За окном уже вовсю сгущались сумерки, а не свойственный июню стылый ветер, проникая в незримые щели оконных рам, завывал, насвистывая какую-то свою не то тоскливую, не то зловещую мелодию. Прошло около минуты, сопровождаемой молчаливыми раздумьями двоих собеседников, когда Огай Мори, в привычном жесте уложив подбородок на сцепленные в замок руки, соизволил дать ответ на один из главных вопросов, крутящихся в многострадальной голове бывшего господина инквизитора: «Почему ещё не мёртв?»
— Легенда об Арахабаки, — произнёс он ровно с неподдельным и, что самое главное, неприкрытым интересом, отражаемым в виде улыбки и довольных прищуренных глаз.
— О, — якобы удивился Осаму, в самом деле совсем не удивившись услышанному, — так в этом всё дело? Неужто сейчас вы прольёте немного света на всю эту историю отстранённому от расследования инквизитору?
— Не надо этих напускных речей, Осаму, — усмехнулся он добродушно. — Неужели тебе самому не интересно, какие тайны хранит в себе книга, из-за которой произошло столько всего?
«Легенда об Арахабаки», — мысленно передразнил Осаму, так же перекривившись в уме, но на лицо оставаясь бесстрастным. Вот уже сколько раз за последний с лишним месяц он слышал об этой книге? Складывалось ощущение, что ещё немного, и у него начнётся… как там это называют в современной медицине? Аллергия! Однако вот уж чего никак не отнять у Огая Мори, так это умения приучать к любознательности всех свои подопечных.
И чего греха таить? Хоть весь последующий разговор на данную тему ему явно не понравится, но интерес действительно был. А даже если и не был бы, то слишком уж Осаму пострадал из-за всей этой истории. Так что, можно сказать, узнать правду, хотя бы для себя, — теперь было делом чести и долга.
— Хотите, чтобы я достал вам книгу? — озвучил самое логическое умозаключение он, и на лице бывшего опекуна в эту секунду отобразилось нечто похожее на довольное удовлетворение, каковое обычно испытывают учителя при успехах своих самых любимых учеников.
— Верно, — качнул головой он с лёгкой улыбкой. — Насколько меня посвятили в детали мои информаторы, книгу в доме и на участке Артюра Рембо так и не обнаружили. Будто испарилась без следа, — развёл он руками в довершение.
Связи в Святой Инквизиции, и не только в кураторской службе, верность дома Озаки, чёрт пойми как полученная информация об Араи и Камате, свидетелях силы Накахары, а ещё и информаторы. Вполне возможно, что последние и стали виновниками смерти тех двоих, но всё же… Насколько огромную сеть смог развить этот человек, что все карты буквально у него на руках? Даже и представить сложно, на что он может быть способен с такой властью и авторитетом. Вот и инквизитора теперь вербует. Разумеется, не в первый раз.
— Информаторы, — теперь уже не сдержался и перекривился Осаму в ответ. — И много их в этом городе, позвольте узнать?
— Какое отношение это знание имеет к предмету разговора?
— Ну как же, господин Мори? — усмехнулся он. — Если уж ваши информаторы в курсе, что книгу так и не обнаружили, может, они же и сумеют подсказать, где её найти? — конечно, это было полнейшей чушью, но где-то в глубине души так и шевелилось старое доброе желание поднасолить собственному тогда ещё опекуну. Можно сказать, что подобная колкость сама вылетела из уст, по старой памяти.
— В таком случае и ты был бы без надобности, — ласково ответил Мори, так же понимая, что болтовня его протеже не имеет ничего общего с реальным положением дел. — Однако, если тебя и впрямь волнует, как именно ты сможешь достать книгу, то, думаю, Чуя смог бы помочь тебе с этим вопросом.
И в самом деле. В голове сразу же всплыли воспоминания того свежего майского дня, когда замученный многочасовыми поисками тогда ещё господин инквизитор второго ранга Дазай со своим не менее замученным коллегой Танидзаки выбирались на свежий воздух, в дверях столкнувшись с будущим главным обвиняемым по делу об убийстве Артюра Рембо. Уже тогда подобная встреча со студентом погибшего показалась странной, неестественной, хотя бы по той простой причине, что, каким бы ни был преданным студент, не в частности, а в целом, он не отправился бы в дом к профессору. А если Накахара и оказался бы исключением из правил, то уж точно знал о гибели своего любимого учителя.
Разумеется, все эти выводы устарели, когда ему всё же удалось вывести Чую на чистую воду: часть этой правды он выбил из него ещё в камере Ордена, а вторую часть — здесь же, в этом доме, тремя этажами ниже, когда избивали уже его.
И вот теперь, слова Мори о том, что именно Чуя смог бы помочь в поисках, наводили на ещё одни размышления: неужели рыжий малефик знает о том самом тайнике, где могла храниться книга? Это объяснило бы его шатания туда-сюда неподалёку от дома Рембо, когда, собственно, подозрительная личность с одной и той же книгой в руках, библиотечным учебником, и была запримечена несущими пост стражниками.
