Коноха рассказывает

Утро Тобирамы мог назвать добрым разве что психически нездоровый человек. Открыв глаза ровно в пять часов утра, младший Сенджу понял, что поспать ему сегодня точно не удастся. Во-первых, Тобирама соблюдал строгий режим, считая здоровый девятичасовой сон самым оптимальным для своего здоровья. Так что ложился на футон Сенджу ровно в десять, если никакие там Учихи и пьянки не мешали. Во-вторых, спал он всегда очень чутко и малейший звук мог его разбудить. С нарушением первого правила отлично справилась юная Коноха. Аники просыпался гораздо позже своего братца и сразу же приступал к банно-прачечным процедурам, которые, нередко растягивались на целый час. А заботы и дела, которые накопились за ночь у жителей деревни (и откуда, спрашивается, они их берут?) приходилось разбирать именно Тобираме. А с чутким сном отлично справился все тот же аники, который вчерашней ночью привел в их дом очередную женщину, скажем, пониженной социальной ответственности. И ладно, если бы какую-нибудь девушку из борделя. Но чуткое ухо Тобирамы уловило подозрительно знакомые нотки в стонах избранницы. Жаждущий сна мозг так и не смог разобрать и охарактеризовать, кому же настолько посчастливилось прошлой ночью. Так что именно этим младший Сенджу и собирался заняться в ближайшее время. А заодно и разбудить братца в пять часов утра, чтобы неповадно было до двух часов ночи устраивать марафоны на футоне. Тобирама потянулся и пошел переодеваться. Уже подправляя краску на лице, он всерьез задумался а с кем же все-таки спал Хаширама. Насколько младший Сенджу помнил, а помнил он отлично, аники трахался, как кролик — легко и с полной самоотдачей. Да и в выборе пола у него не было особых предпочтений. Под Первым Хокаге побывали и женщины и мужчины, так уж повелось. Тобирама мог бы смело съехать от своего братца, да особо было некуда. В молодой Конохе оставалось лишь одно место, куда мог уйти Тобирама, и то было облюбовано Хаширамой и посещалось им практически ежедневно. Свежеотстроенный квартал Учих. Уходить к Мадаре, с которым Сенджу практически ежедневно вступал в словесные баталии (катана и гунбай благополучно пылились на полке), Тобирама желанием не горел. К старшему Учихе он испытывал, испытывает и будет испытывать недоверие. То ли дело Изуна, младший брат Мадары. Скромный, спокойный, хозяйство вести умеет, даже несмотря на то, что мужчина; сражается прямо-таки отлично. Большинстом своих шрамов Тобирама был обязан ведь именно ему, когда в бесчисленных сражениях кланов Учиха и Сенджу они взглядом искали друг друга и, наконец, скрещивали клинки. Нет, ну, а что? Изуна всегда нравился Тобираме своим характером. В нем не было той бури, как в Мадаре, которую хотелось либо приручить, либо разорвать на куски, ничего не оставив. Так сложились звезды. Именно с такими размышлениями Тобирама влетел к Хашираме. — Брат! Я требую объяснений! Аники зашевелился на футоне, протирая заспанные глаза. — Тора, сколько времени? Хаширама тщательно закрывал от взгляда младшего ночную гостью, которую, видимо, даже воинственно настроенный Тобирама не разбудил. — Пять часов утра. Не в этом дело. Хаширама открыл рот, чтобы возмутиться, когда под ним зашевелилось нечто, напоминающее черного медведя. — Да Ками-сама! — раздался рык из-под старшего Сенджу. — Тобирама, свали отсюда, а? Если нечем заняться, вали к Изуне, он тоже в пять встает. Тобирама с ужасом отпрянул от футона брата. Этот голос он отлично знал, хотя, привычнее было бы слышать «Смерть Сенджу!» в его исполнении. Мадара Учиха. Ночным гостем его брата был Мадара Учиха. Тот, кто вчерашней ночью стонал под Хаширамой был Мадара Учиха. Тобирама впервые в жизни упал в обморок.

***

Очнулся альбинос, как он понял по солнцу, слепившему красные глаза, в районе восьми часов утра от похлопывания по щекам. Кто-то рядом резко выдохнул, опаляя нос и лоб горячим дыханием. — Ну наконец. Я уж думал, не очнешься. — проворчали над ухом. — Аники? Это ты? — подкашивая под умирающего пробормотал Тобирама. — Нет, на самом деле, это гунбай Дары, переодетый в Изуну с волосами Ашуры и жопой Индры. — хмыкнул Хаширама, помогая брату подняться. Тобирама прищурился, окидывая нахохлившегося Мадару взглядом. — Что. Это. Делает. У нас. В доме? — наконец произнес он, указательным пальцем махнув в сторону Учихи. — И какого хрена он для тебя стал Дарой? Хаширама запустил пальцы в волосы и поскреб затылок. — Ну… долгая история. Но теперь он будет жить у нас, да. — нерешительно произнес старший, глядя в медленно распахивающиеся от ужаса глаза. Со стороны Тобирамы раздалось невнятное хрипение. — Я уже предложил свалить к Изуне. Он тебя несколько дней ждет. — фыркнул Мадара, откидывая прядь черных волос со своего плеча. — Мадара?! Учиха будет жить в нашем доме? — хрипение быстро перешло в яростное пыхтение, когда Тобирама вскочил с пола, на котором провалялся в бесчувственном состоянии, и вылетел из дома, выкрикивая по дороге ругательства. О, да. Теперь он точно переедет в квартал Учих. По крайней мере, у Хаширамы будет меньше поводов, чтобы наведываться туда. А с Изуной они заживут душа в душу, в этом Тобирама был уверен. Вот сейчас придет к нему, усядется за котацу и будет рассказывать, как старшие сношались в их доме. Посидят, побалдеют и будут горе саке заливать.