или поздно. — Вы расскажете? — Нет. Такова природа вещей. Гарри откинулся на спинку и подпер голову рукой, исподлобья уставившись на Альбуса. Можно ли верить директору? А доверять? Если бы Дамблдор рассказал Гарри про маму, все было бы проще. Гарри бы не пришлось мучить своим самочувствием Сириуса, он бы не вышел из окна в тот день, они бы не поехали в Японию, Гарри бы не пришлось доказывать гулям свою полезность и ему бы не пришлось… Но, по итогу, Дамблдор ведь не сдал его Аврорату в первый же учебный день? Прикрыл Сириуса и избавил его от лишних судебных проволочек. Не дал Снейпу убить Гарри в хижине Мраксов. И сейчас он сохраняет своим молчанием дружбу Рона, которой Гарри мог бы вмиг лишиться. Гарри опустил голову и отвернулся, вновь уставившись в окно. В ушах зазвучали все резкие и отчасти незаслуженные слова директору, что изверг его же рот, и захотелось провалиться под землю. Дамблдор больше ничего ему не сказал, повернувшись к давно уже молчащему Снейпу. — Северус, я могу предположить, что ты всегда знал про Лили? Отражение Снейпа в оконном стекле прикрыло глаза, замерев на миг. Он не был мертвецом, как его дальние родственники вампиры, но сейчас мог бы сойти у них за своего. Его губы были сжаты в узкую бескровную полоску, не собираясь разлипаться. Снейп коротко кивнул. Гарри подался вперед, впиваясь в его отражение глазами. Столько хотелось спросить, наплевав на неприязнь и недоверие. Узнать больше про эту рыжую улыбающуюся девочку с фотографии. Про маму. Но Гарри чувствовал на себе предостерегающий взгляд директора и потому прикусил язык, застыв в своем темном углу. Пусть говорит директор. Почему-то адвокаты всегда звучат весомее, чем подсудимые. — Мы, — начал хрипло Снейп спустя минуту молчания. Сглотнул и прикрыл глаза, смаргивая постепенно уходящую черноту. — Мы познакомились лет в десять. За год до Хогвартса. Уж не помню точно как, но она мне даже понравилась. Так легко впечатлить одинокого ребенка, — он усмехнулся едко, привычно. Но Гарри уже видел — умел видеть — как едва надломились за упавшими на лицо прядями брови. — А потом я нашел ее заначку под деревом на пустыре. Я помню, кажется, нога, несколько органов в контейнерах и кости в углу. Наверное, не успела убрать. Она была довольно аккуратным ребенком, хотя и носилась вечно с мальчишками играть на поле… Сказала, что я буду лежать там же, если хоть кому-нибудь скажу. Но, да, я знал, что она такое. Гарри все-таки не сдержал смешок, спрятав счастливую непрошенную улыбку в кулак. У мамы определенно было чувство юмора. Два взгляда скрестились на нем. Снейп сузил глаза, будто только вспомнив про присутствие третьего собеседника в комнате, и отчеканил в образовавшейся тишине: — Директор, моя прямая специальность предполагает уничтожение тех из монстров, что покушаются на тело человека. Предлагаю вам подумать о сотнях детей, которые иначе продолжат подвергаться опасности. — Сказал тот, кто только что выхлестал пол-литра крови и уж точно на них не посягает, — вежливо приподнял брови Гарри, уставившись на профессора с самой дружелюбной улыбкой, какую только умел изображать. В Японии улыбаться людям получалось только так. Уважительно. Правдиво. Не вызывая подозрений. Снейп даже не стал заводить свою шарманку про гадких мальчишек и отсутствие уважения. Он достал палочку, вмиг направив ее на Гарри. Опять. — Мы не будем сейчас никого обвинять, — пронзительно посмотрел на них обоих Дамблдор. Снейп невозмутимо встретил его взгляд, и тот сказал жёстче: — Мы на войне. Темный лорд — вот ваш настоящий враг, против которого вы должны выступать. Потому что мы — наследники, и уже не так важно, чьи. Хотя бы поэтому мы на одной стороне. Вот почему сейчас мы наконец-то поговорим по душам и