Я любовалась каждым дюймом его лица, желая сохранить в памяти эту искреннюю улыбку и искрящийся свет в пепельных глазах, которому сейчас по силу было осветить каждый мрачный закоулок города, Галактики, Вселеной. Но на данный момент этот свет предназначался лишь для того, — чтобы светить мне. Только мне и никому больше. Город спасут ночные фонари. Галактику окутает прозрачное одеяло из миллиардов звёзд. У Вселенной есть Солнце, а у меня Стив.
Минуты, когда с крыши тридцатиэтажного здания мы смотрели на город, на россыпь огней, и под звездами наполняли нескончаемыми разговорами и звонким смехом воздух, были настоящим раем, который приветливо раскрыл для меня свои золотые изысканные врата.
Стив рассказывал мне о своём прошлом, когда будучи ещё беспризорным, непослушным подростком успел натворить много шалостей, а особенно безжалостных пакостей учителям. Его бунтарские проделки были такими несуразными, что я была поражена. Смеялась так громко и дико, что правый бок, не переставая колол.
Стив поднял глаза к небу. Лёгкая улыбка играла на его губах, когда он рассматривал россыпь мелких звёзд. Я понимала, что он глядел в небо так, как учила его я, смотреть в прекрасное чудо Вселенной. Его зрачки неспешно двигались в стороны, разглядывая фигуры, очертания, возможно целые картины. В моей груди разлилось настоящее тепло, которое я на самом деле смогла ощутить.
Я готова стать для него всем. Готова отдать ему все и даже больше, чем имею. Но дело в том... что я уже отдала ему всю себя. Тело, разум, душу. Слышишь, Стив? Я уже отдалась тебе без остатка. Его просто не может быть. Не с той проникновенностью, которой я пропиталась тобой. Подкожно. Внутривенно. Глубокодушно. Беспамятно. Необратимо. Незабываемо.
Если он захочет унять грусть, легкую тоску, которую я изредка замечаю в его глазах, — я непременно приму его в свои объятия. Если он будет нуждаться во мне, и окажется у дверях моей квартиры, я открою. Хотя, для него, моя дверь всегда открыта без стука.
Он будет нуждаться в тепле, но никогда не попросит его. Я заварю ему горячий чай, сяду на колени, обниму за шею и скажу, что со мной он дома. Дома, где всегда тепло и уютно. Дома, где он может остаться со мной и побыть собой... настоящим.
Если бы ему захотелось сбежать — я бы выучила наизусть все все тропы, каждую улицу, по которой следовала бы за ним, поджигая чувствами каждый померкший фонарь на обочине.
Он будет смеяться — а я вместе с ним. Просто так, ведь смех продлевает жизнь, а его смех продлевает мое счастье.
Он не захочет только одного. Он не может этого хотеть... Не знает, что он имеет и заслуживает право хотеть это. Он не захочет любви. Я знаю. Но я все равно буду....
Буду с тобой, Стив...
Я буду с тобой.
Просто так.
Ведь ты — мой самый смелый и верный поступок.
Ведь ты — мое все.
Я тебя всё...
Наши два неописуемых, крышесносящих, обезумевших, одурманивающих дня в Лос-Анджелесе — опечатались в моем мозге, и церебрум (полушария - заполняют большую часть черепной коробки. С ним связана память) ни за что на свете не позволит забыть хоть одну секунду, с жадностью вбирая в себя каждый даже самое мимолётное мгновение.
Эти два дня были прислужниками властителя страсти, которая поглотила нас в свою порочную и греховную обитель. И скинутые со скалы, мы падали, падали вниз, в самое пекло, где горячий воздух обжигал легкие, а бурлящая лава сдирала кожу, внедряясь в плоть и намертво сжигая.
Мы занимались сексом, трахались, трахались, свершили много грехопадений и снова трахались немыслимое количество часов, раз, поз.
Эти неуловимые сорок восемь с лишних часов, хотя они были отнюдь не лишними, мы не отрывались друг от друга ни на секунду, поистине наслаждаясь не только сплетением наших тел, но и простому человеческому общению, прогулкам по ночному городу, такими детскими, но довольно приятными играми в прятки в лабиринте, в который мне с немалым трудом удалось затащить сопротивляющегося Стива. Губами нашёптываться ему глупости казалось таким привычным и обыденным, словно привычным делом. А после слышать этот заливистый смех и дразнящие комментарии в ответ.
Я чувствовала, что живу. Это чувство было прекрасно. Не знаю, как вообще можно было бы описать это чувство, но почему-то в мыслях проскальзывает один единственный пример. Это как словить маленькую бабочку, пленив её капканном из сомкнутых ладоней, и вот она лишена всего — солнца, воздуха, и так ценного для них полёта, который делает кратковременную жизнь жизнью, а не простым суточным существованием.
Крылья бабочки щекочут пальцы и ты понимаешь, что это приятно. Также приятно, как мимолётное ощущение касания маленьких ножек. Несмотря на то, что её закрыли от всего мира, она не делает ничего в ответ. Крохотное безобидное существо не сделает ничего плохо. Затем... осознав, поняв, сжалившись, ладони раскрываются, а на них засело чудное творение природы. Оно высиживает ещё пару секунд, будто понимает, что не может уйти сразу, не может вот так просто оставить, но затем изысканным взмахом крыльев взлетает в воздух... И летит, летит, летит в облака.
И я наяву ощущала, что лечу. Парю не просто в облаках, а парю в разных мирах. В облаках прячется солнце... его горячие лучи сжигают крылья... А она так стремительно несётся к нему.... Ввысь и ввысь... Береги свои крылья, бабочка, ведь они — все, что у тебя есть...