Однако даже если усмирить свою уязвлённую гордость инквизитора, так и не сумевшего найти книгу в не таком уж большом домишке, и предположить, что Накахара знает про тайник и, да быть такого не может, но расскажет о нём по одному лишь приказу Мори, самому Осаму сотрудничать с этим… малефиком, совсем уж не хотелось.
— Ну нет, господин Мори, — поспешил озвучить он собственные сомнения, пока тот вдруг, не дай бог, не рассудил молчание бывшего протеже по-своему. — Даже для вас это слишком жестоко, ставить его со мной в пару. К тому же…
— К тому же после того, что ты с ним сделал? — неожиданно парировал он, перебивая. И выражение его лица, эта довольная ухмылка, чуть нахмуренные брови прямо-таки кричали «Я всё знаю!», вместе с тем выражая нечто снисходительное, вроде как: «Снова я тебя прикрыл».
Что именно «сделал с ним» Осаму никак не лезло из головы ни на мгновение с момента самого деяния. Такое, казалось, даже на смертном одре не забудется. Сейчас он и сам не понимал, что нашло на него в тот самый день. Да, Чуя был по-своему, по-мужски привлекателен, особенно будучи израненным, особенно, когда кричал. Да, крики всех пленённых им малефиков, которых приходилось подвергать пыткам куда более жестоким ещё во времена служения будущему главному малефику государства, всегда приводили в некоторое возбуждение, давали некий подъём в душе, но ощущения эти никогда не имели под собой сексуального подтекста. Да и вообще, Осаму никогда не привлекали мужчины. Так и что же нашло на него тогда? Желание выбить правду любой ценой, когда прибывшая в отделение Ордена кураторская служба Святой Инквизиции уже наступала на хвост? Или попросту мимолётное наваждение, подгоняемое ощущением всевластия и желанием принудить и унизить? Или то было что-то ещё? Так или иначе, все эти внезапно проснувшиеся животные инстинкты прошли, а факт самого надругательства над пленным остался и по сей день не оставлял в покое, что, в свою очередь, несколько удручало. Совсем немного.
— К слову об этом, — решил продолжить Осаму подброшенную Мори не самую удачную тему и, чуть подавшись вперёд, сбросил одну ногу с другой и установил обе на пол, локтями упёршись в колени. — Я весьма удивился, когда Чуя подсел ко мне в баре как ни в чём не бывало. Признайтесь, господин Мори, вы приложили к этому свою руку?
На самом деле цели у этого разговора было две: первая — он никак не мог позволить этому человеку напротив смутить себя, посему храбро кинулся грудью на амбразуру, сходу признавая, что совершил то, что совершил, и беспокоиться по этому поводу не намерен; второе — стоило бы пролить луч света на всю эту ситуацию с невероятной, поистине фантастической «потерей памяти» бывшего обвиняемого.
— Я, конечно, первым делом подумал о некоем вмешательстве со стороны, — продолжил он спустя недолгую паузу, в очередной раз убедившись в своей правоте, когда ответа от человека напротив не услышал. — И, как вы сами понимаете, господин Мори, при первой возможности постарался убедиться — коснулся его, — снова выдержал паузу. — Можно догадаться, что должного эффекта не достиг.
Собеседник молчал ещё долгую минуту, но, рассудив по-своему, решил для начала испросить мнение самого «святого»:
— А сам ты что думаешь? — чуть склонил голову набок, улыбнулся и прищурил глаза — ну точно кот.
Этакий зловещий взгляд и давление, что Огай Мори умел создавать не только самой обстановкой, но и каждым своим тщательно выверенным действием, каждой эмоцией, которой он позволял просачиваться сквозь собственную маску в нужный момент, по обыкновению приводили всех его собеседников в ужас или же в иные малоприятные душевные состояния. Да только вот с ним, Осаму Дазаем, это не пройдёт — слишком уж много времени довелось провести под крылом этого стервятника. Так что было странным как минимум то, что бывший опекун продолжает делать подобное в разговоре с ним. А может, просто привычка?
При любом раскладе он всё равно не собирался скрывать что-либо. Не от этого человека и не в сложившейся ситуации.
— Честно? Попервой я пришёл в замешательство, ведь моя сила до этого момента сбоев не давала. Даже грешил одно время на те чудеса человеческой психики, о которых вы мне рассказывали. Якобы бывают случаи, когда человек сам закрывает от себя неприятные или шокирующие воспоминания, — пояснил он. — Но даже если так оно и произошло, в саму вероятность встретить подобное вживую мне верится мало. А теперь я лишь более убеждаюсь в собственных выводах: если всё это время за всем стояли именно вы, то, зная о моей силе, могли предпринять нечто иное, нежели простое магическое воздействие на его сознание. Вот только понять никак не могу, что именно.
