ДРУЗЬЯ МОРЯ. Часть первая. ЭАРНИЛ

Через месяц Эарнила все же уложили в носилки и отвезли на корабль, шедший в Пеларгир. Его сопровождали отец, Эрендис и дети. Капитан Сурион отпустил со смертельно больным Блюстителем и Эделиона, который, теперь, когда тот едва мог обходиться без посторонней помощи, стал совершенно незаменим. Там Эарнил постепенно ожил и снова начал вставать с постели, а в теплые, но не жаркие дни даже несколько раз недолго купался с сыновьями в море. Девятилетний Фэамир не знал, что болезнь отца смертельна, и просто радовался тому, что он снова вместе с ними. Кириону, когда они купались, порой казалось, что вернулись прошлые времена, что лекари ошиблись и отец все же поправится. Но стоило Эделиону отнести Эарнила обратно в спальню, так как у того совершенно не было сил подниматься по лестнице, и старший сын видел его бескровное лицо, мучительная тревога возвращалась, и на него обрушивалось предчувствие скорой разлуки. В один из первых дней Блюстителя навестил мастер Рантуж. Осмотрев Эарнила, старичок ужасно расстроился и покачал головой. — Нет, — грустно сказал он. — Ваши лекари были правы. Я тоже не знаю средств от этой болезни. — Спасибо, мастер Рантуж, — поблагодарил его Эарнил. Понимая, что времени остается все меньше, он старался как можно больше времени уделять маленькой Амариэ. Отец много читал ей и слушал, как она читает сама. «Хоть бы побольше успеть…» — думал он. Но силы неумолимо покидали его. В сентябре, в один из вечеров, читая Амариэ и Фэамиру, он быстро устал и умолк, собираясь с силами. Фарамир сидевший рядом, взял книгу и продолжил. Эарнил вдруг осознал, что отец никогда не читал ему в детстве, и теперь, словно ребенок, в первый и, скорее всего, последний раз, в жизни слушал. Фарамир из последних сил боролся с пронзительным отчаянием. Не только потому, что его любимый и теперь такой родной сын угасал на глазах. Его снова нещадно терзала совесть. Да, детство Эарнила прошло вдали от него не по его вине… Но четырнадцать — целых четырнадцать лет! — были выброшены из их жизни по его слабости. И из пятидесяти пяти лет, отведенных сыну безжалостной судьбой, они потеряли почти половину… Узнав, что отец серьезно болен и находится в Пеларгире, туда немедленно приехала Фириэль с маленьким сыном. Увидев отца, она с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Эарнил же, напротив, был очень рад видеть ее и Мардила. Он держал маленького внука на руках, и с нежностью гладил его такие непривычные для их семьи золотистые волосы. Эрендис почти ни на минуту не отходила от мужа. Она сама кормила и поила его, без конца меняла вымокшие от пота рубашки. Зная, что ее слезы заставят Эарнила страдать сильнее, она держалась и даже находила в себе силы улыбаться. Она ловила каждое его слово, каждый взгляд, каждый вздох. Ни Эарнил, ни жена не говорили о его скором уходе, как не говорили они и о любви. Уже много лет они понимали друг друга без всяких слов. Наконец он совсем перестал вставать и часто лежал в полузабытьи, сам не зная, грезит он или нет. Снова и снова он оказывался в матушкином домике в Ламедоне, где теплый ветерок теребил белые занавески на окнах, а потом бежал по мягкой траве вдоль ручья, догоняя кораблик, спешивший вниз по течению. В конце октября Гвиндор получил от племянницы письмо, где она просила его как можно скорее приехать. Он в тот же вечер сел на корабль и через два дня был в Пеларгире. Капитан пытался обмануть себя надеждой, что его пригласили на празднование дня рождения Эарнила, но когда вошел к другу в комнату, все понял. Он приблизился и сел на стул возле его постели. — Все-таки помирать вздумал? — стараясь не заплакать, произнес Гвиндор. — Думаешь, я хочу?.. — Эарнил грустно улыбнулся. — Но, похоже, выбора у меня нет. — Слушай… Ты ведь еще молодой. Не верь ты этим лекарям… — Я пробовал, и даже на сколько-то хватило... Но в Пеларгир окончательно пришла осень... — Не сдавайся, тебе нужно дожить хотя бы до своего дня рождения… Всего неделя осталась… И до дней рождения твоего отца и Кириона. Неужели