***
Мне нравилась погода, которая встретила нас жаркими лучами солнца в кристальном небе, таком же чистом, как и радостный возглас Марты, которая со всех ног кинулась в мои объятия прямо в аэропорту, чуть ли не сбивая с ног. И было ничуть не удивительно, что рядом с ней, был Гаспар...
У меня был четкий распорядок дня, и я решительно следовала каждому пункту, и его подпунктам. На встречи с Аннет стояла жирная галочка. Эта чумовая женщина одарила меня столькими невозможными прилагательными восторга, гордости, радости, похвалы, застив ощутить себя пятилетней девочкой, выступающей на концерте в детсаде, когда точно также мама хвалила её, чуть ли не со слезами на глазах.
Вручив всем небольшие подарки от меня, я увеличила список галочек на единицу. Женщине без которой моя мечта так и осталось мечтой, я отыскала самые необычные декоративные тарелки, которые она коллекционирует уже больше тридцати лет. Для Марты прикупила кулончик, полностью идентичный снитчу Гарри Поттера, просто в самой его уменьшенной копии. И ещё я выбрала полосатый шарф в расцветке, конечно же, Гриффиндора. Марта вылитая Гермиона Грейнджер, их отличают только цвет волос и вкусы на парней, ведь Гаспар далеко не Рон Уизли, а скорее Блейз. Увы, но Драко в моем представление совсем иной парень... мой парень с платиновым цветом волос.
И последний маленький подарок для одного добродушного человека лежал в белой коробочке, которая удобно вместилась на ладони, пока я направлялась к миловидной стеклянной витрине.
Знакомое помещение встречает меня светлым освещением и душистым воздухом, в котором смешались ароматы цветов. У кассы и за ней никого не оказывается, но из открой в стороне двери доносится шум и несколько голосом. Я жду пока они закончат свои дела и чтобы скоротать время, прохожусь по комнате, рассматривая множество необычных ваз и, судя по всему сделанных своими руками.
Мое внимание привлекает единственная рамка с фото, где изображена Аманда со своими детьми. Такая молодая, красивая, а самое главное счастливая...
Позади меня звучит мужской голос и чертыхнувшись, я резко оборачиваюсь назад, чуть не выронив рамку из рук.
— Здравствуйте? — молодой парень с картонной коробкой в руках растерянно смотрит на меня.
— Оу... привет.
Он переводит недоверчивый взгляд на рамку в моих руках. Вот черт. Неужто выгляжу, как тронутая умом маньячка?
— Извини, но я не собиралась её красть, ты не подумай, — произношу я с лёгкой улыбкой.
Молодой рыжеволосый парень кладёт коробку на пол и выпрямившись в полный рост, глядит на меня с задорной усмешкой.
— А что же ты собиралась сделать?
— Засунуть её под кофту и убежать? — скептически поведя бровью, ляпаю чушь.
— Шутница, — усмехается он, закатив глаза.
Я перевожу взгляд на дверь из которой он вышел, а затем вновь обращаю его на рыженького.
— Аманда здесь?
— Она уехала. Минут... двадцать назад, — взглянув на свои отнюдь не дешевые часы говорит парень. Что же ты здесь делаешь богатенький мальчик?
— А когда примерно вернётся, не в курсе?
— О, не скоро.
— Обломчик... — бормочу я, в задумчивости прикусив нижнюю губу.
Парень проходит в сторону, а я успеваю быстро пробежаться глазами по бейджику.
— Эм... Дэн, — мой оклик заставляет его развернуться на девяносто градусов, дав зрительной встречи случиться, — если я попрошу, сможешь передать ей это?
Приподнимаю симметричную коробочку в правой руке, но недостаточно высоко, согреваясь, действительно ли нужно об этом просить? Рамка в моей руке словно образует тяжкий перевес по сравнению с подарком и я кладу её на стол.
— Хотя... нет, всё-таки я сама, — спустя пару затянувшихся секунд говорю я. — Потом ещё загляну.
На полшага застываю в дверях, когда голос рыженького на время тормозит мое передвижение.
— А зовут то тебя как, шутница?
Обернувшись через плечо, я насмешливо вздёргиваю бровь. Шутница?
— Вивиан.
Дэн кивает.
— Я скажу ей, что ты заходила, Вивиан, — говорит он. — Что-нибудь передать?
— Да... скажи, что на белоснежном поле расцвели тюльпаны.
Его рыжеватые брови хмуро сходятся на переносице, а взгляд выражает чистейшее недоумение. Я не могу не улыбнуться, понимая, что истинный смысл этих слов понятен лишь мне одной. Пока только мне...
— Пока, Дэн, — выходя из магазина, прощаюсь с легким смехом на губах и необъясним вихрем внутри меня.
***
Был уже поздний вечер. По телевизору показывали «Фантастические твари». Я была одна и чтобы не предаваться тоскующему одиночеству заняла себя просмотром фильма. Или правильнее сказать пересмотром, уже раз двенадцатый наверное.
Щелчок дверного звонка заставил меня неосознанно выпрямиться, как солдаты по приказу сурового командира. Но суровым оказался вовсе не приказ...
Перед тем, как Стив вошёл в гостиную, он задержался в прихожей на слишком долгое время, которое я просидела с напряжением во всем теле. Почему воздух такой сухой и тяжёлый? Его фигура прошла мимо меня, а затем застыла у окна. Я ощутила, как по коже пробежались холодные колючие ежики, которые вырывались из мрачной ауры блондина.
