Стукач

Возвращаться в школу было страшно. В ушах, помимо собственного дрожащего от боли и мольбы голоса, так же звенел ещё один — пропитанный ненавистью и презрением. Кожу всё ещё неприятно стягивали фантомные прикосновения, на языке чувствовался привкус чужой плоти. Марлов был унижен и раздавлен. Все выходные Слава просыпался в поту, потому что Алишер преследовал его даже во сне. Его липкие прикосновения, горячие ладони и приказной тон. В горле застревал ком, тошнота крутила желудок. Чувствовал себя юноша просто ужасно. Грязно, омерзительно. Едва переступив порог квартиры после того случая, он несколько часов провел в ванне в тщетных попытках смыть с себя воспоминания о случившемся. Усталый как морально, так и физически, под мирные капли воды из умывальника и шум телевизора из гостиной, он уснул, и, если бы не звонкий голос матери, чёрт знает, проснулся ли бы вообще. Объяснить ей свое разбитое состояние, синяк на щеке и потерю рюкзака было легче лёгкого: юноша сказал всё, как есть, на что женщина только вздохнула и бросила разочарованное: — Ничего нового. Тем самым оставив очередной след на и так уже достаточно израненном сердце. Она не любила его. Но и не ненавидела, просто не умела воспитывать детей. И за это Слава уже был ей благодарен. Даже при том, что старший сын женщины совсем недавно покончил жизнь самоубийством. Возможно, она до сих пор не отошла, поэтому Слава прекрасно ее понимал. Он со своими проблемами не стоил ее нервов. Правда, мама всё равно обращала внимание только на плохое, а когда Слава говорил о своих оценках или олимпиадах, все это проходило мимо ее ушей. Она не обращала на него внимания, делала вид, будто младшего сына не существует. Наверное, поэтому он так помешан на похвале. На желании хоть кому-то быть полезным, нужным. Хорошей успеваемости в школе оказалось недостаточно, Славе нужно было нечто большее, чем просто похвала от учителей и одноклассников, он стал заходить все дальше и дальше, а затем обнаружил себя сидящим на коленях перед каким-то старшеклассником и понял, что больше не может вернуться к началу. Его хвалили, его называли хорошим мальчиком и даже платили. Это... это было хорошо. Но все ещё недостаточно. Слава не знал, что ему нужно, но очень хотел бы рано или поздно узнать. Но когда случилась эта история с Алишером, ему стало страшно, стыдно и совсем как-то непонятно. Зачем он стучал на хулигана? Почему каждый раз возвращался к этому, несмотря на то, сколько раз получил от Алишера? Чего он добивался? Слава и сам не знал, правда. Наверное, он просто пытается убить себя таким образом. Руками Моргенштерна. Только вот... тот день в туалете... Слава боялся идти в школу, но боялся ли он Алишера, того, что тот сделает на этот раз, или же своей реакции на это? Он не желал думать об этом, но, увы, никто не мог позволить ему отлынивать от учебы, ведь тогда репутация хорошего мальчика пойдет на спад, а Слава до чертиков хотел услышать похвалу от учителей за очередную порцию правильных ответов на уроке. И услышать завидные вздохи от класса. Хах, тот факт, что кто-то может ему завидовать, тоже радовал. Юноша бросил нужные учебники в другую сумку, но некоторых учебников не осталось. Они все ещё лежали в той, которую он забыл в туалете. Наверняка рюкзак забрала уборщица, ему нужно зайти к ней в гардеробную перед уроками. Возвращаться в школу было страшно, но все лучше родного дома, и, подумав немного, Слава решил, что — да, в школе при всем происходящем было не так уж и плохо. Он не хотел вспоминать об Алишере, не желал анализировать свои чувства к этому ублюдку, который унизил его. И в тоже время, понимал, что убежать от себя не получится. Лишь надеялся, что этот момент удастся отсрочить подольше. Он глубоко вздохнул, вцепившись рукой в шею и как наяву ощущая, что в горло вторгается нечто инородное. Мерзкое ощущение. Отвратительное. И, тем не менее, до дрожи в коленях привычное. — Ну, похоже на твою сумку? — женщина преклонного возраста показала на несколько сумок, лежащих на полу. С радостью Слава обнаружил среди них свою. Быстро надев ее на плечо, он искренне произнёс: — Спасибо! — и помчался на урок. Удивительно, но никто не