Hiraeth

Новая глава выйдет на днях (09.06.22)       Третьего января во второй половине дня начинается снегопад.       Снежинки большие и пушистые, потрясающе белые на фоне пепельного неба. Они опускаются на землю с успокаивающей ленью, подходящей для праздничного затишья: сначала тают, едва коснувшись подоконника, но затем постепенно накапливаются, превращаясь в маленький сугроб. Это завораживающее зрелище.       День удивительно тихий, даже ветра нет. Рей сидит у окна на кухне, наблюдая, как снег покрывает дома напротив. Ярко-оранжевую черепицу на крышах, антенны и спутниковые тарелки, балконы с ржавыми железными ограждениями, керамические горшки с пожухлыми растениями. Такими темпами скоро их занесёт снегом. Но зато будет причина не выходить на улицу.       Позади неё Кайло моет посуду. Время от времени она поглядывает на него, наблюдая, как двигаются мышцы на его спине, когда он намыливает и оттирает тарелки. На обед он приготовил курицу, маринованную в соевом соусе, с тонкой рисовой лапшой и какими-то странными чёрными грибами, чей терпкий вкус оказался на удивление приятным. Она бы назвала это китайской едой, хотя он страстно доказывал, что это совсем не похоже на настоящую китайскую кухню. Рей улыбается. Кайло и его стряпня. Неудивительно, что кухня – единственное место в квартире, которое действительно напоминает его.       Кайло напевает во время работы, но слишком мягко и тихо, поэтому она не может понять мелодию. Но его голос прекрасен: богатый, глубокий и меланхоличный. Она уверена, что он не знает об этом.       Его счастье – такое редкое и драгоценное состояние. Хрупкое и труднодостижимое.       И это принадлежит ей.       - У нас заканчиваются продукты, - говорит Кайло, закончив мыть посуду и вытирая руки кухонным полотенцем. – Я хочу пройтись по магазинам. Они должны начать работать с сегодняшнего дня. Пойдёшь со мной?       Рей представляет, как одевается, выходит на холод, ощущает свежий зимний воздух и тающие на коже снежинки.       - Нет. – Ей слишком комфортно бездельничать в тёплой квартире, сидя в одной лишь футболке. Она решила отказаться от спортивных штанов.       - Ты что-нибудь хочешь?       Она задумывается на секунду.       - Шоколад. Но хороший. С цельными лесными орехами.       Кайло усмехается, его глаза полны тепла.       - Ты никогда не перестанешь быть ребенком.       Рей высовывает язык, и он смеётся громче, но потом выражение его лица становится серьёзным.       - Эм, ещё я… - Кончики его ушей краснеют. – Ещё я куплю презервативы.       Она энергично кивает, чувствуя, что тоже краснеет.       Они практиковались.       Много.       Три раза в спальне, два раза на диване, один раз в ванной.       И один раз ну кухонном полу.       Рей мысленно хихикает.       Их занятия любовью постепенно становятся лучше. Она почти у цели. Теперь Кайло входит легко, дискомфорт почти исчез, и он держится дольше, но всё равно кончает раньше, прежде чем Рей успевает достичь пика. Кажется, что обещание её удовольствия доводит его до крайности. Как только она начинает громко стонать, самозабвенно расслабляясь и направляя бёдра навстречу его толчкам именно в то нужное место, он кончает. Как ни странно, Рей это не расстраивает. Ей нравится смотреть на него, когда он кончает. Он прекрасен: его глаза закатываются, лоб слегка хмурится, он прикусывает губу и рычит. Глубокий звук исходит из его груди. А затем он выплёскивает семя, дрожит и зовёт её по имени. У него слишком сильно кружится голова, чтобы встать и привести всё в порядок. Он даже не может пошевелиться в такие моменты. Что бы он ни чувствовал, это должно быть потрясающе. Она тоже хочет это познать.       Она хочет большего.       Она может сказать, что он боится. Он хочет быть осторожным ради неё. Всё будет по-другому, когда у них будут презервативы.       И всё же Рей это нравится. Он говорит, что любит её, когда находится глубоко внутри неё, перемежая это с голодными поцелуями и сильными толчками. Рей не может этим насытиться. Он позволяет ей исследовать его тело. Она обожает упругость его грудных мышц, его сильные длинные ноги, широкие бёдра, дорожку волос, ведущую вниз от пупка. В первый раз, когда она прикоснулась к нему там, обхватив пальцами его возбуждение, она была удивлена тем, как он ощущался. Толстый и тяжёлый, твёрдый, как камень, но при этом очень нежный, с тонкой, бархатистой кожей. Он издал приглушённый стон, от которого у неё пересохло во рту, прижался лбом к её шее, и она почувствовала себя сильной, желанной и привлекательной. При мысли об этом ей захотелось сделать это снова. Наброситься на него, когда он будет одеваться, чтобы выйти на холод.       Она знает, что то, что они делают, - безумие. Безумие.       И всё же она не хочет, чтобы это прекращалось.       Во внешнем мире жизнь продолжается. Протесты продолжаются и в новый год. Рей слышит шум по вечерам. Она задаётся вопросом, заметил ли кто-нибудь её отсутствие. Финн так точно. Должно быть, он уже ищет её и бьёт тревогу. Связывается с её друзьями, может быть, даже навещал её в общежитие, чтобы самому убедиться в её отсутствие и попытаться понять, что происходит. Он будет в бешенстве, когда она вернётся. А она по-прежнему не придумала убедительного оправдания своего внезапного исчезновения.       Рано или поздно, но ей придётся вернуться.       Но пока всё нормально. Лишь они вдвоём с Кайло, одни во всём мире, пока снаружи идёт снег.       Пока Рей ждёт, она планирует, как они проведут остаток дня. Она роется в кухонных ящиках в поисках ножниц – нож тоже подойдёт, но она хочет, чтобы всё было символично. Шаг вперёд во всём. К переменам.       Она кладёт ножницы на кофейный столик рядом с фотографией в рамке. Как можно заметнее. И садится на диван, выжидая удобного момента. Ему нужно время.       - Для чего это? – спрашивает Кайло, когда возвращается. Его руки полны пакетов, как будто он закупился едой на год вперёд.       Рей одаривает его озорной улыбкой.       - Сегодня мы откроем коробки.       - Мы? Откроем? – Он ставит пакеты на пол и приседает, поднимая ножницы. Выражение его лица непроницаемо.       Она опускается на колени рядом с ним и берёт его большую руку, переплетая пальцы.       - Пора, Кайло, - терпеливо говорит она. – Ты ведь решил изменить свою жизнь? А это значит, что ты должен посмотреть правде в глаза, в глаза тем вещам, которые прятал. Они – часть тебя, понимаешь? Кроме того, ты не можешь жить здесь вот так, без вещей. Я не могу жить в такой обстановке.       - Ты хочешь остаться здесь жить?       Его глаза загораются надеждой, и она тут же сожалеет о своих словах. Она не совсем это имела в виду.       Хотя, если так подумать, что в этом плохого?       - Ну. Прямо сейчас это невозможно. Я всё ещё учусь в школе. Я не могу вот так просто съехать из общежития, понимаешь? Даже если ты снова потянешь за ниточки. И, эм, я ещё несколько месяцев буду под опекой государства. До своего совершеннолетия. Но потом, не знаю, я бы могла… Могла…       Кайло наклоняется вперёд и обнимает её, целуя в макушку. От него пахнет зимой, снегом и дымом.       - Вскроем эти чёртовы коробки.       На блеклом картоне толстый слой пыли, а клейкая лента сухая и ломкая. Скорее всего, в последний раз он открывал коробки, когда они встречались на музыкальном рынке, когда он делился с ней своими вещами, воспоминаниями своей молодости. Вскрыть коробки голыми руками не составит труда, но Рей всё равно настаивает, чтобы он сделал это ножницами. Она хочет, чтобы это походило на церемонию.       Внутри царит полный беспорядок.       Здесь и книги, и листы бумаги, исписанные рядами аккуратного почерка, и старая одежда, вроде застиранной футболки Джой Дивижн с оторванными рукавами. Тут и компакт-диски, и кассеты, и даже несколько виниловых пластинок. Вырезки из журналов и смятые билеты на концерты. Слишком выцветшие, чтобы прочесть название группы. Открытки и фотографии молодого Кайло-Бена – долговязого, стройного и неловкого, его волосы едва доходят до ушей. Вот он стоит перед Эйфелевой башней, вот он на Лондонском мосту, а вот стоит рядом с невысоким мужчиной с аккуратной бородкой в саду с роскошными золотыми фонтанами – Петергофский дворец, 1988 год, написано на обратной стороне. Мужчина кажется странно знакомым, но она не может понять, почему. Здесь валяются комиксы на французском, английском и итальянском или, возможно, испанском, Рей их постоянно путает. И ряд странных безделушек, за которыми, должно быть, стоят интересные истории. Маленький бюст римского императора, которого Рей не знает, пивная кружка в форме черепа, большой чёрный паук в стеклянной рамке, кусок коряги с вырезанным на ней лицом, три продолговатые серебряные ложки с узором из дырочек – Рей пытается понять, кому понадобилась ложка с дырками – и, стойте, что это, чёртова катана?       Перебирая выброшенные кусочки прошлой жизни, Рей наполняется странно густой, словно сироп, грустью, как будто они распаковывают вещи давно умершего человека. Но Рей не показывает этого. Ей интересно, как он выбирал то, что пойдёт в коробку, а что отправится на помойку.       - Что это за дырки? – спрашивает она, поигрывая одной из серебряных ложек.       - Она для подачи абсента. Кубики сахара должны медленно таять на ложке и медленно стекать в напиток. Я купил её в Берлине.       - Абсент? – Она подносит ложку к свету, рассматривая витиеватый рисунок отверстий. Он напоминает прожилки листьев. – Это та зелёная штука, которую пили французские художники, а потом сходили с ума?       Кайло смеётся, наклоняясь, чтобы поцеловать её.       - Теперь ты знаешь, любовь моя. У меня есть оправдание, и я со спокойной душой могу сойти с ума.       Она оставляет ложку на столе и берёт фотографию из Петергофского дворца, рассматривая её.       - Я правильно понимаю, это твой дядя?       Кайло неуклюже пожимает плечами, как будто не может объяснить, зачем сохранил фотографию.       - Понимаешь, мне очень понравилось то место. Несмотря на весь китч. К тому же, у меня не осталось других фотографии оттуда, так что, кхм, да.       - А ты, видимо, схожестью, пошёл в другую сторону. – Рей не видит никакого сходства. Мужчина на фотографии – ясноглазый, с дружелюбной улыбкой и уверенной в себе манерой поведения. Он излучает ауру важности, словно привык, что к нему относятся как к человеку, чьё мнение имеет значение. Рядом с ним стоит мальчик по имени Бен и из-за этого выглядит ещё более неловко. – Почему вы поссорились?       Кайло напрягается.       - Ты и об этом знаешь?       - Ты сломал ему руку, - говорит Рей после долгой паузы. – В двух местах. Очередная вспышка?       - Я не желаю об этом говорить.       Она прищуривает глаза. Значит ли это, что он действительно сожалеет о других случаях помутнения разума? Он вообще осознаёт, что может сделать с людьми, когда теряет контроль или же эти моменты похожи на дыру в его памяти?       Сможет ли он когда-нибудь причинить ей боль, если его охватит приступ ярости?       Странно, но Рей в это не верит.       - Я потерял контроль из-за него, - наконец говорит Кайло, указывая на фотографию в рамке на журнальном столике. – Мы спорили о нём.       Рей удивлённо приподнимает брови.       - Что? Ты сломал руку своему дяде из-за прадедушки? – Звучит безумно. – Как это случилось? Твой дядя не одобрял, что твой прадед был немецким пособником, и это заставило тебя взорваться?       - Чёрт, Рей, не делай поспешных выводов! – Кайло надувает губы и, что удивительно, кажется обиженным. – Нет, дело не в этом. За кого ты меня принимаешь? Я не из тех придурков, которые заводятся от «Майн Кампф»* ( Запрещена на территории РФ, признана экстремистским материалом). Речь шла о другом.       