Call me, my long, long lost companion Prove that my love is sometimes crazy Hold my hand a whole lot closer, whole lot closer Feel it I know, I know, I know
—
Спустя три года в жизни Микки снова появились Джеки и Роуз, и о большем, пожалуй, чужую вселенную нельзя было и просить. С ними, знавшими и любившими его самого, было теплее. Стараясь продлить беспечное любопытство Джеки, о неисчислимых противоречиях пряничного дома Микки помалкивал. Незачем торопить. У них впереди целая жизнь для того, чтобы увидеть, как выцветают краски и стирается позолота с фальшивых диковинок иного мира. Нелепо, но в новой вселенной поговорить они могут только друг с другом. Теперь разница между ними не в три, а в пять лет. Чудаковатую жизнь они ведут. Вернувшись из Норвегии, они с Роуз, как дети, лениво крутились на стульях в необъятном торчвудском офисе и рассказывали о том, что сталось с обоими после прощания. О Париже, до отказа набитом киберменами; о планете, балансирующей на краю черной дыры; мельком о том, что никто до сих пор не знает, где похоронено тело Рикки и надежды его разыскать теперь почти никакой, даже со связями Пита. Во многом как раз потому, что официально он значится живым. Роуз держала руки Микки в своих. Снова, совершенно по-старому, словно пять, десять, двадцать лет назад. Тогда он стыдливым шепотом признался, что боится показываться на пороге Риты-Энн; что чем дольше тянет, тем кромешней страх; и горько, ноюще тянуло грудь. Они собрались как-нибудь отправятся к ней вместе, потому что Роуз уверяла, что тоже скучала все эти годы. Но дело затягивалось и затягивалось. Джеки, надежно спрятанная Питом от пронырливых взглядов журналистов за городом, лезла на стены. Ни соседей, ни друзей, ни парикмахерской, ни караоке, ни магазинов, ни безрассудного флирта — щелчком кнопки, взмахом руки Джеки потеряла пылко любимую жизнь. И на долю Роуз и Микки выпало заполнять этот непроглядный вакуум собой. Они уверяли ее, что стоит потерпеть, что скоро забудутся пышные похороны Джеки Тайлер — обожаемой, жеманной царицы Вайтекса, что все вот-вот образуется, но образовываться решительно ничего не желало. Ни выхода, ни входа не было и в помине. Втроем они едва увертывались от рассудительных предложений Пита — небольшая пластическая операция и никто Джеки и не узнает. Вдобавок ко всей этой сумятице, на расплывавшейся к утру торчвудской вечеринке они чуть было не совершили поступок, стоивший бы обоим хрупкой, переродившейся дружбы. Единственной вещи, способной поддерживать на плаву. Одновременно узнавать тело и не узнавать человека в нем — опыт жалящий даже на хмельную голову. Микки долгие годы был уверен, что отдал бы за ее прикосновения добрую половину галактики — а за поцелуй и того больше, — и теперь совсем терялся от замешательства. Роуз слишком сильно походила на Доктора и слишком мало на девушку из Пауэлл Эстейт, извечную возлюбленную с выжженными краской волосами. По счастью, в соседнюю кабинку, чтобы проблеваться, тут же ввалился кто-то, перебравший еще сильнее. — Черт. — Извини, само как-то… И неловкий смех, и торжественная пьяная клятва не впадать во власть старых привычек. И друг друга они искусно избегали почти всю следующую неделю. До самой смерти Риты-Энн.—
Роуз, постукивая ручкой по столу, обзванивала похоронные дома в тщетной пока попытке отыскать тот, которым бы владели темнокожие. Микки сидел напротив, глядя сквозь нее сухими и пустыми глазами. — Нет, — в который раз повторяла Роуз, — я спрашиваю не затем, чтобы оскорбить ваших специалистов. Я спрашиваю, потому что для моего друга это важно. В ответ трубка квакала с высокомерным, себялюбивым раздражением. — Вам по пальцам перечислить причины? — вскрикнула наконец и Роуз. В мгновение выхватив телефон, Микки проговорил бесстрастно и сухо: — Вы не умеете работать с нашими волосами и не знаете, что делать с нашей кожей. Я хочу, чтобы она была похожа на себя, а не на тетку из Хаверинга. Трубка пискнула отбоем, предварившим недолгое оробелое молчание. Роуз жевала губы, Микки угрюмо рисовал круги в ее ладони. — Буду обзванивать дальше. — Спасибо, — почти бессознательно кивнул Микки. — Мне правда нужно, чтобы на этот раз все прошло нормально. — Знаю. Три дня шли похороны, и три же дня Рита-Энн дивою блистала для такой сердечной и благодарной толпы, что Микки почти не царапало валившее на него отовсюду «Рикки». Они пели, рыдали и плясали хором, и такой горячей, всеобъемлющей любви он не чувствовал с тех самых пор, как отбыл из родной вселенной. А неделю спустя одна за другой начали гаснуть звезды.