_______________________
Оборо загнал мальца, Изуку, в свою закрытую лавку после того, как позаботился о злодее, и сбегал наверх за полотенцем, прежде чем приготовить им обоим по чашке горячего шоколада. Изуку также дал Оборо позвонить его матери; она уже ехала за ним. — Какое у вас геройское имя? — спросил Изуку, делая глоток горячего шоколада, и Оборо вздрогнул. — Я не герой. У меня его нет. — О, — он нахмурился. — Тогда, это… — Было весьма незаконно, — договорил он. — Извини. Не пытайся повторить это дома. — Но… — он нахмурил брови. — Что— что не так с вашей причудой? Оборо моргнул от столь резкой смены темы. — Ох. Эм. — Не то, чтобы вы были обязаны ответить, извините, я знаю, что я слишком любопытный, или раздражающий, или что-то в этом роде. Вы можете сказать мне, чтобы я отвязался… О Боже, простите за это, я не хотел— — Малыш, всё в порядке, — сказал Оборо, заставив себя улыбнуться. Он был уверен, что в тусклом свете магазина Изуку отлично видел его изуродованное лицо, но тот никак это не прокомментировал. — Моя причуда сломана. Я стараюсь не использовать её слишком часто. Прости, что напугал тебя. Изуку повернул голову в недоумении. — Вы меня не напугали. Оборо открыл рот. Затем закрыл. Он поднял свою чашку и сделал большой глоток, проигнорировав жжение в горле. Изуку сочувственно сморщился, когда Оборо поставил кружку обратно на прилавок; собственная кружка покоилась в его руке, пока он ждал, когда напиток остынет. Оборо прочистил горло. — Итак, есть ли причина, по которой ты так поздно оказался на улице один? Нужно ли мне устроить взбучку другому злодею? Изуку фыркнул, полусмущённый, полуразвеселённый. — Я просто… — он пожал плечами. — Мои одногодки иногда ведут себя глупо. — Хочешь поговорить об этом? — Нет. Не особо. — Хорошо. Изуку оглянулся. — Это ваш магазин? — спросил он, в ясном намерении сменить тему. — Да, — сказал Оборо, пожимая плечами. На самом деле он не мог вспомнить, как оказался владельцем кафе/книжного магазина и своей квартиры наверху — это произошло в те дни, когда он получил свободу, и всё это, казалось, размылось и слилось в паутине его памяти. — Ты— уф, — Что нынешние дети вообще обсуждали? — Ты любишь читать? Изуку загорелся. — Да! Старые комиксы, в основном, — он малость сдулся, не уверенный в себе. — Я знаю, это немного глупо, но… — Погоди, — сказал Оборо и нырнул в один из беспорядочных проходов между стеллажами, пока не нашёл то, что искал. Он передал графический роман Изуку. — Вот. — О, — сказал Изуку. — Кажется, она не о героях, конкретно эта, — извинился Оборо. — Старые комиксы трудно найти, и я знаю, что бóльшая часть из них обычно про супергероев, но… — он пожал плечами. Изуку очень медленно моргнул. — Сколько? — Бесплатно, — сказал Оборо, нахмурив брови. Ошеломлённый, он в ужасе наблюдал, как глаза Изуку наполнялись слезами, и он беззвучно всхлипнул. Но малец лишь спросил: «О чём она?» тихим, хрупким шёпотом, который сообщил Оборо, что пора начать тараторить, прямо сейчас. Так он и сделал, пытаясь собрать обрывки того, что он помнил о романе, в связные кусочки. К его чести, Изуку вдумчиво кивнул, крепче сжимая книгу, пока Оборо говорил. В дверь постучали, и Оборо открыл её женщине примерно его возраста, которая безошибочно определилась им как мать Изуку. — Привет, я Оборо. Мы говорили по телефону. Инко кивнула, уцепившись глазами за то место, где Изуку всё ещё потягивал свой горячий шоколад. — С ним всё в порядке? — спросила она шёпотом. — Да. Физически, по крайней мере. У Оборо не хватало знаний, чтобы сказать что-нибудь ещё наверняка. Он отошёл в сторону, жестом предлагая ей пройти вперёд. Она бросилась к Изуку, проверив его голову на наличие травм, прежде чем обнять его. Оборо неловко завис у двери, изо всех сил стараясь