Внимание! Сцена насилия!
Выход Кармен и Хабанера — Балет «Кармен-сюита»
Существует ли истинная, правильная любовь? Как мы отличаем, что одни отношения обречены на крах, а другие — возводим до небес? Не грубое ли это вмешательство в божественное — устанавливать правила для любви? В ту область, в которой недопустимо человеческое вмешательство, ибо это чувство эфемерное, чуть ли не сказочное, такое тонкое; оно воспринимается, как дар богов. А если это дар богов, то разве могут люди, созданные по образу божьему, изменять святой устав? Какие обличья имеет любовь? И могут ли любить все?.. Например, психопаты, чья болезнь не лечится, не могут или не знают, как. У них свой грубый мир со своими жестокими правилами. Но если анализировать их поведение, то может показаться, что они ищут вторые половинки не только для удовлетворения собственного эго, но и для поиска любви… Может ли любовь оправдывать всё? Имеет ли она свои границы? Как вы понимаете, что человек вас любит? Сынмин не являлся психопатом, но у него есть психопатические черты. Для него любовь представлялась в образе восхваления и власти. Как только он увидел Хёнджина, то сразу решил завладеть им. Навсегда. Попытки Хвана сопротивляться только щекотали ему Эго, и игра становилась интересней. Хёнджин ненавидел подчиняться; он злобно щурил глаза, когда им командовали. Всё нутро устраивало бунт, кровожадный и беспощадный. Только вот Сынмин каждый раз побеждал, цепко хватая его за руки, опуская на колени… Хван — его собственность, игрушка, которая приносит удовольствие, развлекает. Мир становится не таким скучным, правда? Когда у ребёнка отнимают любимую игрушку, он устраивает жуткую истерику: плакать, бить кулаками, стучать ногами. В нём, наряду с невыносимой обидой, просыпается животная агрессия — он хочет вернуть то, что принадлежало ему. Любимой игрушке ты уделяешь много внимания и времени, из-за этого возникает сильная привязанность и она становится частью твоей жизни. Чанбин довёз их до дома, и Сынмин с Хёнджином вышли из машины. Пока он шёл до дома, Хван чувствовал прожигающий взгляд на своей спине. Ему страшно. До трясучки. Вот они уже в прихожей. Сынмин вплотную приблизился к нему, и обжигает горячим дыханием его шею. — После того, что случилось в клубе… — устрашающие говорит Сынмин, — я не спущу с тебя глаз. Хёнджин сглатывает. — Я буду уделять тебе столько внимания, сколько попросишь… — он резко разворачивает Хвана к себе и впечатывает в стену. Смотрит прямо в глаза убийственным взглядом. Хёнджин скулит от страха. Он хранит страшный секрет. — Из дома без моего разрешения ты больше не будешь выходить, ясно? — Хван кивает. Сынмин достаётся из кармана складной нож и как бы невзначай показывает ему. — Так ты не изменял мне, верно? Хван смотрит на острый кончик ножа. Внутри всё похолодело. Прямо перед ним стоит… кто-то. Раньше это был Сынмин, но свирепая, жгучая ревность снесла ему башку. И теперь перед ним чужой. Хван изменил ему. Поцеловался с тем парнем — не более. И ему ужасно стыдно за свою слабость… Он перевёл взгляд на Сынмина. В его глазах — пучина отчаянного сумасшествия. Их история похожа на Кармен. Это любовь, граничащая с ненавистью. Хёнджин — кокетливый, игривый, но независимый и любящий свободу. А Сынмин так сильно, так яростно, жадно любит его… Он хочет напиться им. Надышаться. Но Сынмину мало-мало! Он хочет больше! Сильнее! Он никому не отдаст свою игрушку — он готов убивать за неё. Эта игра в ревность разбудила в нём темную сущность. Она послужила триггером. Теперь он всегда начеку. Теперь он будет всегда с ним, чтобы никто не посмел даже подойти к Хвану. Посмотреть на него, дотронуться. А если кто-то и осмелится, то тут же будет повержен. Без него Сынмин не сможет. Без него всё потеряет смысл. Сынмин так ненавидит его, что хочет перерезать