Я не могла дышать. Вдохи и выдохи забылись для легких. Я смотрела на его до невозможности окаменевшую спину, на которой перекатывались напряжённые мышцы, на сжатые до побеления кулаки и нездорово выпирающие вены на руках. Стив все стоял у окна, совсем обездивженный — двигалась только плечи, выдавая тяжёлое дыхание.
— Стив? — негромко позвала я, растеряно и совершенно сбившись с толку таким непривычным состоянием парня.
Он даже меня не слышал. Зато я слышала, как громко он вдыхал воздух, будто сейчас и вовсе его лишился, но никак не могу выдохнуть в нужном объёме.
Я предприняла ещё одну попытку и мягко позвала его.
— Стив... ты меня слышишь?
Когда он даже не шелохнулся на звук моего голоса, я обреченно поджала губы. На душе так гадко, будто в неё пролили гниль. Я замечаю, как Стив разжимает кулаки, и какой красной стала кожа ладоней.
В кратчайшую секунду он обернулся и мой мир упал в бездну. Я никогда прежде не видела такую сбившуюся потерянность в его дымчатых и таких блеклых глазах...
Стив ни слова не произнёс, когда подошёл ко мне, лёг на диван. В этот момент, когда его голова оказалась на моих коленях, меня пронзило самой мощной и невозможной вспышкой. Я не могла позволить себе растеряться ни на секунду, и сразу же, коснулась его волос. Ласково, нежно, аккуратно.
Он по-прежнему молчал. Я не видела полностью его лица, лишь ресницы и упёртый в одну точку «пустой» взгляд. Этот взгляд по несчастью напоминал мне взгляд человека, которого сокрушили...
Сокрушили одной лишь запиской... Той самой которая по сверхъестественному появлению ждала его на полу прихожей, явно подброшенная через щель двери.
Почему ты так отреагировал, Стив? Такими сильными эмоциями... такими глубокими чувствами...
Я гладила его белоснежные волосы, легкими движениями массирую кожу головы. Ох, если бы это только могло унять твои страдания. Я бы ни за что не отдернула свои руки, Стив... ни за что.
Внезапно Стив схватил меня за запястье. Я замерла, ожидая продолжения этого непредугаданного сценария. Парень неспешно провёл моей ладонью по своему лицу. По острым скулам. Идеальной челюсти. Отточенному подбородку. Мне едва удалось оторвать взгляд от его красивого, но в тоже время совершенно опустошённого лица, которое отчаянно нуждалось в моих касаниях, ласки, руках...
А сердце, Стив? Оно нуждается во мне также остро? Хоть немного?
— Что с тобой? — прошептала я.
Он больше не дышал тяжело, сумев обрести спокойное дыхание... рядом со мной?
А вот мое сердце билось, как бешеное, Стив. Оно наказывает меня. Я знаю, но ещё успею попросить за это прощения. Только не молчи...
Медленно веду ладонью по его скуле, поднимаясь к вискам. Пальцами очерчиваю изгиб совершенных бровей.
— Что с тобой? — спрашиваю я, глядя на него сверху вниз, так по непривычному высоко.
Стив слегка поворачивается и теперь его прямо лежит на моих коленях, глаза наши — напротив друг друга.
Пронзительность серых глаз, в которых дым полностью отступил, вытесняет весь кислород во мне, в воздухе...
Они смотрят в мои, заставляя тысячи раз падать в пропасть, дно которой настолько рыхлое, что я проваливаюсь ещё ниже. И так по бесконечному адскому кругу.
Когда Стив заговаривает, каждая клеточка во мне замирает.
— Ты когда-нибудь чувствовала себя так, будто мертва, хотя вроде как жива? — низкий, тихий голос будто звучит в пустоши, где повсюду вьют песчаные бури. Но я слышу его с невероятной четкостью.
Его вопрос... от него мурашки пробегаются по рукам. Я не перестаю с трепетом гладить его лицо, и не могу дать ему ничего кроме честного ответа — короткого качания головы.
Та записка сломала твои стены? О боже, Стив... почему мое сердце так болит за тебя? Хочу унять твою боль. Я бы забрала её себе, но ты не отдаёшь. Ни боль, ни своё сердце...
Мне кажется, я способна заплакать прямо сейчас. Собираюсь мыслями, делаю неглубокий вдох и шепчу через раскрытые губы:
— Я знаю, что может помочь...
Действительно знаю.
Другой рукой хватаю его ладонь и скрещиваю пальцы. И мое нутро трепещет , когда Стив неспешно, но уверенно, делает тоже самое, окончательно сцепляя наши руки в замок.
— Иди сюда, — говорю я, указывая на подушку.
Стив поднимает голову с моих колен, которые горят от не стихшего жара. Я ложусь на небольшой диван и тяну его за собой, не выпуская его горячей руки из своей.
Я обнимаю его, прижимаясь всем телом. Почувствуй мое тепло. Мои руки крепче вжимаются в его спину. Ощути мою поддержку. Кладу наши сцепленные ладони на его вздымающуюся грудь. Ты у меня вот здесь. Подношу тыльную сторону его ладони к лицу и оставляю мягкий поцелуй на тёплой коже. Мужское тело замирает под моим, а затем из его груди вылетает облегчённый вздох.
— Ты заменила мне кислород, Вив, — в волосе шепчет Стив.
Я крепче обнимаю его, лицом утыкаясь куда-то в грудь, ощутив солоноватый вкус в горле.