объединим наши усилия против Волдеморта. Снейп скривился, как от боли. Кажется, все-таки от нее, потому что рука с палочкой дрогнула, и в тишине Снейп опустил ее, резко усевшись обратно. Дамблдор благодарно ему кивнул. Гарри скосил глаза на чужое предплечье, скрытое под черным рукавом. Вещь-то в самом деле полезная. — Северус, у меня остался один важный вопрос, — настойчиво произнес Дамблдор и поймал яростный взгляд Снейпа. Гарри нахмурился от ощущения, что между преподавателями происходит безмолвный диалог. — Что произошло в ночь на Хэллоуин в восемьдесят первом? Гарри показалось, что он не расслышал. Он мотнул головой и уставился на Дамблдора в немом вопросе. Что за чушь? Почему он об этом спрашивает? Снейп в тот момент скорее пытался свалить с островов вместе с другими осиротевшими Пожирателями, а не плясал тарантеллу на хладных телах Поттеров. Гарри еще помнил слова Сириуса и Люпина об их школьной вражде с Нюниусом, но нельзя было не признать, что рационального начала в поступках Снейпа было все-таки больше, чем у так и не повзрослевших Мародеров. — Да мне откуда знать? — огрызнулся Снейп, но слишком большее количество крови не пошло ему на пользу. Белки помутнели до темно-серого оттенка, а голос на миг охрип. Гарри, затаив дыхание, наблюдал. — Тогда зачем ты украл палочку Джеймса Поттера? — Рука Снейпа чуть дернулась в сторону бедра, где под мантией была спрятана кобура. Этого жеста было достаточно. — Я помню каждого студента, особенно такого яркого, как Джеймс. Красное дерево, одиннадцать дюймов и, насколько я помню, жила дракона? Палочка, которая воплотила столько шалостей в реальность. Что это может быть, как не трофей былой вражды? Северус, это то, за чем ты пришел в дом Поттеров в ту ночь? Мародерствовать? — Конечно же, больше мне ведь заняться нечем, — откровенно прорычал Пожиратель. На его бледном лице ходили желваки. Глаза почернели, на веке билась черная вена. — Лично пришел их добить, чтобы убрать помехи на пути лорда! Разгромил весь дом до неузнаваемости, уничтожил в пыль все намеки на Поттера, оторвал его чудовищу хвост и забрал себе, чтобы пустить на опыты! — Снейп сжал дрогнувшие губы, и уже тише процедил в сторону: — Сдохла, ну и поделом. Пальцы были запачканы в чем-то горячем и жидком. Гарри попытался разжать кулаки, но тело не слушалось. Как чужое. Краем глаза он зацепился за свое отражение в темном окне — черные провалы глаз на пергаментно белом лице. Словно он двойник Снейпа. Наверное, забавно быть убитым собственной тенью. Тенью с лицом заклятого врага. Сердце билось о ребра, горело пульсаром, пуская по жилам лаву. Гарри скрутило от одуряющей, жрущей его боли, и он закусил до крови губу, чувствуя, как жгучая лава наконец добралась до глаз. Его родители… Дамблдор, заметив его состояние, прервался что-то говорить Снейпу и задумчиво потер подбородок. — Думаю, мне стоит рассказать немного предыстории. Дело в том, что Северус был первым, после меня, конечно, кто услышал пророчество о тебе и Волдеморте. Поэтому я и решил, что раз он знал, то был в курсе и о… Снейп донес на его родителей. Он виноват в их смерти. Он убил их. Кожу словно бы укололи тысячи иголочек, когда слезы замерзли на щеках льдинками. Поясницу коротко потянуло. Гарри хотел было встать, но ноги, дрожащие, холодные, подрубились, и он рухнул на колени. Злость поднялась вихрем, толкнулась в глотке криком. Гарри взвыл. Когда он поднял голову, Снейп с другого конца комнаты со страхом смотрел на кончик кагуне, зависший перед его грудью, напротив сердца. Аппарация. Ясно. Гарри бессильно опустился на пятки, прикрывая глаза. А потом гравитация — и оглушающее заклятие Дамблдора, потянули его вниз. Как он мог только подумать, что кто-то в этом мире на его стороне?

