***
Мысль о побеге хоть и не имела под собой веских оснований в её успешности, однако исследовать пути отхода не помешало бы. Хотя бы на тот маловероятный случай, если всё задуманное Огаем Мори пойдёт не совсем по плану. Просидевши в заточении два долгих изнурительных дня, большую часть которых было отведено на сон, нежели на размышления, Осаму пришёл к этому выводу вместе с невыносимым желанием выбраться уже из «золотой клетки» и пройтись хотя бы по тому же поместью. Ну и так, между делом, изучить всё ж таки возможные варианты побега. Дождался последнего за минувший день прихода своей уже личной служанки, что забирала опустошённую от ужина посуду да меняла ночной горшок, выждал ещё с полчаса и, на носках подобравшись к входной двери, приложился к той ухом. Довольно долгое время приходилось слушать тишину, и он уже почти уверился, что никакой охраны в роли Накахаровского прислужника Нобуо или другого его парня за ней нет, как услышал тихое кряхтенье и шорох. Как и думал, стражник всё-таки на месте и, как и думал, ни один живой человек не сможет всё время стоять тихо, не издавая никаких сторонних шумов. Однако не рассчитывал же Накахара, что Осаму так и просидит взаперти все две недели? Была не была! Медленно провернул круглую ручку против часовой стрелки, и, подивившись тому, что дверь всё же не запирали, легонько толкнул створку от себя. Гордо шагнул за порог и тут же встретился с напряжённым взглядом второго Накахаровского прислужника, не Нобуо. Чего ждать от собственной смелости и как реагировать на какое-нибудь внезапное нападение, не имел понятия, да и оружия при себе не было, потому он тупо уставился на парня напротив, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Простоял в глупом молчании ещё с минуту и, так и не дождавшись каких-либо действий со стороны бугая, не выдержал: — Что? Даже обратно не загонишь? — с вызовом вопросил он, про себя пытаясь разгадать столь молчаливую, необычную для охранника реакцию. — Вам разрешено выходить за пределы комнаты, но под наблюдением, — пробасил тот в ответ, ничуть не изменившись в лице. Вот оно что. Должно быть, опять Мори постарался, предоставив своему подельнику какую-никакую свободу действий. И Осаму готов был поспорить, что уведомлять лично его о праве перемещаться по поместью не стали нарочно — а вдруг так и просидит всё время в комнате, никому не мозоля глаза? Да он бы и с радостью, но… Но планировку здания изучить всё же стоило. И ему вовсе не было скучно! Совсем нет! Не став далее обсуждать вопросы своих возможностей и дозволений на территории не то союзника, не то врага, сразу же повернулся в направлении лестниц, путь к которым запомнил ещё тогда, когда Чуя вёл его из подвала, а после из кабинета Огая Мори. Если и изучать пути так называемого возможного побега, то начать стоило с первого этажа. Не особо разглядывая богатые, порой вычурные убранства поместья, отметил, что никаких острых предметов на своём пути не встретил. Даже цветочные вазы, и те были из металла, немного выбиваясь из общего стиля. Легко догадаться, что, раз уж ему разрешено в кой-то мере свободного передвигаться, сами хозяева, однако, предприняли некоторые меры, убрав с вида всё, что могло послужить их невольному союзнику своеобразным оружием. Когда приблизился к лестницам, то на первом этаже, где-то в районе холла, где и располагался его тот самый подвал, заслышал возню, и посему поспешил спуститься, неизменно слыша топот здоровенных тяжёлых сапог за собой — приставленный охранник не отставал ни на шаг, но и ограничивать Осаму в передвижениях совсем не спешил. Какой исполнительный парень… Преодолев несколько ведущих вниз ступеней, поразился, как же вовремя решил выбраться из своей норы: как раз застал, по всей видимости, отъезд своего опекуна. Какие-то служки сновали туда-сюда, таская за собой крупные богато украшенные чемоданы — вещи своего гостя — из дома на улицу, пока сам хозяин этих вещей в неизменном чёрном облачении и выбивающихся из общей композиции белых перчатках что-то обсуждал со стоящими напротив Озаки, Чуей и даже Акутагавой. Последний, правда, всё время стоял молчаливым истуканом. — Выполз