Блондин глухо шепчет, а я с трудом держу рот закрытым:
— Почему я хочу искать спасение только в тебе?
Слова, поступки, действия, взгляды, почему все это заставляет ощущать себя совершенно другими? Я же сейчас заплачу, Стив... заплачу от твоих неожиданных, но таким душепронзительных слов, от твоих рук, вцепившись в меня, как в спасательный жилет, от твоего решения найти утешение именно в моих руках... И я была готова унять твои страдания своими руками во всех мирах, иных эпохах, иных цивилизациях.
Физически обнаженный Стив — это было что-то нереальное, но душевно обнажений Стив — нечто неизведанное, невозможное, до чертиков одурманивающее, и как оказалось, существующее...
Когда-то наружу всплывает не только правда, но и скрытые страдающие души...
И только её ласково обнимающие руки дарили ему чувство живучести...
***
— Хочу что-нибудь мощно калорийное! — восклицаю я, голодными глазами пробегаясь по меню.
Марта, которая и была инициатором нашего выхода в кафе, сидит напротив меня и подозрительно молчит уже долгое время, это заставляет отложить меню на стол и внимательно вглядеться в её поникшее лицо, словно у неё кто-то умер.
— Марта?
Когда я позвала её, она еле вздрогнула, резко подняв на меня глаза, которые до этого тупо глядели на салфетницу.
— Ты сегодня какая-то рассеянная, — наблюдательно говорю я.
— От тебя ничего не скрыть, — уголки её губ искривляются в какой-то болезненной усмешке.
— У вас с Гаспаром что-то стряслось?
Это единственная моя мысль. Я вспоминаю, как буквально два-три дня назад, она спросила у меня, как я поняла, что Стив тот самый. На секунду, я даже опешила. Она глядела на меня такими запутавшимися и растерянными глазами, что я буквально уловила в них себя, когда точно также тревожилась насчёт смертоносной бури внутри меня.
«Мне хотелось слышать его смех, видеть улыбку, искрящийся свет в глазах. Мне хотелось быть постоянно рядом, ведь бесконечных мыслей о нем было недостаточно. И самое главное, с ним я чувствовала себя собой...» — вот что я ей сказала.
И сейчас глядя на её, искусывающую себе губы, с красными глазами, в которых блестит влага, мое сердце разрывалось. Я подвинулась к ней, сажаясь рядом, и аккуратно приобняла за плечи.
— Хей... ты чего?
Но девушка не ответила, стремительным порывом обняла меня, спрятав лицо в волосах.
— Прости, что я такая слабая, — надрывно шепчет её истерзанный голос.
— Тише, тише, Марта... вы все уладите, — успокаивающе говорю я, ладонью проводя по её дрожащей спине.
Но это не действует. Марта плачет ещё сильнее, с болью, как подстреленный зверёк.
— Уже ничего никогда не будет прежним, — выдавливает девушка, обнимая меня все крепче и крепче, словно я могу сейчас исчезнуть.
Я не знаю точной причины её срыва. Обнимаю крепко-крепко, давая возможность выплакаться, и тихо нашёптываю, что все будет хорошо, когда она одно мне вторит, что ничего уже не будет хорошо...
POV СТИВ
Меня штырило, как после первой дозы. Срывало крышу, снимало все предохранители. Мои мысли были только о ней. Мои желания были связаны только с ней. Мне только и хотелось впиваться поцелуем в ее губы, терзать их до опухших покрасней. Хотелось сжигать маленькие груди, ласкать все тело и трахать без лишних прелюдий. Вдалбливается в неё, как будто заведённый, будто под наркотой. И она, как всегда вся такая открытая, податливая и только для меня.
Только моя.
Как и её стоны только мои. Из-за меня. Для меня.
Её горячий шёпот. Властные требования. Отчаянные мольбы, вперемешку со всхлипами. Все мое.
Она одурманивает. Так сильно. Так, блять, невероятно сильно, черт возьми. Что это уже похоже на неизлечимую болезнь.
Я изнемогал от желания прикоснуться к ней. Уже просто прикоснуться, бля… хотя бы одним пальцем почувствовать какая гладкая у неё кожа…
Её незримое присутствие ощущалось везде: на кухне, верхний шкаф которой был забит упаковками фруктовых чаёв, а на краю у раковины, как и всегда, строго по расписанию, стояла немытая кружка какао; столик в гостиной был обсыпан вырванными листками из альбома часами изрисованного впечатляющими набросками уже умелой руки; а спальня... казалось, она принадлежала больше не мне, ведь вместо обычного сухого воздуха, я ощущал настоящий, живучий кислород. Именно таким понятием я мог описать её аромат.
Её запах застилал глаза, забивался в ноздри, вяз на губах, и это было полным финишем.
Она была везде — её сладостный запах, словно въелся в стены каждой комнаты, в каждый его неодушевлённый интерьер. Но это было далеко и отнюдь не единственным, что пропиталось ею...
Я...
Я был тем, кто пропитался ею до мозга костей, до самых мелких капилляров, до самых мизерных нервных окончаний, каждым чертовым мускулом ничтожно глупого органа, который с безумным рвением сокращается все быстрее и быстрее, когда она рядом.
Вивиан.
Её имени хватит, чтобы взбушевать кровь в моих венах.
Вивиан.
Этого имени достаточно, чтобы тело вспыхнуло, словно обожжённое живым пламенем.
Вивиан.
Её имя внедряло неизведанную болезнь, которая достаточно быстро прогрессировала, заражая тело, разум.
Вивиан...
Вивиан...
Вивиан...