***

Гарри очнулся с ясной и четкой мыслью. Он убьет Снейпа. Разве это будет сложнее, чем то, что гуль, такой, как он, привык делать для жизни? Но, когда Гарри попытался встать с белых, пропахших медицинскими зельями простынь, руки задрожали и отказались его поднимать. В Больничном крыле ему принадлежала отдельная палата. Мадам Помфри, заглянувшая к пациенту по сигналу следящих чар, рассказала о принесшем его сюда лично Дамблдоре и о том, что Гарри будут ждать в директорском кабинете в любой момент, когда он сам будет готов. От занятий на ближайшие дни он, естественно, был освобожден. Очень быстро все трещинки и неровности в потолке для изучения закончились. Тело, пусть и регенерировало окончательно, ослабело до невозможности. Было ли это связано с ростом его кагуне или сомнениями? С каждой минутой, проведенной в тишине палаты, Гарри все меньше хотелось отсюда уходить. Есть не хотелось тоже, поэтому он лишь мельком взглянул на поднос с завтраком, принесенный домовиком, и отвернулся. Мадам Помфри заглянула еще раз проверить его самочувствие, но не стала его беспокоить. За окном светило солнце, и его свет, рассеянный в воздухе белыми занавесками, освещал помещение тихим сиянием. Едва ощущаемый ветер легко гладил подростка по волосам, и постепенно словно и его тяжелые, мрачные мысли чуть выветрились, прекратив сжимать когтями сердце. Он повелся, как ребенок. Оглядываясь назад, Гарри видел, что слова Снейпа были продиктованы всего лишь его ненавистью и застарелым страхом. Как минимум, громить дом и грабить мертвецов точно не было фишкой злобного профессора — в отличие от слишком острого языка. И все-таки Снейп что-то знал. Не зря в его руках находилась отцовская волшебная палочка. Гарри прикрыл глаза, вспоминая светлую вязь паутинки на красном дереве. Инструмент, с помощью которого Джеймс Поттер колдовал над Мародерской картой. Интересно, как он выглядел во время колдовства? Сверкали ли его глаза от восторга успеха, как у Гермионы, или быть может он, как Малфой, колдовал непринужденно с видом последнего засранца, чтобы после этого с превосходством ухмыльнуться в лицо всем остальным? А потом он пошел с этой палочкой служить в аврорат. И умер с ней в руках. Гарри завернулся в одеяло по самый нос, сворачиваясь у стены. И несмотря на то, что в больничной палате было чисто, он почувствовал, как зачесался нос и прослезились от этого глаза.

***

Конечно же, первой навестить его прорвалась Гермиона. Гарри пока не определился, есть ли у него до сих пор слабость, или он просто не хочет вставать и видеть кого-то, но подруга уже появилась в его тихом спокойном мирке, и деваться было просто некуда. Гарри сел на кровати, через силу улыбаясь своей гостье. Зачем она вообще пришла? В каждую их встречу в этом году они едва ли общались дольше пяти минут, и Гарри вдруг осознал, что совершенно не понимает, что происходит в кудрявой голове Грейнджер. И — у гуля невольно расширились глаза — магия Гермионы стала пахнуть. Словно бы ветер подхватил и принес из отдаления горько-сладкий аромат какого-то дерева. Гарри посмотрел на нее исподлобья. Лили Поттер уже доказала, что звание магглорожденной ничего не значит. Но Гермионе стукнуло семнадцать. Не могла же она скрываться целый год? Но он определенно не слышал в ее магии таких ноток раньше. Тут определенно были замешаны слизеринцы, но Гарри пока не понимал как. — Что ты опять натворил? — вместо приветствия произнесла Гермиона, устраиваясь на стуле рядом с ним. С собой она принесла пачку исписанных пергаментов, сумку конфет и много-много фруктов, которые в итоге похоронили под собой тумбочку. — Да, со мной все в порядке, спасибо