***
В итоге получается, что Луффи нашёл решение: одна рука усердно трёт член, а другая, зажата зубами, чтобы заглушить шум, когда он воображает, что на белую футболку попала вода или пот, ткань туго натягивается на прессе и бицепсах Зоро — и это решение. Не столько решение проблемы Луффи, сколько тяжелыми шагами прийти к разуму, закинуть мысли туда и захлопнуть дверь. Что ещё удивительнее — и, хорошо, послушайте, Луффи действительно не понимал, что значит быть капитаном, когда он вступил на этот путь. Его рассуждения сводились в основном к тому, что: ты не можете быть Королём Пиратов без команды; а это означало, что Луффи должен быть капитаном по умолчанию. Он действительно не придавал этому большого значения, а значит, что он определённо не был готов к подобному, когда его совершенно новый товарищ по команде всего спустя несколько дней знакомства поднимает железную клетку, содержащую его тупого капитана на плече и истекает кровью за это. И тогда Зоро получает удар от странного одноколёсного велосипеда — действительно чертовски круто, признаем это — и почти разрезан пополам Михоуком, и разрезан снова в парке Арлонга. Честно говоря, Луффи никогда не встречал никого, кому нравится получать удары наполовину также часто, как их получает Зоро — и всё-таки Зоро следует за Луффи, прямо в странные ситуации и тупые решения, и прямо там на той же странице, что и Луффи, в очереди, в синхронизации, спиной к спине и по правой руку. Итак, всё это, плюс мышцы, плюс то, как Зоро говорит «да, капитан» — вводит Луффи в грань своей сексуальной идентичности, о которой он ранее и не ведал. Поймите, Луффи молодой человек, его гормоны проснулись заметно поздновато и конкретно схватили его за яйца, и сейчас он в той фазе жизни, когда базовые азы понятия привлекательности заставляют ворчать, потому что он ютится в крошечной лодке с причиной нового личного зуда под кожей. И его жизнь никогда не собиралась быть лёгкой, но это всё ещё не объясняет хриплую интенсивность желания проглотить член Зоро, пока Луффи не забудет своё собственное имя. Это неожиданно, и не то, о чём мог подумать Луффи, что в теории произойдёт с непостижимым планом «Шаг 1: получить экипаж; Шаг 2: стать Королём Пиратов». Конечно, он не думал, что там будет: «Шаг 1.5: развить запутанное влечение к своему первому помощнику», зажатому посреди. Это не — это не приветствуется, это не приветствуется — и в основном просто сбивает с толку, особенно в данной интенсивности. Но он считает, что сможет справиться с этим. С желанием лизнуть полосу по всей длине туловища Зоро, прикусить мягкую плоть его шеи, проглотить его смех целиком — да, он может справиться с этим. Он довольно резко поднимается прямо перед тем, как они повеселились в приключении, а затем, пока он не поселился прямо в кармане Зоро, Луффи отступает к этому постоянному, но в основном игнорируемому фоновому жужжанию, которое только сильнее поднимается, когда Зоро делает что-то ужасное, например, покрывается кровью или улыбается Луффи. Это, в конечном итоге, плато. Проблема в том, что плато находится на вершине грёбаной горы.***
Например, в какой-то момент после Арлонга, когда новый шрам на груди Зоро всё ещё розовый и блестящий, и Луффи не может перестать думать о том, как он был заклеймён с именем Луффи — Луффи решает изолировать себя в камбузе, пока Санджи готовит обед. — Тьфу, — Санджи издаёт звук отвращения, останавливаясь перед иллюминатором камбуза по пути к плите. Луффи, у которого есть смутные смешанные фантазии о жареных бутербродах с сыром, и звуке, который Зоро может издавать, когда кончает — не обязательно в этом порядке — и смотрит с туманным интересом. — И кого он, по его мнению, так впечатляет, полуобнажённый? — жалуется Санджи, глядя на палубу. — Кто? — говорит Луффи, демонстрируя полное отсутствие инстинкта самосохранения. Санджи вытирает руки о кухонное полотенце, которое держит в руках, и перекидывает его через плечо. — Кто же ещё, — бормочет он и возвращается к своей