Королевский премьер

      Тадеуш ждёт.       Это хуже всего.       Астори каждым натянутым нервом, каждой клеткой мозга, всем своим существом ощущает его терпеливое влюблённое ожидание, и это изматывает её. Она не этого хотела. Она не… да ей разобраться бы сначала, чего она хотела вообще. Астори до сих пор не уверена, что поступила правильно. Вернее, она уверена почти наверняка, что того… что тогда этого делать не стоило, но это просто случилось и поставило жирный вопросительный знак на их с Тадеушем отношениях. Астори знает: она сама виновата.       Ответственность лежит на ней.       А Тадеуш всё ещё ждёт, и становится только тяжелее.       Астори задумчиво смотрит в кружку с чаем, в сотый раз пытаясь осмыслить тот вечер. Проматывает события одно за другим опять и опять, вглядываясь, вслушиваясь, стараясь осознать и принять… Он признался ей в любви. У Астори потеют ладони и дрожит зажатая в пальцах чайная ложка. Он. Признался. Ей. В. Любви. Астори хочется застонать от отчаяния.       Пожалуйста, нет. Пусть это окажется просто дурным сном… прекрасным кошмаром… вымыслом… пожалуйста.       Джоэль дёргает её за рукав.       — Мам… ма-а-ам… ты чего?       — Ничего, солнышко. — Она рассеянно целует его. — Правда. Доедайте… у вас скоро урок математики, не стоит опаздывать. Я приду к вам после занятий, ладно? Мы погуляем.       Нет, ей это не привиделось. Астори прикусывает язык. Зачем он это сказал, зачем, она ведь не просила… она так надеялась, что… Его признание вынуждает её расставить всё по местам и ответить либо взаимностью, либо отказом, а Астори хочется тянуть с этим как можно дольше. Она лелеяла мечту, что они вовсе не заговорят об этом, но… Слова Тадеуша её обязывают. Астори желала бы, чтобы в их теперешних отношениях было как можно меньше обязательств.       И вот сейчас она сбита с толку, раздражена и испугана перспективой скорого объяснения.       Сложно не заметить, как расцветает Тадеуш в её присутствии: как теплятся его долгие взгляды, как ласковее и чаще он касается её локтя, как нежно произносит «Ваше Величество»… Это лишь усиливает страх Астори. Он ни о чём не спрашивает — подразумевая, что следующий шаг должна сделать она. Сама. Снова. Тадеуш слишком подданный, чтобы позволить себе первенство в отношениях с королевой, пусть даже таких, несколько неформальных.       Он не настаивает. Не требует. Не просит. Если бы не ехидная стерва-память, Астори бы решила, что между ними вовсе ничего не было.       Но она-то помнит… и её гложет вина уже не только перед Джеем и детьми, но и перед Тадеушем. Этого слишком много для неё одной.       Надо разом покончить с этим.       Спустя полтора месяца после бунта на площади она вызывает его к себе в неурочное время, ближе к вечеру. Со стороны такой поступок не должен казаться странным: идёт суд над тремястами арестованными мятежниками — заседание пришлось перенести в четвёртый раз из-за мятежных настроений в столице, — Север всё ещё волнуется, пусть напряжение и идёт на спад, Тадеуш едва не лишился должности, благо, кабинет министров его оправдал, надо подготовить вступление в Совете, где в среду будут обсуждать произошедшее… дел много, и королеве есть о чём поговорить со своим премьером. Тадеуш сам сказал однажды, что она может требовать его к себе в любое время дня и ночи. Государственные заботы не терпят отлагательств.       И никому не нужно знать, что в этот раз Астори зовёт его по иной причине.       Об этом догадывается один Тадеуш.       Они сидят за столом в её кабинете: Тадеуш раскладывает документы, приподнимает брови, рассказывая о намеченной на середине лета поездке в Райвенлок, показывает вырезки газет с заметками о бунте, тыкает кончиком карандаша в заголовки и, сняв очки, устало сообщает о выторгованной журналистами пресс-конференции. Астори слушает, косясь на бутылёк с сердечными каплями. Она постоянно носит его с собой.       Премьер-министр выглядит окончательно выпотрошенным последними неделями: похудевший, с мешками у тусклых зелёных глаз и усталыми морщинками на осунувшемся лице. Острее обозначились скулы и слегка вздёрнутый нос с веснушками. Улыбки лучатся реже. Астори обеспокоена этой переменой и не замечает, что сама стала более нервной, дёрганней и суше.       