— Всегда ценил в тебе способность рассматривать проблему с разных сторон, — довольно выдохнул Мори, чуть качнув головой в подтверждение своих слов. — Ты прав. Тот способ, который я избрал для освобождения Чуи от этих воспоминаний, весьма специфичен. Поскольку дело вёл именно ты, а Чуя буквально вышел из строя после сотворённого тобой же, мне действительно пришлось потрудиться изыскать такого малефика, чтобы обойти даже твою силу «святого». Так её ныне называет Инквизиция?
— Пф, — не сдержался «святой», не то усмехаясь, не то раздражаясь на то, что Огай тянет с ответом, получить который было уже попросту жизненно необходимо. Больше недосказанности Осаму не терпел разве что нераскрытых тайн. — Хватит нагнетать, господин Мори, — укоризненно добавил он и, как в былые времена, почти что натурально навострил уши, приготовившись впитать новое знание, которое вот-вот сообщит ему бывший опекун.
— Чуя достаточно ценный экземпляр, притом с невероятным потенциалом, — начал он издалека, и Дазай уже хотел глаза закатить, заведомо предвидя очередные бесконечные рассуждения о недостатках и преимуществах всевозможных типов малефиков, о которых его бывший опекун говорить мог достаточно долго. Но, на удивление, в этот раз Мори ограничился только лишь этими абстрактными фразами про ценность и потенциал. — Тот почтенный господин, что согласился решить нашу общую проблему, обладает довольно-таки необычной силой. Он стирает память, как и многие другие, но, в отличие от прочих, делает это иным способом. Этот человек способен воздействовать физически на органы и тело любого другого человека, кроме тебя, разумеется. И, насколько доходчиво он смог изъясниться, то сумел найти в голове Чуи, в его мозгу, если пожелаешь, тот самый участок размером с ушко иглы, который и содержал те самые воспоминания. Он сумел повредить его, перемкнуть таким образом, чтобы Чуя забыл то, что желал забыть.
Что же, это многое объясняло. И в самом деле, даже Святой Инквизиции со всеми её знаниями было практически невозможно классифицировать малефиков на какие-то определённые типы. В отличие от времён примерно двухсотлетней давности, в последнее время каждый год открывались всё новые и новые силы у людей, с виду, казалось бы, самых обычных. Как, например, Акутагава. Много ли малефиков может похвастать силой контролировать материю? Даже сам факт подобного, само предположение о такой вот возможности воздействовать на предметы физические, сотворённые рукой человека, ещё пару десятков лет назад показались бы бредом умалишённого, ересью. Да и сам Осаму Дазай был не лишним тому подтверждением — силы, способной полностью сводить на нет любое другое магическое и потустороннее явление, доселе ещё не видывали. Разумеется, существовало великое множество преданий о святой воде, о силе святых, благословлённых Господом, об умениях исцелять тело и душу, но все эти чудеса обыкновенно случались при определённых, подходящих случаю обстоятельствах, притом обязательно возвышенных, а не как в случае с Ёсано — доведением больного до предсмертного состояния. Сила же самого Осаму была слишком очевидной и неприкрытой, почему, собственно, он и стал объектом наблюдения и исследований не только в мире малефиков, но ещё и в самой Святой Инквизиции.
— И на данный момент вернуть Чуе память могут лишь целители. Например, та женщина, что служит в твоём отделении в роли лекаря. Весьма полезная у неё сила, — продолжил Мори, будто бы прочтя его мысли, и тут же призадумался, ухватив подбородок пальцами в белой ткани и возведя глаза к потолку. — Ты мог бы и её склонить на нашу сторону, — добавил он вскоре.
— Ёсано на вашу силу знаний не купится, господин Мори, — осадил он в надежде, что тот отбросит подобную мысль в долгий ящик. Не хватало ему ещё женщин пытать, тем более таких привлекательных. — Но благодарю за наводку.
— Не советовал бы тебе раскрывать перед Чуей этой тайны, ни при помощи малефиции, ни даже на словах, — осторожно, но задумчиво отозвался бывший руководитель, разгадав намёк своего протеже о возможности исцеления повреждённых участков мозга Накахары при помощи силы их местного лекаря.
— Что же я, по-вашему, самоубийца, что ли? — ухмыльнулся Осаму в ответ, не сразу сообразив, как неуместно должно было прозвучать подобное из его уст.
— Это-то меня и беспокоит, — мягко ответил Мори, не став заострять внимание на как раз таки тех самых не совсем нормальных пристрастиях своего бывшего подопечного.
— Не стоит, господин Мори, — махнул рукой он. — По крайней мере теперь, когда вы предложили мне возможность раскрутить это дело, выяснить правду, хотя бы для самого себя, — умирать мне что-то вновь перехотелось. К тому же, узнай Чуя в действительности, что происходило с ним в камере Ордена в последний день его там пребывания, смерть мне грозит весьма мучительная. А я такое не очень-то жалую.