всё-таки, — цыкнул обернувшийся на звуки шагов Чуя, за чьим взглядом проследили и все остальные. — О, Осаму, доброго дня, — мягко улыбнулся ему Мори, в приветливом жесте махнув ладонью, как бы подзывая к себе, отчего на лицо непроизвольно наползала недовольная гримаса. Если уж так рад был видеть или хотел что-то сказать, то почему лично не заглянул попрощаться? — Что ещё за «выполз», Чуя? Я тебе что, змей? — демонстративно проигнорировал он бывшего опекуна, продолжив свой спуск с лестницы, мягко ведя пальцами по резным перилам из красного дерева. — Скорее не приученная к манерам обезьяна, раз пришёл без приглашения, — грубо отозвался тот. — Быть обезьяной всяко лучше, чем карликовой собачкой у богатой леди, — обезоруживающе улыбнулся Осаму, с неприкрытым злорадством пронаблюдав, как руки Накахары со всей силой сжались в кулаки, а та самая «богатая леди» злобно нахмурила изящные брови. Оба готовы были разразиться проклятьями, когда он поспешил сменить тему разговора, обратившись уже к человеку, что являлся единственной для него защитой в этом доме, и который вот-вот этот дом покинет: — Уже покидаете нас, господин Мори? — К сожалению, у меня много дел в столице, — неоднозначно отозвался он, тут же сменив улыбку на лице на выражение всемирной скорби напополам с тяжким вздохом. — Но я всегда буду рад принять тебя у себя. И Чую тоже, — кивнул он головой в его сторону, тут же вернув улыбку обратно. — Особенно, если вы добьётесь должного результата. А вот и намёк, нет, прямое указание им двоим взаимодействовать для выполнения поставленного приказа. Всё же не мог Огай Мори произнести слова «приглашения домой» без какого-либо скрытого подтекста. И верно, добрым дядюшкой, который всегда готов привечать блудных родственничков у себя в доме, его не назовёшь и при всей фантазии. — О, поверьте, господин Мори, со своей стороны я всецело готов проявить всякое участие в вашем деле, — высокопарно пропел Осаму, для завершения образа наигранной покорности театрально приложив руку к груди. — Однако Чуя… Знаете, я бы лучше работал с Акутагавой, чем с этим неконтролируемым… — Заткнись, будь добр! — прервал его обозначенный Чуя, уже рванувшийся вслед за отскочившим за спину Огая Дазаем. Пусть и выглядели эти прятки за спинами взрослых как детское дурачество, но цель «подшутить и разозлить» была достигнута успешно. Разве что Рюноске теперь пребывал в явном замешательстве, что выдавал в нём мечущийся от Озаки к Мори взгляд. — Не стоит портить отношения в начале работы, — поспешил осадить Чую Мори, пока тот замер перед нерушимой фигурой «главного» малефика. — Я рассчитываю на ваше успешное сотрудничество, и что вы доставите мне книгу в ближайшее время, — уже чуть жёстче добавил он. — Осаму, как мы и условились, я направил курьера сразу же после нашего разговора. Сейчас ты официально должен быть на проверках. По прошествии двух недель я вышлю соответствующие бумаги, подтверждающие правомочность твоего отъезда. Остальное — за тобой. Осаму оставалось только деланно насупиться, когда Огай резко развернулся и двинулся к выходу, оставляя его на съедение этим малефическим стервятникам. — Госпожа Озаки, Акутагава, Чуя, Осаму, — раздельно произнёс он у самого выхода, последнее имя, как показалось, выделив особенно, — не прощаюсь. Жду отчёта о проделанных работах через месяц. С этими словами гордо вышел за порог, прошествовал до кареты и, дождавшись, пока лакей отворит перед ним дверцу, уселся внутрь. Раздался выкрик кучера и чёрная, отделанная золотым карета, запряжённая вороными конями, двинулась в путь, сопровождаемая ещё четырьмя всадниками. Выходить на улицу никто не спешил, в особенности сам Осаму, что вынужден сейчас скрываться от чьих-либо любопытных глаз, и потому, стоило эскорту Огая Мори скрыться из виду, как он тут же почувствовал себя неуютно. Ещё бы, ведь в данный момент, остаться наедине с людьми, которым доставил столько проблем, с малефиками, которые его пленили, избивали и без зазрения совести планировали убить, мало кому пришлось бы по нраву. Если только людям из того небольшого столичного движения, что только-только началось зарождаться. Как там они себя