Пальцы привычно стискивают флакончик с лекарством.       — Кажется, это всё на сегодня. — Тадеуш заново бегло просматривает содержимое папки. — Мы встречаемся во вторник, как обычно, в три?       — Я… я как раз хотела поговорить об этом. — Астори сглатывает, сцепляет пальцы и выпрямляется. Взгляд — вниз. Медлит, подбирая слова, и облизывает губы. — Кое-что… уточнить.       Тадеуш откладывает папку. Смотрит на неё.       — Да, Ваше Величество?       Это оказывается труднее, чем ей представлялось, когда она репетировала перед зеркалом. Астори кусает губы. Молчит. К лицу и шее приливает кровь, и лихорадочный румянец жжёт ей кожу раскалённым железом. Она должна. Обязана. Переступить через себя, через него, через всё, во что верила и за что боролась… или почти всё. Она давно решилась, так почему сейчас её лезвием по горлу полоснуло ощущение несправедливости?       Тадеуш такого не заслужил. Не от неё. Он, мягкий, понимающий и преданный и — решительный и упорный, он, спасавший её бессчётное число раз, он, рискнувший ради неё всем… Она же предаёт его. Она его убивает — без ножа, словами, у себя на глазах, в своём собственном кабинете…       Его. Джея.       Себя саму.       Всех.       — Я… я, надеюсь, вы понимаете, — начинает Астори, запинаясь и не поднимая глаз, — что то, что… произошло между нами… обусловлено многими причинами и… имеет совершенно особенный характер. Мы… не любовники, господин премьер-министр. Мы… коллеги. И было бы откровенно глупо полагать…       — Не утруждайте себя, Ваше Величество, — тихо прерывает её Тадеуш. — Я понимаю. Можете быть спокойны, я никогда…       Астори глотает воздух, судорожно двигает ладонью.       — Нет, дослушайте!.. Дослушайте. Разумеется, связь романтическая между нами невозможна, и… наши отношения исключительно официальные и деловые. И… во всём, что происходит, во всём, что… касается нас двоих, отсутствует какой-то бы то ни было личностный интерес… присущий бытовому роману. Мы политики, господин премьер-министр, и взрослые люди.       Тадеуш хмурится, поджимает губы. Он явно не понимает.       — Вы… хотите сказать, что…       Астори не позволяет ему договорить:       — Вас такой формат устраивает?       Их взгляды встречаются. Неверие, испуг и сомнение — с одной стороны, и болезненная решимость пополам с отчаянием — с другой. Глаз Астори дёргается. Сердце ощутимо и тяжело колотится внутри.       Надо бы принять капли.       — Вас устраивает такой формат? — не отводя взгляда и расправляя плечи, переспрашивает она, чётко и безапелляционно, не как влюблённая — возлюбленного, но как королева — премьер-министра. Деловые отношения. Точка. Коллеги. Точка. И не больше. Она сделала выбор — меньшее из зол, мучительное, но необходимое. Иначе бы она сошла с ума. Ей нужно уважать себя и свою верность памяти Джея так же сильно, как нужно быть с Тадеушем. И если невозможно иметь всё разом… пусть будет хотя бы наполовину.       — Да… Устраивает, — тяжело отвечает Тадеуш, моргая. Его кадык напряжённо дёргается. Понимает. Ради Мастера, понимает. Астори страшно подумать о том, как ему должно быть больно сейчас… Она не хочет, чтобы он страдал, никогда не хотела…       — Тогда предупредите секретаршу, пусть перестроит ваше расписание с завтрашнего дня: приёмы по вторникам и пятницам с семи до двенадцати. Я тоже скажу своему секретарю. — Она проводит языком по обескровленным губам. — На этом всё. Можете быть свободны.       Тадеуш кивает. Опускает глаза. Старается не смотреть на Астори. Он поднимается, застёгивает папку и уже делает шаг к выходу, как вдруг Астори, вспомнив, что забыла разъяснить очень важный нюанс, окликает его:       — Господин премьер-министр?       Он оборачивается, и в глазах мелькает подобие надежды. Астори нервно усмехается, прикусывает изнутри щёку и бегает пальцами по краю стола, встряхивая головой.       — Относительно… вашего признания… вы, несомненно, осознаёте, что это… это немыслимо. Мы никогда… Я люблю своего мужа. И детей.       Тадеуш на мгновение теряет дыхание. Глотает. Силится понимающе улыбнуться в ответ.       — Да. Осознаю. Конечно. Да. Позволите идти?       — Идите. Всего доброго.       Астори провожает его взглядом и роняет голову в ладони. Её трясёт. Ей тошно от себя.       Надо принять капли.