игра в ревность

      В клубе стало нереально громко: музыка бьет по ушам, заглушая всё вокруг. Биты какого-то ремикса отзываются ударами в голове. Жарко, потно, горячо. Хан, заметив на себе испепеляющий взгляд Минхо, в припадке страха пытается докричаться до друзей, оповещая об угрозе, но они его не слышат: лишь видят, как быстро и широко открывается его рот. Тем временем, Минхо, не отрывая сердитого взгляда от мужа, что-то шепчет Чанбину и Сынмину, кивает в их сторону, и головы медленно поворачиваются - они встречаются взглядами. Заметили. Пиздец. Хан там уже весь трясётся, танцуя чунга-чанга, дёргает за рукава, пытается хоть как-то предупредить Феликса и Хвана, но в ответ лишь непонимающее, тупое: — Что-о? — Да пошли вы нахуй! — сдаётся Хан и орёт на всю мощь, на которую способны его голосовые связки. — Они! Идут! Прямо! На нас!       Опа, допёрло.       Феликс и Хёнджин нервно сглатывают; они не решаются посмотреть в сторону идущих к ним навстречу парней, которые убивают взглядом. Толпа шарахается и обходит их стороной. — Насчёт три в разные стороны, — шепчет Феликс. — Раз… два… три!       Как только они разбегаются, кто куда, парни тут же, мгновенно, словно хищники, выслеживающие свою добычу, ринулись за ними. Феликс бежит так, как бежал в последний раз от Якудзы. Только сейчас намно-о-ого страшнее. — Феликс! А ну иди сюда, паршивец такой! — бежит за ним Чанбин, грубо расталкивая народ.       Феликс ловко маневрирует между людьми, стараясь бежать зигзагами, чтобы Чанбин смог потерять его из виду, но парень, будто снайперская винтовка, преследует свою цель. Бегают они так минут восемь точно. Первый уже выдыхается. — Феликс! — рычит он так, что от страха Ли драпанул сильнее.       И вот, до выхода из клуба нужно пробежать каких-то сто метров. Феликс делает последний рывок и!.. в него со всей скоростью влетает Хан, сбивая его с ног. — Ох… твою же ма-ать… — стонет Ли, потирая ушибленное место.       Рядом оказывается Минхо, также бегающий за своим женешком. — Ну что, попались? — угрожающие спрашивает Чанбин, растягивая гласные.

***

      Хван словно антилопа, попавшаяся в ловушку. Страх отключил рассудок, но включил инстинкты. Он по ошибке забежал в мужской туалет и спрятался в последней кабинке. «Всё, это конец!». Туалет — тупик. Из него нельзя убежать. Сынмин уже здесь и со звериной злостью вышибает двери кабинок: — Где же ты спря-я-ятался, Хва-а-ан?       Хёнджин вздрагивает каждый раз, когда слышит грохот. Он зажимает себе рот, чтобы случайно не закричать. В душе он надеется, что Сынмин плюнут на это дело и не дойдет до последней двери. Но его голос приближается и становится всё громче и громче. Когда последняя дверь была сломана, Хван замер, сильнее зажимая рот двумя руками. Напряжённая тишина. Сердце бешено колотится; Хёнджин дышит рвано и шумно — не получается замолчать.       Сынмин открывает дверь так, что она слетает с петелек.       Хёнджин кричит и пугливо пятиться назад. Таким злым он ещё его никогда не видел… и Хван по-настоящему боится, что Сынмин может его ударить. — Как ты посмел? — Ким садится перед ним на корточки и грубо хватает за подбородок, до боли сжимая кость. Хван морщится, пытается освободится, но Сынмин лишь усиливает хватку. — Как ты посмел, я спрашиваю! — Чтобы… показать тебе… — пытается говорить младший, — что ты… не единственный.       Последнее срабатывает, как красная кнопка. Сынмин срывается, выпуская на волю свои настоящие эмоции. Он делает замах, Хван в ужасе закрывает лицо, но удар приходится рядом с его левой щекой. — Ты. Только. Мой. Ясно?!       Губы Хёнджина дрожат. Страшно. Он прижимается к стене всё сильнее и сильнее. — Хотел меня проверить на ревность, да? Думаешь, со мной можно играть? — Сынмин пристально смотрит на возлюбленного. — Ты такой уверенный, что даже не боишься меня потерять! — теперь сносит крышу и у него. Обратный эффект страха. — Весь такой высокомерный альфа-самец! — Заткнись! — прикрикнул на него Ким, но поток Хвана не остановить. — Ты действительно думаешь, что я всегда буду с тобой?! — кричит он ему прямо в лицо. С вызовом. Нагло. Беспощадно. — Заткни-и-ись, — шипит Ким. — Что меня не сможет трахнуть какой-то другой парень в этом клубе, а?       Это было лишнее. Ярость Сынмина достигла пика и вырвалась, словно раскалённая лава. Он звонко бъёт его по щеке и хватает за горло. — Ты с кем-нибудь спал?! Отвечай! Отвечай! Отвечай! — голос срывается — ему больно. Больно даже представлять, что любимый предал его и позволил трогать своё тело чужим рукам. На самом деле, Сынмин тяжело реагировал на каждую попытку Хвана с кем-то пофлиртовать. На каждую. Просто не хотел показывать настоящие эмоции, принимая это за слабость. Он скрывал, надевал маску безразличия и величия, а тем временем его съедали, как червяки, сомнения. Сынмин наивно думал, что такая тактика нереагирования заставит Хёнджина махнуть рукой, но… он не понимал, что любимый пытается всего лишь привлечь внимание к себе. — Пожалуйста, — перешёл он на шёпот, — скажи мне, что ты врёшь.       Сынмин с надеждой смотрит в его глаза, а Хван в замешательстве. «Он что… действительно любит меня?». — Почему ты молчишь? — в голосе дрожь и первые нотки страха. — Хван, скажи что-нибудь, — он нежно берёт его лицо в тёплые руки и смотрит на него так, будто Хёнджин — целая Вселенная. — Нет, — тихо отвечает младший, тая под таким взглядом.       Сынмин облегчённо вздыхает и на радостях обнимает его, крепко прижимая к себе. — Знаешь… я так тебя люблю, что простил бы и это…