Он протягивает руку, и Рей знает – он хочет, чтобы она была как можно ближе, потому что это сложная для него тема. Она послушно скользит в его объятия.       - Это долгая история, любовь моя, и довольно запутанная. Но ладно, ладно. Ты имеешь право знать.       Фотография в её руке сминается. Между струями воды от фонтана виднеется слабая радуга, поблекшая с годами, парящая над мальчиком по имени Бен, словно нимб.       - Я начал видеться с профессором Сноуком незадолго до войны. Я говорил тебе, что он первый человек, который заставил меня почувствовать, что я не должен ненавидеть себя за то, кто я есть. Но мой дядя и Сноук… Они… Они не очень-то ладили. – Кайло хихикает, словно только что пошутил. - Ну, мой дядя презирал всё, за что выступал Сноук. Поэтому, когда он узнал, что я интересуюсь Первым Орденом, он взбесился. Кричал, обзывал меня. Он отверг все мои аргументы, всё, что я пытался объяснить. Даже не слушал. А потом рассказал историю моего прадеда.       Рей озадаченно хмурится.       - Ты не слышал про него до этого?       - Чёрт, я даже не знал о его существовании. – Кайло делает паузу, глядя на портрет цвета сепии в золотой рамке, а затем снова на фотографию Петергофа. – Видишь ли, моих дядю и тётю удочерили. Я не знал об этом до того случая. Они никогда, никогда не упоминали своего настоящего отца. Ни разу. – Он усмехается. – Его звали Энакин. Полковник Энакин Скайуокер. Немцы прозвали его Вейдером, бог знает, за что. Да, он был пособником. Но он сделал это лишь потому, что думал, что это единственный выход сохранить верность королю в разгар коммунистического восстания. И я не знаю, милая, но разве это не заслуживает хоть капельку уважения?       Рей так не думает. Есть непростительные вещи. Но она не думает, что может возражать – не тогда, когда находится в его объятиях.       - Ходят слухи, что Энакин тоже был склонен к э-э-э…приступам ярости. Он был жесток, особенно в последние годы войны. Творил много ужаса. – Кайло говорит спокойно, как будто сам никогда не совершал ничего подобного. – В конце концов, коммунисты схватили его и расстреляли без суда и следствия. И мой дядя сказал мне, не моргнув и глазом, что я иду по его стопам. Мало того, что я был психически неуравновешенным, так ещё и готов был стать «фашистским боевым псом». Он так и сказал. Дядя сказал, что, в конце концов, меня настигнет та же участь – меня вычеркнут из семьи и навеки забудут обо мне. Позор, который спрячут подальше от людских глаз. Вычеркнут из жизни. – Его голос опускается до низкого рычания. – А всё потому, что я не оправдал их ожиданий.       Он сжимает её плечо. Его руки начинают дрожать, впервые за несколько дней.       - Никто не заслуживает того, чтобы его забыли только потому, что он не такой, каким вы хотели его видеть. Считаешь, что Энакин Скайуокер был куском дерьма? Отлично. Но, блять, скажи это, вместо того чтобы притворяться, что этого человека никогда не существовало. И не угрожай мне тем же.       Она колеблется, обдумывая его слова.       - Из-за этого ты потерял контроль?       Он медленно кивает.       - Я помню, как кричал и бил его. Я помню хруст. Думаю, это был его нос. Потом всё исчезло, пока не услышал крики моей матери.       Чёрт возьми.       Рей не знает, как реагировать. Она представляет, как мальчик по имени Бен замахивается кулаком на своего дядю. Как бородатый мужчина мучительно не замечает очередного разочарования, пока его кости резко не сломаются, пробивая кожу. Должно быть, было много крови. Рей в ужасе. Но ей также жаль мальчика, которым Кайло когда-то был. Побежал бы он к Сноуку, чтобы стать псом войны, если бы всё не закончилось скандалом и приступом ярости?       Она резко вспоминает слова Хана. Она не может винить весь мир в ошибках совершённых Кайло.       Но она может попытаться спасти его.       Рей кладёт фотографию, переворачивая её так, чтобы мальчик, его дядя и сверкающие золотые фонтаны были вне поля зрения.       - Ты никогда не спрашивал меня о моей семье.       - Не спрашивал. – Кайло пожимает плечами. – Я подумал, ты сама расскажешь мне, когда будешь готова. Или не расскажешь. Меня устроит любой вариант.       Она улыбается и поворачивается, чтобы быстро поцеловать его дрожащую руку на своём плече. Она знает, что никогда не будет готова.       Некоторые вещи никогда не перестанут кровоточить, как бы хорошо ты не врала сама себе. А сдирать корочку с только что зажившей раны довольно неприятно.       Но чем дольше она будет ждать, тем сложнее будет начать.       Ей нужно, чтобы он об этом услышал.       - Моя мать, она… Она оставила меня в детском доме, когда мне было четыре года, - начинает Рей. Её голос звучит решительней, чем есть на самом деле. – Не знаю, был ли мужчина рядом с ней моим отцом. Возможно. А может, и нет. В моём свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит прочерк. Она сказала, что вернётся забрать меня, как только разберётся с проблемами. И у нас будет хорошая жизнь. Дом. Собака. Любые игрушки, которые я только захочу. И младший брат или младшая сестра.       Рей делает глубокий вдох, тяжело сглатывая.       Она никогда и ни с кем не делилась этим. Даже с Финном.       Это сложнее, чем она думала.       - Она навещала меня несколько раз. Если не ошибаюсь, то три раза. Дважды вскоре после того, как отдала меня в детский дом. Однажды, когда мне исполнилось пять. Помню, она принесла мне торт, хотя мой день рождения давно прошёл. Я задула свечи, пытаясь скрыть смущение. Несмотря на всю боль, я всё равно была очень рада, что она пришла навестить меня. Забавно, что некоторые моменты навсегда врезаются в память.       