стряпне. Луффи сидит на своих руках. Но это не помогает. Все мысли о жареных бутербродах с сыром были стёрты. Санджи отворачивается на три секунды, а потом Луффи бросается через стол и прижимается носом к стеклу иллюминатора. Конечно, на палубе есть Зоро, раздетый до пояса и бросающий вверх гири, как будто они ничего не весят. Зоро приседает, и Луффи возвращается к мыслям о сильных бёдрах Зоро, которые, вероятно, должны быть объявлены вне закона. Тогда Зоро оборачивается, и его мышцы спины сменились — те, что на плечах, хотя Луффи не имеет понятия, как они называются — он мог написать охеренные Оды о них в следующий раз; когда он будет способен придумывать связные мысли; он мог бы провести всю свою жизнь сжимая его плечи, пока вбивался в Зоро, или наоборот — это действительно не имеет значения. Был жаркий день, и Луффи может видеть блеск пота на коже Зоро даже через своё дыхание, запотевающее стекло, и это действительно хорошо, что Луффи в настоящее время неудобно зажат между стеной и кухонным столом, потому что ничто, кроме физического барьера, не может помешать ему залипать на пот, который блестит на коже Зоро, спускаясь вниз к пупку, бёдрам. Луффи, возможно, использовал бы свои зубы, чтобы стащить брюки Зоро и обнажить то, что под ними. Луффи скулит в стекло. Это было неудачное время, чтобы вспомнить, что Зоро не носит нижнее бельё. — Ты не можешь быть настолько голодным. Луффи отскакивает от иллюминатора и широко раскрытыми глазами смотрит на Санджи, который держит огромную тарелку риса и всё такое. — Ты перекусил примерно час назад, — продолжает Санджи, ставя тарелку на стол рядом с другими продуктами, которые Луффи почему-то не показались аппетитными, несмотря на то, что это была еда в одном футе от него. Санджи, похоже, не нуждается в ответе. Он открывает дверь камбуза и кричит, что обед готов, и Луффи пытается вспомнить, каково это — не быть поглощённым всеохватывающим голодом, чтобы взять самую стабильную вещь в своей жизни, которую Луффи когда-либо имел, и прижать его к мягкой постели, скользнуть в жаждущую плоть, получить всё как драгоценный подарок, который Зоро еще не подарил капитану. Тогда Зоро садится прямо рядом с ним. Зоро не потрудился надеть рубашку, что заставляет Санджи нахмуриться и стукнуть порцией мяса Зоро с большей силой, чем это необходимо. Зоро игнорирует Санджи с лёгкостью, которая, кажется, становится второй натурой, и под видом хаоса, который громко разделяют накама, наклоняется через Луффи, чтобы добраться до зелёных бобов. Луффи чувствует запах пота. Тело Зоро, раскрасневшееся от упражнений, излучает тепло в пространство Луффи. Зоро накалывает немного бобов своей вилкой, и Луффи прикусывает свой собственный язык, чтобы удержаться от захвата запястья Зоро и желания оставить засос в точке пульса. Луффи ест гораздо больше, чем ему нужно или хочется. Он почти вдыхает большую часть жареной курицы, не чувствуя вкуса, потому что Зоро слизывает немного соуса со своих пальцев. Четыре большие целые картофелины исчезают в быстрой последовательности, когда Зоро перемещается через скамейку, чтобы дать Усоппу больше места, и прижимается бедром к Луффи. Затем Зоро, по-видимому, заметив, что Луффи больше обычного голоден, делится своим мясом, которое они поймали на последнем острове; пара больших кусков животного, которое Санджи описал как «достаточно близкое к свинье», прямо на тарелку Луффи от Зоро. Потому что Зоро беспокоится, что у Луффи может не хватить еды, и хорошо. Ну, еда должна свернуть Луффи в постели этой ночью, потому что он слишком сыт, чтобы двигаться, и всё ещё голоден.***