Почему? Почему в одном имени кроется так много смысла? Какого черта в нем столько силы... необъяснимой силы, что делает меня беспомощным, пленённым этими переливчатыми неподатливыми глазами. Она гнусно и надменно шепчет «я побеждаю» и тогда мой мозг отключается, дымка, что травит и меня самого — вновь накрывает сознание, заглушая каждый отдел, который запоминает её улыбку, смех, усмешку, сонное сопение по утрам, сладостный стон, несдержанный крик в моментах похоти и даже плач, такой надрывный, душераздирающий... Происходит что-то ужасное, не поддающееся контролю. Я буквально ощущаю эти холодные когтистые руки, которые разрушают всё, что касается её и тогда меня охватывает ярость. Вот только эта ярость осознанная... она вызвана попыткой отнять её. Отнять у меня Вив.
Вивиан...
Девушка, которая имеет надо мной власть.
И даже тогда, стоя передо мной на коленях, она подтвердила это. И когда она подняла на свои дерзкие глаза, я точно знал, что на коленях стою лишь я.
Как же много… как же тебя много Вивиан… в моей голове…в моей жизни… во мне…
«Ты заменила мне кислород, Вив.»
Это была гребаная правда. Убегать от неё было почти невозможно, что теперь казалось так бессмысленно.
«Почему я хочу искать спасение только в тебе?»
Я и сам не знал. Но в её объятиях, в её руках, все тёмное, прошлое, меркло. Так и забывались те строчки из дерьмовой записки, которая взялась на пороге моей квартиры. Девять каких гребаных слов. Оглушительный удар. И вся броня разом спала, упав к моим ногам и так насмешливо и гнусно шипя «тебе не скрыться».
Казалось стойкой выдержки броня не смогла меня защитить, но она смогла. Вив укрыла меня от этого запущенного крушения. И я уверен, если бы обломок падал бы на меня, она без промедления накрыла бы меня собой. А я? Разве должен позволить этому случиться? Разве мог бы?
Ни за что.
Глубоко вдохнув, оттягиваю корни волос назад. Пора уже ехать. Быть может успею закончить раньше Вивиан и даже смогу забрать её с работы.
Хватаю ключи и выхожу в прихожую, а затем резко остановлюсь. Блять, сколько будет продолжаться это никчёмное шоу?
На полу у двери лежал концерт. На этот раз чёрный. И он другой. Я понимаю это интуитивно. Чёрный цвет несёт в себе что-то хорошее? Никогда. И сейчас этого не будет.
Поднимаю конверт. Слишком легкий. Мать вашу снова чертова записка?
Мне не по силу описать, что я чувствую, когда открываю конверт. Но когда мои глаза натыкаются на содержимое, я понимаю, что убит. Прогремел выстрел, и он убил все во мне.
Нет.
Тело застывает, как парализованное. Пальцы держащие фото леденеют от застывшей крови. Она перебралась в глаза, которые хочется выколоть.
Нет, черт возьми!
Я не позволю тебе так со мной поступить, Вивиан.
Я не хочу видеть ничего из этого, но умалишенный мозг заставляет рассматривать каждый миллиметр того, что никак не назовёшь фальшью. Мать твою, ни капельки!
Руки дрожат от злости, когда я вытаскиваю второе, а за ним и третье фото. Сам не замечаю, как скриплю зубами сквозь плотно сжатые челюсти.
Кто же ты такая, Вивиан?
Я откидываю этот демонский чёрный конверт, ощущая, как сильно чешутся руки и, как с болью стягивается что-то внутри.
Кто ты, раз из-за тебя мое сердце познало живость, а затем намертво сдохло?
— Сука!
Я способен лишь кричать и оставлять удары на стене.
Мои лёгкие больше не чувствуют кислород. Лишь сплошной прах. А внутри что-то беспощадно горит и горит и я не могу это остановить.
POV ВИВИАН
Моей затёкшей шее не помогали никаких наклоны головы. Это было словно в наказание за то, что я каким-то образом уснула на рабочем столе, и теперь за это приходилось расплачиваться.
Лифт останавливается на нужном этаже, и продолжая массироваться шею, я выхожу. Меня накрывает легкой волной удивления, когда вставив ключи в замок, понимаю, что дверь не заперта. Значит ли это, что Стив дома?
Я захожу внутрь, и снимаю туфли, отмечая гробовую тишину, засевшую в квартире. Его ключи лежат на полке. Любимые Оксфорды и кроссовки на коврике.
По телу проносится щекочущее тепло, когда я понимаю, что до нашей встречи остаётся пару секунд. Пару секунд до того, как я поцелую его, и он, как и всегда вломится в мой рот своим напористым языком. Я выхожу в гостиную. Парочка секунд и я зароюсь в белоснежную шевелюру. Мои глаза натыкаются на него на территории нераздельной кухни. Пара секунд...
Стив упёрся на столешницу и, вероятно, смотрел в окно. Не прикрывая своё появление, но и намеренно не шумя, я направилась к нему, краем глаза заметив полупустую бутылку виски.
Мои руки тянутся к нему, касаются напряжённой спины, а затем мигом теряют контакт. Стив резко оборачивается, дергаясь от моего прикосновения, как обожженный. Мое тело интуитивно замирает.
— Что с твоими глазами, Стив? — спрашиваю я, с тревогой наблюдая покрасневшие белки.
— Не знаю, но я бы предпочёл их выколоть, — сухим голосом заговаривает он и я буквально ощущаю, как холод исходящий от него пробирается под кожу.