трогал Славу. Алишер кинул на него грозный взгляд, но ничего не сказал. Возможно потому, что Слава специально опоздал на уроки, чтобы у того не было возможности вывести его из класса. День проходил, как в тумане, разум юноши не был сосредоточен на чем-то конкретном, он пропускал всё, что говорил учитель. Лишь в конце уроков почувствовал что-то неладное и выделил одну фразу учительницы: — Кто сегодня дежурный? — в ответ на молчание она вздохнула. — Так, понятно. Может быть есть добровольцы? Или мне придется выбрать тех, кто получил плохие оценки на прошлом занятии? Неожиданно для всех, руку поднял именно Алишер. Стоило только татуированной кисти взмыть вверх, как весь класс тут же затих и каждый ученик напрягся. — Я готов подежурить сегодня, раз уж все так ссут, — усмехнувшись и оголив клыки, он повернул голову в сторону стремительно бледнеющего Марлова, и окинул его хищным взглядом. — А Славик мне в этом поможет, он ведь такой хороший и не откажет другу в помощи. Дрожь прошла по всему телу, Слава не мог возразить и даже сам не заметил, как кивнул в ответ на это заявление. Черт, он не мог сопротивляться, когда его, пусть так завуалированно, но всё же хвалили. Если учительница и почуяла что-то неладное, то не показала этого, резко затихнув под цепким взглядом Алишера. Его она, безусловно, не боялась — что ей мог сделать зарвавшийся юнец? Но с другой стороны, и лезть в подростковые разборки совершенно не хотелось. Небось, девочку не поделили или новую игру на этом вашем компьютере... Конец урока, злосчастный звонок. Люди стремительно выбегают из класса, сносят все на своём пути, и лишь двое не шелохнулись с места. Один от парализующего страха, другой — от предвкушения и злой радости. Голова пустая, тяжёлая. Слава медленно встаёт с места, делает несколько шагов к доске, не оборачиваясь, но слыша, как позади скрипит стул, отодвигаемый от парты. Внутри всё сжимается, он хватается за влажную тряпку, как за последний способ спасения и даже не предпринимает попыток сбежать из пустого класса, ведь очевидно, что наказание неизбежно. И лучше это произойдет сейчас, чем потом, когда Алишер станет ещё злее. Прикрыв глаза, юноша стирает уравнение с зелёной поверхности одним точным движением. Вопреки всему, Алишер не предпринимает никаких попыток остановить его. Слава бы обрадовался, что всё обойдется, но он прекрасно понимает, что тот просто не собирается заниматься дежурством и ждёт, когда всё за него сделает Марлов. Не то, чтобы хулигану стоило об этом беспокоиться, ведь он мог уйти и потом не получить никакого выговора, но... почему бы и не понаблюдать за тем, как этот уебок трясется от страха и вот-вот в штаны наложит? Как его тело чуть ли не скрипит от напряжения, по шее рекой стекает пот, а в каждом движении видно отчаяние? Алишер смотрит и этими эмоциями упивается, не смея насытиться. Ему нравится вызывать такие сильные эмоции; сам факт того, что он так на Славу влияет, на этого стукача, что пару дней назад так нагло его унизил. А ведь пах до сих пор стягивало странное чувство, неясно, чем именно вызванное: тем не слабым ударом меж ног или действиями умелых языка и рта. Алишер бесится, Алишер выяснять причину такого рода странной реакции не собирается. Он лучше будет делать вид, что в порядке, и дальше следовать на поводу у эмоций, а сейчас эмоции кричали ему во что бы то ни стало отомстить Марлову, да так, чтобы тот сполна ощутил весь гнев Моргенштерна. И в мыслях уже складывался импровизированный план того, как это сделать. Как причинить ему ужасающую боль. Навсегда отвратить от себя. Слышится щелчок замка в замочной скважине; Моргенштерн запер их в классе. Слава ясно чувствует, как душа покидает тело, стоит только ощутить хватку на плече, а затем толчок к стенке. Тряпка выпадает из рук, перед глазами темнеет на мгновение, в ушах звон. Его бьют по лицу. Резко, не жалея сил. Против воли юноша вскрикивает, скула ноет от боли. — Ну, сука, щас ответишь мне за всё, — яростно, с предвкушением рявкает Алишер. Он ощущает слабое, но упорное сопротивление, и снисходительно улыбается. Бедолаге конец, ему не сбежать, но он все-равно пытается. Цепляется за жизнь до конца. — Как