***
— Господин Имаи? — обнаружил утреннего знакомого в приёмной Осаму. Приёмная та представляла собой довольно большой холл, тёмный и холодный, с витающим в воздухе жутким напряжением. Статуи, похожие на те, снаружи, были высечены из цельного камня стен. Они смотрели на приходящих, следили за ними, осуждали — такое складывалось впечатление. Стража здесь сменялась каждый час, мало кто мог вынести такую обстановку. Даже Осаму находиться здесь было страшновато. Но какова же тяга господина Имаи к информации, раз он высидел тут несколько часов? — Господин инквизитор! — обрадовался на миг владелец кожевенной лавки, после чего потупил взгляд, по-видимому, не зная, с чего начать. — Я тут, это… — Пришли за обещанной информацией? — решил не мучить беднягу господин инквизитор. Тот поднял взгляд, невольно поправил куртку и, приободрившись, силясь выглядеть уверенным, ответил: — Да, — твёрдо произнёс он, но в следующий миг вся смелость вновь улетучилась, — если так можно сказать… — Что ж, любая работа должна быть вознаграждена, — ухмыльнулся Дазай, проходя дальше по коридору в зону рабочих кабинетов. Отворив сначала одну, а после вторую дверь, он наконец нашёл того подходящего несчастного, на которого уже спланировал свалить эту часть работы: — Дорогой друг мой Танидзаки! — того, кажется, перекосило от такого обращения, но голову он всё же повернул. — Вы вернулись, господин Дазай? — буквально проблеял Джуничиро, видимо, подозревая что-то неладное. — Да! Но у меня ещё так много работы, — продолжал высокопарно вещать Осаму, свисая через дверной проём, удерживаясь двумя руками за боковые стенки, — так что не мог бы ты во всех красках изложить господину Имаи подробности смерти Артюра Рембо? Можешь даже от себя жести добавить, — шёпотом последнее добавил Дазай. — А разве разрешено гражданским знать подробности? Господин Куникида не одобрит, — пытался вразумить рыжий следователь своего нерадивого старшего сослуживца, нехотя отрываясь от интереснейшего перекладывания бумажек с места на место. Осаму, мельком глянув в коридор на ожидающего с замиранием сердца торговца, подмигнул Танидзаки: — Ну, а мы ему не скажем? — и, обращаясь корпусом к застывшему столбом в коридоре Имаи, продолжил: — Следователь Танидзаки изложит вам все подробности. Ну, а мне ещё надо осмотреть труп, — с этими словами он развернулся на каблуках на сто восемьдесят градусов и, с излишне громким топотом зашагав по коридору во тьму, направился в подвальные помещения, где его ждала единственная женщина, которой он мог восхищаться бесконечно. Акико Ёсано — талантливый лекарь местного отделения Ордена — на самом деле ведьма. Женщинам, любым, быть образованными не полагалось, потому их не брали в университеты и прочие заведения, где можно было получить хоть толику знаний. Разве что аристократия могла позволить себе обучить женщину чему бы то ни было, но даже в тех рядах такое не приветствовалось. Акико же олицетворяла собой женщину полностью независимую, не стеснённую какими-либо нормами права и морали. Она полжизни прожила в дикой природе, охотилась и подрабатывала лекарем в деревушке по соседству с её лесом. Её дар целительства был поистине великолепен: безумная жестокость на грани с избавлением от мук. Чтобы излечить кого-то, женщине приходилось доводить беднягу до предсмертного состояния. Потому-то ей, в отличие от Осаму, не приписали «благословлённость свыше». Однажды Акико поймали, но вместо сожжения на костре предложили верное служение Церкви. По истечении множества проверок её наконец перевели сюда, в одно из отделений Ордена, где она могла в полной мере заниматься изучением