ему глотку и напиться его кровью. Сынмин так любит его, что не может убить самого дорогого для него человека. — Почему ты молчишь? — спрашивает Сынмин, держа нож прямо перед его лицом. Знаете, что говорит криминология, когда преступник наносит много колотых ранений жертве? Учёные видят в орудии преступления символизм полового члена. Для них такой способ убийства — своеобразный половой акт. Он смотрит на испуганного до невозможности Хёнджина и с наслаждением представляет, как острый нож вонзается в его тело. — Люблю, люблю, люблю… — шепчет он в бреду. — Никому не отдам, никому, никому… Сынмин аккуратно проводит лезвием по нежной коже. — Пожалуйста, не надо… — умоляет Хван. Вторая личность Сынмина в невероятном, блаженном восторге… Вот она, полная, безграничная власть. Теперь Хёнджин будет беспрекословно ему подчиняться. Преступная половина Сынмина вопит от безумной радости. — На колени. — холодно. — Живо! Хван подчиняется. Сынмин сильно хватает его за волосы, заставляя смотреть только на него. — Больно! — кричит он. — Молчать! — нож оказывается около шеи, и Хван замолкает. Бедный, он похож на замерзшего котёнка, над которым сейчас будут издеваться школьники… — Расстегивай мне ширинку и принимайся за дело. — Что?.. — ошарашенно. — Приступай! — орёт Сынмин. — Милый, прошу… — плачет Хван. Но тот Сынмин под контролём другого Сынмина. Первый не желает слушать Хёнджина, а второй — пытается сопротивляться, видя страдание любимого. Сынмин злится, сильнее стягивает волосы, Хван мечется, орёт из-за боли, другой рукой Сынмин сам расстегивает ширинку, другой пытается заставить приблизить лицо Хёнджина, но тот бьет его руками, отпихивает ногами. — Пожалуйста, перестань! Сынмин! Перестань! — пытается достучаться до второго. Но первый уже замахивается ножом… Мы не случайно вспомнили великое произведение «Кармен», рассказывающей нам о пленительной, но убийственной страсти. Греки называли это «эросом». Жорж Бизе с помощью этой истории пытался донести до нас, что каждый имеет право на свои чувства. Но к чему привела эта свобода?.. К убийству двоих… Хёнджин, который поддался слабости и стал заигрывать с другим, и Сынмин, который дал волю ужасному. Имели ли они право на свою любовь? Нет. В любви нет и не может быть собничества. Это уже другое. Это привязанность с железными цепями. Но означает ли это, что в любви можно творить, что душа пожелает? Тоже нет? Видимо, это дилемма, которая никогда не решится.***
Пока они ехали до дома, пыл Минхо успел остыть. Он посмотрел на руку Хана — кольца не было, и это жутко бесило и выводило из себя. Для него такой акт — чуть ли не развод. И, сидя в машине, Минхо прокрутил в голове всё, что выскажет ему, как только они приедут домой. Но грустное личико Хана и его обречённый взгляд смягчили его гнев. Чанбин подвёз их, они попрощались и зашли в квартиру на пятом этаже. Как только они зашли, Хан, предчувствуя тяжёлый разговор, сразу пошёл на кухню мыть посуду, как бы показывая, что у него есть неотложенные дела. — Нам нужно поговорить, — Минхо подошёл, выключил воду, отобрал губку для мытья и аккуратно развернул его к себе. Хан не сопротивляется, тяжёло вздыхает. — Посмотри на меня, пожалуйста, — берёт за руки. Джисон медленно поднимает взгляд. Они смотрят друг на друга, долго молчат, унимая в душе бурю эмоций. — Прости меня, — первым прерывает ночную тишину Минхо. И в этом «прости» сказано всё. Ошибки поняты и исправлены. В их истории ревность смогла спасти брак; она показала Хану, что он для Минхо не безразличен, что он, всё же, боится его потерять. А для Минхо она смогла оживить и расшатать забытые чувства. Ревность здесь, как ароматная специя, делающая блюдо ещё вкуснее. Главное — не увлекаться и не переборщить. — И ты меня, — сказал Хан, сжимая его ладони в своих. — Я не выкидывал кольцо — оно в кармане, — Джисон хотел его достать и надеть, но Минхо остановил его. — Давай начнём всё заново?***