раствориться на заднем плане. Он медленно бродил вокруг прилавка, допивая остатки горячего шоколада, чтобы пойти помыть кружку и чем-нибудь себя занять, в то время как Инко осторожно допрашивала Изуку о том, почему его день прошёл так, как прошёл. — Спасибо за горячий шоколад и историю, — сказал Изуку, спрыгнув со стула и вырвав Оборо из задумчивости. Он резко поднял голову, натолкнувшись на кривую улыбку Изуку. — Конечно, — сказал Оборо, стрельнув в Инко нервным взглядом. — Простите за беспокойство. Она махнула рукой. — Спасибо, что позвонили мне. Хорошего вам остатка вечера, Оборо. Он смотрел, как они уходят. Он не торопился убирать, думая о неожиданности каждого момента их взаимодействия. Оборо покачал головой, в конце концов решив вернуться наверх до конца ночи._______________________
Оборо старался избегать своего отражения. Он превратился в карикатурный сплав из людей, которыми был раньше. Он мог видеть молодого человека, которым был до смерти, под зловещими рубцами шрамов, высеченными неровными линиями по лбу и под тёмными кругами под глазами. Он видел то, во что они превратили его, в тёмно-фиолетовом мерцании, никогда не исчезавшем из его волос, в жутком сиянии его глаз. Он был слиянием призраков, сотканным в человека. Ему не нравилось напоминать себе об этом. Он оторвал взгляд от зеркала и решил, что может открыть магазин и сегодня, даже если единственной причиной для этого будет возможность прочитать тот новый перевод Достоевского и опробовать разные страшные кофейные эксперименты, пока солнце будет прокладывать свой путь через небо. Он преодолел уже четверть поистине сложной повести, когда дверь открылась. Оборо удивлённо вскинулся. У него почти никогда не бывало посетителей. Замерев в дверном проёме, Изуку одарил его робким взглядом; затем просеменил к прилавку и запрыгнул на стул. Он аккуратно положил рюкзак на соседний стул и осторожно достал графический роман. Медленная улыбка, вопреки собственным желаниям, расползлась по его лицу. — Хочешь горячего шоколада? Изуку кивнул ему с широко распахнутыми глазами. — Конечно._______________________
Это стало негласной рутиной. Оборо открывал магазин всякий раз, когда ему хотелось проснуться и затащить себя вниз, Изуку появлялся примерно после школы, чтобы сделать домашнее задание и почитать, Инко приезжала за ним вечером с солнечной, граничащей с усталостью улыбкой, а Оборо сидел на своём балконе и смотрел на знакомый городской квартал, пока не уставал достаточно, чтобы завалиться в постель. Он не мог не признать, что начал получать от этого удовольствие. Иногда Оборо нарушал тишину, спрашивая мнение Изуку об очередном эксперименте с напитками. Каждый раз без исключения, лицо Изуку неумолимо кривилось в отвращении, и он отвечал: «Он… хорош», в то время как Оборо вычёркивал неудавшуюся комбинацию из мысленного списка. Иногда Изуку бормотал про себя на какую-нибудь тему, а Оборо задавал вопрос, который приводил к более сознательному, взволнованному бормотанию. Что-то в увлечённых, неуверенных движениях его рук напоминало Оборо о человеке, которым он был раньше, и он всегда расслаблялся в бессвязной болтовне Изуку. Ныне Изуку говорил о Всемогущем. Это был не первый раз, когда он говорил о Всемогущем. — Интересно, есть ли у его причуды какие-то ограничения. Что-то настолько могущественное — должно же быть что-то— Оборо склонил голову. — Если бы тебе пришлось поспорить, как ты думаешь, что бы это было? Изуку вдумчиво постучал по подбородку кончиком карандаша. — Ну, — он стрельнул в Оборо нервным взглядом. — Я не уверен, что в этом есть смысл. Наверное, это глупо. — Сомневаюсь. В ободрении выпрямив плечи, Изуку, все еще колеблясь, сказал: — Вы заметили, что Всемогущий стал редко появляться на публике? Он появляется почти