Когда Мори ничего ему не ответил, лишь понимающие прикрыв веки, стало ясно, что разговор вот-вот зайдёт в тупик. Продолжать и дальше сидеть в глупом молчании перед этим человеком можно было с лёгкостью, но пределом мечтаний просидевшего три дня в подвале бывшего господина инквизитора никак не являлось, посему он решил поскорее перейти к делу.
— Так и что содержится в той самой книге?
— Хотел бы и я знать, — поспешил ответить бывший опекун, театрально тяжко вздохнув. — Как утверждали Чуя и покойный профессор, книга буквально содержит ответы на все вопросы о силе Арахабаки, которая некогда неведомым образом открылась у самого обыкновенного с виду подростка. Почему именно Арахабаки? — озвучил вслух вопрос Мори, который, по всей видимости, отразился на лице самого Дазая. — Поначалу я и некоторые эксперты, исследователи типов малефиции под моим началом, заметили схожесть силы Накахары с той, что описывалась в книгах и легендах об этом божестве. И нами было принято решение поставить несколько экспериментов…
— Что Святая Инквизиция, что малефики — все одинаковы, — перекривился Осаму, припоминая сколько экспериментов пришлось перенести самолично, как только в Ордене вскрылось, какой именно силой обладает один из его служителей. — Странно, что на мне вы опытов не проводили, господин Мори.
— Я попросту не имел представления, какими эти опыты могли бы быть, — просто отозвался Мори с деланным выражением очевидности высказанного. Но вот этот неприятный, отеческий взгляд наводил на мысли иные и, чтобы избавиться от коих, сразу же захотелось встряхнуть головой. У Огая Мори всегда найдётся ответ даже на самый неудобный вопрос. Но являлся ли этот ответ истинно верным? Ведь порой его взгляды и действия полностью противоречили произнесённым словам.
— Неважно, — поспешил вернуться к прежней теме Осаму, дабы окончательно не запутаться в истинных и ложных намерениях этого человека. — Эксперименты, я так понимаю, связаны с ритуалами, вроде того, с Рембо?
— Верно. И все они принесли в точности те же результаты, каковые были описаны в записях исследований тех времён, когда об Арахабаки знали больше. К сожалению, пергамент, на котором велись записи, в отличие от современного, быстро портится, из-за чего знания попросту не доживают до наших дней.
— Понятно, — вздохнул Осаму, всматриваясь в сгущающуюся за окном темень. Любопытно, стоит ли сейчас тот же Чуя под дверью, вслушиваясь в их разговор, или вся эта кучка малефиков собралась в ином месте, яро обсуждая всё произошедшее и дожидаясь, когда же их «главный» огласит свой вердикт касательно столь неосмотрительно пленённого ими бывшего инквизитора? Как бы оно ни было, а разговор всё же лучше закончить скорее. — Так вы представляете, что именно изложено в этой «Легенде об Арахабаки»? — не вопросительно, а скорее утверждающие дополнил он.
— Что Чуя, что почивший профессор, единственный, кто прочёл эту книгу, отзывались о содержимом достаточно односложно. Но даже из этого достаточно просто сделать нужные выводы: книга действительно содержит в себе многое, что могло бы прояснить ситуацию и быть может даже поспособствовало бы в увеличении силы её обладателя.
— Не сказал бы, что наш маленький рыжий малефик так уж вас жалует, господин Мори. Не боитесь, что он обратит эту силу против вас? — лукаво вопросил он в ответ, и человек напротив хищно ухмыльнулся.
— Поэтому я настаиваю, чтобы книгу передал мне именно ты, Осаму.
Хорошо. По крайней мере, теперь стало понятно, что так просто отдавать силу в руки его нового подопечного, Огай Мори намерен не был. Вероятно, сначала хочет проверить её содержимое. Да и Чуя что-то такое говорил, ещё тогда, в подвале: «заточить демона в тело человека и обрести её силу». Кажется, именно так оно и звучало. Если взять эти слова за данность, то силу демона в тело человека уже заточили, но вот некий сторонний малефик контроля над этим телом так и не обрёл. Неужели Мори хочет воспользоваться именно этим? Сам Дазай такому исходу совсем не удивился бы.
Да вот только, если вдруг придётся работать в паре с Накахарой, и им удастся найти чёртову книгу, что будет дальше? Если Чуя уже догадывается о видах Мори на его силу, то отдать книгу в руки Дазаю не пожелает. И при таком исходе событий, как уже показала практика в той подворотне, Осаму не поздоровится. Весьма обидно быть в столь безвыходном положении, когда с одной стороны на него воздействует Мори, главный малефик страны, а с другой Чуя, который со своей неудобной силой всегда будет где-то неподалёку. «Решать проблемы по мере их поступления», как он и привык ранее? Кажется, только это ему и остаётся.
