TAKE ME OUT

      

- 9 -

             Съедая срывающиеся с пухлых губ стоны удовольствия, Марк жадно целовал их, то кусая, то посасывая, совершенно позабыв как дышать, пока руки жили своей жизнью, с силой стискивая чужие бёдра… Стараясь не сойти с ума от липкого аромата, исходившего от смуглой кожи, растворяясь в пошлых звуках возбуждающего саундтрека, Марк остро чувствовал, как Хёк слегка подрагивает, всё больше запутываясь в медовой паутине желания, пронизывающей всё вокруг… Вцепившись в его плечи, Донхёк пытался активно отвечать на неожиданно горячий поцелуй, но каждый раз ахал и терялся, стоило ладоням Марка, пройдясь по бёдрам, дойти до ягодиц… и обратно… местами вдруг грубо сжимая напряжённые мышцы.       Безумие страсти сжигало душу, будто ад… И хотелось раствориться в человеке напротив, превратив интимную близость в единение сердец, сведя расстояние между телами к опасно недопустимому значению… ниже нуля…глубже…до самого дна… Он никогда ещё так себя не чувствовал, и это странно восхищало и возбуждало всё в нём…       «Как же хорошо… просто… невероятно…»       Марк остановился и замер, тяжело дыша в зацелованные до крови губы… В этот раз он не пил, но уровень промилле в крови рос с каждым глотком чужого дыхания. Смакуя чувственную гамму ярких ощущений, канадец с наслаждением тонул в вязкой пучине спонтанных желаний дотронуться до загорелого тела во всех местах сразу… укусить нежную кожу внутренней поверхности бедра… поцеловать выпирающую ключицу… соединить все родинки-точки, пройдясь по солёной коже языком…уткнуться носом в пупок и запустить пальцы в золотистые волосы… ещё есть невероятной красоты лодыжки и изящные длинные пальцы, которые заслуживают отдельного внимания… шея, скулы, щёки, глаза, уши – Марк задыхался, предвкушая вкус удовольствия, что останется на его губах, стоит ему попробовать коснуться бархатной кожи этого парня, что так легко бросил его на три месяца, чтобы по первому зову наплевать на все условности и преодолеть тысячу километров ради… него?       – Хён?.. – хриплый голос коснулся самой сокровенной струны, заставив кожу покрыться мурашками… Марк действительно млел, когда Ли Донхёк называл его так… – Ты сказал… твоя страсть сильнее… сказал, что… без меня умираешь… что любишь и…       Канадец облизал зудящие губы, чувствуя, как руки плавятся, продолжая бесконтрольно блуждать по чужим бёдрам…       – Хочешь… чтобы я понял тебя правильно?.. – (♫) вдруг Хёк берёт его за запястье и, жарко дыша в самые губы, стонет, прижимая чужую руку к своему стояку, отчего внутри Марка всё мгновенно воспламеняется и уходит вниз, отвечая приятно ноющей болью в паху… – Тогда… не останавливайся… прошу…       « Be mine ~…»       Донхёк томно закусывает губу, гуляя нетерпеливым взглядом по лицу, и осторожно касается пальцами основания шеи, слегка оттягивая ворот футболки…       – Сними … – он тянет сильнее, и Марк послушно стягивает хлопковую ткань...       Будто зачарованный, Хёк тянет руку, чтобы дотронуться до голой груди, но канадец перехватывает его запястье и, целуя пальцы, приподнимает край чужой одежды, требуя раздеться… Через секунду загорелый торс больше не прячут от пожирающих его глаз… Шрамы всё ещё здесь… Даже тот, пониже пупка…       Марк касается мягкой кожи на животе и слышит, как Хёк шумно вбирает носом воздух…       – Марк… – Донхёк нежно проводит ладонями, поднимаясь по трогающим его рукам, и с силой сжимает плечи, притягивая к себе. – Марк…       Этот эротичный голос будто умоляет, и он не в силах отказать…       Обняв за талию, канадец укладывает полуголого парня на подушки, и, сладко