Это просто продолжается. Голод остаётся и свирепствует месяцами. Похоже на то, что у Луффи есть целый отдельный аппетит к Зоро, который в равной степени растёт, благодаря очарованности Луффи в телосложении Зоро и его признательности за непоколебимую поддержку Зоро. Видит Бог, ему есть чем заняться — они ввязываются в драки, набирают несколько товарищей по команде, затевают революции и войны, спасают принцесс, попадают ещё в бои — но между кризисными ситуациями всегда есть Зоро, с бицепсами, которые Луффи хочет сжать, и сильными пальцами, которые Луффи хочет закрутить в своих волосах, и, похоже, он существует, чтобы накормить одержимость Луффи, пока его аппетит не станет настолько огромным, что он никогда не будет удовлетворён. И Луффи не может понять, является ли это взаимным — этого не может быть, не до такой степени, уверен Луффи, потому что он не может понять, как что-то настолько сильное не является осязаемой вещью, очевидной в том, как она раздувает его желудок беспощадным голодным, и как Зоро не может увидеть его и сразу признать голод у Луффи. Также Зоро и весь из себя монах-аскет — он медитирует, чёрт побери, единственный раз, когда как Луффи никогда не удавалось усидеть на месте долго; когда весь океан должен занять Луффи — но Зоро уравновешен, он практикует самоконтроль (по большей части), он спокоен и уверен в себе, и Луффи не может… ну, Луффи может представить Зоро в порыве экстаза, и эта проблема — но он не может представить, как Зоро может выглядеть, если бы он хотел или сомневался в сторону отношений с Луффи. Часть проблемы заключается в том, что Луффи на самом деле не знает, как это выглядит для всех. Это так странно конкретно. Это не просто люди, или фехтовальщики, или мускулы, или любая другая общая вещь, которая может описать эти чувства. Луффи столкнулся со многими людьми, которые могли бы попасть в эти категории, и он чувствует либо чистый жидкий гнев (если они мудаки), либо смутное восхищение их навыками (если они не мудаки). Ничего похожего на то, что внушает ему Зоро. Например, то, как он видит бесконечное золото, отражённое в глазах Зоро, когда солнечный свет попадает точно в них, и как он чувствует глубину надежды и веры в руках Зоро. Например, как сильно Луффи загипнотизирован, когда смотрит на дерущегося Зоро — да, хорошо, в основном из-за этого , но если Луффи набивает рот так, что не может сказать ничего глупого и если он откусывает твёрдый морской бисквит, потому что хочет укусить бедро Зоро — он может с гордостью проигнорировать это. И всё же вид Зоро, грациозно рассекающего невидимых врагов, очаровывает Луффи, а затем голод смещается слишком высоко вверх, застряв между животом и глоткой, и заставляет сердце болеть. Зоро, с его солоноватой кожей и волосами, чем-то отличается, и его смех разжигает огонь в Луффи, и он заставляет Луффи хотеть; во всяком случае, он может быть тем, кто действительно был достоин веры Зоро.***
В конце концов Луффи это понимает. Он знает, что не самый умный, но в его защиту это не похоже на то, что чувства имеют приоритет, по крайней мере, для него. Только не так. Но он понимает, что означают эти чувства, и что Зоро сделал с ним. Как другие люди это переносят? Каждый раз, когда Зоро дотрагивается до него, Луффи хочется вырвать себе лёгкие и съесть их. Дело в том, что Луффи никогда не мог ждать и наблюдать, сидеть на месте, не предпринимая никаких действий. Он просто не создан для этого, поэтому, как только он поймет, как это работает, он должен проверить. И он не может быть уверен — не с этим — он не может делать предположения — не с этим — поэтому Луффи решает проблему, как он делал всегда. Что значит, что в следующий раз, когда он и Зоро останутся наедине, слова — без преамбулы, смущения или контекста — просто слетят с его губ. — Я люблю тебя. Зоро не давится своим пивом — он очень осторожно не давится, не кашляет и не брызгает слюной от удивления. Вместо этого он осторожно опускает бутылку и изучает Луффи в течение нескольких долгих секунд, или часов, или, может быть, он просто проглатывает свой язык, но это не имеет особого значения, потому что его тёмные глаза и форма лица — идеальны. Луффи смотрит на него в упор и решительно хмурится. Затем Зоро мягко улыбается — Луффи хочет восемьдесят семь мороженых, он собирается облизать каждое из них с губ Зоро — и Зоро говорит со всем видом любящего друга и первого помощника: — Я тоже тебя люблю.***