медицины и вместе с тем лечить следователей и тяжело больных горожан. Дазай прошёл к двери, ведущей в подвальные помещения, и ухватился за ручку, потянув её на себя. Холод подземных этажей позволял образцам создаваемых лекарств и вскрываемым женщиной трупам дольше сохранять свои свойства. Спустившись в самый низ и дойдя до самой отдалённой комнатки, Осаму постучался. За потемневшей от времени дверью послышалось копошение, и вскоре ему открыла невысокого роста и довольно хрупкого телосложения девушка. Чёрные, как ночь, коротко стриженые до плеч волосы; аметистовые глаза, смотрящие с вызовом и так напоминающие Осаму другой, можно сказать, родной взгляд; золотистая заколка-бабочка в довершение — всё это вкупе создавало необычайный контраст, полностью описывающий характер властной, амбициозной женщины. Осаму был восхищён этой красотой. Не предпочти он жизни самоубийства, они могли бы сейчас быть вместе. — Дазай? Пришёл за отчётом? — вопросила она столь подходящим ей самоуверенным голосом, как всегда опустив уважительное обращение перед именем. Конечно, к инквизитору принято обращаться «господин», и потому любому наглецу, позволяющему себе такие вольности, стоило бы промывать мозги. Но Осаму, как и все в отделении, позволял этой леди такие допущения. — Госпожа Ёсано, вы, как всегда, необычайно красивы, — наклонил голову Осаму в приветственном жесте. Та лишь окинула себя взглядом, широко разводя руки, а после скептически посмотрела на собеседника: — Как и всегда, да? — вопросила она, впрочем, не ожидая ответа, а после посторонилась, пропуская инквизитора внутрь. Сейчас Ёсано была в рабочей одежде: светлая, местами в пятнах крови рубашка, заправленная в длиннополую чёрную юбку, а поверх всего кожаный фартук и такие же перчатки для вскрытия. И всё-таки она была прекрасна. Особенно такой, по локти погружённой в столь необычную для женщины работу. — И всё-таки ты пришёл за отчётом, — прошествовала леди к письменному столу, доверху забитому бумагами и валяющимися не на своих местах инструментами. Стоило Осаму взглянуть на гору макулатуры, наверняка вдоль и поперёк исписанную нервным медицинским почерком, как он ощутил приступ отторжения. Определённо, бумаги, отчёты и Куникида — не его стезя. — Будет лучше, если вы мне сами всё расскажете и покажете… Акико, сверкнув глазами, мило усмехнулась: — А не побоишься? Я ещё не подготовила тело к похоронам, Рембо сейчас не в лучшем своём виде. — Чего я там не видел? — в ответ ухмыльнулся Осаму, только позже сообразив, что нормальным людям не следует говорить таких вещей. Акико лишь в немом удивлении приподняла бровь и, прошествовав к соседней от входной двери, открыла её, приглашая следователя внутрь. И вновь в нос ударил запах разлагающегося трупа. В этот раз, правда, не такой тяжёлый и перебиваемый другими. Должно быть, дело в каких-то субстанциях, используемых Акико для удаления лишнего душка. Все женщины одинаковы. Даже такие, как она. Осаму, не особо рассматривая скудный интерьер, прошёл к высокому металлическому столу, на котором лежало оголённое нечто, бывшее некогда человеком. Трупные пятна на нижней части ног и особенно ступнях синюшно-багровыми участками выделялись на фоне грязно-зелёной кожи. Пустая брюшная полость, освобождённая от органов, наверняка в процессе перевозки трупа, зияла чёрной дырой. В дополнение Акико вскрыла грудную клетку, разведя рёберные дуги в разные стороны. Они выглядели странно и изломанно, будто это Ёсано в процессе вскрытия была небрежна и переломала бедняге кости. Осаму мельком глянул в её сторону, и этого хватило: — Рёбра сломать не сложно, но у этого