именовали? Мазохисты? Интересные дела там творились, конечно, но причислять себя к этому обществу совершенно не хотелось. Отвернуться от трагически, даже пафосно закрываемых двумя служками дверей его вынудило тихое хихиканье Озаки, что, оставшись стоять меж Рюноске и Чуей, таким образом нарочно привлекла его внимание. Первый стоял всё так же смирно, вытянув руки вдоль тела и устремив взгляд куда-то вдаль, второй, сложив руки на груди, неприкрыто нагло ухмылялся, чуть притопывая ногой. И все чего-то ждали. — Ну что же, мальчик… — пренебрежительно отозвалась хозяйка, и Осаму, рассудив, что ждали именно его реакции, натянул достаточно смелую улыбку, принял расслабленную позу и, сунув руки в карманы куртки, произнёс: — Думаете снова упрятать в подвал? — Это ни к чему, если ты не станешь делать глупостей, — ласково пропела она, что даже исчезнувшее из её речи вежливое обращение, вот уже в который раз, почти что не резало слух и не вызывало ни толики возмущения. — А это тоже обязательно? — уставил он указательным пальцем на того самого парня, занявшего место чуть поодаль от этой разномастной шайки и что неотступно следовал за ним всё это время. Тот, правда, нисколько не изменился в лице даже после такого неприличного жеста. — Ты же не думал, что за тобой не станут следить? — тут же вклинился Чуя. — О, поверь, господин Мори убедил меня в полезности нашего сотрудничества. Так что сбегать я не собираюсь, — ответил Осаму, про себя добавив «По крайней мере, пока». — И знаешь, вообще-то именно ты виноват в моём положении. Будь у тебя хоть немного больше ума, и ты додумался бы провести ритуал с Рембо в каком-нибудь подвале. Кстати, за что ты его так? — Не твоё дело, — огрызнулся мелкий малефик, вперившись в него взглядом. — О нет, Чуя, как раз моё, — весело отозвался он, тут же без зазрения совести и капли смущения пройдя к одному из удобных на вид, мягких, намеченных им давненько кресел, и с удовольствием впрыгнув в то мягким местом, отметил, что не прогадал. — Если уж нам предстоит работать вместе, то я хотел бы знать все детали. — Работать вместе, — передразнил тот, состроив скептическую агрессивную мину, и развернулся, сделав два шага по направлению к лестнице. — Я всё ещё планирую разобраться с этим делом сам, без помощи всяких прислужников Огая, — злобно выплюнул он, когда вслед раздалось целых два ошеломлённых оклика: — Чуя… — первый, настороженный, принадлежал Озаки. — Господин Накахара, — второй уже звучал вечно тихим, безжизненным голосом Акутагавы. Забавно, как несмотря на прямое указание их общего руководства и полного доверия Озаки Огаю Мори, рыжий всё ещё не оставлял надежд выкрутиться из положения сам. — Ты уже попытался «разобраться сам», — высказал вслух свои мысли Осаму, опередив дальнейшие возмущения, и тот вновь замер на полушаге. — Для тебя это закончилось не лучшим образом. Если ты в очередной раз начнёшь прогуливаться вокруг дома Рембо с таким неудалым прикрытием, как библиотечный учебник, то тебя заметут повторно. Даже господин Мори не поможет. — Ты думаешь, я совсем идиот? — резко обернулся он, и цель «остановить» этого строптивого своевольного напарника была достигнута. — Идиот ты или только кажешься, я решу после нашей совместной работы, — совсем осмелел Осаму, хотя и находился сейчас в логове врага. — Но господин Мори не из тех, кто прощает оплошности дважды, — поспешил добавить он, и эти слова возымели своё действие, полностью остановив Чую от дальнейших препирательств. — Если у тебя есть дельные мысли, всегда буду рад выслушать, — теперь уже улыбнувшись самой невинной своей улыбкой, добавил он.***