Когда Рей закрывает глаза, перед ней возникает образ: шоколадный торт, посыпанный сахарной пудрой, мерцание свечей, дети, поющие песню-поздравление с днём рождения не в такт, незаинтересованные в чужом счастье. Рей больше не может вспомнить лицо матери, но она помнит, как от неё пахло жвачкой, потом и дешёвыми ягодными духами из розового флакона. Клубничные, пытается вспомнить она. Или вишнёвые.       Она чувствует пальцы Кайло в своих волосах, распутывающие колтуны и массирующие кожу головы. Это успокаивает.       - И…? – осторожно подталкивает он.       - А потом, в один прекрасный день, она исчезла.       Рей не уверена, сколько времени ей понадобилось понять, что что-то не так. Недели? Месяцы? Заметила ли она вообще, что что-то изменилось или же продолжала ждать возвращения матери?       Она сосредотачивается на прикосновениях Кайло.       Тепло его тела успокаивает, как чёртов плед в холодную погоду.       - Поздним августовским утром – помню, день выдался на удивление тёплым, и я была очень взволнована, потому что должна была пойти в школу – в детский дом пришла женщина. – Теперь слова льются из неё рекой. – Пожилая женщина. Тогда она показалась мне очень старой, но, возможно, ей было около сорока. Худая. Волосы в пучке. Мужская одежда: фланелевая рубашка и джинсы. Мне показалось это забавным. Хмурое выражение лица. Причём постоянно. Знаешь, у неё было такое лицо, словно ты точно мог сказать, что жизнь обманывала её больше раз, чем она могла сосчитать. Меня привели к ней, и она посмотрела на меня. Посмотрела очень внимательно, сморщила нос так, словно от меня плохо пахло, и сказала: «Я не хочу её». Конечно, я понятия не имела, что это значит. Я даже не знала, кто она такая.       Странно: в то время как её мать – далёкий призрак, весь туманный и серый, эта женщина – обжигающий свет в её воспоминаниях. Такой, который обожжёт без жалости, если подойти слишком близко. Рей помнит её лицо, словно это было вчера. Она узнала бы её из тысячи.       Но это не важно.       - Так что следующие несколько лет я провела в ожидании мамы. И я рассказывала о ней. Насмехалась над другими детьми, говорила, что моя мама хочет, чтобы я вернулась. Мне не нужно было производить впечатление на потенциальных приёмных родителей, мне просто нужно было дождаться. Но, знаешь, проходили года, а мама за мной так и не вернулась. Так что, да. Думаю, мне было девять или даже десять, когда Ункар – не знаю, упоминала ли я о нём раньше, он работал сторожем, ужасный человек – сказал мне, что моя мама умерла. От передозировки героином. Она была грёбаной наркоманкой и шлюхой, и он оказал мне услугу, разрушив иллюзии. Та женщина, которая приходила ко мне, сказал он, была моей бабушкой. Конечно, я не была ей нужна. Никому не нужна дочь шлюхи.       Она рассказала. Она смогла. Это ведь просто слова.       На какое-то время это стало её прозвищем. Дети с ума посходили из-за этого, маленькие засранцы. Это позволило им отомстить Рей за все небылицы о любящей матери, доме и собаке. Она ненавидела это.       Пока однажды она не решила, что будет Рей.       - Чтобы доказать, что я не просто дочь шлюхи, я установила ряд правил. – Она поднимает руки и начинает считать на пальцах. – Преуспевай в школе. Держись подальше от неприятностей. Усердно трудись. Научись всему, чему сможешь. Будь вежливой и добропорядочной – но не мягкой и бесхребетной. Ты должна отстоять свои границы. Никогда не сходись с неправильными людьми, что было довольно трудно, потому что рано или поздно все оказывались «неправильными». Неудивительно, что у меня не было друзей. И никогда, никогда не водись с мальчиками. Для маленьких девочек из детдома это был самый быстрый способ впасть в немилость. Знаешь, следовать правилам было не так уж и просто. Но я справлялась, справлялась. Только моя бабушка не вернулась, чтобы увидеть, какой хорошей девочкой я стала. Даже не для того, чтобы проверить, жива я или нет. Шли годы. А потом…       Рей поворачивается к нему лицом, слегка касается его рта, проводит пальцами по шраму.       - Я встретила тебя, Кайло. – Она улыбается. Если она не будет улыбаться, то заплачет, но у неё совсем не осталось слёз. – Ты единственный, кто когда-либо возвращался ко мне. Ты помнишь об этом? Я помню. И знаешь что? К чёрту наши семьи, которые не хотели нас. Я хочу тебя. Это единственное, что имеет значение.       Их блаженство длится уже три дня, а она всё ещё не сказала, что любит его. Это глупо, её нерешительность. Рей перешла все границы, будь прокляты последствия, но эти слова всё ещё застревают у неё в горле.       Рей прекрасно знает, почему не может сказать это. Но для одного дня она и так зашла слишком далеко.       - К чёрту их, - повторяет она. – Я буду твоей семьёй.       Глаза Кайло расширяются, сверкая той горячей силой, которая одновременно хрупка и безумна. А потом он улыбается, восхищённо, как будто, наконец, получил то, что хотел.       - Рей, - торжественно произносит он. – Ты же знаешь, я никогда тебя не оставлю.       Она кивает.       - Знаю.       - Эта женщина не заслужила тебя. Если хочешь, я могу найти её. Только скажи, любовь моя, и я принесу тебе её голову на блюдечке с голубой каёмочкой.       Рей отстраняется. Секунду она не может понять, шутит он или нет. Её пугает, как легко она представляет, как он это сделает: бьёт, пускает кровь, ломает кости голыми руками, поддаётся гневу, его глаза светятся жёлтым. Но больше всего её пугает то, что она не в ужасе.       Но потом он смеётся, качая головой, как будто не может поверить, что она восприняла его слова всерьёз. Его ухмылка становится шире, и его острые зубы сверкают в тёмном послеполуденном свете. Она хочет, чтобы они вонзились в её кожу.       - Монстр, - она игриво отталкивает его.       