Минхо хлопнул дверью машины, и Чанбин грозно посмотрел на Феликса. Младшему, хотя и было страшно, но виду не подал — лишь гордо вскинул голову вверх. Чанбин усмехнулся: — Посмотрим, как ты заговоришь дома. Феликс испуганно посмотрел на него: — Ты мне угрожаешь? — Совершенно нет, — с сарказмом ответил Чанбин. Феликс в полной растерянности. — Я вызову полицию, — не сдаётся он. На это Чанбин рассмеялся. — Что ты там надумал, боже? Я всего лишь прикалываюсь. — Несмешно, — обиженно говорит Феликс. — Да-а? — наигранно-удивлённо растягивает слово. — Мне вот тоже было несмешно, когда ты там с кем-то флиртовал, — в голосе опять холодная злость и сталь. Феликс замечает, что они завернули не туда, и он настораживается. — Куда мы едем? — паника. Чанбин не отвечает, и младшему становится ещё страшней. Правую руку, на всякий случай, держит наготове около ручки, чтобы быстро открыть дверь и выбежать из машины. Чёрная машина медленно останавливается, Чанбин глушит двигатель. — Останься, — приказывает он, замечая движение Феликса. Младший подчиняется. — И каково тебе было с другими парнями? М? Они лучше меня? — Я ничего такого не делал, — оправдывается Фел. — Врёшь! — внезапно бьет он по рулю, от чего Феликс вздрагивает. — Я видел, как ты ему мило улыбался и строил глазки. — Это была всего лишь игра! — тоже повышает голос. — Издеваться над моими чувствами — это для тебя всего лишь игра?! — ещё громче. — А над моими?! Ты ревнуешь каждому парню и трахаешь мне мозг! — Потому что ты мой парень! И я имею полное право ревновать! — Нет! — Да! И не спорь со мной! — рычит, хватает Феликса за воротник, подтягивает к себе и дышит ему прямо в лицо, угрожая взглядом хищника. — Если и дальше будешь меня душить, то я уйду от тебя, — храбро говорит Феликс. Чанбин сильнее сжимает его куртку, разглядывает наглое лицо с веснушками и, поддавшись страсти, резко хватает его за бёдра и усаживает на свои. — Не отпущу, — впивается в пухлые горячие губы. Феликс блаженно мычит, запускает руки в волосы, оттягивает их. Чанбин жадно сжимает то верхнюю губу, то нижнюю, ласково покусывает, то усиливая захват, то ослабляя. Он дразнит его, и старший довольно улыбается, когда Феликс начинает поскуливать и стонать, требуя быстрой развязки. Младший пытается вырваться из хватки, но Чанбин доминирует и пресекает любую попытку Феликса перехватить контроль. Тогда, в отместку, Ли начинает ёрзать на коленях, задевая уже набухший член. Вырывается протяжный стон, и Чанбин, уже не в силах сдерживаться, подхватывает Феликса на руки и перемещает его на заднее сиденье, оказываясь сверху. Есть такие отношения, в которых ревность — основа. Она разжигает пламя страсти, не даёт заплесневеть. На самом деле, Феликсу глубоко в подсознании ничего не хотелось менять — он хотел поиграть, разозлить его. Каждый раз такие сцены ссоры заканчивались глубоко-чувственным, одновременно жёстким сексом, и Феликс обожал когда его любили именно так:сначала пошлые шлепки, потом — трепетная ласка; любил, когда сильные, такие накаченные руки Чанбина слегка душили его, а потом нежно, трепетно прикасались к телу. Да, ревность здесь — источник силы; это воздух и вода для любви. Единственная опасность состоит в том, что смертельный, сметающий всё на своём пути ураган ревности может задеть и самих влюбленных. Чанбин может перестараться, ослепнуть в гневе, а Феликс —переиграть. Страсть имеет свойство перегорать, и для её поддержания требуются другие блюда удовольствия. Знаете произведения гедониста Маркиза Де Сада? Если нет, то вам повезло. Боюсь, что эта парочка зайдёт слишком далеко, чтобы получать всё больше и больше наслаждений тела… Страшно, очень страшно представлять, что они будут вытворять…