мило. Ещё один удар, теперь в другую щеку. От боли Слава теряется в пространстве, кажется, будто на нём хулиган вымещал злость на весь мир. Алишер хватает ублюдка за ворот футболки, швыряет к партам. Растерянный Слава не сразу понимает, что хочет сделать Алишер, отходит к противоположной стене, но тот недовольно кричит: — Куда! И, ударив в живот, толкает в грудь, заставляя лечь спиной на парту. Слава, как бы ни старался не показывать боли, всё-таки громко вскрикивает. А когда открывает глаза, видит склонившегося над собой Моргенштерна. Тело парализует от страха. В карих глазах такая злоба, такое презрение — Славу мелко колотит от испуга, слёзы застилают глаза, но даже сквозь них поганая улыбка Алишера сияет ярче солнца. Господи, за что ему всё это? Слава шмыгает носом, когда Алишер наклоняется к нему близко-близко, его волосы щекочут лицо, а низкий угрожающий голос врезается в ухо: — Сейчас ты побудешь моей сучкой, — смакует он каждое мерзкое слово на языке. — Я заставлю тебя уважать меня. Слава зажмурился. Алишер одним резким движением сдёрнул с него широкие штаны вместе с трусами, и те остались болтаться на уровне щиколоток. Внутри всё сжалось, как только холодные руки опустились на уровень бёдер, грубо сжали и шире раздвинули ноги. — Пиздец ты на тёлку похож, — сделал вывод Алишер. — Тем лучше, у меня хотя бы встанет. Стыд, страх и отвращение одолели Славу с новой силой, как только он услышал, как Алишер возится со своей одеждой. Открывать глаза не хотелось совершенно. Видеть свой позор, победное выражение на чужом лице. Спустя секунду Слава понял, что никто его не держит. Он попытался вскинуть ногу и даже ударил Алишера пяткой по лицу, тем самым выпутав ногу из штанины, но по итогу Моргенштерн схватил его за щиколотку и вывернул так, что Славе показалось, будто он её сломал, настолько это было больно. Он выгнулся, взвыл, ударил рукой по парте. — Будь хорошим мальчиком, — сквозь зубы прошипел Алишер, постепенно ослабляя хватку. — И дай мне хорошенько тебя трахнуть. По спине прошлись мурашки, Марлов резко затих. Приятное слуху слово заставило резко переосмыслить своё положение. — Молодец. Вот бы так с самого начала, — довольно усмехнувшись, Алишер вернулся к своим штанам, оставив Славу переваривать услышанное и бороться с внутренними демонами. Он... что?.. его только что похвалили. Алишер похвалил его. Как в тот день, в туалете. Как хвалили многие другие до него, но как-то по-другому. Это же Алишер, он не как все. От него хрен похвалы дождешься. Слава закрыл глаза, сглотнул слюну, которой стало слишком много. Ему всё ещё было больно, но при этом внутри стало тепло-тепло, и так захотелось снова услышать заветные слова. Он мотнул головой. Нет, так нельзя. Алишер мог осквернить его рот, но тело Слава не намеревался кому-то продавать. Он глубоко вздохнул, затем решительно взглянул на своего мучителя, открывая рот и намереваясь остановить, но непроизвольно опустил взгляд вниз и застыл. Алишер смотрел на него в упор и двигал рукой, пальцами которой сжимал свой член. Это зрелище шокировало. Слава дёрнул ртом, попытался вымолвить хоть слово, но отвести глаз от чужого органа не смог. Он вспомнил о том, как тот ощущался у него во рту, как пульсировал и вливал горячую сперму в горло. И вот, снова встретились. С этого расстояния, находясь меж тонких колен Славы, выглядел он ещё больше, чем тогда. Следующая мысль ещё больше поразила: Алишер дрочил на него. Смотрел, кусал губы и двигал рукой. Это ведь так называется, да? Блять, на него впервые кто-то так смотрит, впервые кто-то... дрочит. Может ли этот день стать ещё более сумасшедшим? Внутри всё перевернулось, Слава не знал, как быть. Отвращение ушло на второй план, оставив место какому-то странному удовольствию. Потому что у Алишера вставал. Постепенно член наливался кровью, дыхание хулигана участилось. Это значит, что ему нравится то, что он видит? Значит, что Слава нравится ему? Марлов почувствовал себя так, как никогда ещё не чувствовал. Он был окрылён. Конечно, на краю сознания мелькала мысль, что он больной идиот, раз лежит весь избитый напротив своего насильника и радуется тому, что возбуждает его, но сейчас