исключительно во время боя, а затем сразу же исчезает. Это отличается от того, как он обычно общался с фанатами и прессой. — Вот как, — сказал Оборо, потому что ничего из этого он не знал. — Может быть, он не может использовать причуду очень долго. — Может, он просто стареет. Изуку выглядел ошеломлённым, прежде чем сорваться в нервное хихиканье. — Может быть, — согласился он. Возникла пауза. Оборо вернулся к рассмотрению своего ассортимента специй, в то время как Изуку снова взял свой учебник. Через минуту он услышал, как он положил его, но не придал этому значения, пока не оглянулся назад и не увидел, что Изуку наблюдает за ним с толикой любопытства. — В чём дело? — спросил Оборо, потянувшись к банке с тёмной обжаркой, которая возможно пошла бы с абрикосовым соком. — Ничего, — сказал Изуку, слишком быстро отвернувшись. — Выкладывай, малец, — он добавил шот эспрессо в горячую воду и долил в чашку абрикосовый сок, прежде чем сделать глоток. Он поморщился — неплохо, и Изуку рефлекторно протянул руку. Оборо передал ему чашку, внимательно наблюдая за тем, как Изуку сделал маленький глоток, сморщил нос и сразу запил большим глотком горячего шоколада. — Хорош, — солгал Изуку, и Оборо засмеялся, выхватив чашку и сделав еще один отвратительный глоток. Он дождался, когда Изуку соберется с мыслями. Потребовался долгий момент мельтешения и суеты, но Изуку, наконец, прошептал: — Я думал о вашей причуде. Оборо чуть не уронил чашку. — Думал? Изуку побледнел. — Ну. Я никогда не видел такой причуды, как ваша. Вы явно не ожидали, что получится то, что получилось, и я не видел, чтобы вы пользовались ею с тех пор, хотя иногда вы замираете, как будто очень хотели, но пришлось напомнить себе остановиться, и… — он сбился, сжавшись. — Ум. — Моя причуда бесповоротно испорчена, Изуку, — сказал Оборо, попытавшись выразиться прямо и мягко одновременно. — Я не стану использовать её в твоём присутствии, чтобы ты мог её проанализировать. Это слишком непредсказуемо и опасно. Изуку нахмурился. — Как она сломалась? — Малыш… Но Изуку сжал челюсти и напряжённо смотрел на него, не намереваясь отступать. — Как? Оборо медленно опустил свою чашку с кофе. Иногда, в дни, когда он мог вспомнить только Курогири, мерцающая темень его волос втягивалась вниз, в кожу, создавая вид поражённых неизвестной холерой вен. Он смотрел на свои руки, наблюдая, как тёмно-фиолетовый медленно расползается в поле зрения, в попытке затянуть его, поглотить его, как поступал со всем остальным вокруг. Он поднял взгляд на Изуку, нахмурившего брови при виде изменений. — Давным-давно, — начал он, говоря мягким голосом, — кто-то отравил мою причуду, дав мне новую, настолько похожую, что они слились в одну. Рот Изуку широко открылся. — Кто-то дал вам причуду? — выдохнул он. — Плохой, ужасный человек, — он сделал глубокий вдох. — Изуку, послушай меня. Эту силу использовали, чтобы стереть меня с лица самого себя. Мне пришлось забыть себя, чтобы выжить. — Но вы вспомнили, — сказал Изуку, полуобвиняюще. — Да, — сказал Оборо. — Но ещё я больше не пользуюсь своей причудой. Изуку нахмурился. — Каким-то образом, наличие двух причуд сделало вас… — он подавился словами и закончил: — таким же как я? — Беспричудным, по факту, — согласился Оборо. — В ночь, когда мы встретились, я впервые использовал её с тех пор, как- сбежал. И это был последний раз, если на то моя воля. — Что, если я смогу помочь? — Изуку, — сказал Оборо, и ему было больно смотреть на него, на эти сверкавшие надеждой глаза, на решительно сжатые челюсти. — Некоторые вещи нельзя исправить. Его плечи опустились, и он отвернулся. Пока чувство вины медленно заполняло Оборо, Изуку тихонько произнёс: — Как этот кофе? Оборо рвано засмеялся, и Изуку нерешительно улыбнулся в ответ. — Да, малыш. Как этот кофе. Оборо допил напиток, в то время как Изуку вернулся к домашнему заданию._______________________