не дотерпишь? Каково им будет остаться в эти дни без тебя?.. А там, глядишь, и январь… Не бросать же Фириэль, Эарвэн и Фэамира... Эарнил снова улыбнулся. Привычка Гвиндора не унывать и до последнего надеяться на лучшее сейчас почти передалась ему. — Я попробую, — искренне произнес он. Эарнил был болезненно худ и измучен не прекращающейся лихорадкой, тонкие руки лежали поверх покрывала, на лбу блестела испарина. Капитан взял со столика чистую тряпицу и промокнул ему лоб. — Гвиндор… — сказал Эарнил помолчав. — Я знаю, что мои дети не останутся сиротами… У них есть Эрендис, два замечательных деда, у Фириэль… — своя семья. Но ты все же приглядывай за ними… Особенно за мальчишками… Меня уже не будет рядом… Пожалуйста. — Конечно… — по щекам Капитана хлынули слезы. — Не плачь… — Эарнил слегка сжал его руку. Скоро он начал засыпать. Гвиндор наклонился и поцеловал друга в лоб. — Отдыхай, — пробормотал он. Эарнил ненадолго открыл глаза и улыбнулся. Гвиндор еще некоторое время посидел у постели, глядя на его такое родное лицо, после чего поднялся, снова взглянул на друга и вышел. После обеда и до вечера у Эарнила сидели дети. Он, насколько мог, старался быть бодрым, шутил и много им рассказывал. И, слыша из-за дверей их смех, никто никогда бы не подумал, что в доме царит отчаяние из-за безжалостно приближающейся смерти. Когда Эарвэн, Фириэль, Фэамир, Амариэ и Эделион уходили, он обнял и благословил каждого. Теперь с ним остались лишь отец, Эрендис и Кирион, который наотрез отказался покидать его. В комнате было довольно темно и тихо. — Ну, вот и ночь скоро… — негромко сказал Эарнил. — Рассвета не будет. Фарамир сжал горячую ладонь умирающего сына. Эрендис легла рядом и обняла мужа. Кирион сидел у изголовья и время от времени вытирал больному отцу лоб. Какое-то время он лежал и с любовью смотрел на них, потом закрыл глаза и, казалось, уснул. Жена положила ему руку на сердце и слушала. Колокол глухо отбил полночь. Спустя примерно час Эрендис вздрогнула и поднялась. — Эарнил?! Отец попробовал нащупать пульс и опустил голову. До последнего державшаяся Эрендис теперь рыдала так, что казалось Небо сжалится над ней и либо вернет ей Эарнила, либо она последует за мужем. Окаменевший Кирион смотрел на спящего отца, и его разум отказывался верить, что тот больше не проснется. Еще несколько часов они оставались с ним. Потом Фарамир заставил себя позвать слуг. Когда на следующий день утром Гвиндор спустился вниз, его встретила заплаканная Фириэль, и он обо всем догадался. Нарядно одетый и тщательно причесанный Эарнил уже лежал в одной из гостиных. Капитан подошел и взглянул другу в лицо. Оно было грустным, уставшим, но спокойным. — Прощай… — тихо сказал Гвиндор, целуя его в лоб, — спасибо за то, что ты был… Если встретишь сестренку, скажи ей, что мы помним ее и ужасно любим… И тебя… — капитан не выдержал и заплакал. — Когда-то ты просил вспоминать о тебе… Тебя невозможно забыть… Узнав о смерти зятя, Минастан сообщил дочери, что Король известил его о том, что хочет похоронить Эарнила в Столице с блюстительскими почестями. — Откуда он знает?.. — бросила Эрендис. — Он знал, что Эарнил скоро умрет. — Я не отдам его. Теперь он мой и только мой. И не принадлежит ни Гондору, ни, тем более, какому-то Королю… — Эрендис… — Он хотел лежать над морем, и я выполню его просьбу, чего бы мне это ни стоило. — Он заслужил, чтобы… — Он заслужил, чтобы его последнее желание было исполнено! Он будет спать над морем под шум прибоя и крики чаек. Я не отдам его… Не отдам. Наместник Пеларгира попробовал было поговорить с Принцем, но тот поддержал невестку. Через день на одном из холмов, возвышавшихся над заливом, открыли усыпальницу. Эарнила вснесли в склеп и положили рядом с матерью. Отец с болью подумал, что готовил это место для себя, а теперь хоронит в своей гробнице любимого сына. Гвиндор, Минастан, Эделион, Анарион и Фириэль, все дети кроме маленьких Амариэ и Мардила, оставшихся дома, поцеловали усопшего в лоб. Затем к Эарнилу припала окаменевшая Эрендис, и, наконец, отец. Фарамир