ему так плевать на это. Он ощутил себя каким-то... важным, что-ли. Особенным. Он не был таким рядом с матерью, с одноклассниками, но с Алишером — да. — Кричи мое имя так громко, чтобы все, блять, слышали, — в последний раз проведя ладонью по члену, Алишер вплотную приблизился к Марлову. — Я тут папочка, а ты — никто. Отчеканив последние слова, он направил орган и без промедления толкнулся вперёд. Славу скрутило от боли, он выгнулся и инстинктивно попытался уйти от прикосновений, но Моргенштерн крепко держал его, а затем ещё и снова ударил по лицу. Вновь закричав, Слава всхлипнул, посмотрев в сторону; волосы закрыли его глаза. Внизу всё горело огнём, боль была неимоверной. Он кричал при каждом толчке, выкрикивал чужое ненавистное имя, ругался и просил прекратить. Внезапно, грубая хватка на щеках заставила повернуться обратно в сторону мучителя. — И не смей отворачиваться от меня, — приказал он. — Лучше не порть свой образ хорошего мальчика. Слава не нашёл в себе сил ослушаться. Он принимал член нехотя, насильно заставляя себя расслабиться. Это был его первый раз. Сухо, без любви, зато с болью и унижением. Но каждый раз, когда Алишер произносил те самые заветные слова, внутри что-то тянулось к нему навстречу, горячая волна проходила по телу, особенно сильно ощущаясь внизу живота, где, помимо спазмов боли, постепенно начали проявляться и сладкие ощущения. Слава испытывал боль, но вместе с тем, держа мысль о том, что Алишер хочет его, не мог не ощущать больного удовольствия. Слава не знал, куда деть руки. Он не мог закрыть красное и мокрое от слёз лицо, не мог опереться об Алишера, тот мог снова ударить. Одна рука безвольно лежала на парте, другой юноша вцепился в её угол над головой, пока внизу скрипели железные прутья. Он не видел, как алая жидкость окрасила внутреннюю сторону бёдер и как при очередном толчке член Алишера всё больше покрывался его кровью, но смутно догадывался об этом, когда двигаться тот стал свободнее, а боль не торопилась утихать. Тем не менее, это не важно. Потому что Алишер не прекращал с жаром повторять: — Молодец... — толчок, тяжёлый выдох, слабый стон снизу. — Ох, блять, из тебя вышла бы охуенная шлюха. И снова, и снова, и снова он хвалил Славу. Тот не понимал, делал ли Алишер это нарочно, а может, просто так, но это привело к тому, что со стыдом юноша понял — он сам до чертиков возбуждён. Главное, чтобы Алишером этого не заметил. Главное, чтобы... Стук заставил обоих остановиться и затихнуть. За дверью послышался задумчивый бубнеж, затем снова стук. — Мальчики, вы там? Алишер тихо ругнулся сквозь зубы и попытался отпрянуть, но не смог. Случилось то, чего не ожидал никто из них. Слава резко приподнялся, обвил шею Алишера руками, ткнулся носом в плечо и крепко прижал к себе, не давая и шанса на то, чтобы уйти; ноги так же обвили бёдра Моргенштерна, стоявшего в полном шоке. Это определенно не та реакция, которой он добивался. Но он не знал, хорошо это или плохо. Он слышал частое дыхание испуганного Славы, ощущал тепло его тела, всё ещё находился внутри него. Ситуация было до невозможности нелепой и страшной. Какое-то время женщина ещё стояла за дверью, затем вздохнула и ушла. Слава легонько пнул Алишера пяткой по пояснице. — Д-двигайся, она может вернуться с ключом, — быстро прошептал он, самостоятельно вскидывая бёдра и слабо шипя из-за резкой боли. Алишеру дважды повторять не пришлось. Его следующие движения были безумно быстрыми, хаотичными. У Славы пальцы на ногах поджимались при каждом толчке, боль стала чем-то настолько привычным, что он перестал её замечать, но тёплое чувство из груди не пропадало. В последний момент, когда юноша каким-то шестым чувством понял, что Алишер вот-вот дойдет до конца, он резко просунул руку между их телами, отлип от Моргенштерна, обхватил ладонью мокрый от смазки член и кончил всего за пару движений. Сухо, быстро, болезненно. Всё ещё ощущая безудержные толчки в себе, юноша пустым взглядом смотрел в трясущийся потолок. Это вновь случилось. Каким образом Слава постоянно умудряется оказываться в подобных ситуациях с Алишером? Проблема в том, что он не знал, хочет ли, чтобы это повторилось снова, или нет.