Разговор тот так и завершился на невнятной ноте, когда даже Чуя, преступив собственную гордыню, умудрился выдавить что-то вроде обещания зайти, если в его рыжую голову вдруг придёт дельная мысль. Правда, за все две недели ожидания, скитания по поместью Озаки и уже бесполезному выслеживанию тех самых путей отхода, сбора информации о передвижении прислуги и стражи, его будущий напарник так и не соизволил побеседовать о деле. В самом ли деле ничего не придумал или попросту не хотел посвящать Осаму в свои личные планы, гадать не имело смысла. Так и знал, что думать придётся самому. Однако отведённое ему время, достаточно большое, чтобы разработать целых несколько стратегий, совершенно не играло своей роли в виду того, что данные о настоящем положении дел касательно дела Рембо и работы Ордена по его расследованию до сих пор не были известны. Это как играть в угадайку: бессмысленно, беспощадно, бесполезно. Сегодняшний день был последним, когда, по плану Мори, он пребывал в этом месте, и всё это время с самого утра он провёл как на иголках, дожидаясь обещанных сопроводительных бумаг. Странно, а может, вполне закономерно, но никто из семейства Озаки его так и не посетил, будто бы вся эта канитель с поиском книги была нужна лишь ему одному. Это раздражало. Лишь спустя ещё час томительного ожидания в дверь постучалась та самая служанка, имени которой, на удивление самому себе, за всё это время он так и не испросил. Не до того было. — Вам почта, — так же, как и множество раз до того, робко отозвалась она, протягивая с порога три жёлтых конверта. Именно то, чего он ждал всё это время. Поспешив выпроводить её, рассыпавшись в многочисленных похвалах и благодарностях за её нелёгкий труд, Осаму буквально вырвал из тонких, как веточки, рук письма и излишне громко, почти вульгарно хлопнув дверью, быстрым шагом прошёл к креслу у окна, пока оное ещё давало нужное освещение для чтения. Итак, конверта было три. Вообще, по словам всё того же Мори, он ожидал только письмо с бумагами, подтверждающими его успешное прохождение проверок кураторской службы, и таковое письмо в наличии было. «Лично обер-инквизитору Фукудзаве», — значилось на нём. А на обратной стороне был указан отправитель: «Кураторская служба Святой Инквизиции» с прилагающимся адресом расположения обозначенного ведомства в столице и соответствующей гербовой восковой печатью. Поскольку письмо содержало пометку «лично», то и распечатывать его Осаму не имел права, оставляя лишь слепую надежду на то, что бумаги, содержащиеся в нём, являются именно теми, на кои он и рассчитывал. В противном случае, выйдет весьма глупо, если, скажем, он заявится в родное отделение Ордена с радостной миной, а в письме окажется какое-нибудь тайное сообщение о срочной казни предъявителя сих бумажек. Однако пояснения и указания к действию могли обнаружиться в других двух конвертах. Следующий конверт, что он взял в руки, оказался подписанным лично Огаем Мори, уже не скреплённый какой-либо печатью. Недолго думая, Осаму аккуратно надорвал краешек конверта пальцами, ведь специальный нож для вскрытия подобных конвертов ему не предоставили, что не мудрено — до сих пор не доверяли. Он и сам бы не доверял. Выудил из жёлтого конверта сложенный в несколько раз лист бумаги, бережно развернул и тут же узнал знакомый Огаевский почерк, разобрать который, в виду медицинского образования последнего, всегда было непросто: «Доброго времени суток, Осаму», — гласила первая строчка, навевая давно забытые воспоминания, когда всякий раз, стоило опекуну направить подопечному письмо, как оно непременно начиналось именно с этих строк. «Доброго времени суток, Осаму. Это письмо должно будет прийти в срок твоего отъезда, и я искренне надеюсь, что ты не успел довести Коё Озаки и её подопечных до греха смертоубийства, а сам сейчас пребываешь в здравии достаточном, чтобы исполнить моё поручение. Я понимаю, что наша встреча не прошла гладко, и что ты всё ещё остаёшься недовольным моим решением в отношении своего почившего друга, однако, несмотря на наши прошлые разногласия, рассчитываю на твою помощь. Я прекрасно осведомлён об отношении Чуи Накахары к моей персоне, но, обсудив с ним детали нашего общего дела, могу заверить тебя, что козней он чинить не станет. Вполне возможно, что вы двое даже сумеете сойтись во взглядах в моём отношении. Не упусти эту возможность наладить контакт. Я также просил господина Хироцу подготовить необходимые бумаги касательно твоего пребывания в кураторской службе и заключение о прохождении тобой необходимых проверок для продолжения службы в Святой Инквизиции. Данные бумаги должны поспособствовать полному твоему восстановлению в должности. Он