Красавица и Чудовище

             — А теперь, уважаемые пассажиры, вы можете отстегнуть ремни. Примерное время прибытия…       Акечи, листая текст в телефоне, лениво скосил глаза в окно — Япония, его родная Япония уже успела превратиться в набор зелёных и серых пятен, с примесью синего за окном. Белые пушистые облака медленно проплывали под самолётом, пока где-то там, вверху, светило яркое и ничем не связанное Солнце… Акечи прикрыл окошко занавесью.       Если так задуматься, это был мой первый вылет за границу. И даже им я обязан ублюдку — спасибо тебе, сукин сын, подавись своими подачками и заданиями!.. Хотел бы я сказать тогда. Сейчас… что ж, не забегая вперёд — это было одно из тех событий, которые стали поворотными в моей не очень долгой жизни.       Итак, это было седьмое сентября. Ублюдок меня умудрился засунуть на тот же самолёт, которым отправились и ученики Шуджина. Но если неугомонная летела в бизнес-классе, то всем остальным досталось… что досталось. Мне, например — место в хвосте самолёта. И хотя в начале я был этим недоволен, но потом оценил прелесть: где-то впереди развлекались мартышки (фантомные воры и остальные ученики), под предводительством горничной-учительницы Каваками. Ей богу, детсад на выгуле. Интересно, а воры придумали, как с собой протащить кота-талисмана? Да не, сомневаюсь: возможностей фюрера у них точно не было, а они мне позволили с собой взять мой любимый Глок-17. Правда, меня просили использовать его только в крайнем случае: волосатая лапа ублюдка до Америки едва-едва достаёт.       В наших отношениях с неугомонной, кстати, наступило эдакое плато. Они не двигались на сближение, но и, в то же время, мы потихоньку привыкали друг к другу. Естественно, что из-за учёбы наши встречи стали очень редкими. Всего один раз, в субботу, а потом небольшая встреча в кафе обсудить дальнейшие планы (там же она мне сказала про Гавайи). Неугомонная, кстати, продолжала мучить себя в спортзале. Из достижений — у неё болело всё. И нет — мне она не жаловалась, но доклады от шпионов ублюдка продолжали радовать своей регулярностью.       Кстати о докладах: люди фюрера начали бомбардировать сайт фантомных воров запросами изменить сердце негодяя. Это была следующая деталь плана: спровоцировать мартышек на действие, чтобы потом… захлопнуть мышеловку. Сейчас они были на волне: о них говорили в Японии, была пара репортажей в мировых новостях… но и пока всё. Негодяй явно станет для них желанной добычей: грешков у него было просто завались, а они же у нас «герои справедливости», ха! Хм, интересно, а конгломерат Нанджо какое к этому имеет отношение, они же под янки вроде?       В любом случае, я только-только решился вернуться к злоключениям Вальжана и неожиданно увлёкся: когда этот сучонок грабанул святошу, я чуть ли не рукоплескал таланту француза и реалистичности описаний. Там было, правда, много каких-то пространных размышлений о божественности и всём таком, но я хотя бы увидел отблеск того, почему эту книгу читают даже спустя грёбанные сто с лишним лет. Когда Гюго перестаёт играть из себя святость и путеводный маяк души человечества, перестаёт плодить описания, просто потому что не может заткнуть пасть, и наконец-то выдаёт сюжет… о-о. Даже я, Акечи Горо, коренной японец, был… тронут. Конечно, Бьенвеню, который решил заступиться за Вальжана, был более чем предсказуем: сама фабула произведения намекала на это. Правда, когда началась истерия, и этот случай с мальчишкой, у которого он отнял монетку… честно, я не знаю, как я выдержал эту часть, ибо моё отвращение росло в тот момент не по дням, а по часам. Меня тошнило, мне хотелось разбить мобильный, мне…       Раскаяние Вальжана вызвало такое отвращение в моей душе, что я не знаю, с каким трудом я смог преодолеть эти страницы. Факт в том, что, пока я ехал до аэропорта, пока самолёт набирал высоту, пока прозвучало это объявление, я успел сотню раз проклянуть Гюго и эту «чёртову истеричку» (каторжника). О, когда его линия внезапно оборвалась, я был чуть ли не физически счастлив! Правда, выяснилось, что Гюго готовил новую подставу: путаны.       