Он целует её в шею.       - К вашим услугам.       Позже вечером, когда они валяются в постели на свежевыстиранных простынях и Рей притворяется, что не слышит громких звуков погремушек и свистков, доносящихся с улицы, она замечает, что его поцелуи другие. Медленные. Ленивые. Практические насытившиеся. Собственничество всё ещё присутствует, что ей нравится, но в них нет ни жадности, ни голода. Никакой спешки.       Она нетерпеливо пытается притянуть его к себе, обхватывая ногами талию, но он сопротивляется.       - Любимая, я хочу кое-что попробовать, - шепчет он, опускаясь на кровать. Его голос хриплый и глубокий. – Я хочу доставить тебе удовольствие.       Она догадывается, что он собирается сделать. Её сердце бьётся где-то в горле, учащаясь в предвкушении, а по спине бегут мурашки. Ей страшно.       Она надеялась на это.       Когда он раздвигает её ноги, обнажая перед тусклым светом спальни, для стыда не остаётся места. Первое прикосновение языка между её ног заставляет вздрогнуть, и она ахает. Язык Кайло влажный и тёплый, скользкий, такой мягкий, такой непохожий на пальцы. Он скользит с лёгкостью. Каждое движение вызывает новые ощущения. Дыхание Кайло тяжёлое и горячее, а кончики его ушей щекочут внутреннюю сторону её бёдер.       Рей стонет слишком громко, и Кайло усмехается, следуя за её стонами, чтобы понять, что ей нравится. Она извивается, но он кладёт руки ей на бёдра, удерживая на месте. У него грубые ладони. Она поднимает голову, чтобы посмотреть на него, и он удерживает её взгляд. Его глаза потемнели, наполнились похотью и горят желанием. Но в то же время его взгляд уверенный, словно он точно знает, кто контролирует ситуацию. Она видит, что он наслаждается этим. Ей интересно, насколько он твёрд.       - Отпусти себя, любимая, - умоляет он, нежно поглаживая чувственную кожу бёдер. – Отпусти себя ради меня.       Давление быстро нарастает, отчасти из-за щелчков его языка, отчасти из-за одной только мысли о том, что они делают. Это переполняет её, закручиваясь между бёдер, поднимаясь по спирали вверх по животу, заставляя пальцы ног подгибаться. Это почти невыносимо. Она слышит свой крик, нет, вопль и смеётся – соседи точно обо всём узнают.       Или нет, резко думает она. Снаружи так шумно, что это заглушает все остальные звуки. Пока её друзья маршируют по снегу, она лежит в постели военного преступника с его лицом между ног.       Именно в этот момент узел в животе взрывается.       Это похоже на падение.       Рей сжимает хрустящие, чистые простыни. Другой рукой хватает Кайло за волосы и падает, задыхаясь. Мир вокруг неё тает, растворяясь в наслаждении, небытие, заставляя её голову кружиться. Это разрушает. Она дрожит и сильно дёргает его за волосы, слушает его стоны и отпускает.       Блять.       Соседи наверняка всё-таки слышали.       Кайло забирается на неё сверху, его терпение на исходе. Он скользит внутрь – и, боже, это ещё не конец. Ощущения прокатываются по ней, словно волна. Она не уверена, что он надел презерватив, но сейчас её это не волнует. Она просто хочет, чтобы он был рядом.       - Моя, - шипит он, дрожа внутри неё, находясь в одном ударе сердца от собственного оргазма. – Ты моя.       - Пошёл ты, Кайло, - говорит она, проводя ногтями по потной коже его спины. – Ты тоже мой.       Она улыбается, удовлетворённая, когда он вовремя выходит, потому что струя его семени попадает ей даже на горло.       Этой ночью Рей лежит, положив голову ему на грудь, рисуя узоры на его белой, словно кость, коже. Это успокаивает: его ровное дыхание и ритмичное вздымание груди. Атмосфера спокойствия и удовлетворения заставляет её почувствовать себя маленькой.       Шум снаружи прекратился.       - Вот тебе и чистые простыни, - сонно бормочет она. – И презервативы.       Он целует её в лоб, словно ребёнка.       - Всегда есть завтрашний день.       А есть ли он вообще?       Вот уже три дня она не выходит из его квартиры и это не может дальше продолжаться.       - Кайло, что мы будем делать?       - Каждый новый день разбирать по одной проблеме, - предлагает он. – Я не знаю. Но мы что-нибудь придумаем.       Они обнимаются в тишине, и она почти погружается в сон.       - Тебе понравилось? – внезапно спрашивает он.       Это заставляет её закатить глаза. Но в то же время в его вопросе есть что-то обезоруживающе мальчишеское, неуверенное и стремящееся угодить. Полная противоположность мужчине, заставившего кричать её час назад. Она не может обижаться на него.       - Ты не мог не спросить, да? – Она касается кончика его носа. – Я думала, это очевидно.       Он усмехается.       - Я впервые это делал.       - Я знаю, - она возвращает улыбку. – Мы оба абсолютные новички. И мы оказались по уши в дерьме.       - Мы справимся, любовь моя. – Кайло вздыхает, перемещаясь, чтобы свернуться калачиком вокруг неё. Именно так, как ему нравится. – Вот увидишь. Мы справимся.       Рей цепляется за его слова, погружаясь в сон.       Утро четвёртого января она проводит за чтением комикса, который нашла в одной из коробок. Или «графического романа», как настаивает Кайло.       Он толстый, как книга, и у него странно оформленная обложка с увеличенным жёлтым смайликом, испачканным чем-то. Это может быть как кровь, так и кетчуп. Текст на английском, поэтому она читает медленно, борясь со сленгом, расстроенная тем, что слишком много отсылок к поп-культуре, которые она не понимает. Кайло помогает ей, переводя целые предложения, исправляя её произношение, объясняя значения слов и контекст комиксов 80-х годов. Нерд. Она видит, что ему весело. Так же, как и с музыкой, ему нравится быть её учителем. Пока не приходит время готовить обед, он сидит на диване рядом с ней и смотрит, как она читает. Он готов ответить на любой вопрос. На его лице играет глупая улыбка.       