должен был выслать их вместе с моим письмом и твоим Знаком. Надеюсь на успешное завершение миссии. Огай Мори. P.S. Избавься от письма по прочтении.» Избавиться от этого чёртового письма и впрямь захотелось, особенно после строк о «почившем друге», которого этот недоделанный опекун почти самолично упёк в могилу. Всякий раз, стоило Осаму вспомнить о том инциденте, как его охватывала ярость, отчего и в этот миг несчастная бумага была безжалостно смята его рукой. И эти, не впервой слышанные объяснения Мори по поводу его решения, ничерта не успокаивали, только лишь бередили старые раны. Но успокоиться стоило. Чёртов Огай Мори прав — уже сегодня он должен будет вернуться в Орден и вести себя как ни в чём не бывало, играя роль восстановленного на службе инквизитора да всячески изъясняясь по поводу своего внезапного отбытия. Смятую бумажку он кинул на столик, тут же хватаясь за третий конверт, что в самом деле оказался увесистее прочих. Так же, как и с предыдущим, надорвал край и аккуратно перевернул над столом. Из надрыва тут же выпал медальон знакомой чеканки с высыпавшейся вслед за ним цепочкой. Осаму ухватил тот и сразу же перевернул. Верно, на оборотной стороне красовался его личный номер. Вернули всё-таки. Следом вытащил прилагающееся к Знаку письмо. «Здравствуй. Первым делом хочу просить прощения за весь этот фарс, разыгранный на твоём месте службы. Думаю, ты и так понял, кому сейчас по большей части подчиняется наше ведомство. Как бы лично мне этого ни было неприятно, но так обстоят дела. Этот человек за последние годы успешно подминает под себя многие важные структуры, гильдии и торговые компании, и мы никак не можем ему противостоять. Вовсю процветает коррупция. Я подготовил необходимые бумаги и тайно снарядил курьера для их доставки. Искренне надеюсь, что у вас всё получится, и ты останешься жив. Уничтожь письмо после прочтения.» Подпись отсутствовала, обращение в начале тоже было неполным, да и вообще никакой конкретики в написанном не было: ни имён, ни названий служб и ведомств. Однако отправителя всё равно было просто узнать, по крайней мере, для получателя — Рюро Хироцу, старший следователь кураторской службы. Как Осаму и понял уже давно, Огай Мори и впрямь добился немалого влияния в столице, и держал в своих руках добрую часть той организации, что должна была бороться с малефическими веяниями в стране. Весьма неприятное знание, но со стороны всё того же опекуна это был весьма умный ход. «Держи своих друзей близко, а врагов ещё ближе», — вот она его философия, в двух фразах. Он стащил Знак со стола и тут же поспешил надеть его, сразу упрятав за воротник. Медальон с цепочкой на забинтованной груди и шее отозвались привычной тяжестью, чьё отсутствие в последнее время неосознанно беспокоило, всякий раз бросая в паническую мысль, что столь важную вещь он мог потерять. Только позже приходило понимание, что отдал свой Знак добровольно. И вот эта важная деталь снова здесь. Рассовал две скомканных бумажки по карманам с мыслью, что бросит в ближайший же камин, и, поднявшись, выдвинулся к двери, за коей неизменно обнаружилась неприятная рожа одного из приставленных надсмотрщиков.***
Его так называемым отбытием сегодняшним вечером руководила Озаки. Ни Чуи, ни хотя бы Акутагавы видно не было. Первый, правда, по словам всё той же хозяйки, должен будет вернуться в город в скором времени. И подобное решение было достаточно неплохим, ведь не могут же они вдвоём заявиться одновременно? Это, как раз таки, избавит Осаму от лишних проблем в первые дни его появления в покинутом на долгие две недели обществе. Ему предоставили одну лишь старую гнедую кобылу, по внешнему виду которой можно было сообразить, что та была неплоха в перевозках гружёных телег или пахоте на поле, но совершенно не подходила для долгой скачки. Видимо, чета Озаки до сих пор ему не доверяла, выбрав такую лошадку нарочно — чтобы далеко не ускакал, если таковое решение могло прийти в голову. Да и ту приказали привязать в получасе пешего шага от города в нарочном месте, у колодца на перекрёстке, где её сразу же заберут отправленные вслед за Осаму люди. Весь следующий путь он должен