Однажды вечером Инко пригласила его на ужин, и Оборо действительно уронил кружку, глупо наблюдая, как керамика разбивается о пол. — Уф— Он неловко опустился на пол, чтобы собрать осколки, стрельнув растерянным взглядом в сторону Инко и Изуку, которые оставались совершенно невозмутимыми, пускай и слегка обеспокоенными. — Конечно, — непроизвольно слетело с его губ. Они ели в раменной неподалеку, Оборо сидел рядом с Инко и напротив Изуку в будке. И, действительно, это ничем не отличалось от разговора с Изуку в его магазине, помимо того, что теперь всякий раз, когда Изуку говорил что-то особенно очаровательное, ему приходилось обмениваться взглядом с Инко, у которой в глазах блестели звёзды. Прошло много времени с тех пор, как у него был друг, и когда Инко всунула ему в руку порцию на вынос, а он проводил их до вокзала, Оборо подумал, что, может быть, они с Инко могли бы быть друзьями. Немного. Он завис с ними за пределами вокзала, и Изуку и Инко одарили его двойным ожидающим взглядом, который придал ему уверенности произнести: — Инко, ты должна как-нибудь заглянуть на чашку кофе. Изуку побледнел. — Ум. Мам, ты не… — Не на отвратительный кофе, Изуку, на обычный кофе. Изуку расслабился, а Инко засмеялась. — Конечно, Оборо. Мы с Изуку можем заехать на выходных. Оборо нерешительно улыбнулся, не понимая, почему так внезапно почувствовал себя таким уязвимым. — Круто. Он провожал их взглядом, вдыхая влажный ночной воздух, пытаясь подавить желание облечь в форму облака, рвущиеся из его зудящих рук._______________________
— Я хотела поблагодарить тебя, — прошептала Инко в те выходные, в какой-то момент их посиделок. Они стояли, прислонившись к противоположным сторонам прилавка, пили кофе и болтали, пока Изуку читал в кресле в задней части магазина. Оборо стрельнул в неё любопытным взглядом. — За что? Инко вычерчивала абстрактные фигуры на стойке указательным пальцем. — Изуку после школы иногда попадал в большие неприятности, — пробормотала она, мягко и болезненно. Она вздрогнула, и Оборо почувствовал, как нечто в его сознании замерло в ступоре. — Он не— ну, — она чуть рассмеялась и сказала: — Я думаю, что походы сюда после школы помогли ему избежать встреч с хулиганами. — С хулиганами, — эхом вторил ей Оборо. Инко скупо кивнула. — Так что. Спасибо. Оборо сжал челюсть. — Не за- — выдохнул он, — он замечательный ребенок. — Да, — согласилась Инко, почти с облегчением. — Да, это так._______________________
Оборо не знал, что делать, узнав, что над Изуку издевались, поэтому он позволил себе хорошенько всё обдумать, поразмыслить над ситуацией, а затем спокойно отложил это знание подальше. Если Изуку не хотел говорить об этом, то это не его дело. В конце концов, он не был его отцом. Но однажды Изуку пришел в магазин чуть позже обычного, местами подпалённый, с влажно блестящими глазами. Обычно, когда Оборо приходилось подавлять инстинкт использовать причуду, именно зуд от желания материализовать облака преобладал в сознании. Наблюдая за тем, как Изуку старательно избегает зрительного контакта, Оборо вместо этого почувствовал, как пустота в груди расползается так стремительно, что становится трудно дышать. Он сжал зубы, удерживая причуду от активации путём усиленной концентрации. — Что случилось? — спросил он тихо. — Ничего, — пробормотал Изуку, сжимаясь. — Изуку… — Я сказал: ничего, — повторил он, почти огрызнулся, и Оборо едва не вздрогнул от остроты его тона. С большим усилием, Оборо заставил себя отступить. Он протёр стойку, немного агрессивнее, чем она того заслуживала. Он напишет Инко. Это большее, что он может сделать, разве не так? Магазин погрузился в напряженную тишину, пока