Поражённая его ответом, я сбиваюсь с толку и растеряно смотрю на него, так близко стоящего в реальности, в который он возвёл между нами невидимую, но ощутимую стену. Боже, я буквально, чувствую её перед собой.
Делаю шаг в его сторону, чтобы получше разглядеть мрачное лицо, но застываю, остановленная его резким тоном:
— Нет.
— Что нет? — совершенно не понимаю я, глядя в его глаза. Сейчас они кажутся мне темнее обычного. Намного мрачнее и суровее...
— Не подходи, — ровным тоном говорит Стив, на лице которого ни дрогнул ни один мускул, в то время, как мое исказило гримасу противоречивых чувств.
Что черт возьми значит «не подходи»?
Такого не существует для меня. Если я захочу я пойду к тебе навстречу, даже через твои суровые протесты, Стив.
Но не сумев сделать и полшага, вновь оказываюсь остановленная им. На этот раз его голос источает злость.
— Не подходи ко мне. Исчезни. Не хочу тебя видеть.
И говорит все это смотря прямо в мои глаза. Беглые, озадаченные, в корни растерянные.
— Что ты такое говоришь, Стив? — негромко произношу я, вмиг ощутив себя жалким, ослабившем существом.
И это существо глупое, потому что чтобы в него не кидали, чем бы его не травили, ему важно знать, что с ним. Стив не принял бы наркоту, но я все же должна убедиться в этом...
— Я сказал, не идти ко мне, — жёстко вторят мои любимые губы, говоря это так просто, не испытывая ни единого сопротивления. Так просто, черт побери.
Ничего не понимаю, я злюсь. На ситуацию, на его за то, что так груб со мной, на себя за то, что не в силах понять происходящего.
— Лучше? — вспыхнув, произношу, перейдя на повышенный тон. — Мне здесь стоять? Так лучше?
Гляжу в его отрешённые от всего мира и рт меня тёмно-серые глаза.
— Будет лучше, если ты окажешься за дверьми квартиры, — равнодушие и беспечность его голоса заставляют меня сделать шаг назад, ощутив острую боль в груди. Думаю, сердце в ней насквозь проткнули.
— Я так быстро тебе наскучила?
Хотелось расхохотаться, но смех не шёл, колючей проволокой застряв где-то в гландах, почти до кровавого удушья.
Его ответ шокируют меня, и я ощущаю вторую дыру.
— Общедоступное всегда быстро надоедает.
— С каких пор ты стал таким неразумным от алкоголя? — обречённо шепчу я, заглушая крики обиженного разума, который велит мне уйти. Уйти сейчас, пока не стало слишком поздно...
... но поздно для чего?
Нездоровая усмешка Стива намертво пригвождает к земле. Мое тело вздрагивает от этого пугающего звука, и внутри все холодит от нагрянувшей снежной бури.
— От алкоголя? Ты же не серьёзно? Скажи, что ты не серьёзно, — говорит он, смотря на меня таким непонятным и презирающим взглядом...
— Несерьёзен здесь ты, — в моем голосе так отчётлива слышна обида, что выглядит ужасно жалко. — Я даже не понимаю, что случилось и что вообще происходит.
— Происходит сплошное блять дерьмо. И ты самое главное дерьмо.
В эти секунды он смотрел на меня также, о чем и говорил.
— Если ты продолжишь, я сделаю, как ты и просил, — медленно говорю я. — Уйду, пока не придёшь в себя.
— Не нужно никаких пока. Не нужно тебя в моей квартире. Мне не нужно тебя.
Ты мне не нужна.
Сокрушенная словами, я раскрываю рот, отказываясь верить ушам, которые будто закровоточили, не выдержав этих резких звуков. В глазах так сильно щиплет, что я отчаянно прикусываю нижнюю губу, а она дрожит и дрожит.
За все это время он ни разу не назвал меня по имени...
— Хочется плакать? Опять заревёшь? Снова фальшивыми слезами? Хочешь лить свои лживые блядские слезы? — его холодный голос набирает злость, и мне кажется она вот вот собьёт меня с онемевших ног. — Так пожалуйста, только не здесь. Найди кого-нибудь, и быть может они тебя утешат, хорошенько трахнув?
Мое сердце разрывает от боли и я беспомощно вцепляюсь в рубашку на груди. Боже, можно вырвать сердце, чтобы оно не причиняло так много боли?
Шокированными и мокрыми глазами я смотрю на Стива, и обречённо спрашиваю:
— За что ты так со мной?
Дымчатые глаза вспыхивают темной яростью. Парень делает резкий шаг в мою сторону.
— За что? Ты спрашиваешь, за что, мать твою? — он грубо ухватывается за мои щёки, и я пищу от боли, пронзившей всю челюсть.
В туже секунду, будто опомнившись, Стив резко отпускает меня, так быстро одёргивает руку, при этом с таким выражением лица, будто прикоснулся к чему-то ужасному...
Из глаза вытекает слеза, но я быстро смахиваю её запястьем, пока он не видит.
— Я думал, ты умная девочка и свалишь молча, без пустословий, но нет, ты не затыкаешься, — грубо бросает блондин, отходя от меня и направляясь к дивану. — Видел Бог, я, блять, этого не хотел, — говорит он, скорее себе, нежели мне.
— Держи!
На столешницу рядом со мной прилетает чёрный конверт, который он так небрежно кинул. На секунду мне показалось, что он запустит им мне в лицо...
— Оставь эту гниль себе.
Чем ближе мои руки становятся с конвертом, тем тяжелее удерживать их в воздухе. Я вся дрожу, когда чёрный предвестник беды оказывается в моих руках.