будет проделать пешком, налегке, с одним лишь пайком и флягой воды на поясе, без прочей поклажи, что, в свою очередь, уже вызовет некоторые подозрения у стражи. Как же глупо. Будто все так и поверят, что он притопал вот так с самой столицы! Однако, за неимением выбора, пришлось поступить так, как было велено. Он оставил безымянную кобылу на привязи близ колодца да продолжил путь своим неспешным ходом, радуясь, что время этой прогулки выпало аккурат на тот самый промежуток, когда было уже не жарко, но ещё и не холодно. В самый раз. Уже приблизившись к воротам и завидев, как городские стражники на смотровых вышках лишь окинули его заинтересованными взглядами да более никаких поползновений в его сторону не предприняли, понял, что курьер с бумагами о проверках, направленный Мори почти две недели назад, всё же принёс некую пользу — сейчас Осаму явно не находился в розыске, а появление его выглядело вполне ожидаемым. Но таким ли оно и останется, когда он ступит на порог отделения Ордена? Орден его, по чести говоря, встретил с куда большим энтузиазмом. Ещё с порога местная стража начала накидываться на него с вопросами, как же всё прошло, и зачем именно таким образом господин Дазай должен был покинуть город? «Ах, какая же суматоха поднялась!» — говорил каждый встреченный им сослуживец, пока он, единожды поинтересовавшись, на месте ли обер-инквизитор Фукудзава, буквально с боем пробивался на верхние этажи. И как сам он мог считать, что местному отделению недостаёт служащих? Одни только мимо пробегавшие крысы и жучки не успели поинтересоваться, куда он умудрился так запропасть. — Господин обер-инквизитор, — толкнул он тяжёлую створку, предварительно постучавшись, и вошёл внутрь. — Инквизитор второго ранга, Осаму Дазай, прибыл на место службы, — отчитался он по форме, когда Фукудзава буквально пригвоздил его взглядом к месту. — Восстановили? — угрюмо и коротко осведомился он в ответ, и стало вовсе непонятно, то ли слова эти звучали в обычной манере, то ли были произнесены с неким подозрением. А также в голове промелькнула мысль, что отныне Осаму всякий раз придётся взвешивать услышанные им слова на наличие в оных каких-либо подозрений. — Вот бумаги, — прошествовал он ближе к столу, вытащив из-за пазухи то самое, первое, запечатанное письмо, и аккуратно положил его на стол. Даже дыхание затаил, когда Фукудзава взламывал печать и после пробегался глазами по тексту. В мыслях невольно всплыло сегодняшнее предположение, что в письме вместо подтверждающих его восстановление в должности бумаг, может быть прямое указание «убить на месте». Однако этого не произошло: обер медленно отложил два исписанных листа на край стола и перевёл взгляд на своего блудного подчинённого. — А сам что скажешь? — сурово посмотрел он, и вот теперь смутные подозрения о неладном только усилились. Осаму уже готов был раскрыть рот, как в кабинет с грохотом влетел его давешний напарник, Куникида: — Дазай! — прорычал он в голос, безо всякого приглашения подскочив к замершему подчинённому. — Какого чёрта ты исчез, никому не сказав? Вышел за порог моего дома и свалил! Курьер прибыл только через три дня! Ты представляешь вообще, что тут происходило?! Как можно быть таким безответственным?! — продолжал орать он в самое лицо, разве что слюной не брызгал, пока Фукудзава за его спиной продолжал молча сверлить Осаму взглядом. — Господин Фукудзава, — еле слышно на фоне ора Куникиды пробормотал позади некто, голосом похожий на Танидзаки, — можно? — Проходи, Танидзаки, — отчеканил тот, подтвердив мимолётную догадку, и вот перед Осаму предстали все его сослуживцы, за всё время его отсутствия ни разу не изменившиеся. Доппо всё надрывал глотку, а Джуничиро тихо пережидал бурю, устроенную начальством, близ смирно восседавшего за своим столом обера. Стоило крикливому напарнику ненадолго смолкнуть, дабы, кажется, попросту набрать побольше воздуха для последующей экзекуции, как обер-инквизитор Фукудзава решил прервать всё представление: — Дазай, как ты объяснишь свой внезапный отъезд? Вот и настал этот чёртов момент истины, когда он должен будет выдать более-менее удобоваримые объяснения, которые