Изуку сидел над домашним заданием, а Оборо с тяжёлым чувством мыл и перемывал чистую посуду. Когда Изуку опустил карандаш и невидяще уставился на открытую перед ним страницу, Оборо молча приготовился к худшему, предусмотрительно вытерев руки. — Мистер Ширакумо, — начал он, и его голос прозвучал слабее, чем ожидал Оборо. — Вы когда-нибудь… Это когда-нибудь кажется несправедливым? Лично вам? — Что «это»? — спросил он тихо, подтягивая табуретку, которую держал за прилавком, чтобы аккуратно сесть напротив Изуку. Изуку моргнул несколько раз, с усилием, все еще отказываясь смотреть вверх. — Причуды. Герои и злодеи. — О, малыш, — вздохнул Оборо. — Да. Каждое мгновение дня. Изуку посмотрел на него, и намёк на страх затаился в этом взгляде. — Как обойти это чувство? Оборо сглотнул стоявший в горле ком. Как он мог сказать ребёнку, что ты не мог смириться, что некоторые вещи сжимали тебя, напирали сверху, неизбежные и неуправляемые, и всё, что ты мог сделать — это продолжить жить с ними? Он не мог. Он не стал бы. Он медленно вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями в поисках приемлемого ответа. — Иногда, — осторожно начал он, — мир ошибается. Иногда мир поощряет неправильные вещи и неправильных людей, — он заставил себя улыбнуться, осознавая, насколько кривой вышла эта улыбка, и понадеявшись, что Изуку не обнаружит затаившегося между строк сломленного человека. — Единственное, что мы можем — это направить все возможные усилия на правильные вещи. И что бы ни происходило, никогда не отвечать злом на зло. Изуку нахмурился, уже скорее в задумчивости, нежели в страхе, и Оборо расслабился, самую малость. — А можете рассказать поточнее? О правильных вещах? — Да. Как, ну, знаешь, защитить ребёнка от взрыва своей поломанной причудой. Как составить компанию одинокому старику, показав, что ты его не боишься. Изуку отвернулся, смутившись. — Ты делаешь более чем достаточно правильно, Изуку. Тебе нужно время, чтобы понять это, и уже никогда не поддаться плохому. Изуку нетерпеливо махнул рукой. — А как же вы? Неужели вы никогда не чувствуете— разочарование от того, что случилось с вашей причудой? — Конечно чувствую, — прошептал Оборо. — Что вы с этим делаете? — Я читаю свои скучные книги и делаю свой отвратительный кофе. Я забочусь о том, чтобы никогда не забыть то, что сотворило меня. Изуку смотрел на него, сжимая челюсти в неозвученном вопросе. Что его сотворило? Рьяное стремление обороняться поднялось в нём, более сильное, чем желание облечь в форму пустоту в его груди. Оборо подумал, что, возможно, поднеси он зеркало к сердцу, то сумел бы разглядеть ярость от несправедливости, совершённой по отношению к нему, отражение стойкости, расползавшейся по лицу Изуку. Меньшее, что он мог сделать — это ответить ему. Он улыбнулся, зная, что зрелище это было ужасающе печальным. — Знаешь, я собирался стать героем. Учился в ЮЭЙ, проходил стажировки и всё такое. Глаза Изуку почти комично округлились. — Что произошло? — Я умер. — Вы что? — Совсем ненадолго, — он сверкнул маленькой болезненной улыбкой, постучав пальцами по уродливыми шрамам, которые тянулись от вершины лба вниз к бровям и дальше, к скулам. — Не знаю, как они вернули меня к жизни, но они превратили меня в злодея, чтобы сделать это. Рот Изуку застыл в букве «о». — И вы сбежали. — В конечном итоге. Пришлось повозиться. — Вот почему вы больше не используете причуду. Оборо кивнул. — Я не собираюсь забывать, что сотворило меня, но ещё я никогда больше не стану этой штукой. Я буду читать свои книги. Я буду делать свой кофе. На лице Изуку заиграли желваки, и, когда он снова заговорил, тон его был исполнен мягким, нарастающим гневом, который не мог быть направлен ни на что, кроме невозможности изменить положение. — То есть, ты отказываешься от своей мечты. — Ты находишь новую мечту, Изуку. — Я не думаю, что книг и кофе будет для меня достаточно, — признался он немного виновато. — Простите, — добавил он. Оборо, фыркнул, развеселённый. — Я понимаю, — он наклонился, взъерошив волосы мальца прежде, чем обдумал свой поступок. Изуку отрешённо отпихнул его руку. — Я помогу, если хочешь. — Спасибо, — произнёс Изуку сырым голосом и вернулся к домашнему заданию._______________________