— Хорошо. Допустим, я согласен на вашу аферу, господин Мори, — вздохнул он, мысленно сдаваясь на милость победителя. — Но вам потребуется вернуть меня обратно в Орден. Как вы намерены это организовать? Насколько я в курсе событий, то считаюсь вроде как сбежавшим из города, чему есть целых двое свидетелей в роли стражников на воротах. И, как сказала госпожа Озаки, устранить именно этих двоих будет в высшей степени странным. Добавим сюда ещё тот факт, что за последний год в городе убийств со странностями до всех событий с появлением на горизонте некого Накахары не случалось вовсе.
— Думаю, ты найдёшь выход из положения, — ласково улыбнулся он. — Ведь тебе не впервой объяснять свои исчезновения? — явно намекнул на бывший род деятельности своего подопечного, когда ему приходилось внедряться в самые разномастные человеческие общества, периодически отлучаясь для предоставления устных отчётов своему руководству.
— Боюсь, господин Мори, что нынче я не в том положении, чтобы мои «исчезновения», да ещё и в свете последних событий, могли списать на мои причуды и пространные объяснения, попросту махнув на всё рукой.
— Хм, — призадумался тот, в этот раз изменив излюбленной позе во время важных разговоров и излишне расслабленно откинулся на спинку обитого красным бархатом кресла, укладывая руки не подлокотники. — При любых вариантах, твоё исчезновение будет выглядеть странным, да и стражу, ты прав, устранять не стоит. Могу организовать выезд нарочного курьера с сообщением, что тебя забрали на проверки кураторы, — вслух размышлял он.
— Даже если подставной курьер окажется местным и прибудет в отделение уже через пару часов, не слишком ли большим выйдет его опоздание? К тому же, обер-инквизитора всяко должны были предупредить о моём отъезде заранее, — скептически отозвался «сбежавший инквизитор», нахмурив брови в довершение образа человека полного сомнений в задуманной ими двумя авантюре. — Да ещё и стража на воротах.
— У тебя будет время обдумать варианты. Недели две, годится? Как раз необходимое время для того, чтобы успешно пройти все проверки кураторской службы, да и побои заживут без следа, — предположил Мори, одновременно покривившись, неопределённо проведя рукой перед собственным лицом, в который раз напоминая Осаму, как плохо он сейчас должен был выглядеть. — А курьер, скажем, задержался ввиду неопытности. Ничего необычного в том, что новичков в первые годы службы отправляют в места не столь далёкие и по поручениям не столь важным. Вот и заплутал по дороге…
— Как же натянуто… — констатировал бывший, почти будущий господин инквизитор, прекрасно понимая, что все прочие его отмазки по поводу «побега» из города будут выглядеть столь же нелепо. — И вы предлагаете мне все две недели ждать здесь? — задал он не менее волнующий его вопрос, когда этот человек напротив качнул головой:
— Верно. К сожалению, взять тебя с собой не имею возможности. Сам понимаешь, какой-нибудь случайный патруль на королевском тракте — и тебя обнаружат. Посему сиди здесь, думай над причинами своего «побега» и не высовывайся, пока не получишь письма с указаниями. Можешь считать это моим первым приказом за все эти годы, — докончил он под конец с какой-то излишней весёлостью. Впрочем, ничего удивительного в веселье опекуна не было: отловить сбежавшего подопечного, вернуть на свою сторону и сходу отдать поручение — чем не праздник?
— Надеюсь, все две недели мне не придётся провести в том подвале? — неприязненно оскалился Осаму. — Оно, знаете ли, не способствует здравым размышлениям.
— Я поговорю с госпожой Озаки об этом, и с прочими, — заверил Мори и вскоре добавил: — Если вопросов у тебя более не осталось, можешь идти. За дверью должен ожидать Чуя, пригласишь. Как понимаешь, стоит и с ним обсудить наше решение.
«Пригласишь», — как же это похоже на приказы бывшего опекуна, столь давно им не слышанные. Да вот только ранее они воспринимались не так болезненно, как сейчас, после того, что этот самый опекун сотворил с его лучшим и единственным другом.
Осаму резво подался вперёд и, упершись руками в подлокотники, буквально вскочил с кресла, тут же развернувшись и лёгким, почти неслышным шагом, ещё и приглушал который толстый узорчатый ковёр, двинулся к выходу, ничего более не произнося.
Излишне резко отворил дверь и чуть было не влупил ей по физиономии вовремя отскочившего рыжего малефика. Так и знал, что подслушивал, и жаль, что тот всё же успел убраться, наверняка заслышав механизм проворачиваемой круглой ручки. Однако это не помешало Осаму расплыться в лукавой, довольной улыбке, как бы говоря «я всё понял». И лицо Чуи в этот момент приобрело выражение крайне злобное, сулящее все невзгоды мира, должные обрушиться на голову его бывшего пленника в скором времени.