человека все кости буквально всмятку. Будто его каменной плитой придавило, — пояснила Ёсано на вопрошающий взгляд следователя. — Кроме того, все органы сильно повреждены, даже черепная коробка пошла трещинами. — Придавило, значит, — схватился за подбородок Осаму, размышляя. А ведь и правда, стена, на которой подвесили Рембо, была сильно продавлена и исходила трещинами. Но если бы удар, пусть и такой силы, пришёлся жертве в одну какую-то область, раздавлена была бы именно та часть тела. Но здесь, выходит, пострадало всё тело в равной степени. На зверя не похоже. — Что вы ещё нашли? — спросил инквизитор спустя долгую минуту. — Судя по общему состоянию, телу дня два-три, не меньше. Мухи отложили яйца не только в ране, но и под веками, во рту и ушной полости, — продолжила Акико, но была остановлена следователем: — Два-три дня? Тогда, вероятней всего, его убили в пятницу вечером, когда в университете никого не должно было быть, или же рано утром на следующий день. — Да, скорее всего, — кивнула женщина. — Кинжалы, которыми его пригвоздили к стене — самые обычные, какие можно купить на рынке. Вот они, — указала она на деревянный столик у каменной стены, куда сразу же прошествовал Осаму. — Рукояти чисты, жирных следов от пальцев не осталось, как будто убийца работал в перчатках или вовсе не касался их. Дазай, ухватив один из ножей, ловко покрутил тот между пальцами: — Ужасный баланс и низкопробная сталь, дешёвка, — кинув кинжал обратно на стол, он развернулся к девушке: — Н-да, сейчас с такими каждый по улицам ходит… Акико в ответ лишь пожала плечами, всем видом пытаясь изобразить, что не разбирается, будто Дазай не знал о её нездоровых увлечениях. Вдруг глаза её сощурились в хитром взгляде, а лёгкая улыбка леди стала чуть шире, заговорщической: — А теперь самое интересное, я ведь кое-что нашла, — самодовольно вскинула голову девушка и замолчала, ожидая реакции от собеседника, пока собеседник ожидал продолжения, и всё же, не вытерпев, поторопил: — Ну же, госпожа Ёсано, не томите. — Хорошо, но с тебя бутылочка красного сухого, — подмигнула она и, взяв со стола нечто, поднесла к лицу Осаму. — Волос? — удивился молодой инквизитор. — И это всё, что ты можешь сказать? — видно расстроилась Ёсано, впрочем, ненадолго. — Не просто волос! А длинный рыжий волос, снятый с одежды убитого! Не стремясь брать в руки золотистую ниточку, Осаму принялся рассматривать её в подвешенном состоянии, чуть наклонившись, но взгляд всё время упирался в грудь девушки напротив, пусть и прикрытой плотным фартуком. Поддаваясь собственной натуре ещё недолго, он, наконец, распрямился и произнёс: — Хм, неужели у нашего человека науки всё-таки была подружка? Позволите забрать? В ответ Акико лишь безвыходно пожала плечами. — Что-то ещё? — продолжая разглядывать волос уже из собственных рук, спросил Осаму. — А то мне ещё к Куникиде наведаться бы… — Иди, расскажешь потом, — добродушно улыбнулась Ёсано, заметив, как Дазай мыслями уплыл далеко отсюда, и, развернувшись, вышла за дверь.***
— Куникида, смотри! — влетел в рабочий кабинет напарника Осаму, где в довесок сидел ещё и справившийся с последним поручением Танидзаки. — Рыжий волос! Наверняка он принадлежит какой-нибудь жгучей красотке! — потряс волосом перед самым лицом Доппо Дазай. — Ах, а если это ещё и наша убийца, то я сожгу на костре настоящую рыжую ведьму! Или мы сгорим вместе! Ты только представь, инквизитор и рыжая ведьма горят в одном огне — чем не эффектное двойное самоубийство?! — Хватит попусту сотрясать воздух! — не выдержал воодушевлённого лепета Куникида. — Если хочешь сдохнуть — сдохни в одиночестве, и