Хорошо, вполне возможно, что Луффи каким-то образом не был на сто процентов ясен с вложенным смыслом. Немного трудно понять, как это вообще возможно, учитывая буквальное признание в любви, но Луффи готов сделать поблажку — Зоро не слишком умён, в конце концов. Причина, по которой он думает, было небольшое недопонимание, заключается в том, что их разговор — такой, каким он был — не закончился тем, что Луффи проглотил нетерпеливые стоны своего первого помощника, или руками Зоро на нём, или его руками на Зоро, или действительно чем-то, что могло бы успокоить бушующий голод, который Зоро, с простым жалким актом дыхания, кажется, вводит непосредственно в спинномозговую жидкость Луффи. Может быть, Луффи просто нужно быть немного более очевидным. Когда-то Нами сказала ему, что он был почти так же незаметен, как кирпич в лицо, но на Зоро однажды упал целый дом, и, казалось, он не заметил, так что… Луффи сначала пробует его на Усоппе. — Эй, Усопп, — а затем, как только Усопп оторвался от своей возни, — я люблю тебя. Усопп, не задумываясь, отвечает: — Я тоже тебя люблю, приятель. Пока всё хорошо — Усопп чётко понимает разницу. Поэтому Луффи добавляет: — Я люблю Зоро. Ну, вы знаете, многозначительно. (Он подумывает о том, чтобы подвигать бровью, но решает этого не делать.) — Что? — говорит Усопп, слегка сбитый с толку. — Мы что, будем перебирать всю команду? Спрашиваю только потому, что немного занят, так что если бы мы могли отложить это на потом, — Усопп изображает мимику, поднимая тему и откладывая её в сторону, — это было бы здорово. Мой календарь свободен сегодня днём. Так что, это не сработало. Луффи чувствует, что разница очевидна, но Усопп тоже не увидел её, так что, возможно, он ожидает слишком многого от людей. Может быть, ему всё-таки стоило пошевелить бровью?***
Луффи прикидывает — не без оснований, не в то время — что если слова не могут передать смысл, то действия могут подсказать Зоро. И послушайте, Луффи не знает, это не обязательно, он может видеть злость, раздражение и радость Зоро, но он не может увидеть этого. Он знает, что где-то здесь есть линия, и что он капитан, поэтому он должен спросить и быть позволенным, но вот проблема: есть внешний шанс, что Зоро прекрасно понял Луффи — он часто делает это, обычно к горячей радости Луффи — и на самом деле показывает Луффи доброту. Это… это почти слишком много, чтобы вынести, поэтому Луффи не просто собирается подойти к Зоро и объяснить, что в дополнение к регулярному количеству любви Луффи не только хочет заползти под кожу Зоро и создать уютный уголок в его душе, но у него также есть очень особые чувства к нему в своих штанах. Он не слепой, и видит, что преданность Зоро необычна, что Луффи сходит с рук гораздо больше, чем остальной команде. Что Зоро правда любит его, как своего капитана и друга, но то, что Луффи не может заметить — это такая любовь, которая позволила бы Луффи поцеловать его, оседлать его, разделить дыхание, слюну и пот. Та любовь, которая означает, что даже после всего этого Зоро всё ещё будет там с Луффи, в его постели, соединяя пальцы, старея и никуда не уходя. Луффи не может действовать с самой слабой надеждой, что он мог бы получить его, и всё-таки, он не думает, что должен решить это единолично. Отсюда и повышенный уровень платонических прикосновений. Если это не будет приветствоваться, Зоро даст ему знать, он отступит или сделает лицо то-самое-странное-лицо в сторону Луффи, и Луффи поймёт — он сможет, наверное, внутренне воспламениться, но это будет внутренне, и он сможет с этим справиться. Зоро не отступает. Луффи начинает наглеть — как грёбаный идиот, которым он и является — он заползает в койку Зоро однажды вечером и сжимает себя в том небольшом пространстве, которое есть, что на самом деле означает, что он наполовину сверху Зоро. Но Зоро — Луффи хочет прогрызть подушку и набить живот перьями — Зоро и глазом не моргнул. Зоро ворчит: — Что ты делаешь? — каким-то равнодушным полусонным