за то, что спросила, — сухо кивнул Гарри, и щеки Гермионы покрылись лёгкой красной краской. — Прости. Я, да и все мы волновались, когда ты просто исчез. Я уж боялась что ты влип в очередные неприятности, но ты жив, и это уже радует, — улыбнулась Гермиона, не сумев удержаться от подтрунивания. — Все хотели повидать тебя, но мадам Помфри запретила. — Девушка, сощурившись, в любопытстве склонила голову к плечу. — По ее словам, сам Дамблдор приказал тебя не беспокоить. А накануне он тебя вызывал. Что произошло? — Ничего, на самом деле. — Гарри нелепо улыбнулся. — Он предложил мне продолжить тренировки легилименцией уже с ним, я перестарался и загремел сюда. Гермиона испытывающе уставилась на него. Через минуту даже Гарри молчание начало казаться неловким. Через две Гермиона со вздохом покачала головой. — Почему я не верю тебе, Гарри Джеймс Поттер? — Может быть, у тебя проблемы с доверием. — У меня ли? — Гермиона окончательно приняла серьезный вид и посмотрела на друга в упор. Гарри встретил ее взгляд, просто разглядывая такое знакомое лицо. Он еще помнил, как Гермиона подправила себе зубы на четвертом курсе, чтобы стать лучше. Это и правда изменило ее черты лица, сделало правильней. Гермиона всегда стремилась к идеалу, каким бы он ни был. На что могли уговорить ее слизни, учитывая уязвляющий Гермиону статус неполноценной магглорожденной? Что она сделает теперь? В конце-концов, он опустил глаза. — Гарри, мы не разговаривали толком чуть ли не с начала года. Ты вечно занят то командой, то учебой, хотя твое рвение к простым предметам похвально, то тебя вызывает Дамблдор, то ещё что-то. Ты даже не ходишь с нами обедать в Большой зал! Но ты ведь и без меня знаешь, что здоровое питание… — Герм. — Я веду к тому, что мы совсем не видимся. Мы с Роном не знаем, что с тобой происходит. Ты хоть представляешь как мы испугались, когда нам сказали о том, что ты здесь? Мы даже не могли догадаться, из-за чего! Гарри молча разглядывал свои руки. Казалось, словно от него осталась одна лишь пустая оболочка, способная слушать, но не мыслить и уж тем более не отвечать. Что ответить, если любая сказанная фраза может в итоге дойти до врага? У Гермионы были теперь свои секреты и, видимо, новые друзья. Что бы она не говорила, но Гарри слышал ее магию — и та была красноречивее всего. А была ли Гермиона честна с ним раньше? Хоть когда-нибудь? Теперь Гарри не был уверен. Но все-таки он отчеканил: — Со мной все в порядке. — А потом добавил, мягче: — Я не могу сказать. Не сейчас. Он не был готов к разговору, который назревал. И вряд ли вообще будет. Возможно, продолжить врать друг другу окажется не так больно, чем сорвать все покровы. Гермиона терпеливо вздохнула, чуть поумерив пыл, и спокойно произнесла: — Пообещай мне, что все расскажешь, когда будешь готов. — Обещаю. Гермиона испытующе посмотрела на него, а потом хмыкнула. — Спасибо профессору Дамблдору за то, что дал мне возможность с тобой поговорить хотя бы так. Хоть в чем-то Гарри был с ней согласен. Лучше так, чем тешить себя надеждами. Всё-таки придется потом встать, чтобы высказать директору благодарность. Если Гарри, конечно, найдет причину, почему он не должен злиться на Дамблдора в этот раз. Почему он не должен злиться хотя бы на кого-то. И вроде бы поменялся только Гарри, а ощущение, что все, кроме него. Ну не мог он ошибиться во стольких сразу. Он знал, что должен был промолчать. Но Гарри раздраженно хмыкнул: — Будто ты рассказываешь нам больше. Настала очередь Гермионы неуютно пожимать плечами и изображать незнание — но ее магия чуть всколыхнулась, запах усилился. Она врала — на этот раз стопроцентно. Гарри