Несколько недель спустя, одним вечером, когда Оборо был приглашён на ужин, Изуку встал из-за стола лицом к нему и Инко, решительно сжав челюсть. — Можете обучить меня пользоваться посохом? — спросил он, сжав кулаки. Оборо медленно опустил стакан с водой на стол, неуверенно взглянув на Инко. Её брови изогнулись в удивлении, но она склонила голову, показывая, что выбор был за ним. — Да, — наконец, ответил он. — Пока не возражает твоя мама. И только для самозащиты. Инко засияла. Вскоре после того, как они убрали со стола, Изуку направился в свою комнату, оставив Инко и Оборо одних на кухне мыть посуду. — Он во многом равняется на тебя, — заметила Инко. — Спасибо за всё это. Оборо мягко взглянул на неё. — Он полная противоположность неприятностям. Инко слегка недоверчиво засмеялась. — О, о, нет. Милый. Он опасливо нахмурился. — Что это значит? — Ты поймёшь. Пытаясь избавиться от этого зловещего напутствия, Оборо фыркнул и покачал головой, протерев последнюю тарелку. Он смотрел, как Инко разминает плечи. — Я устала, — пробормотала она, привалившись к мойке. — Тогда мне пора выдвигаться. Позволить вам начать готовиться ко сну. Она взглянула на него. — Хочешь сначала посмотреть фильм? Он засмеялся, сияюще и ранимо, как не смеялся уже долгое время. — Конечно. Широта ее улыбки посоперничала бы с улыбкой Изуку._______________________
Изуку быстро учился обращаться с посохом, и казалось, что почти не прошло времени, прежде чем Оборо перестал сознательно сдерживаться, когда они тренировались друг с другом. Также быстро выяснилось, что Инко имела в виду, говоря о проблемности Изуку. Когда он появился в магазине, изнемождённый и дрожащий от усталости, в третий раз подряд, Оборо усадил его, чтобы провести разговор на тему пределов. Судя по суровому, скептическому выражению лица Изуку, Оборо не особо удачно донёс свою мысль. — Если ты снова изведёшь себя, я никогда не покажу тебе следующий шаг, — попытался он. Изуку нахмурился. — Следующий шаг? Оборо сделал вид, что закрыл рот на замок, а ключ выбросил, и Изуку прищурился. Оборо позволил себе насладиться завоёванным, наконец, вниманием, прежде чем начать паниковать в попытке придумать следующий шаг._______________________
— Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — весело сказал Изуку, раскачивая пакет с продуктами, который он забрал у Оборо, когда они возвращались в магазин. — Это не имеет ни к чему отношения. Просто мне кажется, что я слишком быстро отказался от апельсинового сока и лёгкой зажарки. — Вы уверены? — с откровенно очаровательным уровнем беспокойства спросил Изуку. — Мне кажется, я был на пути к открытию. — Ладно, — произнёс он с сомнением, — тогда зачем вы заставили меня взять посох? — Хорошо подмечено. Потренируйся вращению, пока мы идём. Давай, отдай мне продукты. Они были примерно на полпути к магазину, когда кто-то выпрыгнул со второго этажа жилого дома с отточенным перекатом, сжимая пакет с чем-то в руках. Прохожие разбежались, и парень поднял светящуюся руку — молчаливое предупреждение уйти с дороги. Оборо инстинктивно выступил вперед, прежде чем вспомнить, кем он стал, и замедлиться. Глаза преступника уцепились за него при виде движения, и он произнёс: — Никому не двигаться, — он начал отступать и столкнулся с застывшим прохожим. Ведомый скорее