Fantastische korb der liebe (Фантастическая корзинка любви)

У Тилике большие и тёплые ладони. Конечно, для любого мужчины они покажутся обычными, но для Ярцевой они были большими. По крайней мере, её ладошки казались малюсенькими по сравнению с его.

***

     После тяжелого рабочего дня, когда офицер садился на диван и устало переключал каналы на телевизоре, Аня любила поднырнуть под его руку и устроить голову где-то в районе груди. В такие моменты она походила на маленькую изворотливую кошку, требующая ласки. Тилике в шутку что-то ворчал, а потом прижимал девушку к себе ближе. В его объятиях Ярцева могла провести вечность: ей нравилось тепло, которое исходило от немца и окутывало со всех сторон, как пуховое одеяло. Для Ани его объятия были расслабляющими, оберегающими, заботливыми и такими нужными. Они были всем. И, делая вид что он заинтересован происходящим на экране, Тилике не переставал довольно улыбаться, видя краем глаза, как Ярцева льнула к нему. Как совсем маленький, беззащитный комочек русской крови, который ищет защиты у большого и грозного арийца. Только ариец совсем не грозный на самом деле, а очень даже нежный и заботливый. Он любил так проводить время с Аней, ведь им всегда так этого не хватало: всё свободное время занимала работа, в которую оба погружены были по уши. Дома хотелось просто расслабиться. И помолчать, ведь Аня работала переводчиком, и Тилике это понимал. Когда Ярцева уставала сидеть в таком положении, то клала свою голову мужчине на колени и сворачивалась клубочком, улыбаясь ему ласково, добро. Офицер же в ответ перекладывал руку с талии девушки на плечо и весело щёлкал по носу. Аня лишь тихо посмеивалась, замечая до чего же Тилике красивый... и нежный... и вообще самый лучший. Спустя какое-то время, офицер брал покрывало и укрывал им девушку, после чего она быстро засыпала. Аня, как ни посмотри, отдает работе так много сил, готовя целыми днями отчёты и всяческие документы Ягеру, к которому потом бегает, относит их. Помимо этого умудряется ещё присутствовать на его допросах. На всё это у неё уходит немало сил, поэтому уже к десяти часам Аня проваливается в крепкий, нерушимый сон. Тогда Тилике некоторое время сидит с выключенным телевизором, наблюдая лишь за спокойным сном девушки: как её грудная клетка подымается и опадает в такт глубокому дыханию. Ещё немного посидев в тишине и поразмышляв о своем, офицер аккуратно встает, берет Аню на руки, и относит в кровать. Сидит ещё несколько минут с ней, улыбаясь одному лишь её существованию. Он не знает, что бы делал, если бы с ней что-нибудь случилось. Поцеловав напоследок в висок, Тилике аккуратно поднимается с кровати, а затем уходит на какое-то время, чтобы навести порядок и подготовить бумаги на рабочем столе, которые Аня в очередной раз приготовила, но не положила в стопку. Укладывает аккуратно, дабы утром Ярцева не шарила по столу в поисках нужных ей документов, а потом возвращается и ложится к ней на кровать, чтобы вновь обнять её. Ягер тысячу раз повторял ему, что это не лучшее решение для офицера, чтобы какая-то русская жила у него. Но Тилике всё равно, ведь Аня не «какая-нибудь», а его, и только его, за которую даже не страшно ослушаться самого штандартенфюрера. Он ложится к ней, легко целуя в плечо, и пристраивается рядом, мягко обнимая за талию. Утыкается носом в макушку густых русых волос и шепчет нежное, хоть и знает, что она давно спит, сладкое: «Люблю тебя». И почти засыпает, медленно погружаясь в царство Морфея, как слышит с боку родное, еле слышное: «Я тоже тебя люблю». Тилике улыбается краешками губ и засыпает, крепко обняв любимую до утра.