Раскрываюабачаю конверт, в котором фото... фотографии.
Достаю одну из них, а затем...
Боль, страх, шок, паралич охватывают мое тело, душу. Слезы сами вытекают из глаз, и зажав ладонью рот, я выдавливаю из себя вопль.
Словно подстреленный из ружья оленёнок, я поднимаю глаза на парня, мгновенно сталкиваясь с двумя стеклянными пепелами.
— Стив... — выдавливаю я.
— Я не хочу тебя слушать, — с суровым выражением лица говорит он, заставляя меня задыхаться.
Я совершенно не хочу вновь видеть это, хоть фотография навечно отпечатается в моей памяти, но все же опускаю глаза на вторую.
Тут я. Вроде бы я, но не по настоящему. Я лежу на какой-то кровати, совершенно без одежды... в какой-то темном комнате, а поверх меня совершенно незнакомый парень. Его рука на моей груди. Другая на бедре.
О боже...
Пальцы не выдерживают и конверт падает на пол, а вместе с ним рассыпаются и фотографии. Я чувствую, что меня сейчас вырвет. Что меня разорвёт на части, также, как и пронзенное в тысячах местах сердце.
Мне хочется упасть, потому что сил держать практически нет, но их достаточно, чтобы развернуться и через вдребезги размытые глаза посмотреть на застывшего в стороне Стива, крепко сжавшего свои кулаки.
Он поверил... поверил в эту чушь. В эти грязные, лживые снимки. И плевать, что они настолько реалистичные, что поверил бы любой. Разве я сделала не достаточно, чтобы он верил мне... в меня?
— Почему... — пытаюсь говорить, но не получается.
Я начинаю кашлять, захлёбываясь горькими слезами.
— Я не... не я... н-не сделала бы... никогда. Стив... — его имя имя звучит не громче шепота, до боли царапая горло, — ты же должен мне верить...
верить в меня? Б-быть за меня против всех?
Мне хочется, чтобы он сказал, что за меня. Всегда за меня. Прошу, Стив, обними меня. Прижми к себе и скажи, что не дашь мне погибнуть. Останови крушение внутри. Останови поток этой грязи, которая словно наяву стекает по моему телу.
Но он не делает ничего из перечисленного. Крепко стискивает челюсти, плотно прикрывает глаза, будто ему трудно смотреть на меня.
— Хватит, Вивиан, — через силу цедит парень, не пожелавший прикрыть меня от ударов под дых. — Уходи, пока я... — он осекается, и раскрыв глаза внимательно смотрит в мои, — пока я не натворил ужасные вещи.
Я плачу без остановки, накрываю рукой рот и, не веря, трясу головой. Разбитая, мычу в ладонь. Погибаю, погибаю с каждой секундой пока смотрю в его потухшие и бог мой, разочаровавшиеся во мне глаза. Мои любимые глаза...
Но они никогда не посмотрят на меня с любовью.
Я отхожу назад. Вся дрожу. Не прекращая, плачу. Задыхаюсь слезами и словами, которые не могу произнести. Я обрываю наше зрительное, губительное касание взглядов и разворачиваюсь, убегаю из этой квартиры, в которой произошло убийство.
Убили мое сердце...
***
Горячая вода сжигала кожу. Я молилась, чтобы она была ещё горячее, чтобы лишить меня её. Этой грязной, испорченной кожи, которой касались чужие руки.
Мои руки ужасно ныли, но превосходя боль в мышцах, я безостановочно терла своё тело губкой. Жёстче, быстрее, резче. Почему я не могу её попросту содрать? Сколько? Сколько мне ещё её тереть, чтобы отмыть себя от грязи?
Мне было так противно. Так дико тошно от своего тела. Моя истерика не прекращалась ни на секунду. Я ревела уже почти час, заживо варя себя под горячей водой. Но я больше не могла ощущать её температуру и то, как она палит кожу. Все что было ощутимо — это разрыв сердца.
В моей голове те ужасные фотографии. Я натираю свои бёдра сильнее. Из груди вылетает громкий, протяжный вопль.
Удивительно, но даже сквозь гудящий шум воды и собственные звуки боли, я слышу, как хлопает моя входная дверь. Этот глухой звук заставляет вздрогнуть и резко поднять глаза, как раз в тот момент, когда в дверях моей ванной показался Стив. Волосы взлохмачены, дыхание сбито, будто он пробежал марафон, тело напряжённо, а в глазах сущий испуг.
Его глаза округляются от ужаса, когда он замечает мое раскрасневшееся тело и клубящийся пар кругом.
— О черт, Вивиан, прекрати! — в сию секунду парень срывается с места. Мой парализованный болью разум слетает с катушек, иначе я никак не могу объяснить, как быстро лезвие оказывается в моей руке, а затем вплотную прижато к запястью... Я не знаю, в какой именно момент захватила его с собой. Я сомневаюсь, что знаю хоть что-то в этом мире...
— Не подходи! — выкрикиваю я, бегло отступив в угол душевой.
Блондин застывает в шоке. Зачем ты здесь, Стив?
— Оставь лезвие. Оставь его, прошу, — говорит Стив, бегло переводя напуганные глаза с моего запястья на лицо.
Он делает мелкие шаги по направлению ко мне и почему-то страшно, оттого то я и вторю, как истерически больная:
— Я говорю не подходи! Не подходи! Не надо!
— Вив, посмотри на меня, — просит он своим обыденным голосом, и больше не грубым и не холодным, а растерянным, тревожно волнующимся.