последний раз взглянул на сына и бережно накрыл его лицо покрывалом. Слуги аккуратно опустили мраморную крышку гробницы. Жена, а вернее, вдова без сил опустилась на холодные каменные плиты. Минастан поднял и унес ее. Скоро все было закончено, и траурная процессия двинулась прочь. Когда Гвиндор обернулся, он увидел одинокую фигурку Кириона, стоявшую возле усыпальницы на фоне хмурого осеннего неба. Следующие дни были тоскливыми. Эрендис ни с кем не разговаривала, и почти не расставалась с Амариэ. Фарамир утешал убитых преждевременной смертью отца Фэамира и Эарвэн и находил в этом хоть какое-то облегчение. Фириэль как могли поддерживали муж и Гвиндор. Но Капитана сильнее всего беспокоил Кирион: осиротевший сын почти не плакал и поразительно неплохо держался. Капитана все больше это настораживало. Утром, после завтрака, юноша каждый день уходил к гробнице и подолгу сидел там, а потом куда-то пропадал. Видя страдания родных, Кирион пытался быть сильным и не надоедать им. «Фэамир еще маленький и, конечно, ему нужно, чтобы дедушка возился с ним… Бедной маме и так очень плохо. Фириэль и Эарвэн — существа слабые…» — размышлял он. Каждый день, проведав отца и поговорив с ним, юноша спускался к морю. Ноябрь близился к концу, море остывало и часто штормило, но лишившегося отца Кириона не останавливало ничего. В любую погоду он раздевался, бросался в море и, сколько было сил, плыл от берега и лишь потом поворачивал назад. Смертельно уставший, он выползал на песок и брел домой, где падал на ложе и забывался. Выяснилось это случайно, когда перед отъездом в Столицу Гвиндор решил прогуляться с Фириэль. Кутаясь в плащи, они шли вдоль кипящего серого моря. Вдруг молодая женщина ахнула. — Небо… Неужели там кто-то есть?! — воскликнула она. — Тебе не показалось?.. Кто бы стал купаться в такую погоду? — Нет, дядя, смотрите! Вон там, неподалеку от большого камня… Капитан прищурился. — И правда!.. Неужто кораблекрушение?! Они смотрели на борющегося со стихией человека. Очень медленно, словно по дюйму, он приближался к берегу. — Кирион!!! — в ужасе закричала Фириэль и бросилась к прибою. Капитан поспешил за ней и теперь в ужасе наблюдал за безнадежной борьбой юноши. — Была не была… — Гвиндор сбросил плащ, сапоги и начал раздеваться. — Я его не вижу! — в отчаянии закричала сестра. Внезапно волна отхлынула, и они увидели тело юноши на берегу. Гвиндор молниеносно бросился к нему и успел оттащить, прежде чем следующий вал мог унести его в воду. Капитан опустился на одно колено, перекинул через него Кириона, и начал хлопать по спине. Тот закашлялся и открыл глаза. Гвиндор обнял его и прижал к себе. — Я тебя убью, поросенок ты эдакий!!! — чуть не плача произнес он. — Спасибо… — едва слышно прошептал спасенный и в изнеможении закрыл глаза. — Фириэль, дай сюда мой плащ… Надо укрыть его, чтобы он не кончился от воспаления легких!.. Гвиндор укутал юношу и понес прочь от берега. — Разбойник, зря тебя отец не порол!.. И так зуб на зуб не попадает, а он купаться полез, да в такой штормище. Фириэль побежала вперед к усадьбе за помощью. Скоро появились слуги с носилками и покрывалами. Кириона уложили в них и укрыли. — Сам, если не утонуть, то от воспаления легких решил помереть, а теперь и я могу составить тебе компанию, — ворчал расстроенный Капитан. Юношу принесли домой, и теперь Фириэль вместе с мужем и слугами пытались отогреть его. Гвиндор попросил сделать ему горячую купальню. Капитан почти не простыл и отделался легким насморком, но Кирион к вечеру лежал в жару. Узнав о случившемся, Принц бросился к нему. — Простите, милорд… — прошептал юноша. — Я не хотел кого-либо беспокоить… Пораженный Фарамир держал внука за горячую руку и лишь качал головой. «Как же я мог просмотреть…» — корил он себя. К счастью, воспаления легких все же не случилось, и через неделю Кирион начал выздоравливать. Вскоре осиротевшая семья покинула Пеларгир, где навсегда остался их сын, муж и отец, и вернулась в Столицу. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ (C) 2020 murzwin