почувствовал, как закипает в груди обида. Самая банальная. — Моя жизнь определенно не такая интересная, как твоя. — Ты не рассказываешь даже этого. — Гарри осознавал, что его несет, слышал свой напряженный злой голос и ничего не хотел — не мог с этим делать. — Ты хоть осознаешь ситуацию, в которой мы оказались?! Слизеринцы угрожали мне тем, что, если мы не примкнем к ним, они испортят нам жизнь. И ладно я, займусь родом, засяду в Визенгамоте, как-нибудь переживу, но ты осознаешь угрозу себе? Что ты будешь делать с этим? Я, знаешь ли, тоже не бесчувственный чурбан, а ты словно бегаешь от меня, потому что я не вижу тебя в библиотеке и… — Гарри! — возмущенно воскликнула Гермиона. Наверное, не рассчитывала, что ей перепадёт ее же оружием. Но дальше она прикрыла глаза и выдохнула. Вдохнула. — Гарри, я обручена. Гарри замолк на полуслове. Да быть не может. Гермиона, которая была совершенно против старомодных традиций и ранней помолвки, — и замуж? А как же «сначала карьера, а уже потом семья»? Она что, шутит? — Я думал, ты против ранних браков, — вышло хриповато, и Гарри поспешил прочистить горло. Гермиона с улыбкой покачала головой, пересаживаясь на край кровати. Она взяла его за руку, и Гарри машинально сжал ее кисть в ответ. Сильнее повеяло древесным соком. — Помолвка это еще не брак, Гарри. Но это как раз было моим решением. Решением ситуации, я имею ввиду. — Гарри смотрел на подругу во все глаза, и Гермиона снисходительно продолжила: — Ты же не думал, что я буду ждать все то время, пока ты разберешься со своими проблемами и придешь меня спасать? — А как же родители? — Они пока не знают. — Гермиона замялась, но уверенно продолжила: — Они всегда говорили мне, что дело не в возрасте, а в способности взять ответственность. Думаю, они одобрят то, что я делаю. Он мотнул головой, все-таки приходя в себя. В целом, это даже логично. И внезапно появившееся наследие — намек на него — тоже. Значит, это наследие ее жениха. И слизеринцы тут абсолютно ни причем. Гермиона всегда была сообразительнее его. Гарри вдруг стало так стыдно, что захотелось просто спрятаться от подруги куда-то. От ее взгляда. От того идиота, которым он был. Никто его за язык не тянул, кроме собственной глупости. Гарри потер нос, буркнув: — Кто? — Тео. Он нахмурился, пытаясь вспомнить его запах, но с недовольством осознал, что никогда не уделял Нотту достаточного внимания. Да и видел он его в основном в окружении других студентов, когда вычленить один запах довольно сложно. Но теперь Гарри запомнит. Они и не общались-то сильно, только в рамках учебы и во время общих посиделок в гостиной (еще когда Гарри их посещал). Тео казался неплохим парнем, умным под стать Гермионе, но все же… — Рон знает? — Ещё нет, но я собиралась сказать вам… — Когда? Когда ты собиралась нам сказать? Гермиона нахмурилась, недовольная его тоном. — Тогда же, когда ты собирался рассказать, куда постоянно уходишь. Не держи нас за слепых. Гарри поморщился, но сбавил обороты. Пожалуй, это точно не та тема, которую он готов поднять в принципе. — Уела. Наружу стал рваться непрошенный смех, и Гарри, как ни старался, не удержался от смешка, буквально ощущая, как расслабляется его внутренняя пружина. Он скучал по Гермионе. По дружеским подколкам. По чувству доверия и поддержки, даже если вы не говорите друг другу всего. Просто потому что веришь в человека. Хотел бы он быть достойным веры Гермионы человеком. Но, к сожалению, он даже не человек. — Ладно, — выдохнул Гарри, улыбаясь подруге, — хорошо, что все сложилось так. Ты будешь с ним счастлива. Я рад за вас. И скажи всё-таки Рону. Гермиона солнечно улыбнулась в ответ, согласно кивая.