А я ненавижу путан. Да, это личное, да, я шовинист, в некотором роде, но я придерживаюсь строгого мнения: проститутки не заслуживают ни капли сочувствия, которое им так щедро сыплет широкая публика. О, да, каждая из них вам расскажет душещипательную историю своего падения (хорошо, если хоть немного правдивую), хотя, в общем-то, в лоно продажной любви приводят два обстоятельства: жажда наживы и неуёмная страсть. Они могут совпадать, могут не совпадать, но хотя бы одно из этих двух будет. А! Есть ещё третье: просто дура. Иногда даже красивая. Последних (дур), кстати, большинство.       Словом, ощущая растущую ненависть к Гюго, а также неугомонной, которая меня заставила с ним ознакомиться, я наконец закрыл читалку в телефоне. Свобода. Да, так пахнет свобода.       Мартышки веселились, болтали, но, в целом, за рамки приличия не выходили. Каваками изредка потявкивала на своё стадо гусей, но больше для вида, чем для дела.       Акечи выгнул шею и спину назад, размял плечи, затем отстегнул ремень и покинул своё место — три кресла, стоявшие вместе, возле окна слева.       Кстати, одиночное. В плане, я сидел настолько в хвосте самолёта, что возле меня было пусто. Или же, опять лапа ублюдка постаралась.       Акечи подошёл к кабинке туалета в хвостовой части. Уже возле неё он заметил, что на ней горела табличка «занято» — видимо, кто-то там был сейчас. Он встал возле кабинки, опёрся на стенку, после чего вытащил из кармана брюк зеркальце и придирчиво осмотрел себя: чистенькая белая рубашка, классический фасон, с расстёгнутой верхней пуговицей и бежево-песочные брюки, из лёгкой ткани, с кожаным ремнём. Проверил ещё волосы, лицо… всё было идеально.       Да, хотя за своим внешним видом я слежу очень тщательно, операция требовала от меня выглядеть на все сто. И даже больше.       На дверце загорелось табло «открыто» после которого наружу показался… показались двое: брюнет с кучерявыми волосами в очках и шатенка с короткой стрижкой, чуть зеленоватая, которая обнимала спутника за талию. Парочка вздрогнула, заметив Акечи и уставилась на него. Собственно, принц-детектив…       Я вот смотрю и думаю: Амамия Рен, у тебя что, титановые шары — раскладывать сестричку прокурора Сае прямо в самолёте на толчке? Нет, у тебя что, внезапное бессмертие отросло на причинном месте? Пикантности добавляло то, что Амамия — лидер фантомных воров (он же Джокер), а эта самая сестрица — Нииджима Макото — головной мозг всей группировки. Вот уж воистину, браки свершаются на небесах!       Акечи моргнул, серьёзно обвёл их взглядом, затем присвистнул и медленно хлопнул пару раз в ладоши.       — Смело, Амамия-сан, смело.       Парочка мигом попунцовела, и девушка попыталась спрятаться за парня.       — Всё… не так!.. — пискнула она.       Амамия неловко рассмеялся.       — Вы всё не так поняли, Акечи-сан…       О, всё я правильно понял, правильно…       Акечи склонил голову набок и широко улыбнулся, прикрыв глаза.       — Главное — не забывайте про средства предотвращения нежелательной беременности! — максимально громко произнёс он, привлекая внимание.       Кажется, алая сестрица Сае в тот момент меня хотела долго и вдумчиво вбивать в пол своими кулачками. Ну и наблюдать за вогнанным в краску Амамией было не менее весело.       — А то Нииджима Сае-сан оторвёт головы сначала вам, а потом мне, что не досмотрел! — весело произнёс Акечи, схлопнув ладони вместе.       — Мне просто стало плохо! — пискнула на весь салон Макото. — Мне просто стало плохо! А он… А мне помог дойти!       — Это правда, Акечи-сан… — замахал Амамия перед собой руками.       Губ Акечи коснулась лёгкая ухмылка. Он покосился в сторону заинтересованной публики.       — А это вы не мне объяснять будете.       И правда: в их сторону смотрел весь эконом. А некоторые даже встали на местах и нарочно повернулись назад, чтобы… Акечи, внутренне смеясь, проскользнул мимо ошарашенной парочки и быстро закрыл за собой дверь. На замок. Снаружи последовала буря возмущённых оправданий Макото, вместе с неуверенными фразами Амамии. Затем по двери раздалось несколько мощных ударов, с требованьем «Ну скажите им, Акечи-сан!»       Акечи, сидя на стульчаке, прикрывал рот рукой и хихикал носом.       