окажутся достаточными, чтобы убрать с него лишнее внимание хоть на какое-то время. Так было бы в идеале. Но не в его случае, не с его таинственным побегом из города на глазах у двух, хоть и подставных, но свидетелей на воротах. Тут хоть что ни придумывай, всё покажется бредом. Однако ни выдать всё как на духу, ни дольше отмалчиваться было нельзя. Любой вариант навлечёт подозрений ещё больше, чем уже есть на данный момент. Потому, натянув на лицо одну из самых своих победных глупых ухмылок, он как можно беззаботней произнёс: — Вы не представляете! Это такая интересная, но такая трагичная история! — начал он, как сразу же завидел на лицах сослуживцев уже такой привычный скептический настрой, который проявлялся всякий раз, стоило ему начать очередную историю с таких высокопарных словес. — Вышел я значит из «Кобылы», топал к себе домой, то есть к Куникиде, — быстро поправился он, когда последний метнул в его сторону гневный взгляд, — как тут подбегает таинственная прекрасная красотка с яркими рыжими волосами и манящими голубыми глазами и суёт мне в руки записку. И тут же убегает, звонко прокричав, что будет ждать. Я влюбился прям с первого взгляда, как в книжках пишут, а ещё… — Дальше, — оборвал его напыщенный лепет Фукудзава, уже порываясь подпереть голову ладонью, но стойко удерживая себя в прямом положении. Куникида же уже закатывал глаза, и один только Танидзаки слушал с интересом, с неловкостью на лице и тихонько почёсывая затылок, будто и сам был той рыжей и жгучей. — Что было в записке? — Да-да, — махнул рукой Осаму, тут же мечтательно возведя глаза к потолку. — Там было место встречи! За городскими воротами, в сторону которых-то она и припустила. Вот я и поспешил следом, не медля ни секунды!.. — Сколько можно увиваться за юбками, Дазай? — прервал уже Куникида, в очередной раз разозлённый не этой детской и, прямо скажем, очевидно сомнительной и выдуманной историей, а фактом наличия в ней «юбки». — Ну погоди ты, Куникида, — протянул он в ответ. — Дамочки-то и след простыл. Выбежал я значит за ворота, а там братья наши инквизиторы. Говорят, что сила моя им пригодилась очень и очень срочно в очень серьёзном деле. Да и забрали меня, вот прямо так, тайно. Не было у них времени на волокиту с запросами. А после уже препроводили в столицу на проверки. — И что же это за дело было, говоришь? В сопроводительных бумагах от опоздавшего курьера ничего сказано не было, и в этих тоже, — задал резонный вопрос Фукудзава, про «опоздавшего» упомянув нарочно и, махнув головой на пару листов у края стола, продолжил пристально всматриваться прямо в глаза Осаму. Видно, что верил в эту надуманную чепуху с трудом, если вообще верил. — Под грифом «секретно», — уже серьёзней улыбнулся, почти ухмыльнулся он в ответ, успешно сдерживая напор от очередного столкновения взглядов. — Данное дело не упоминается ни в одних бумагах ниже определённого уровня. Боюсь, господин Фукудзава, даже ваших заслуг недостаточно, — уже жёстче добавил он, испытывая притом немалую толику стыда. Откровенное враньё против кодекса чести обера. Но, увы для последнего, этот самый кодекс и сыграет с ним злую шутку: такой человек не вскочит с места, не ударит кулаком по столу и не станет восклицать, что подчинённый зарвался. Нет, ему не останется ничего, кроме как согласиться со всем сказанным. — У меня нет причин не доверять тебе, Дазай, — вполне ожидаемо произнёс он, когда Танидзаки тут же вскинул удивлённый взгляд, а Куникида и вовсе не сдержался, выкрикнув: — Господин Фукудзава, вы всерьёз?! Все понимали, что сказанные им слова и оправдания натянуты до неприличия, а правдой даже и не пахнут. Но всё равно Осаму ликовал в душе. Может, обер-инквизитор и не примет его слова на веру, может, усомнится и организует слежку, но процедура «взятия на слабо» прошла успешно. Проверки он «прошёл», в звании был восстановлен, в отделение возвращён, и даже если на нём будет хвост, это не должно ограничивать его свободу действий до тех пор, пока он не перешагнёт черту. Но что это будет за черта, и придётся ли её перешагивать, пока неведомо. У него ещё есть время. И всё равно, пока что в этой игре он «ведёт».