только после того, как предоставишь мне отчёты! И только попробуй написать их тем же корявым почерком, как в прошлый раз! — Нет в тебе романтики, — опустил фразу про отчёты Дазай, — а ещё ты вечный пессимист, так у тебя никогда не появится девушки! — Кх! — хотел было наброситься на напарника Доппо, но вовремя взял в себя в руки. — Я реалист, как и полагает быть образцовому следователю Святой Инквизиции, — поправив очки отточенным движением руки, он продолжил: — И вообще, тебе не кажется, что волос — слишком банально и несерьёзно, чтобы делать выводы? Мало ли, сколько в городе рыжих? Взять хотя бы Танидзаки, — указал рукой Доппо на побелевшего сослуживца, — или любая другая торговка, к какой мог пойти Рембо за продуктами! — Ох, точно, Танидзаки! — резко обернулся на рыжего Осаму. — У тебя, кажется, была сестра? — Наоми брюнетка! — пресёк на корню любые безумные теории младший сослуживец. — Разве? — удивился Дазай, высоко вскинув брови. — Тебе не кажется это странным, что вы родня, но цвет волос так отличается? — с нотками наигранного недоверия вещал следователь, порываясь дотянуться рукой до головы Джуничиро. — Дазай, оставь Танидзаки в покое, — прорычал Доппо, взбешённый излишней говорливостью подчинённого. — Тебе удалось что-то выяснить? И Осаму, резко развернувшись на каблуках и хлопнув себя по ногам, весело воскликнул: — О да. Наш дорогой Артюр баловался изучением запрещённой литературы! — Что? — почти что в унисон произнесли сослуживцы, ошарашенные. — Ага, — самодовольно поднял палец вверх Осаму. — В библиотеке университета Артюр выписал некую книженцию — «Легенда об Арахабаки». К слову, стоит направить туда проверку на предмет наличия запретной литературы, — сделал небольшое отступление Дазай и сразу же продолжил: — Так вот, насколько я в курсе, Арахабаки — божество, жившее некогда на земле очень и очень давно. Что, правда, сталось с ним дальше — я не интересовался. — Хотелось бы знать, откуда ты-то о нём знаешь? — исподлобья взглянул Доппо, выказывая смутное недоверие. — А вот это — секрет, — подмигнул Дазай. — Но сейчас не об этом. Книгу Рембо так и не вернул, и если вы не нашли ничего похожего в его кабинете, — сделал паузу Осаму и, увидев утвердительный кивок, продолжил, — стоит наведаться к Рембо домой. Чем раньше, тем лучше. Доппо только уставился на решительно настроенного сослуживца, шокированно хлопая глазами: — Неужели ты собрался встать с утра пораньше? Я в это не поверю… По его виду в тот момент сложно было сказать, шутит ли он над Осаму так умело или правда поверил. Скорее второе. В любом случае, это же Куникида: — Тц, это упущение, — принял вызов Дазай, в привычном жесте ухватившись за подбородок, лишь с долей наигранности размышляя: — По-хорошему сегодня стоило зайти, но уже стемнело и при таком освещении мы многого не найдём, но… — Дазай! — Шучу, — поднял руки Осаму, — завтра с утра зайду. Возьму с собой Танидзаки, одному мне быстро не управиться. — Почему Танидзаки? — задал резонный для него вопрос Куникида. — Он своим криком не поднимет на уши половину района? — вопросом на вопрос безвинно ответил Дазай. Доппо же, в мгновение побагровев, подскочил с места, в рывке хватая Осаму за ворот: — Ах ты, гад! Сам же выводишь! — встряхнул его напарник, пока тот продолжал ухмыляться, натужно поворачивая голову в сторону рыжего следователя: — Танидзаки, что по пентаграмме? Нашёл что-нибудь? — Да, — стушевался Джуничиро, что всё никак не мог привыкнуть к такому поведению старших сослуживцев, и, нервно поправив собственный ворот, продолжил, — в сборнике Ордена в разделе по ритуалам нашёл похожее. Написано, что