Ну а что? Маленькая гадость ворам погоды не сделает. Конечно же я сразу понял, что эти двое ничем подобным не занимались, тем более, я, кажется, даже слышал, как парень вызвался проводить девушку до туалета. Да и видок у сестрички Сае явно был не как после коитуса… в общем, воры своё получили. А то нефиг у меня отнимать мой рейтинг популярности. Я всё помню, фантомные воры.       А вообще — это действие должно было немного отвлечь мартышек от моего присутствия с ними на Гавайях. Потому что они уже давно знают и подозревают, что я под них копаю. Хотя, оглядываясь назад: месть, разумеется, это была месть за проигранное место в умах поколения.       Вот с тем же Амамией мы даже общаемся лично: не могу сказать, что мы друзья (насколько могут быть друзьями два классовых врага — преступник и детектив), но я иногда захожу к нему в Леблан пропустить пару чашечек кофе и поиграть в шахматы. Или же, если ему приспичит, можем погулять по городу и зайти в мой любимый бильярд или кафешку.       Вообще, наше знакомство началось на телестудии, как раз после инцидента с Мадараме: они были среди школьников, которых туда отправили на экскурсию. Ну и, разумеется, школяров припахали работать. Тогда я ещё не знал, кто такие эти фантомные воры или их реальные имена, но я понимал, что клубок надо начинать распутывать с дела Камошиды. Кто-то, кому его раскаяние было нужно, как воздух… именно тогда Амамия Рен и привлёк моё внимание. Да, потому что не раскайся Камошида — ему грозило бы отчисление со всем вытекающими оттуда.       Хм. Пожалуй, Амамии больше всего подошло бы прозвище… залётный. Да, потому что притягивать неприятности и «залетать», он, как видите, ни капли не разучился. А началась его череда неудач с того, что он перешёл дорогу ублюдку. Что ж, мягко отделался: пометка в личное дело, целый год на испытательном сроке и обвинение. Уже по одной фотографии я понял, что он человек, который приносит проблемы.       Поэтому я не удивился, когда ведущая телешоу выбрала именно его жертвой своего невинного вопроса «А что вы думаете о фантомных ворах?». Вот уж воистину: залётный. Это уже потом я оценил иронию судьбы, когда узнал, что жребий пал прямо на лидера фантомных воров, но тогда я просто с интересом изучал этого мрачного подростка с упрямым взглядом.       Разумеется, залётный заступился за своё детище и воров, сказав прямо в камеру, что думает, что они — справедливость. Уже тогда, по построению этой фразы, он меня немедленно заинтриговал. Воры, чтобы вы понимали, в тот момент были на уровне интернет-байки. Ну, вроде как, есть такие. А вроде как — кто их видел? Да, раскаяние Мадараме… оно посеяло определённые зёрна сомнения в головах публики, но к этому отнеслись с долей иронии. Мало ли. Старичок поехал кукушкой и совесть внезапно проснулась.       Пришлось отвечать в лучшем духе ублюдка: воры — даже если они и делают благое дело — не имеют никакого права насильно менять кого-то. Это неправильно. И да, я и вправду считаю, что воры занимаются хренью со своими раскаяниями: отстрелить бошку хозяину дворца и дело с концом. И это гораздо проще, чем то, что они организуют со своими карточками и попытками украсть центр чужого дворца.       Вообще-то по тем данным, которые есть у фюрера, — такая методика ничем не лучше, чем просто пустить пулю в лоб или накачать жертву наркотой до беспамятства. Психика, в большинстве своём, не выдерживает груза раскаяния, который ложится на неё. По итогу человек ломается, как спичка, и его возможность вернуться к нормальной жизни после такого стремится к нулю.       Допустим, с мелкими искажениями психики в Мементосе это как-то работает. Но там и понятно: психика не успела попасть в зависимость от желания и сделать его главным центром всего восприятия мира. Однако у тех, у кого есть дворец… если забрать у них их смысл жизни — только помощь кучи психологов и психиатров может хоть как-то вернуть к жизни жертву такого «насильного раскаяния».       Камошида, например, так и не вернулся. Мотает срок в тюрьме, ведёт себя как примерный гражданин, не обижает даже и муху, ударился в буддизм. Вероятность того, что он сможет заниматься хоть чем-то общественно-полезным, помимо собственно отбывания срока, — ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных. Просто нуль. Ну или станет монахом. Хотя бы не пытается на себя наложить руки, как старикашка Мадараме, которого приходится накачивать психотропными препаратами, чтобы он хоть как-то был в чувстве и сотрудничал со следствием.       