Весь комикс посвящён супергероям. Американские комиксы, как правило, именно таковы, насколько знает Рей. Хотя она никогда не заходила дальше фильма о Бэтмене, который она смотрела прошлым летом вместе с Финном на пиратской видеокассете. Актёр, игравший Джима Моррисона, должно быть, опозорился ради большой зарплаты. Но это совсем другое. Серьёзно. Цинично. Даже зло. Как будто взята фантастическая идея о людях, надевающих глупые костюмы, чтобы бороться за справедливость. И ко всему этому применяют жестокий реализм, пока персонажи не будут полностью обнажены и им негде будет спрятаться от уродств несовершенного мира. Временами это трудно читать. Слишком мрачно, слишком честно, и Рей не уверена, что ей бы понравилось это на постоянной основе, но комиксы всё равно захватывают. Рей не может остановиться.       - Кто твой любимый персонаж? – спрашивает она, дойдя до последних страниц.       - Роршах, конечно, - кричит Кайло с кухни. Он возвращается в гостиную и начинает читать изменившимся голосом. – Улицы – продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью. И когда стоки будут окончательно забиты, то вся мразь начнёт тонуть… Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится им до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят вверх и возопят: «Спаси нас!», а я прошепчу: «НЕТ». Чёрт, после всех этих лет я всё ещё дословно помню эту цитату.       Рей смеётся. Она не удивлена.       - Я так и знала. Держу пари, ты ненавидишь Озимандия.       Он морщит нос.       - Лживый сукин сын. Как я могу не ненавидеть его.       Она кладёт комикс себе на колени.       - Но он принимал трудные решения, совершал уродливые поступки и пачкал руки кровью ради высшей цели. Разве это было неправильно? Разве не в этом суть твоей собственной философии?       Лицо Кайло темнеет. Он стискивает челюсти и на мгновение ей кажется, что он начнёт возражать. Хорошо. Начинай. Это будет интересный спор.       Но, похоже, он не настроен на жаркие дебаты.       - А кто твой любимый герой? – вместо этого спрашивает он.       У неё уже готов ответ.       - Ночная Сова II, Дан. Он добрый и отзывчивый. И он верит в то, что делает добро ради добра. По итогу именно он остаётся с девушкой. Не знаю. Иногда мне кажется, что это нормально – отказаться от чего-то большего ради маленького личного кусочка счастья.       Слова Рей вызывают у него улыбку.       - Пойдём, любимая. Еда почти на столе.       После обеда они занимаются любовью на диване. Всё происходит в спешке, на Кайло по-прежнему одежда, но Рей всё равно. Она не гонится за останавливающим мир чувством с прошлой ночи. Для этого ещё будет время. Она просто хочет, чтобы он был как можно ближе. Внутри неё. На этот раз Рей седлает его бёдра. Его бёдра между её бёдер, как в тот день, когда она сказала ему, что хочет его. Ей нравится эта поза. Она может наблюдать за ним, и он представляет собой прекрасное зрелище: растрёпанные волосы, приоткрытые губы с синяками от поцелуев, он задыхается, кожа на его шее и груди окрашена в светло-розовый цвет. Он выглядит моложе своих лет, полностью потерявшись в блаженстве. По тому, как блестят его глаза, когда он изучает её обнажённое тело, Рей понимает, что ему тоже нравится её вид.       Рей не знает, когда они смогут насытиться друг другом. Наверное, никогда. Она жаждет большего. Она хочет зайти ещё дальше и сделать для него то, что он сделал для неё. Взять его в рот. Она представляет себе его лицо, когда она возьмёт его. Она знает, что Кайло будет неотразим: смесь застенчивости, удивления и животной похоти. Одна лишь мысль заставляет её сжаться так сильно, что краткий, недолгий всплеск удовольствия застаёт её врасплох. Она снова вскрикивает, а затем он резко выходит из неё.       Они ещё ни разу не воспользовались презервативами.       - Ты полностью меня опустошишь, любимая, - жалуется Кайло, вытирая её бёдра, хотя очевидно, что он наслаждался каждым мгновением. – Я уже слишком стар для этого.       - Это твоя расплата за совращение молодой девушки. – Рей смеётся, ложась рядом. – Расхититель колыбельных.       Позже Рей приходит к выводу, что больше всего она ценит мелочи жизни.       Например, он не позволяет ей мыть посуду, потому что утверждает, что мыло слишком грубое для её рук. Это смешно, но она позволяет ему это делать. Когда она просыпается, он проносит ей завтрак в постель: блинчики со сливовым джемом, её любимый, и крепкий чёрный кофе, без молока и сахара, как любила пить Маз. Рей никогда не думала, что может так быстро испортиться. Он просит помочь ему нанести на шрам мазь. Они превратили это в ритуал. Каждое утро и вечер, когда её смазанные мазью пальцы скользят по его коже, Рей находит это столь же интимным, как и занятия любовью. Шрам выглядит лучше. Уже не так воспалён, и краснота начинает спадать. Ещё немного и он полностью заживёт.       Она не спрашивает, кто сделал с ним это.       Так много мелочей делают её счастливой. На днях они попытались вместе залезть в ванную, как это делают пары в романтических фильмах, но поскольку Кайло чертовски большой, всё закончилось разбрызганной по полу водой. Она так сильно смеялась, что у неё заболели щёки. Она просит его почитать вслух по-французски одну из его старых книг. Это стихи, и Рей не понимает ни слова, и ей кажется, что, если бы он перевёл, она сочла бы их глупыми и мелодраматичными, но звук его голоса завораживает. Например, когда она застаёт его за пением. Но порой она наслаждается тишиной, когда просыпается раньше него до рассвета, а на улице идёт снег и на стёклах виднеется морозный узор. Она ласкает его лицо, пока он спит. Обводит пальцами его кривой нос, считает родинки на его щеках. Он храпит, но тихо и она находит это милым.       - Как думаешь, может, нам стоит купить проигрыватель дисков? – спрашивает она его ночью в постели, пока он пропускает пряди её волосы сквозь пальцы. – Ты хотел купить мне его. Помнишь? Так как… Я могу получить его сейчас?       Он быстро отвечает:       - Конечно.       - Я скучаю по музыке. Не слушала её с тех пор, как… Ну, ты понимаешь. С того самого дня.       - Знаешь, что забавно, любимая? Мы так много говорили о музыке, но никогда не слушали её вместе.       Это правда, думает она. Рей внезапно взволнованна. Ей интересно, каково это – слушать любимые песни рядом с ним. Целоваться под музыку на фоне.       Им ещё столько всего предстоит сделать.       - Можно… Можно мне ещё телевизор? – Она решает испытать удачу. – Сюда.       Кайло закатывает глаза, как будто не может понять, зачем кому-то понадобилось такое дурацкое устройство. Но потом улыбается.       - Ты можешь просить всё, что захочешь.       И она почти верит.       Ей хочется, чтобы этот момент длился вечно. Жизнь была бы такой лёгкой.       Ранним утром пятого января – Рей полагает, что сегодня пятое, на самом деле она сбилась со счёту – в дверь звонят.       Она рывком садится в постель, ошеломлённая. Волосы спадают ей на лицо. Она не совсем понимает, что происходит.       Она забыла, что снаружи течёт жизнь.       - Что…?       - Придурок, - шипит Кайло, потирая опухшие ото сна глаза.       Звонок у Кайло очень громкий. Одно из тех адских изобретений, которые жужжат без конца, издавая невыносимые звуки.       - Ты говоришь про…?       - Не обращай внимания. – Кайло откидывается на подушку и обнимает её. – Скоро ему надоест и он уйдёт.       Однако жужжание не прекращается. Хотя порой звук становится резко прерывистым или же невыносимо долгим, настолько долгим, что Рей кажется, что проходит несколько минут. Если так продолжится дальше, дверной звонок точно выйдет из строя.       Она ждёт реакции Кайло, но он просто закрывает уши руками и ещё глубже зарывается в подушку.       Но тут раздаётся стук в дверь, как будто кто-то бьёт по ней тупым предметом. Краска точно отколется. За стуком следует крик – пронзительный, явно раздражённый, настолько громкий, что его слышно в спальне.       - Открой дверь, Рен! У меня нет времени торчать здесь всё утро!       - Чёрт, - губы Кайло дёргаются, обнажая острые зубы.       - Рен! Не притворяйся, что тебя нет дома. Я знаю, что ты там! Тебя видели в супермаркете, когда ты затаривался к чёртовому зомби-апокалипсису. Так что открой сраную дверь!       - Ты не собираешься…? – тихо спрашивает Рей.       Кайло рычит.       - Нет!       - Рен! – радостно кричит Армитаж во всё горло. Рей подозревает, что ситуация доставляет ему удовольствие. – Ты опять так сильно нажрался, что не можешь встать с этого засранного дивана?       Стук повторяется, как и ещё одна атака на дверной звонок. Должно быть, уже весь подъезд стоит на ушах. Рей интересно, знают ли люди, живущие рядом, настоящую личность своего угрюмого соседа. До них наверняка доходили слухи. Было ли им страшно?       - Ради всего святого, Рен! Если понадобится, я выломаю дверь. Не думай, что твои замки защитят тебя. Я платил установщикам за них!       Кайло вскакивает с кровати и хватает с пола свои спортивные штаны.       - Вот и всё, - усмехается он. – Сегодня я, наконец-то, убью его.       Прежде чем Рей успевает затащить его обратно в постель, Кайло уже находится у двери спальни.       - Оставайся здесь, - приказывает он. – Я сломаю ему шею.       Рей остаётся лишь наблюдать.       Её сердце бешено колотится. Она натягивает одеяло до самого носа. Её так и подмывает полностью спрятаться под одеяло.       Она ведь полностью голая.       Кайло пересекает гостиную слишком тяжёлыми шагами, как будто намеренно привлекает внимание к своему весу. Дверь открывается с таким громким стуком, что дверная ручка наверняка оставила дырку в стене.       - Ты покойник, Армитаж! – рычит он.       Но тут, к удивлению Рей, раздаётся женский голос.       - Проснись и пой, Рен. Я надеюсь, что мы сможем спокойно обсудить все вопросы.       Кайло невесело усмехается.       - Армитаж, ты грёбаный трус, - шипит он. – Ты боишься меня. Не мог прийти без Фазмы, чтобы в случае чего защитить свою жалкую задницу.       Рей слышит быстрые шаги, когда Армитаж входит в комнату. Каблуки его туфель щёлкают по полу: дорогая обувь на тонкой подошве из натуральной кожи. Нужно обладать особым складом ума, что выбрать такую обувь в снежную погоду. Позади него странная женщина, она двигается медленно и тяжело, почти как Кайло. Рей кажется, что она такая же высокая.       - Я не трус, что бы ты знал, – презрительно говорит Армитаж. – Я просто человек, способный реалистично оценить риск, поэтому заранее принял соответствующие меры защиты. В отличие от тебя. О чём ты думал, тупица? Ты правда считал, что можешь вот так просто пропасть на пять дней?       На какое-то время воцаряется тишина.       - И что, чёрт возьми, случилось с твоей комнатой? - Армитаж, похоже, искренне удивлён. – Комиксы? Серьёзно? Что это за хлам?       - Это не хлам. - Она слышит ярость в голосе Кайло. – И это не твоё дело. Говори, зачем припёрся и проваливай.       Но Армитажу, похоже, всё равно.       - Это что… Боже правый. Это что, царапины у тебя на спине? – Трудно сказать, поражён ли он, или испытывает отвращение, а может и всё вместе. – Рен, сукин ты сын. Тебя трахнули.       Женщина внезапно разражается быстрым, неприятным смехом, и Рей вспоминает слова Финна, сказанные много лет назад. Он сказал, что среди лидеров Первого Ордена была женщина, настоящая Амазонка, но та ещё задница и грубиянка, и она смеялась, как маньячка.       - Чёрт возьми, Рен. Я прав. Не верю своим глазам. Покраснел, словно школьница, - радостно заключает Армитаж. – Постой. Она всё ещё здесь?       