используется для усиления покровительства демона, на которого направлен ритуал. Или что-то вроде того… — Возможно, это наш Арахабаки… — вырвался из рук Куникиды Осаму, забирая у рыжего следователя бумажку, куда тот переписал информацию из сборника. — Пентаграмма видоизменяется в части знаков внутреннего кольца и концов пятиконечной звезды для каждого существа, к которому взывает проводящий ритуал малефик. Также процесс зависит от желаний просящего. Таким образом, жертвоприношением может служить кровь врага, друга или любого другого человека. В жертву также могут приносить животных: собак, кошек, мышей или же растения, — зачитал с бумажки Осаму. Куникида, в который раз прослушивая выписку из книги, прошёл к своему идеально убранному рабочему месту, где стопки бумаг стояли идеально ровными под идеальным же углом. Усевшись и упершись локтями в поверхность стола, он уложил голову на руки, сцепленные в замок и твёрдо произнёс: — Иными словами, наш убийца пытался призвать силу демона для каких-то своих целей, — подвёл итог Куникида. Весь вид его выражал озабоченность. — Осталось узнать, другом или врагом был Артюр Рембо для нашего убийцы, — вывел своё умозаключение Танидзаки, составленное, казалось, задолго до сегодняшнего появления Дазая в стенах Ордена. Осаму, мельком взглянув на молчавшего доселе Джуничиро, принялся мерять пол шагами, вслух рассуждая: — Господин Мелвилл — ректор университета — уверял меня, что у Рембо не было ни врагов, ни друзей, а общался он лишь со студентами. Он отчего-то начал интересоваться богословскими трудами и мифологией Арахабаки, если судить по списку из библиотеки, — замерев на полушаге, инквизитор заключил: — Как по мне, ересь на лицо. — Чему ты так радуешься, Дазай? — заметил перемену в лице напарника Куникида. — Да вот, думаю: забавно будет сжигать труп доктора, преподававшего мне анатомию в академии, тем более я его не очень-то жаловал… — ухмылялся Осаму. — Это всё при условии конечно, если завтра в его доме я найду ещё больше компромата… — Имей уважение к умершим. Любил ты его или нет, пока не доказано, еретик он или верный слуга Господа, ты не имеешь права говорить таких вещей, — на удивление спокойно прокомментировал Доппо. — Да-да… — пробубнил инквизитор, — а ещё меня святым называешь, — добавил он и, прерывая очередную гневную отповедь, готовую вот-вот начаться, продолжил, загибая пальцы: — Что в итоге имеем? Нелюдимый доктор-еретик, погибший, будучи раздавленным чем-то тяжёлым и впоследствии освежёванным. Пентаграмма обращения к демону ради исполнения своих наверняка гаденьких и низменных желаний. Рыжий волос некой леди. И никаких следов борьбы в кабинете Рембо, — довершил Осаму, хлопнув в ладоши. — Что-то не вижу связи, — пробормотал под нос Танидзаки и перевёл взгляд на Доппо: — Что насчёт вас, господин Куникида? — По-моему очевидно, что жертва был знаком с убийцей. О том свидетельствуют отсутствие следов сопротивления со стороны Рембо и большая вероятность принадлежности обоих к еретическим учениям, — выдал умозаключение начальник, а чуть погодя добавил: — Насчёт волоса не уверен. Я всё ещё склоняюсь к версии со случайным прохожим. — Что ж, если завтра ничего не обнаружится, придётся действовать согласно предписаниям и опрашивать всех сотрудников и слушателей университета, — подвёл неутешительные итоги Осаму. Спустя несколько мгновений тишины, не предвещавшей продолжения дальнейших рассуждений, рыжий следователь решил подать голос, обращаясь к Дазаю: — Во сколько отправляемся? — На рассвете. Встретимся у здания Ордена, пока люди Миноуры окончательно не затоптали все следы. А пока, я устал и, пожалуй, пойду… — шустрым шагом ретировался он в направлении выхода, выскакивая за порог. — Отчёты, Дазай! — донёсся вопль начальника из-за захлопнувшейся двери.***