Канеширо, кстати, держался наиболее стоически из всех. С достоинством дона Корлеоне он сдавал своих подельников и точки нелегального бизнеса. Сае писалась бы от восторга, не будь это чистосердечным признанием. А так её шанс на повышение помахал хвостом.       Мне кажется, я тогда впервые увидел, как она напилась. И мне пришлось весь вечер слушать её нытьё, прежде чем посадить на такси и проводить до квартиры. Кажется, она даже ко мне норовила приставать, говоря что-то о том, что её «достали эти мужланы!». Да, требовала себе настоящего мужчины, крепкого плеча, плакалась на одиночество, рассуждала о том, что с удовольствием кастрировала бы половину своего начальства, а под конец норовила меня поцеловать и завалить на постель. А. Ещё обещала допросить с пристрастием всех воришек, а особенно сурово — их лидера. Я стойко держался: если моральные принципы начальства ему изменили, это долг подчинённого позаботиться о них.       Итого вы должны понимать мою позицию: от этих воров больше проблем, чем пользы. Воры подозревали, что я иду по их следу. Но делать пока ничего не делали, уверенные, что их маленький «метасекрет» не доступен никому, кроме них. Ха: Канеширо, напоследок, слил им моё существование. В плане, слил им мою «теневую» сторону. Свинья: и это после всех тех уверений в сотрудничестве и верности, о которых он мне пел, когда я ему держал пистолет на животе. Не будь он под следствием, я бы не поленился лично отстрелить ему мозги. И уже в реальном мире.       Прибытие вышло обычным. Я умудрился задремать на середине пути, поэтому сообщение о посадке меня слегка удивило: разве мы уже шли на посадку, да? Поэтому, вид Гавайев сверху я наблюдал уже по мере того, как мы приближались к ним.       Сестрица Сае, кстати, судя по обрывкам разговора, до сих пор дулась на меня за выходку. Во всяком случае её возмущение, его обрывки, долетали даже до моего места. Это было лучше, согласитесь, чем если бы самая умная из всех мартышек взялась бы за дело и начала размышлять, а что это одна публичная персона, которая охотится за ворами, делает на том же самолёте, что и они?       Она могла сделать неверные выводы. Или поразительно верные. Женская интуиция, особенно сестрицы Сае — это не то, что стоит недооценивать. По счастью, я был не по их душу… но они же об этом не знают, верно?       Ублюдок не поленился снять номер в том же отеле, что и эти мартышки, разве что этажом пониже. Ясное дело, он руководствовался тем, что мне так будет проще работать с моей целью, но когда мы даже в одном автобусе ехали с ворами… Мне кажется, ещё никогда меня настолько несправедливо не подозревали в том, к чему я вообще не имею отношения. К этой же поездке относится следующий эпизод:       — Простите, можно сесть с вами?       Акечи, нацепив солнцезащитные очки и серую панамку, держа в руках кейс, радушно улыбался. Хару, сидевшая возле окошка одна в самом хвосте автобуса, вздрогнула, затем перевела взгляд. Акечи приспустил очки.       Кстати, редкий случай: пришлось отказаться от моих любимых кожаных перчаток, руки в них бы упрели. Но если понадобится что-то нелегальное — они всё ещё были со мной в моём кейсе.       На лице Хару сначала появилось удивление: её глаза широко распахнулись, рот приоткрылся, даже дышала на раз. Затем последовала радость, смешанная со смущением, она раскраснелась… прежде чем молча кивнуть. Акечи, улыбаясь, спокойно уселся рядом.       — Я… не знала, что вы тоже здесь будете, Акечи-сан, — сказала Хару, старательно смотря в сторону окна и перебирая пальцами.       Акечи хмыкнул и уложил кейс себе под ноги.       — Если я вам скажу, что поехал сюда ради вас, вы мне поверите? — произнёс он, приспустив очки-авиаторы на нос.       Хару приложила руки к лицу и захихикала.       — Врёте, Акечи-сан, врёте.       О если бы, неугомонная, о если бы.       Акечи приложил руку к подбородку.       — А если я скажу, что я получил премию от начальства и решил потратить её на то, чтобы провести отпуск, — поверите?       — Неа, — девушка помотала головой, продолжая фыркать. На её устах гуляла озорная улыбка. — Вы слишком серьёзный для отпуска, Акечи-сан.       Между тем, моё соседство с неугомонной привлекло внимание мартышек, как я заметил, когда на секунду скосил глаза. Если быть точным — Такамаки и сестрицы Сае. Они, делая вид, что смотрят куда-то вперёд, откровенно грели уши у нашего разговора. Удачи вам, глупые.       — Тогда если я скажу… что я здесь на задании — поверите? — хихикнул Акечи, играя бровями.       Вообще-то, я эту провокацию бросил для гревших уши воровок. Провокация сработала: они напряглись и насторожились.       Между тем, Хару, с самым серьёзным видом, задумалась. Затем кивнула.       — А вот так — верю. И что же у вас за задание, если не секрет, Акечи-сан?       В тот момент мне захотелось ещё больше подразнить её, а заодно и воришек, уже даже не притворявшихся, что они меня не слушают.       Акечи поиграл бровями и улыбнулся широко-широко.       — Я собираюсь, подобно фантомному вору, украсть ваше сердце, Хару-сан.       Девушка замерла, потом медленно повернула голову на принца-детектива. Часто-часто моргала. Салон автобуса, до того шумевший, неожиданно стих, точно бы вымер.       Самое смешное — всё, что я сказал, было совершенной правдой. Если я не завоюю неугомонную — я попаду к ублюдку в немилость. А если я попаду в немилость…       Хару, точно бы ища что-то на лице Акечи, водила по нему взглядом. Затем медленно расплылась в улыбке. Хихикнула. Раз. Другой. А потом согнулась пополам, зайдясь в невероятном хохоте. Взрыв был невероятно сильный, совсем неподходящий для леди, которой она была.       — Акечи… сан… — едва-едва произнесла Хару между всхлипами. — Вы же охотитесь на воров… а сами-то…       Вообще-то, флиртовать я умею. Не то чтобы мне это было интересно, но бросить двусмысленную фразу на грани — много ума не надо. Другое дело, все эти взгляды, это физически ощутимое желание, которое источают опытные самцы — вот с этим были проблемы. Хару Окумура была красивой, аккуратной сложенной девушкой, с прямыми ножками, с нежным голосом и звонким смехом… но она ни капли не возбуждала меня. И даже изобразить это желание… я умею сотней способов показать, что я желаю тебя, насекомое, видеть мёртвым, но показать девушке, что она мне нравится… Я не жиголо, попрошу, а самый настоящий хитмен.       В любом случае, неугомонная осталась довольна после моей не очень умелой попытки флирта — а что мне ещё надо?       Прибытие в отель ничем особым не запомнилось. Даже сам отель — четыре звезды, но по факту — эдакие три с половиной. Люкс для тех, кому не хватает денег на настоящий люкс. Зато, что радовало — пляж был практически вплотную, с его чистым песком, тёплым океаном и мощными волнами… если бы ещё не так адски палило — вообще была бы красота.       Неугомонная собиралась, как настоящая туристка, на пляж. И нет, загар её не интересовал, но поплавать-поплескаться в круге она очень даже хотела. О чём она мне сообщила короткой смс-кой. Я посмотрел на местное время: два часа и тридцать пять минут. Самое пекло. Ками-сама, за что? Чем, чем, чем я провинился перед тобой?.. Чёрт, надо меньше французов читать, а то и, глядишь, начну патер ностер* цитировать ни к месту.       Акечи рассматривал комплект плавок, который ему достался в качестве «реквизита» к заданию. Он разложил их на кровати и вдумчиво изучал взглядом.       Вот, кстати, тоже была проблема. Ублюдок выбрал плавки на «свой» вкус. И нет, естественно сам он этим не занимался, а выдал ЦУ своим подчинённым. Те, разумеется, истолковали всё по-своему. В итоге на меня глядела гора узких плавок, которые должны были… кхем. Показать «товар лицом». Цветастые, даже тигровой расцветки, фундоси (какой больной человек додумался до фундоси*?!)…       По итогу я остановил выбор на своих старых синих плавках-шортах, которые по чистой случайности сунул в чемодан с вещами, когда собирался. Иначе пришлось бы позориться в этом безобразии. Переодеваться буду на пляже, разумеется.       — Что ж, добро пожаловать на Гавайи, как говорится, — вздохнул Акечи, напоследок посмотревшись в карманное зеркальце.