The girls we wanna kiss

Их первый раз медленный. Хотя, это зависит от определения. Потому что действительно, у них много первых раз. В первый раз Алекс запускает свои руки под рубашку Мэгги, стягивая ее через голову, получив перехватывающее дыхание «да». На ней нет лифчика, и первые слова, которые произносит Алекс: «Да. Определенно лесбиянка», — и Мэгги хихикает, пока ее смех не переходит в резкий вздох, когда губы Алекс и язык Алекс — такой идеальный язык Алекс — находят ее сосок. В первый раз, когда Алекс позволяет Мэгги сделать то же самое с ней, она дрожит от нужды, дрожит от нервов, потому что у Мэгги есть шрамы, конечно, но они прекрасны для Алекс, и в любом случае, у неё нет на теле фрески из синяков, которая окрашивается новыми пятнами ежедневно, с тех пор так как она присоединилась к DEO. Но Мэгги целует каждый из них, и её язык волшебный, и её открытые поцелуи задерживаются прямо над линией шорт Алекс, и вдруг девушка изгибает бедра, прося больше языка Мэгги, так что это становится первой ночью, когда брюнетка уходит вниз на нее тоже. И второй раз. И третий, и четвертый. Алекс теряет счет около шести, и Мэгги никогда не была так зависима от чьего-то вкуса, как она была зависима от вкуса Дэнверс, в своей жизни. Мэгги любит, когда Алекс кажется удивленной каждый раз, когда Сойер заставляет ее задыхаться, скулить, заставляет ее кричать. У нее сложилось впечатление, что шатенка никогда не была особенно громкой, и Алекс подтверждает это, когда они запутываются в объятиях друг друга после того, как Мэгги проскальзывает внутрь нее, и Мэгги гладит ее волосы, и Алекс рассказывает ей, что она никогда не чувствовала ничего подобного раньше. Алекс любит, как Мэгги заставляет ее кончать, заставляет ее выгибаться в нужде и удовольствии, но вместо того, чтобы чувствовать себя уязвимой, вместо того, чтобы чувствовать себя эгоистичным нытиком, Мэгги заставляет ее чувствовать себя важной, желанной, сексуальной. Любимой. «Я держу тебя, детка», — шепчет Мэгги, когда Алекс хлопает ее по рукам и рвет мятые простыни под ними, и хрип в ее голосе, ее дыхание в ухе Алекс, никогда не перестаёт перебрасывать Дэнверс через край. Вот почему Мэгги делает это, конечно. И Алекс заставляет Мэгги чувствовать то же самое; заставляет ее чувствовать, что её желают. Что о ней заботятся. Что её боготворят. Голод в ее глазах перевешивает нервы, когда она впервые проводит языком по пульсирующему клитору Мэгги; как стонет Алекс, как ее глаза закатываются, с явным восторгом от того, что она впервые попробует ее; то, как она использует свой язык, свой подбородок, свой нос, свои пальцы, все, чтобы заставить Мэгги биться в оргазме, который разрывается по ее телу, как никогда раньше. Пока не появилась Алекс Данверс. И все же. И все же, Мэгги замечает — она, в конце концов, детектив, и, возможно, даже — возможно, потому что она детектив, — в то время как она заставляет определенного, очень обнаженного, очень высокопоставленного агента DEO извиваться и умолять и выкрикивать свое имя под ней, она обнаруживает что Алекс сдерживается. Потому что иногда — пока они ласкают друг друга, пока Мэгги вжимает свое бедро в мокрую промежность ​​Алекс, пока они трахаются — иногда Алекс хватает бедра Мэгги и начинает двигать ее тело, как будто она собирается сбросить с себя Мэгги и уложить на спину. Но каждый раз что-то останавливает её. Поначалу Мэгги беспокоится, что она ранила Алекс; что Алекс нужно остановиться; что она переборщила. Каждый раз Мэгги останавливается. Каждый раз, Мэгги спрашивает: «Всё хорошо, детка?» Каждый раз Алекс кивает и тянет Мэгги обратно в жгучий поцелуй. Но Мэгги обнаруживает закономерность, обнаруживает последовательность действий, которые она совершает, когда Алекс начинает — и останавливается  — переворачивать Мэгги: это происходит сразу после того, как она получает этот особенно голодный взгляд в ее глазах, после того, как она едва смотрит на Мэгги, и та видит силу её потребности, силу ее желания. Итак, однажды ночью, когда Алекс хватает бедра Мэгги, и начинает дергать ее в сторону, но останавливается, Мэгги опускает колени в кровать, обхватывает руками плечи Алекс и завершает движение, качаясь в стороны и таща Алекс вместе с ней, потянув ее сверху на себя. У Алекс широко открываются глаза, а губы остаются безмолвными, и Мэгги решает, что если ей нравится смотреть на то, какие опухшие от поцелуев губы Алекс, а волосы разбросаны вокруг нее в сексуальном беспорядке на подушке, вид снизу также является абсолютным совершенством. Волосы свисали, обрамляя ее лицо, ее грудь поднималась и опускалась, ее глаза были теперь почти дикие, когда она понимает, что сделала Мэгги. «Насколько я поняла, ты хочешь этого, так ведь!», — проговорила Мэгги, и Алекс откидывается назад, поднимая вес на локти, чтобы она могла видеть совершенство тела Мэгги, лежащего под ней. Она голодно кивает, но язык её тела выдаёт нервы с потрохами. «Ты пыталась перевернуть меня долгое время». Алекс снова кивает, по-видимому в шоке. «Почему ты не сделала этого, детка? Все в порядке, ты знаешь. В этом мире нет вещей, которых я бы не хотела сделать с тобой. Алекс наконец находит свой голос. «Но я не хочу причинить тебе боль, Мэгги, ты такая крошечная! Сила ответа Мэгги почти заставляет агента DEO Алекса Данверс грохнуться на нее. «Я не крошечная!» Алекс думает о том, чтобы съежиться, но вместо этого поднимает руки, кивая на их разницу в росте. «Я имею в виду… детка.» Мэгги кидает на нее поддельный хмурый взгляд. «Я не крошечная», — повторяет она, пока Алекс не берет ее за запястья и не кладет их на подушки рядом с головой. Глаза Мэгги широко раскрываются, и ее дыхание становится прерывистым. Алекс ослабляет свою хватку. «Все хорошо, детка?» Мэгги уверяет ее не отпускать свои запястья. «Да… да. Боже. Да», — говорит она, облизывая губы и уставившись на Алекс с чистым желанием, вписанным в каждую черту её лица. И это первый раз, когда Алекс не беспокоится о том, какая крошечная ее девушка.