голосом, а затем его тело поворачивается, чтобы принять Луффи, прижимая их к изгибам и твёрдым краям друг друга. Луффи просачивается в него, как лужица расплавлённого шоколада, и понимает, что это была колоссально плохая идея. Потому что на следующую ночь — на следующие несколько ночей, когда Луффи спит один, потому что если он этого не сделает, то думает, что голод съест его — Луффи вспоминает твёрдые мышцы и мягкую кожу Зоро, его готовность принять Луффи в своё пространство, и его лицо, расслабленное и уязвимое во сне. И любовь, и похоть накапливаются до тех пор, пока Луффи впервые в жизни так жаждал принять душ, просто чтобы побыть в одиночестве, когда проводит костяшками пальцев по своему болезненно твёрдому члену, обхватывает его пальцами, представляя себе, как его пальцы покрываются мозолями от меча, мягкая улыбка дразнит его, а глубокий голос шепчет нежности и толкается, Луффи делает это снова и снова, пока не становится грубым и чувствительным, и он кончает со слезами, покалывающими глаза, и пустота внутри него наполняется печальным, липким, жжёным желанием.***
Так что это была одна из самых ужасных идей Луффи, но он готов пройти мимо этого, учиться на своих ошибках. Ну, почти. Его рука лежит на локте Зоро в следующий раз, когда он хочет привлечь внимание своего первого помощника, и он увеличивает уровень похлопывания по спине. У него также есть смутная надежда, что многократный контакт кожи с кожей Зоро остановит дрожь голода, когда Зоро случайно задевает его, и человеческое тепло от него; всё, что он может предложить Луффи, вызывает покалывание и остаётся на плече Луффи, где Зоро бездумно задел его, потянувшись мимо него за стаканом воды. Во всяком случае, это не так, потому что руки Луффи на Зоро не могут насытить его так, как это сделали бы руки Зоро на Луффи. То, что он делает… то есть, Луффи прикасается к руке Зоро, бедрам — проверка его игривости, связывание рук и неожиданные объятия (ещё одно плохое решение — Луффи пришлось слечь позже) — это то, что делает Зоро расслабленным, и он улыбается Луффи. Луффи воспринимает это как хороший знак, отличный знак, вплоть до того момента, когда он понимает, что это также заставляет Луффи расслабиться. И это потому что в течение последних нескольких месяцев Луффи не прикасался к нему. Он этого не делал, именно потому, что они заставляют его думать о солнце, темной коже и неровностями шрамов Зоро, которые он получил под командование Луффи, и каково это будет лизать все эти шрамы, что тёмная кожа натянулась под руками Луффи, как Зоро улыбается и называет Луффи капитаном так, что бы погубить навсегда. По существу, то, что Луффи возобновил прикосновения, перестало быть странным. Он вернулся в статус-кво — неудивительно, что Зоро выглядит довольным. Наверное, он подумал, что что-то не так. Сама мысль об этом приводит Луффи в лёгкую истерику. Луффи всегда был тактильным, и он не видел причины изменить привычку всей своей жизни только потому, что втянул Зоро в свою жизнь. И это было забавно, в то время, что это была фактическая смерть — с этим недавно обнаруженным и очевидно очень специфическим влечением к идиотски преданным, мускулистым, зелёноволосым фехтовальщиком. Ещё до того, как он разбудил зверя, когда мог дрочить и быть удовлетворённым этим, прикосновение Зоро вызвало восхитительную дрожь, пробегавшую по коже Луффи, особенно когда Зоро касался в ответ. Так что для Зоро этот уровень прикосновений: хватательных рук Луффи днём, и его поиск тепла ночью… для Зоро это был просто Луффи. Не важно, что Луффи никогда не забирался к Усоппу в постель, а если бы он попробовал проделать это с Санджи, то наверняка потерял бы конечность от ножа для мяса. А потом, конечно, желание становилось всё труднее и труднее утолять, и приятная дрожь больше не щекотала — она оставляла кислый привкус желчи во рту, а желудок сжимался от голода, который Луффи никогда не сможет утолить. Ведь мало того, что Зоро стал незаслуженно более привлекательной — или, может быть, Луффи потерял всякую перспективу, по крайней мере, это было правдой сказать, что Зоро был не менее привлекательные — но его любовь и преданность к Луффи и накаме становилась всё глубже; и иногда, когда Зоро смотрел на Луффи, у него появилось ощущение, что если он просто откроет рот и спросит, то Зоро может сделать ужасные вещи ради него. Это больно, потому что Луффи жаден, а Луффи хочет всё от Зоро, и то, что останется после этого, тоже.***
