Ледовое побоище

— Так, тебе спать, — сказал Джин, указывая на Лин, сидящую на заднем сиденье машины Тэхена, — а тебе, — он уже перевел взгляд на Мина, — побриться, не пить, не курить, не истерить, стекла не бить, в истерики не впадать, выпить чаю и лечь спать, а желательно еще и валерьяночки, ну так, на всякий, — Джин закончил свою партию и снова набрал полные легкие воздуха. — Ладно, тренер-друг-брат-мать-Джин, но ты с Намджуном не ругайся, сильно не надрывайся, по льду пингвином не катайся. Когда Тэхен пойдёт домой, скажи, чтоб он взял что-то поесть, а то его кашу только топором и есть, — отстрелялся Юнги, закрывая окно и трогаясь с места. — Юнги-я, а зачем всё это было? — малышка подползла поближе к перегородке между пассажирским и водительским местом. «Просто Джин пытается не быть таким старым, Лин, вот он и мается подобной ерундой», — хохотнул Мин, разворачиваясь на дорогу к дому. Тем временем Джин своей обыкновенной летящей походкой вошел в двери дворца. Он дошел до кабинета Тэхена, зашел и встретился с вечно злым на работе Тэхеном. Он, разговаривая на громкой связи с кем-то, судорожно перебирая бумаги, громко и цензурно доказывал какому-то промоутеру, что нет у него никаких документов. Он выключил телефон и, не отвлекаемый никем и ничем, медленно прошелся ещё раз по всем листам, а затем, доставая, видимо нужный листок, сказал: — Ну, или всё-таки есть… — пробегаясь по нему глазами и снова утверждая в голове условия очередной сделки, он наконец оторвал глаза от стопки макулатуры. — О, Джин, наконец-то, я ждал, когда ты детей выгуляешь, — похохотал он, подходя к Киму, — у меня три новости. Две хорошие, одна своеобразная. — Чередуй, я не хочу себя плохо чувствовать, — Джин расселся в кресле Кима, скрещивая пальца и с интересом разглядывая директора. — Я слушаю. — Во-первых, мы завтра бухаем, причем тут, — засмеялся Тэхен, радуясь очередной попойке. — Во-вторых, с Намджуном. Он вывел своих динозавров в четвертьфинал! они начнут приносить деньги, — победно взмыл руку вверх директор. И в-третьих, у Юнги через неделю показательные, пускай лезгинку им станцует, Чонгук научит, — заговорщически улыбнулся Тэхен, с интересом смотря на тренера. — С чего вдруг с элитой будет пить этот орангутан в тренерской куртке? — возмутился Джин, расставляя руки в разные стороны, совсем не радуясь будущему. — Ну, мы как-то ему пообещали, да ладно тебе, ты же к нему неровно дышишь. «Я практически поверил, 7 из 10», — скопировал его Тэхен, в точности повторяя почти все движения тренера в тот день. — Это даже Юнги заметил. Харэ скрываться, подошел, засосал, оставил в недоумении, улыбнулся, ушёл, — Тэхен провел манипуляцию со стеной, у которой стоял. — Ой, нашёлся мне тут учитель, сам за Чимином уже год ухлестываешь, а кроме величественного синяка, ничего и не получил. Даже Юнги уже с Чоном засосался, а ты даже приобнять его не можешь, Тэ. Ты себя по-гу-бишь, — последнее слово тренер произнес по слогам, заставляя директора раскраснеться. — Да ну не могу я… Он, наверное, боится после Бонгю с кем-то встречаться. Эта гнида подпортила самооценку и нервы Чимину. Я не лезу, потому что очень люблю… — запричитал Тэхен, легонько ударяясь головой о стену. — Не мо-гу, — снова простонал он. — Так, второй безответно влюбленный, собирайся домой, купи поесть детям что-то, а то Юнги твою кашу уже топором собрался есть. Ты какой гадостью их там кормишь? — завозмущался Джин, подходя к Киму и немного встряхивая его. — Ты меня понял, господин главный опекун? — Понял, понял я, Джин-хен, — сказал Тэхен, забрал пиджак, кейс для документов, оставил ключи от раздевалок и прочего для Джина, как само собой разумеющееся, и помахав ему рукой, ушел, ловя на прощание: "Купи Юнги успокоительное, на всякий случай». — Я понял. Джин взял ключи со стола, закрыл кабинет, и пошел в сторону своей тренерской. Там, где всегда тепло и тихо, где всегда, как напоминание, висит раздражительная аура Юнги, чьё место на диване уже изрядно продавлено. Но там, за диваном, хранится маленький