рефлексом, нежели чем-то ещё, преступник крутанулся вокруг с намерением прижать свою светящуюся руку к гражданскому, но был остановлен решительным бах. Оборо перевёл взгляд с пустого места рядом с ним на Изуку, стоявшего теперь между преступником и прохожим, с посохом наготове. — Ох, блять, — прошипел он, бросая продукты и срываясь на бег. Мгновения паники хватило, чтобы он потерял контроль над своей причудой в достаточной степени, чтобы чернильно-чёрные облака сумели вырваться из него, и он хватал ртом воздух, сжимая зубы в попытке вернуть контроль. Лучшее, что он мог сделать, это не дать им полностью материализоваться; на светлую улицу опустилась неестественная темнота, которую Оборо, как бы он ни старался, не мог заставить исчезнуть. Этого отвлечения хватило, чтобы прохожие сумели скрыться, и преступник и Изуку поражённо огляделись, в то время как Оборо ринулся в бой, пытаясь втиснуться между преступником и Изуку. Но Изуку оказался резвее в обращении с посохом и успел нанести несколько ударов по парню, прежде чем тот поймал конец посоха светящейся рукой, и металл расплавился от его прикосновения. Изуку отступил в удивлении, и Оборо воспользовался возможностью, чтобы нанести удар в грудь, вышибая из парня весь дух. Он застал его врасплох, появившись из темноты словно из ниоткуда, и ему не потребовалось много времени, чтобы прижать парня к асфальту, тяжело дыша. — Изуку, — хрипло произнёс он, — ты в порядке? — Да, — сказал Изуку позади него. — Это… это вы? Он говорил о тумане вокруг них, и Оборо кивнул головой. Это было безобидно, скорее зрелищно, нежели что-то ещё, но потеря контроля болезненно заставила его осознать, насколько опасным он оставался. Он опустил голову, вдавливая колено в спину преступника. Он никогда не должен был позволить Изуку так сблизиться с ним. Он не должен был заводить дружбу с Инко. Вот почему все эти годы он был один, почему он должен оставаться один — тьма, которая рябью перекатывалась прямо под его кожей, была непредсказуема и неправильна, и ему было ещё так далеко до одного понятия «безопасен для окружающих». Он был так— так эгоистичен и одинок. Если бы он был про-героем, у него были бы наручники, чтобы задержать злодея, но он не был про-героем. Он был хранилищем двух призраков, преследовавших друг друга, и всё, что он мог сделать — это схватить голову злодея и впечатать её в землю, лишая того сознания. Он медленно поднялся, чувствуя себя жалко, пытаясь вместе со вдохом втянуть обратно и тёмный туман, и воздух самую малость прояснился. — Мистер Ширакумо? — нервно прошептал Изуку. Оборо повернулся к нему, и испытываемая им жалость перетекла в острое беспокойство, когда он присел перед Изуку. — Ты в порядке? — требовательно спросил он, проверяя его голову на наличие повреждений. — Я в порядке, — пробормотал Изуку. — Я— — У кого-нибудь из вас есть геройская лицензия? — прервал их холодный, новый голос, и Оборо замер в страхе. Он медленно поднялся, собираясь с мыслями, прежде чем осторожно повернуться лицом к новоприбывшим. Там был подросток, примерно ровесник Изуку; он проверял, жив ли преступник, стоя в нескольких метрах от Оборо. Он наблюдал за ними, наполовину сердито, наполовину с любопытством, и выглядел слегка измотанным, будто несколько минут назад принимал участие в драке. Но не он был тем, кто задал вопрос. Из сгущающихся теней выступил человек с сияющими красным глазами, и туман исчез. Оборо резко вдохнул, словно умерев и возродившись вновь, и вцепился в расплавленные останки посоха Изуку прежде, чем его колени успели подогнуться окончательно. — Шота, — прошептал он, и мир, более громкий и куда более жестокий и гонящий, чем когда-либо прежде, ожил вновь._______________________
Задолго до того, как вспомнить себя, Оборо вспомнил Аизава Шоту.