— Вас ожидают, господин Накахара, — в шутливой, издевательской манере поклонился он, заведя правую руку перед собой, а другую убирая за спину.
Чуя буркнул что-то вроде «олень» и сразу же поспешил в местный рабочий кабинет Огая Мори, оставляя своего врага номер один на двух уже знакомых бугаев, один из которых, кивком головы указав на свободное резное кресло, намекнул ему, где придётся провести всё то время, пока главный малефик будет промывать мозги своему подчинённому. Интересно, если взять в расчёт чертовски хорошую слышимость в этом поместье и манеру Чуи говорить громче необходимого, тем более, когда Мори сообщит тому, с кем придётся работать, услышит ли сам Осаму весь разговор с этого места?
***
Прошёл без малого час, прежде чем Чуя Накахара покинул злосчастный кабинет напополам с бесконечной ненавистью и обречённостью на изнеможённом лице. Конечно же, Осаму слышал добрую часть всего разговора, даже к двери прислоняться не пришлось, чтобы уловить возмущённые реплики, перемежающиеся с криками, все из которых принадлежали одному только рыжему малефику.
Осаму оставалось только глупо улыбнуться, когда тот перевёл на него взгляд таких же злобных, сверкающих в полутьме льдистых глаз. И этого хватило, чтобы Чуя наконец в том же тоне выплюнул:
— Какой же ты изворотливый кусок дерьма.
— Сам виноват. Убей ты меня быстро — и проблем бы не было, — лаконично отозвался Осаму. — Готов показать мне мою опочивальню? — с самым большим добродушием, на которое только был способен, произнёс он, поставив перед собой цель довести своего нового напарника до, без малого, белого каления.
— Собачья конура тебе опочивальня, — отчеканил тот.
— Как грубо, Чуя. Нам ведь ещё работать вместе предстоит, — слегка обиженно парировал он, и Накахара, кажется, готов был вот-вот вскипеть от этой данности. Шумно втянул носом воздух и, так же выдохнув, попытался если не расслабиться, то напустить на себя видимое спокойствие.
— Пошёл, — не то прорычал, не то простонал он со всё ещё легко читаемым раздражением, и двинулся вперёд.
Оставаться здесь далее в компании двух широкоплечих молчаливых парней Осаму было не с руки, посему он всё же подчинился, на самом деле желая поскорее рухнуть хоть в какую-нибудь, но кровать.
Парни, правда, увязались за ними, и весь путь он провёл словно меж молотом и наковальней: впереди шёл Чуя, чья небольшая напряжённая спина так и напрашивалась на удар в спину, жаль оружия при себе не имелось, а позади маячили те двое головорезов. Оно и понятно, даже после разговора рыжего с Мори, доверие к бывшему пленному, а вскоре будущему напарнику, на пустом месте возникнуть никак не могло. Сам же бывший пленник расслабиться тоже не мог, но пока шагал за молчаливым мстительным похитителем, смог урвать пару минут на размышления о том, что сообщил ему бывший начальник, а именно, что Чуя Накахара мог бы помочь ему с вопросом обнаружения книги. Даже если тот и знал расположение тайника, то как просить его о помощи?
«Нет, просить — слишком категоричное слово», — одёрнул он себя. —
«Но обсудить это придётся». Любопытно, Мори сказал ему то же самое? Известил о продолжении поиска книги и какую роль должен сыграть в этом сам Осаму?
А, собственно, какую роль он должен был сыграть? Служба в местном отделении Ордена, само собой, намекала, что в его силах и какой-никакой власти, должна быть возможность в очередной раз беспрепятственно войти в дом Рембо. Но если, по словам Куникиды, дело заглохло уже за те недели, что он провёл будучи отстранённым, то ещё за две недели, прежде чем он сможет вернуться якобы с проверок, дело закроется вовсе. И что может сдвинуть это дело с мёртвой точки? Очередное убийство в духе Накахары? Идти на это не хотелось…
Опять же, если опустить вопрос того, по какому праву он сумеет войти в дом Рембо, то как ему провести туда Чую — бывшего главного подозреваемого, которого и отпустили-то лишь за недостатком улик и по прямому содействию свыше? Пускай Мори и Озаки и замаскировали освобождение своего питомца под кураторскую проверку, но всё это случилось слишком быстро для того, чтобы стать правдой. Об этом не только Куникида с обер-инквизитором Фукудзавой догадаются, даже Кенджи на то будет способен.
Подкинул ему Мори задачку… Впрочем, подкидывал он и не такое.
Размышления по поводу дальнейших действий прервал резко застывший перед одной из дверей Накахара. Прокрутил в бок круглую, отполированную до блеска многими ладонями ручку, отворил створку и отошёл в сторону.