Луффи не знает, что делать. Сказать голую правду не сработало, и попытки действовать, а не говорить были совершенно непримечательными и обычными, потому что Луффи, по-видимому, делал это с первого дня, и теперь никто не моргнёт и веком, за исключением того, что простая мысль об объятиях заставляет Луффи взбираться по стенам и грызть потолок. Луффи начинает подозревать, что ему придётся умереть вот так, либо пустым и несчастным, либо раздутым от пустых калорий, каждый раз, когда Зоро смеётся или дерётся, и Луффи не может прикоснуться так, как он хочет, не может сказать нужные ему слова. Зоро застаёт его вот так, сидящим на палубе и с несчастным видом глядящим на море, раздумывая о достоинствах поглощения всего океана и сопутствующей ему рыбы. Зоро хмурится, морщит лоб и садится рядом с Луффи, повернувшись к нему всем телом, нежным, мягким и поддерживающим. — В чём дело? — спрашивает Зоро, и в его голосе сквозит беспокойство. Луффи проголодался. — Я очень хочу есть. Зоро кривит бровь, как будто он действительно не верит Луффи, что на мгновение приводит его в ярость, потому что он никогда не говорил ничего более правдивого. Оно проходит так же быстро, как и приходит, оставляя позади жгучий голод, когда ветер ерошит волосы Зоро, и Луффи может чувствовать любовь, которую он излучает к своему капитану. Это просто невыносимо. — Я уверен, Санджи что-нибудь придумает, — говорит Зоро, прекрасно зная, что Луффи его не слушает. Луффи качается из стороны в сторону, решаясь, а затем перемещается, одна рука на колене Зоро, затем на его плече, движение неэффективное и преувеличенное, пока он не становится на колени перед Зоро. Руки Луффи лежат на бёдрах Зоро, и он наклоняется вперёд. Смотрит Зоро прямо в глаза. — Я голоден, — с чувством повторяет Луффи. Зоро замолкает, и через мгновение тихонько шепчет: — О!.. — и больше ничего. Вот оно что. Луффи собирается раствориться изнутри, его собственное тело переваривает себя. В этот момент Зоро быстро наклоняется вперёд и прижимает свои губы к губам Луффи, быстро, как будто он сомневается, что это будет хорошо воспринято, а затем быстро откидывается назад, чтобы изучить реакцию Луффи. Луффи… Луффи ещё никого не целовал. Его пригласили на банкет — вот что он почувствовал; голодный человек в пустыне предложил целый шоколадный торт, дом на пляже и ключ к самому Ван Пису. Ему уже дали разрешение. Луффи рвётся вперёд, может быть, отключается на секунду, потому что, когда его мозг возвращается обратно, Зоро лежит на спине, а Луффи нависает над ним на коленях, их рты соединены и языки скользят друг к другу в течение долгих, восхитительных секунд, пока Зоро немного не отстраняется, вероятно, чтобы дышать, и Луффи чувствует себя немного преданным, что Зоро может понадобиться воздух в этот момент. Луффи, конечно он не нужен, потому что он держит лицо Зоро в своих руках, и Зоро смотрит на него с расширенными зрачками и скользкими губами, сладким румянцем и совершенно ошеломлённым выражением. Луффи широко и восторженно улыбается. — С чего бы это вдруг? — недоумевает Зоро, вероятно, не ожидая ответа. — Я люблю тебя, — повторяет Луффи, и взгляд Зоро наполняет Луффи до самых краёв, и он знает, что это удовлетворит его на долгие годы. И позже, гораздо позже, когда пот Зоро смешивается с потом Луффи, а их сердца бьются мягче и менее неистово, Зоро возвращает ему чувство, сказанное между тихими поцелуями, и слова Зоро кажутся словами человека, который долго терпел жажду, которая наконец была утолена. Луффи больше никогда не знал голода.