***

Тут совсем не было света — одни холодные стены и едва ли освещенный кострами потолок, скрытый за проржавевшими от старости трубами. Даже воздух был сперт, затхл и отдавал плесенью — спасибо, что не отходами. Хотя и они были, особенно в коридорах: чтобы выбраться из убежища, неизбежно нужно было пробраться сквозь душные коридоры, заполненные трупами гниющих крыс. Гарри знал, потому что смутно помнил, как его тащили по узким темным проходам и под ногами то и дело ломко хрустела кость. Ему объяснили, что этот запах сбивает других. Не дает враждебным бандам почуять, что здесь кто-то есть. И защищает от лишнего интереса с поверхности, что тоже немаловажно. Но Гарри сомневался, что его новым знакомым хоть что-то грозит. Не тем, кто мог убить тебя за секунду. Гули с магической улицы, у которых, как Гарри догадался позже, его и бросили, не были угрозой. От них пахло мертвечиной, и их хвосты, покрытые хитином, гладкие, чешуйчатые, лишь немного отличали их от людей. И не будь они так слабы, у Гарри не было бы шанса убежать. А существа, которые окружали Гарри сейчас, людьми точно не были. Дикие твари? Уже похоже больше. Их глаза горели красными огнями в темноте, отражая кострища. Хвосты мелькали за спинами, служа полноценной пятой конечностью — как еще взобраться по трубам? или распотрошить принесенную в логово добычу? Гарри не мог на это смотреть. Первое время он шарахался ото всех, забивался в самые темные углы, не понимая, почему его пощадили. Но от всего спрятаться нельзя. Он слышал их разговоры, слышал, как играют дети и как поднимает гомон, стоит кому-то из охотников вернуться. Он чуял запахи немытых тел и сырого мяса, горелого дыма и крови. Он видел, самым краем глаза, как играют дети, разгоняясь с помощью хвоста до невероятной скорости, и как сидят вместе парочки у ласкового огня. Он не хотел знать, что у таких чудовищ, как он, может быть спокойная жизнь. Не хотел принимать. Пусть даже это спокойствие было так извращенно. Они все убивали. Они разрушали чужие жизни. А когда эти дети вырастут, то разрушат и того больше. Просто потому что это в их природе. И вот они должны быть счастливы? Гарри не мог сделать ничего. Даже убить, истребить — не мог. Ни их, ни себя. Мог только загнанно смотреть, стоило кому-то подойти, и прокручивать в голове оставшиеся мысли. Единственное, что для него было возможно — умереть и спасти мир хотя бы от себя. Он не хотел быть причастным. А гули его и не трогали. Не считали нужным. Позволяли забиваться не прирученным зверем в укромные места, смотрели с любопытством и оставляли ему полоски мяса на почтительном расстоянии, после этого как можно дальше отходя. Он, его запах, был им интересен. Гарри знал, что это не продлится вечно. Когда-нибудь им надоест — и он старался не думать о том, что последует за этим. И о том, что, вопреки всему, вопреки его ужасу и отторжению, где-то на краю сознания начинало свербить любопытство.

***

— …Вы не смогли разделаться со львятами, хоть я их вам поднес почти на тарелке… Английский — такой чужеродный в этом аду — резанул слух. Гарри, не веря своим ушам, поднял голову. В сколоченной из какого-то строительного мусора хибаре, за которой он второпях спрятался, работал старый потрепанный телевизор. Провода, попетляв по грязному полу, уходили куда-то к полотку. Изображение шло редкими помехами, но Гарри, заглянув в щель, через какое-то время узнал Короля льва. И усмехнулся. Он посмотрел этот фильм тайком, урывками — через щель в двери Дадли, пока сам Гарри был вынужден заниматься уборкой по дому. Последние года два ему казалось, что Дурсли были в его жизни так мало, так незначительно, так давно — а вот оно, всплыло. Гарри замер на секунду, пытаясь уложить картину в голове: Дурсли с их мелочными придирками и аккуратным домом никак не желали соседствовать в мыслях с каннибалами, живущими глубоко под землей. Голос сбоку заставил его вздрогнуть. — Так ты говоришь на этом языке? Гарри отпрянул. На него, присев на корточки рядом, любопытно смотрел подросток, еще ребенок. Тварь с черными глазами, наклонившая с интересом голову к плечу. — Значит, говоришь. Как тебя зовут? — спросил с дичайшим акцентом молодой гуль. Смысл слов доходил до Гарри с трудом — им было не перекричать ритм забившегося в панике сердца. — Я Ута, а ты? — не сдавался тот. Гарри едва дышал из-за вставшего поперек горла кома. Но, кажется, новому «знакомому» это было не помехой. — Это я принес телевизор. Он тут ничего не показывает, глубоко слишком, только кассеты. Уже видел этот фильм? Понравилось? Но не получив ответа, Ута отвернулся, задумчиво пожевав губы. Его глаза сползли на экран: там маршировали гиены и пел, почти мурлыча от удовольствия, темный лев. Гарри не понравился взгляд, который это существо остановило на его правой щеке после короткого раздумья. — Я буду звать тебя Шрамом.