— Посмотри мне в глаза. В глаза...
Я смотрю в его глаза и плачу ещё сильнее. Моя рука дрожит, но я не убираю лезвие ни на миллиметр.
Разве это возможно ощущать так много боли?
— Почему ты мне не доверяешь, Стив? — спрашиваю я, глядя на него через размытую пелену.
— Дай мне тебе кое-что сказать...
Но я не позволяю, высвободив из глотки крик:
— Почему?!
Стив замирает посреди комнаты.
— Я не знаю, что такое доверие. Не знаю какого и как довериться кому-то,— честно отвечает он. И я чувствую сожаление в его голосе... Его зоркие глаза ни на секунду не соскальзывают с меня.
— Я устала! Устала все время добиваться внимания близких мне людей. Почему я должна делать это всю жизнь? Это немыслимо! — я срываюсь на неконтролируемые крики. — Чтобы собственный отец тебя наконец заметил! Чтобы он сказал «молодец, Вивиан», «я горжусь тобой, дочка», «я рад, что ты у меня есть, милая».
С моего дрожащего полуголого тела стекает вода, а с лица соленые слезы.
— А добиться твоего доверия, это все равно, что лбом биться о стенку, которую ты и возвёл между нашими душами. Мой лоб кровоточит, душа разодрана, а тело... — я воплю, будто меня подстрели. Эта мысль грязна и невыносима. — Я устала, Стив. Я так устала от этой жизни. С самого детства я шепчу ей быть поласковее со мной, я молю её о милости, но она никак не хочет повернуть ко мне лицом и сказать «Вивиан, милая, ты заслужила быть счастливой. Живи и расцветай, милая. Живи, люби, будь л-любимой», — мой голос надрывается.
Стив впитывает в себя каждое мое слово и становится все ближе, я замечаю это.
— Почему все могут быть счастливыми, а я нет! Почему, Стив! — перехожу на отчаянный шёпот от которого разрывает грудь. — Это же нечестно...
— Ты можешь. Можешь, Вивиан, — глубоким голосом говорит он, на что я отрицательно качаю головой.
— Я даже не знаю, что они сделали со мной... а что если... — обречённый вопль разрывает гланды, — что если он касался меня, пока я была в отключке? Что если он изнасиловал меня? — шепчу я, смотря на него сквозь слезы.
— Вивиан, этого не случилось. Этого не было. Они не тронули тебя.
Я плотно сжимаю губы. Я слышала голосовое Марты... я не верю. Не могу. Это так сложно.
— Вивиан, я прошу тебя. Оставь это лезвие. Забудь мои слова. Забудь ложь, которую я наговорил, — в дымчатых глазах столько страха и вины... — Прости за всё, хотя если захочешь можешь не прощать, но только иди ко мне. Прошу, Вив... прошу тебя, — улавливаю дрожь в его голосе и начинают дрожать ещё сильнее.
— Мне так больно, Стив... так мерзко и одиноко, — с отчаянием шепчу я, ощущая лёгкость в руке, которая больше не в состоянии держать лезвие. Время уходит... мои силы заканчиваются...
Стив подбирается к душевой. Так близко.
— Я хочу быть просто счастливой без причины. А не искать причину, чтобы быть счастливой.
— Я сделаю все, чтобы ты была счастливой. Я помогу тебе справиться со всем. Обещаю, Вивиан... Но я не смогу сделать этого, если ты не отпустишь лезвие.
— Я так устала... так устала. Я же тоже человек, я тоже заслуживаю счастья. Любви... — на последнем слове голос обрывается.
Но никто. Абсолютно никто не мог дать мне последнего...
Осознание этого болезненно и ужасно.
Я хочу покончить с этим раз и навсегда...
— Вивиан... — мое имя с его губ сворачивает внутренности, — ты не можешь так поступить. Ты сильнее этого. Ты сильнее всего этого.
Я безмолвно реву и качаю головой. Мои пальцы судорожно разжимают лезвие. Потеряв последний остаток сил ноги подрагивают и мое тело падает вниз.
Стив обхватывает меня, не давая разбить голову об кафель.
— Тихо, я держу тебя. Держу, — взволновано бормочет он, скорее для себя.
Его руки обвивают мое тело и прижимают к своему, так крепко, тесно, отчаянно. Я всё хваталась за его затылок, за спину, плечи и громко рыдала, не веря, что пережила этот момент.
Вцепившись в его футболку, я заскулила жалобно и болезненно. А затем почти завыла в голос.
Стив присел на кафель и посадив меня на себя, прижимал к своему телу, нашептывая не просто слова успокоения, а обещания, заветы... я не знаю, как это назвать.
— Тише, тише. Я с тобой. Я не отпущу тебя. Никуда.
— Вив, я больше не обижу тебя. Никогда.
Я поднимаю на него мокрые глаза.
— Стив... я... — я так хочу сказать это, но не получается. Я задыхаюсь, в самом деле задыхаюсь собственным воздухом.
— Т-шш, дыши, дыши, — ласково шепчет он, накрывая мои щёки своими заледеневшими от волнения ладонями.
Стив прислоняет ко мне свой лоб и мы глядим друг другу в глаза, а затем он тихо шепчет мне:
— Я знаю.
И я снова могу вдохнуть.
Я люблю тебя. И пускай ты делаешь мне очень больно, я все равно люблю тебя.
• простите, если ошибок будет много. Но я не могу... требую реабилитацию после этой главы💔
Я говорила, что скоро пойдут финальные главы?
Кажется, уже пора прощаться с Опиумным....
💔😭