Рей слышит, как быстро стучат каблуки, приближаясь к двери спальни.       - Ещё один шаг, Армитаж, и я убью тебя. Ты прекрасно знаешь, что Фазма не сможет меня остановить.       Шаги замедляются. Армитажу страшно, понимает Рей.       Отлично.       - Говори, - выплёвывает Кайло. – И проваливай.       Наступает долгая пауза, после которой Армитаж прочищает горло.       - Профессор очень расстроен, - наконец, говорит он. – Он требует встречи с тобой. У тебя есть обязанности, Рен, и тебя не было несколько дней. Ты должен ему всё объяснить, и боюсь, что отговорка в стиле «простите, всё это время я самозабвенно трахался» не сработает.       - Прекрасно, - безразлично отвечает Кайло.       Армитаж громко вздыхает.       - Осторожно, Рен. – Его голос понижается, и Рей не уверена, угроза это или намёк на искреннее беспокойство. – Я знаю, тебе трудно, но хоть раз не будь идиотом. Прошлое твоё упрямство ничем хорошим не закончилось.       Кайло не торопится с ответом.       - Это другое.       Рей удивлена, как смиренно звучит его голос.       - Это ты так думаешь, - без энтузиазма заявляет Армитаж. – При условии, что ты способен думать. Однако я не верю, что профессор воспримет это иначе. Так что не будь идиотом. Отправь домой шлюху, которой хватило смелости затащить тебя в постель, приведи себя в порядок и тащи свою задницу в офис. Чем скорее, тем лучше. Я устал собирать тебя по частям, Рен.       После слов Армитажа следует долгое молчание. Рей затаила дыхание, вцепившись в одеяло. Он укалывается пальцем о торчащее из одеяла перо.       И Кайло, наконец, говорит.       - Скажи профессору, что я скоро буду. – Его голос тихий. – Я должен… Я должен с ним кое-что обсудить.       Армитаж ждёт несколько секунд. Рей представляет, как он смотрит на Кайло, изучая его лицо, чтобы понять, говорит ли он правду.       - Не облажайся, Рен, - вздыхает он. – Будь благоразумен. Хотя бы сейчас. Для своего же блага. – Затем он коротко приказывает. – Фазма, мы уходим.       Стук каблуков эхом отдаляется от двери спальни, за ними следуют тяжёлые шаги женщины.       - Не задерживайся. Профессор весьма расстроен. – Говорит Армитаж на прощание. – Боюсь, у тебя нет времени на ещё один быстрый трах.       Когда они уходят, Кайло так сильно хлопает входной дверью, что люстра начинает дребезжать.       Он не сразу возвращается в спальню. Рей решает дать ему время, чтобы прийти в себя, но это длится слишком долго. Она начинает ёрзать в ожидании.       Именно в тот момент, когда она собирается встать с постели и пойти к нему, Кайло возвращается. Он останавливается, не решаясь войти внутрь.       Она видит, что он дрожит, шипит, как фейерверк, который вот-вот взорвётся. Под глазом у него пульсирует тик.       Что ж.       - Мне нужно… Мне нужно…, - он заикается, как будто ему трудно выразить это словами. – Мне нужно…       - Я слышала. – Рей прерывает его. – Не знала, что у Первого Ордена есть офис.       Он тяжело сглатывает, проводя рукой по волосам.       - Любимая, не смотри на меня так.       Рей понимает, что хмурится. Она пытается растянуть губы в улыбке, но не уверена, насколько правдоподобно это выглядит.       - У тебя проблемы?       Кайло пожимает плечами.       - Я поговорю со Сноуком, Рей. Я… Я всё объясню. Он выслушает меня. Он поймёт. Он должен.       Он садится рядом с ней и протягивает руку, чтобы обнять. Рей тут же откликается на его прикосновение, вдыхая аромат его волос, целуя его покрытую щетиной щёку. Он всегда такой тёплый.       - Ты дождёшься меня здесь? – спрашивает он.       Почему-то одна лишь мысль о том, чтобы выйти на улицу, приводит её в ужас.       Там, снаружи, кипит реальная жизнь. Продолжаются протесты. Кто знает, что она пропустила. Она уже несколько дней не слушала новости. Вот-вот начнётся учёба. Вернётся Роуз и будет такой же весёлой и жизнерадостной, как и всегда, делиться историями, которые Рей не хочет слушать. И будет задавать вопросы, на которые Рей не сможет ответить. Финн точно на неё накричит. Она заслужила. Она всё ещё не придумала, что ему расскажет. Чёрт возьми, она вообще перестала думать об этом. Её комната в общежитии будет холодной, с окнами, забитыми старыми газетами и стенами, выкрашенными в серо-зелёный цвет, словно морское дно. Её кровать будет маленькой, слишком чистой и неудобной.       Рей задаётся вопросом, сможет ли она заснуть одна.       Она не хочет покидать его квартиру.       - У меня тоже есть жизнь, к которой я должна вернуться, Кайло, - говорит она. – Финн наверняка уже позвонил в полицию.       Он кивает.       - Я понимаю.       - Я бы могла позвонить тебе днём, чтобы узнать, всё ли с тобой нормально, но ты разбил телефон.       - Я куплю новый, - он издаёт короткий смешок. – Это не первый, который я сломал.       Кайло встаёт с кровати и подходит к шкафу. Открывает верхний ящик и что-то упорно ищет во всём этом беспорядке.       Рей вспоминает, что там он держал пистолет.       - Что ты ищешь? – осторожно спрашивает она.       - Это, - он вкладывает ей в руку связку ключей. – Они от моей квартиры. Я хочу, чтобы они были у тебя.       Рей смотрит на ключи: они тяжёлые, странной формы, со сложными выступами и контурами. Холодный металл неприятно обжигает ладонь. На ключах болтается маленький стеклянный брелок – кролик.       Она не знает, что сказать.       - Приходи ко мне после протеста. – Кайло наклоняется и целует её в макушку. – Я знаю, что ты снова туда пойдёшь. Я просто хочу, чтобы после всего ты на какое-то время стала только моей.       И он обнимает её. Обнимает за плечи так сильно, что это практически причиняет боль. Если он сожмёт чуть сильнее, её кости точно хрустнут.       - Всё будет хорошо, любимая, - шепчет он. – Всё будет хорошо, обещаю. Вот увидишь.