The girls we wanna kiss

Аноним спросил: После избиения инопланетян с Супергёрл, Алекс всегда немного более «страстная» с Мэгги, и это заставляет Мэгги задуматься, почему. Текст главы Они не всегда говорят о таких днях. Они не всегда могут говорить о таких днях. Не из-за чего-то «засекреченного»: вскоре, Мэгги получила базовый допуск в DEO, и Алекс достигла аналогичного статуса с немногими офицерами NCPD, с которыми она встречается через Сойер. Нет, они часто не говорят о таких днях, потому что, если они это сделают, они принесут всю смерть, все угрозы и все предательство в свой дом. И иногда, это необходимо сделать, и они это делают, и они считают необычным и прекрасным иметь человека, который поймет, и в чье плечо можно поплакать. Но они обе испытывают такое же облегчение, когда у них есть кто-то, с кем они могут просто сидеть, просто опускаться на диван и просто ворчать: «долгий день», или, если уж на то пошло, вообще ничего не говорить: и другая поймет. Другая будет там, другая будет терпеливой; другая поймет весь груз на её плечах и всю тяжесть ее вздохов, потому что она разделяет их. Но — говорят или не говорят — Мэгги всегда может назвать дни, когда Алекс сталкивалась с какой-то угрозой, убийцей, маньяком. Она всегда может сказать, потому что — в то время как она сама замолкает, становится угрюмой, в такие физически жестокие дни — Алекс становится… агрессивной. Она никогда не причиняет боль Мэгги — и никогда не перестает спрашивать о согласии. Но в то время как в обычные ночи вопросы Алекс мягкие — широко раскрытые глаза и нежные пальцы, ищущие разрешения, чтобы снять рубашку Мэгги, расстегнуть ее лифчик, скользнуть в нее пальцами — в такие ночи, как ночи, которые отмечают дни, когда Алекс переживает еще одну битву, она ищет разрешения, но не мягко. В эти ночи она ничего не делает мягко. Если сначала Мэгги дома, она обычно готовит, и Алекс не будет откликаться на ее «эй, детка!». Она скинет куртку, бросит пистолет на стул, пойдёт на кухню, выключит плиту, отведет Мэгги к раковине и поцелует её, затаив дыхание, поцелует её неустанно, поцелует её жестко. «Хорошо?» — спросит она неуклюже, и Мэгги будет скулить, и Мэгги кивнет, потому что боже, да, да, хорошо. Если Алекс сначала дома, Мэгги редко проходит через порог двери, потому что Дэнверс так быстро прижимает ее к себе, стаскивая куртку и разрывая рубашку, делая паузу только для рычания — «да?» — прежде чем она полностью раздевает девушку, прижимая её обнаженное тело к задней части двери, приподнимая ее, поддерживая ее, трахая ее, наполняя свой разум восторженными криками Мэгги вместо измученных воплей, очищая себя от разорванной открытой кожи и твердых костей с помощью мягких изгибов и мягкого тепла Сойер. Когда они наконец доберутся до спальни — а они доберутся, потому что особенно в те ночи, которые заканчивают военные дни, Алекс никогда не довольствуется тем, чтобы заставить Мэгги кончить только один или два раза — агент быстро укладывает подушки под голову Сойер. Она толкает ее на матрац — иногда на спину, иногда на живот — всегда кусая ее за шею, всегда зажимая ее запястья над головой, всегда целуя ее так сильно, что ее макияж размазывается, а губы распухают. «Алекс!» — Мэгги закричит, и Алекс выпустит ряд грязных проклятий в ее ухо, идеально подобранных, чтобы опрокинуть ее через край, заставить ее сжаться вокруг пальцев Дэнверс, чтобы все ее тело вздрогнуло от силы ее реакции на толчки Алекс, на её слова, на её острую потребность. «Ты можешь кончить сильнее, детка», — мягко упрекает Алекс, и каждый раз, Мэгги думает, что она не права; но каждый раз Алекс доказывает свою правоту. Обычно это занимает по крайней мере пять или шесть оргазмов — Алекс кончает вместе с Мэгги, но тихо-тихо, и детектив понимает только по тому, как Алекс задерживает дыхание, как мышцы на её спине становятся абсолютно твердыми — как лихорадочный, пьянящий взгляд в глазах Алекс рассеивается, и затем она сгребет Мэгги в свои руки и оставит нежные поцелуи на всех грубых засосах, которые она оставила на её шее, на груди, на плоском животе, на внутренней стороне бедер. Она поднимется обратно, чтобы поцеловать губы Сойер, и она будет шептать, какая та красивая, и Мэгги опустит голову на ее грудь и погладит волосы Алекс, пока ее дыхание не урегулируется, пока ее потное тело не задрожит от холода, и Мэгги не утешит их обеих. «Детка», — спрашивает она однажды ночью, одной из тех ночей, когда Алекс ликвидирует угрозы земле днем ​​и сражается со своими демонами ночью, через тело своей девушки. «У тебя был тяжелый день, а?» Алекс хмыкает, Алекс вздыхает, и Алекс позволяет себе расслабиться под нежным ритмом пальцев Мэгги, поглаживающих ее волосы. «Я чуть не потеряла одного из своих агентов. Он будет в порядке, с ним всё будет в порядке, но… я чуть не потеряла одного из своих агентов. — А на прошлой неделе, когда ты так меня трахнула? — в голосе Мэгги нет никакого осуждения, только беспокойство. Просто любопытство. Просто понимание и горячее желание узнать женщину, которую она любит, лучше, чтобы она могла любить её сильнее. Алекс сдвигается, так что теперь она смотрит в глаза Мэгги, и ее взгляд был твердым. «Кара была ранена.» Мэгги кивает в понимании. «Как так?» она спрашивает, но это не о Каре. Алекс тихо вздыхает, и она отворачивается, вдумчиво целуя Мэгги в грудь. «Постоянно быть окруженной смертью… Постоянно её побеждать… это… дает мне энергию… это… заставляет меня нуждаться в тебе. Заставляет меня нуждаться в том, чтобы чувствовать твой пульс своими губами.В том, чтобы слышать звуки, которые ты издаешь, пробовать тебя на вкус, чувствовать… чувствовать, какая ты теплая, как ты двигаешься, какой… какой живой ты являешься. Мне нужно чувствовать, какая ты живая. «Чтобы ты могла чувствовать, какая ты живая», — дополняет Мэгги, и Алекс едва заметно кивает. Мэгги целует ее в макушку и притягивает к себе. «Я с тобой, детка. Я с тобой.»