— Жить будешь здесь. И не вздумай свалить, — произнёс он ожесточённо, на лицо оставаясь всё таким же злобным. Разговор с Мори явно не прошёл гладко, что подтвердилось возмущёнными криками рыжего ещё тогда, из-за двери, пока Осаму смиренно ждал в коридоре в компании двух его ребят. — Нобуо, ты первый на страже, — махнул головой он одному из них.
Что же, выходит, становлению доверия разговоры с главным малефиком страны никак не поспособствовали, а его теперь будут круглосуточно, в две смены, сторожить. И как же он должен будет свалить, по словам всё того же Накахары? Классическим дамским способом через окно второго этажа, связав вместе простыни, одеяла и шторы? Глупо.
Осаму не знал наверняка, откуда взялись эти его подчинённые, но вот то, что парни являлись наёмниками — было очевидным фактом. Смущало только, что даже наёмники, даже под руководством малефического сообщества, не могут до конца оставаться преданными. Наверняка за всем этим доверительным отношением меж ними кроется какая-нибудь слезливая история про подобранных с улицы беспризорников, как и сам Осаму. В любом случае, это знание ничего ему не даст, потому он молча решил пройти в указанное ему место пребывания.
Шагнул за порог, и дверь за ним с громким хлопком закрылась, чуть ли не дав по затылку. Готов был поспорить, что данный хлопок был своеобразным намерением Чуи отомстить за тот раз, когда пленённый Накахарой бывший инквизитор покидал кабинет Огая Мори, так же резко и с силой распахнув дверь перед носом вовремя отскочившего похитителя. Однако, ещё немножко лишних усилий, и Осаму стал бы причиной разрушения уже второй двери в этом поместье. Обошлось.
Представшая перед ним комната была не то чтобы очень просторна, но достаточно хороша собой. Примерно в том же стиле, что и кабинет Мори: тёмно-синие тона, богатая резная мебель, тяжёлые шторы на окнах, расположенных вдоль стены по левую руку и выходящими на плантации Озаки — сбежать не выйдет, окажешься как на ладони. Но главное, что привлекло внимание измученно томлением на холодном полу подвала пленника, была широкая с пологом кровать по центру, сейчас, с одного только виду закопанная под несколькими покрывалами, казавшаяся райским уголком воплоти.
К ней то он и поспешил, успев лишь скинуть с себя сапоги и прямо так, в одежде, голодный, не принявший за всё время никаких ванных процедур, зарылся в самое её нутро. Даже несмотря на предстоявшую аферу с поиском книги и множества прочих моментов, требовавших тщательного обдумывания, Осаму сразу же забылся сном, утешив себя знанием о тех двух неделях, что ещё предстоит провести в этом месте. Время ещё будет.
***
Пробуждение оказалось делом нелёгким. Приоткрыв веки и взглянув на невероятно яркий, солнечный свет, от которого уже поотвык, отсиживаясь в подвале столь долгое время, первым делом подумал, что так утомился за весь вчерашний вечер, что даже не стал занавешивать шторы перед сном, а низкое солнце тем временем слепило глаза. Не меньшее раздражение доставлял повторяющийся без конца тройной стук в дверь, который, собственно, и стал причиной его пробуждения.
Кое-как выполз из кровати, отмечая, что продрых в постели прямо так, в чём был, штанах, что не менялись с того злополучного вечера в подворотне, когда Чуя здорово ему наподдал, да рубахе с курткой, свежестью которые так же не отличались. Прошёл до двери и, выдвинув небольшой, изящный в исполнении затвор, отворил её, на ходу отмечая, что проснулся, очевидно, довольно быстро, иначе тот бугай, что наверняка простоял за дверью всё это время, поспешил бы вломиться.
На пороге показалась служанка, судя по внешнему виду: невзрачное коричневое платье, белоснежный фартучек и чепчик. В руке у той был металлический поднос, на котором красовалось несколько расписанных кремами пирожных да небольшой чайник с чашкой.
— Ваш завтрак, господин, — пролепетала она, ожидая приглашения, пока сам Осаму по старой привычке молчаливо разглядывал девушку: собранные в хвост прямые каштановые волосы, карие глаза с грустным взглядом и миловидное лицо. Ничего особенного. — Господин? — вновь позвала она, не смея поднять глаз, и лишь тогда он опомнился:
— Проходите.
Та быстро засеменила к ближайшему столику, что оказался в поле зрения и, установив поднос, поспешила обратно к выходу, на ходу тихо бросая:
— Тут ещё вещи, я сейчас принесу.
И впрямь, уже через секунду она показалась вновь, втаскивая за собой небольшую сумку-мешок безо всяких застёжек и прочих изысков. Одного только взгляда в нутро хватило, чтобы увидеть очередные сменные вещи. И бинты. Забавно. Но то, наверное, Мори озаботился, обнаружив вчера своего бывшего протеже без излюбленного предмета гардероба, если это можно так поименовать.