Этой ночью Осаму так и не смог уснуть. И вовсе не потому, что его снедали мысли и догадки по происшествию с Рембо, просто одна хорошенькая хозяйская дочка решила наведаться в комнату к господину инквизитору, терзаемая беспокойством за постояльца и собственным одиночеством. Но, выбираясь под утро из тёплой постели и объятий этой прелестницы, в который раз обматывая тело бинтами и выходя из пропахшей запахом пота и секса комнаты, Осаму ничуть не жалел. Несильно опаздывая на встречу, он брёл по тихим улицам, уже приобретшим лёгкие сумеречные тона предрассветного солнца. Воздух в такое время суток был особенно чист и свеж, разбавляемый запахом утренней росы. Для людей с больными лёгкими — самое то. В такие моменты Дазай искренне желал, чтобы время остановилось, и он мог бы подольше насладиться тишиной и покоем, развлекая себя разве что больной фантазией, то и дело подбрасывающей странные образы, притаившиеся в тёмных, куда не проникали лучи, переулках. Думать и работать сейчас никак не хотелось. Но это всё же лучше, чем ночь напролёт писать сотни отчётов для Куникиды, как будто их кто-то читает, кроме него. Завидев на горизонте старшего сослуживца, промёрзший с виду рыжий следователь помахал тому рукой. Он порывался было что-то крикнуть, но вовремя спохватился, вспомнив, что может криками разбудить кого-нибудь, а то и привлечь сюда шатающихся ночами воров. — Доброе утро, господин Дазай, — поприветствовал Джуничиро, — выглядите уставшим, — дополнил он, проявляя внимание к проблемам жизни сослуживца. Сам Танидзаки, правда, выглядел не лучше. Вялые движения, поникшие плечи, сбитая со сна причёска и узкие щели вместо глаз. Не знай Дазай, что сослуживец не пьёт, решил бы, что тот всю ночь напролёт просидел в Лунной кобыле — местном популярном у студентов баре. — Ага-а, — согласился Осаму, переводя ответ в сладкий зевок и сонно потягиваясь прямо на ходу. — Думали над делом? — Танидзаки явно пытался завести разговор. — Скорее занимался делом, — пространно проговорил Дазай, мечтательно добавляя, — с телом, красивым таким, молочно-белым телом с белокурыми кудрями и зелёными глазами. Такой ответ позволил двум следователям проделать весь оставшийся путь в полной тишине, позволяя Осаму подольше насладиться прекрасным майским утром. Что думал о следователе Танидзаки после таких речей, Дазая волновало в последнюю очередь. Прошествовав, как и говорил Мелвилл, вдоль правой стены от северных ворот, господа инквизиторы и впрямь вскоре наткнулись на одноэтажный домик с новыми ставнями, что цветом свежего дерева ярко контрастировали с потемневшими стенами дома. Но не только это стало определяющим фактором в опознании жилища Артюра Рембо: у самой входной двери, не огороженной забором, дежурил магистратский стражник, кое-как удерживая себя на ногах и, то и дело, через раз зевая. — Ого, господин Миноура всё же догадался выставить охрану, — присвистнул Дазай, разрушая тишину этого утра, и, подойдя ближе к служивому, вытащил из-за ворота Знак. Танидзаки рядом с ним проделал то же самое. — Добрейшего утра, господин…? — Кимура, — враз взбодрившись, но всё же больше по привычке произнёс давно не бритый мужчина лет пятидесяти на вид. — Господи Кимура, мы — следователи Ордена Святой Инквизиции. Ведём расследование по делу об убийстве доктора Артюра Рембо. Прибыли осмотреть дом. Поднеся заспанные глаза к Знаку, немного потупив над ним, Кимура выпрямился с утвердительным кивком: — Да, господа