***

Его разбудило глубокой ночью. С минуту он всматривался в темноту, не решаясь вылезти из теплого кокона одеяла, когда все-таки услышал за своим дыханием приглушенные стеной голоса. Один из них принадлежал мадам Помфри, Гарри сразу узнал его по строгим интонациям, а второй… Сердце застучало в ушах, перекрывая любые звуки, и Гарри вскочил, не замечая обдавший пятки холод. К Снейпу у него был разговор. Возможно, сейчас было не самое удачное время, но с другой — а когда еще? Лазарет был единственным местом, где можно поговорить без свидетелей, и пока Гарри не выписали, надо пользоваться. Гарри затормозил перед дверью из палаты и нерешительно сглотнул. Тело отозвалось фантомной болью. Он отступил на шаг. Голоса затихли на невыносимо долгий миг, и Гарри все-таки выскочил за дверь. Надо пользоваться, да. Не убьет же Снейп его на глазах у Помфри. Снейп, в чью грудь Гарри с разбегу впечатался, кажется, был с ним в этом вопросе не согласен. В нос гулю ударил запах крови и спирта. Не наповал, но… Гарри поморщился и отпрянул обратно к двери. И врезался в нее спиной — та уже успела закрыться. Все инстинкты вопили об угрозе, глаза обожгло приливом крови. Снейп был пьян. Снейп, что навис над ним, впечатав руку в стену над его головой. Гарри почувствовал, как ему на затылок посыпалась крошка. Косая полоса света от двери медсестринского кабинета вычерчивала на носатом лице дампира причудливые тени. — Почему ты взял все самое худшее? — выплюнул Снейп. Тихо, чтобы не услышала Помфри. Тихо, потому что язык заплетался. — Почему тебе не досталось наследие Джея?! Спустя вечнось — два удара сердца — его глаза, до этого злобно сощуренные, расширились. Он замолк. В наступившей тишине стало слышно, как приглушенно поет на столе медсестры колдорадио. Гарри моргнул, пытаясь справиться с пустотой в голове. — Джея? — как по буквам повторил он недоверчиво. Его взгляд упёрся в замершее лицо профессора. Оно всегда замирало, когда Снейп пытался скрыть свои эмоции. Гарри давно заметил. Снейп сжал губы в бескровную полоску и угрюмо зыркнул блеснувшим глазом. Но слов было уже не вернуть. Гарри зло подался вперёд, продолжая: — Что ещё связывает вас и моих родителей, чего не знаю я? — А твой крестный тебе не рассказывал? — словно удар под дых, заставляющий зверя яриться. Но Гарри не успел ответить, придавленный резкими, ядовитыми словами: — Конечно, он не рассказывал, зачем ему. Этой псине всегда было достаточно, что внешне всё выглядело хорошо, и с тобой он тоже только играет в крестного, я прав? Таскает тебе свиней на убой и думает, что одно лишь это делает из него хорошего взрослого. Гарри редко дышал через нос, в исступлении уставившись в черные туннели напротив. — Не собираешься защищать честь своего сидельца, Поттер? Гарри молчал, сжав до скрипа зубы.