секрет Кима. Его коньки. Его победные коньки. Всегда хорошо наточенные, но покрытые пылью. — Вот и встретились, — прошептал Ким, надевая теплый носок. Ну, старость несет за собой некие странные вещи «на всякий случай». Он с таким трепетом завязал шнурки на коньках, так аккуратно встал. Казалось, что от любого резкого движения мужчина может разбиться, как ледяная фигура. Медленно перебирая по темному коридору, он вспоминал свои соревнования, сборы, и на душе от этого становилось чуточку теплее. Когда он уже наконец дошёл до калитки, открывающей выход на каток, он остановился в неуверенности. Перед глазами всплыло его последнее выступление. Произвольная программа. Каскад, который был последний в программе, который закончил всю его карьеру. Неудачное приземление, жуткая боль в колене. Словно по старой памяти, его передернуло, и Джин сделал шаг назад. Пути назад нет. Только вперед. Только туда, где поднимается пар изо рта, только туда, где температура не поднимется выше нуля. Джин неуверенно поставил сначала один конек на лед, затем второй. Первый шаг за долгие месяцы. Как первый шаг на луне. Такой чистый и блестящий, такой гладкий и холодный. Первая стрелка от лезвия. Ким закрыл глаза и сложил руки на груди. Такие знакомые, но давно забытые ощущения и гудящее в голове: «Я счастлив». Немного набирая скорость, мужчина наконец разгоняется, разводя руки, приветствуя зал. Как несколько лет назад. Где-то в голове всё ещё слышатся отдаленные отголоски со спортивной карьеры. Хлопки, крики зрителей, флаги Кореи, постеры с его именем и фото. Но есть хлопки, более похожие на настоящее. Джин выходит из мира грез, наконец открывая глаза. — Намджун, — кричит Джин, — какого черта ты тут делаешь? — практически вплотную подъезжая к тренеру хоккейной сборной. — По субботам я обычно тут немного разминаюсь, — пожимает плечами Намджун. — А чего это ты так удивился моему появления? — хитро улыбаясь, произносит тренер. — Мусор же вывозили, так ведь? — резко спросил Джин, смотря прямо в глаза хоккеисту. Тот, всё еще недоумевая от вопроса фигуриста, все-таки ответил: «Вроде, после игры забирали… А что?» — не понимая сути вопроса, он всё так же пялился на Джина, ожидая объяснений. — Так я понять не могу, почему ты остался? — Ах, ты… — кинулся вдогонку Джун, пытаясь схватить за руку увертливого фигуриста. — А я не против догонялок, — захохотал Сокджин. Закрутив пару кругов по катку, Джин, не снижая скорости, он зашел на поворот, оборачиваясь на догоняющего его Намджуна. Последний схватил его за руку и дернул немного назад и встал перед ним. Оба, не успев снизить скорость, влетели бы в борт. Только поступок Намджуна спас фигуриста от столкновения с до сих пор не знакомым ему на вкус бортиком. Хоккеист вписался спиной в борт, пытаясь поймать летящего на него Джина. Столкновение оказалось куда мягче, чем ожидалось. Джин столкнулся с грудью Намджуна, случайно соприкасаясь с его губами. Они застыли так буквально на несколько секунд. — Ты что творишь, — замешкался Джун, отталкивая от себя фигуриста, — ещё заразишь меня своей истеричностью! — Давай наверняка, — Джин притянул раскрасневшегося хоккеиста к себе за края расстёгнутой тренерской куртки и снова поцеловал его. Он положил руки ему на плечи и нежно прошелся кончиком языка по губам Джуна, вовлекшего Джина в более глубокий поцелуй. Намджун аккуратно отстранился от Джина, отодвинул его от себя и, краснея, словно школьница после первого поцелуя, покатился в сторону калитки, тыльной стороной ладони убирая с губ вишневый бальзам, вкус и запах которого окутал все его рецепторы, оставив не менее растерянного Джина на катке наедине со своими мыслями. Щеки фигуриста залились не меньшим румянцем от своего поступка. Он прошелся сгибом указательного пальца по ещё влажной губе, глубоко вдохнул и ощутил легкий шлейф дорого парфюма, витающего в воздухе. Он обернулся, желая догнать хоккеиста. Но от того остались только несколько стрелок от лезвий хоккейных коньков и полное осознание того, что слова Тэхена были правдой.