следователи, можете пройти. Открыто. — Разумеется, но прежде ответьте: как давно стража несёт здесь свой пост и входил ли кто в дом с того момента? — спросил Осаму, пряча медальон обратно за ворот куртки. — Со вчерашнего утра в три смены мы тут: как нашли доктора, — с готовностью пояснил Кимура, — и с тех пор никого не пускаем, вас ждём. Ещё раз мельком окинув взглядом вялого Кимуру и поняв, что добиться от него большей информации не представляется возможным, господин инквизитор заключил: — Хорошо, тогда мы приступим, а вы пока можете покинуть пост. Приказ инквизитора второго ранга, Осаму Дазая, — у стражника сначала глаза на лоб полезли, но всё же он отдал честь и уже собрался было уйти, как его окликнули: — Пришлите сменщика часа через два. — Слушаюсь. Всё же, были свои плюсы в работе инквизитором. Вся светская власть, от мала до велика, законом обязана была поддерживать следователей, ведущих дело, в любых начинаниях: от предоставления эскорта до сдачи ратуши под временный штаб Святой Инквизиции. Правда, стражника он прогнал, чтобы у того не возникало лишних вопросов и желания подсмотреть в окно. Отворив входную хорошо сбитую дверь, Осаму первым делом подметил её толщину. Совсем новая и, должно быть, от того же плотника, что ставни. Доктор явно утеплялся, и, если он хозяйничал здесь в отсутствие владельца приземистого домишки, которого никто не видел более двух лет, то это уже вызывало вполне определённый вопрос: этот владелец дома, настоящий, действительно путешествует? По миру или какой-нибудь канаве? А если всё-таки по миру, то по раю или аду? Отворив плотно закрытые ставни по правую от входа стену, господа инквизиторы впустили в тёмный неказистый домик чуточку света. Открывшееся их взору помещение имело только три двери, две из которых вели в комнаты напротив входа, а третья была в дальнем конце справа и выходила, судя по всему, во внутренний дворик. Общая комната, в которой сейчас пребывали следователи, не отличалась какими-либо изысками или особым наполнением: у левой стены от входа расположился длинный книжный шкаф, практически полностью забитый литературой и лишь кое-где милыми безделушками, что есть у каждого человека; по правую сторону — не внушающий доверия деревянный столик с двумя табуретками; ещё дальше — небольшая кухонька с печкой. В целом, жить можно, да и гостей принимать не стыдно. — Откуда начнём? — разбил тишину Танидзаки, до того также, как и старший, рассматривая скромные убранства. — Хм, давай, ты бери комнату слева, я — справа, — скомандовал Осаму. — Проверяй всё от и до, простучи стены, столы, шкафы на тайники. Если что — кричи. Получив утвердительный кивок, оба двинулись в своих направлениях. За дверью Дазая оказалась спальня. Аккуратно заправленная одноместная кровать, по правую руку от изголовья которой стояла прикроватная тумба с давно изжившим себя огарком свечи. Рядом лежала книга в потрёпанной обложке. Напротив кровати расположился старый, потемневший от времени платяной шкаф, а у окон, в тон шкафу — такой же комод. Осаму прошёл вглубь комнаты и оглянулся: у противоположной окнам стены, смежной с кухней-гостиной, тянулись, насколько хватало глаз, очередные полки, до отказа забитые разномастными томиками. Дазай ещё в университетском кабинете Рембо понял, что жертва был тем ещё книжным червём, но обилие литературы в этом деле его уже не просто поражало, но приводило в отчаяние и тихий ужас. И это всё надо проверить и простучать? От одной только мысли следователю захотелось взвыть. Но выхода не было, и Осаму, скинув куртку на пол и закатив по локоть рукава, направился к дальнему шкафу.