— Вам приготовить ванну? — застенчиво вопросила она, в этот раз чуть приподнимая глаза и тут же густо краснея. Понятно, от него, должно быть, сейчас не фиалками пахнет. Но всё же… Он взглянул в окно ещё раз, и нет, ему не показалось, солнце действительно только всходило, что, в июнь-месяц, означало только одно: его разбудили бессовестно рано.
— Позже. Придёшь в два часа дня, — безапелляционно заявил он, и та, не медля ни секунды, глубоко поклонилась, поспешив на выход.
Не любил он быть грубым с девушками, даже со служанками, но в этот момент невероятно хотел завалиться обратно в постель. Потому, быстро умяв все три пирожных, не помышляя даже о возможной отраве, да запив всю сладость чаем, поспешил в свою сонную обитель, на сей раз предварительно задёрнув тяжёлые занавески на окнах.
***
Стоило ему быть в очередной раз разбуженным той же служанкой, принять, наконец-то, ванну, обмотаться бинтами и вернуться под конвоем всё того же Нобуо в комнату, как уже через добрых полчаса к нему прибыл новый посетитель.
— Госпожа Озаки, чем обязан?
— Хочу обсудить предстоящую вам с Чуей совместную работу, — твёрдо ответила она, прожигая его взглядом и без приглашения ступая внутрь комнаты. Осаму только и успел затворить дверь, когда эта женщина уже уселась в одно из кресел у окна, как и всякая леди, уложив руки на подол платья перед собой.
— Господин Мори уже посвятил вас в детали? — почти что с утверждением произнёс он, развернувшись и оставив всё же некую долю вопросительной интонации в голосе.
— Посвятил. И мне не нравится твоя роль в этом деле, — с напряжённостью, угрозой в голосе сказала она, вопреки всяким манерам воспитания женщин из высшего общества неприкрыто хмурясь и не скрывая своего неприязненного отношения.
— Разумеется. Трудно принять помощь инквизитора, который отловил вашу зверюшку и пытал её долгих… сколько? Четыре дня? — рассуждал он, откровенно издеваясь над положением хозяйки поместья, в коем она очутилась и была вынуждена держать уже личного врага в своём же доме.
— Я знаю, что ты сделал с Чуей, — почти прошипела она сквозь зубы, враз озлобившись ещё больше и тут же поднимаясь с места. Ненадолго же хватило её выдержки.
Осаму, по чести говоря, догадался об этом её «знании» ещё в тот день, когда кураторы отобрали у него Знак и должность. В тот день, когда освобождённого из камеры Чую наспех отмыли и приодели в то, что было, и когда он, инквизитор второго ранга, приносил публичные извинения, глядя в глаза Озаки с неприкрытым злорадством. Уже тогда она знала всё. Не могла не знать.
— И что с того, если он ничего не помнит? — усмехнулся Осаму в ответ на её заявление, взмахнув рукой в сторону и чуть прикрывая глаза. Стоило их приоткрыть, как разъярившаяся враз женщина уже стремительно приближалась к нему, громко стуча каблуками по дощатым половицам.
— Послушай сюда, больной ублюдок, не дай бог ты расскажешь Чуе об этом!.. — прорычала она в лицо, ухватившись за грудки его новенькой куртки.
И это было бы действительно опасно, угрожающе, не знай Осаму, что Озаки ни за что не пойдёт против воли Огая Мори. Несмотря на то, что тот должен был уладить все вопросы и разногласия, этой женщине на месте не сиделось — надо же ей хоть как-то заявить о своей власти и влиянии? Типичный поступок всех тех, кого в этой власти ограничивают. В целом, единственным верным был один вывод: ничего она не сделает.
— А я так понимаю, господин Мори однажды спас вас от верной гибели? — попытался он перевести разговор в иное русло, и та повелась, сразу же его отпустив и отстранившись на два шага с широко распахнутыми глазами.
— Что?.. — вопросила она безо всякой конкретики.
— О, нет, — поспешил ответить он на невысказанный вслух вопрос. — Он ничего мне не рассказывал. Просто рыжие, знаете ли, все, кого я встречал, обладали силой. Какова же ваша сила, госпожа Озаки? — добавил он лукаво.
— Достаточная, чтобы заткнуть тебя раз и навсегда, если ты хоть словом обмолвишься Чуе о случившемся, — вновь прошипела она и поспешила на выход, не дожидаясь ответа.
Ответ, в общем-то, ей и не требовался. И без того было ясно, что этот её приход был лишь предупреждением, угрозой, дабы Осаму не вздумал вдруг в самом деле распространяться будущему напарнику об их весёлом времяпровождении в том подвале.
«К слову о напарниках», — вдруг вспомнил он, задумчиво пронаблюдав очередное особо громкое закрытие многострадальной двери его комнаты. Мори наверняка уже озаботился с отправкой курьера, а ему предстояло ещё две недели провести в раздумьях над предстоящей работой.