постанывая, Хёк тут же обхватывает его ногами, прижимаясь изо всех сил… Так приятно… Марк почти умирает, наслаждаясь соприкосновением с горячей кожей, когда чувствует, как чужие руки настойчиво ласкают спину, будто боясь, что не имеют права желать присвоить подобную прерогативу... Ощущать их на себе настолько волнительно, что канадец теряет последние крупицы благочестия, и, помолившись в последний раз, подчиняется дьявольской похоти, положившись на инстинкты. Буквально впечатывая Донхёка в кровать, он целует его шею, страстно вылизывая каждый миллиметр… Смуглый парень протяжно стонет, больно хватаясь за волосы и стискивая канадца между бёдер… Но градус эротики взлетает до небес, когда Марк водит носом по груди и нежно прикусывает затвердевшие соски… Хёк выгибается и громко ахает, а его хён вдруг думает о том, что это вкусное тело настолько чувствительно, будто тончайшей организации музыкальный инструмент, на котором он играл бы вечно…       – Все эти звуки… – плавно опускаясь ниже, он мягко целует над самым углублением, затем немного растягивает кожу и ныряет в пупок языком, наслаждаясь новой порцией стонов изнывающего от ласк Донхёка. – Ты… такой громкий…       Хёк тянет его за волосы, вынуждая приподняться.       – Это твоя вина…       Логика любви, утонувшей в долгожданном чувственном экстазе физического выражения, несоизмерима ни с чем… И это так красиво…       Донхёк опрокидывает хёна на спину и усаживается сверху, чтобы тут же нагнуться и глубоко поцеловать…       Внутри Марка что-то приятно пульсировало и нарастало, подводя к самому краю бездны каждый раз, как их мокрые языки переплетались, и он терялся в этой безумной близости, наслаждаясь Хёком. Они целовались так долго, что губы почти онемели, а границы смешались, потеряв свои очертания в медовом вкусе чужой вязкой слюны, что стекала по подбородку, пока Донхёк вдруг не перешёл на свою любимую шею…       – Ммммм… боже… – пришла очередь Марка глухо стонать, кусая губы… Его попросту пожирали, доставляя невероятное удовольствие, от которого плавились внутренности, и казалось, что ещё немного, и терпеть станет просто невозможно. Изнывать под жаркими ласками блуждающих по телу рук и влажных губ было сродни падению в нирвану под действием самых сильных наркотиков, и почему именно шея оказалось настолько чувствительной, Марк не знал… Но таким живым, полным неестественно ярких и кричащих эмоций, он не чувствовал себя ещё никогда… Сердце выпрыгивало из груди, а тело горело, и хотелось умереть, только бы получить наконец его… Этого странного парня со шрамами и глазами того самого мальчика из аэропорта…       Получить целиком…       Но Марк больше не контролирует действительность, когда чувствует, как Хёк осторожно вынимает из белья его возбуждение…       – Ах!.. Стой!.. – он резко садится, но уже поздно…       Опираясь одной рукой на чужое бедро, Донхёк второй придерживал член у основания, осторожно заглатывая головку… Будто тысячи игл неземного удовольствия вонзились в Марка одновременно, выпуская наружу протяжный стон, и руки сами вцепились в золотистые волосы, пытаясь остановить смертельное безумие.       – Мммннх… Хёк… Ааах…хва… хватит… пожа….луйста…аааах…я….я больше…не выдержу… о боже… ах… – то наслаждение, что он испытывал, чувствуя жар и влагу чужого рта… те незабываемые ощущения, что пронизывали каждую клеточку его тела, когда Хёк облизывал самый кончик, чтобы тут же резко опять засосать почти до основания… Марк боялся дышать, понимая что эта ночь изменит всё, уничтожив мечту о прозрении и обретении равнодушной гармонии в недрах тоскующего по эгоизму сердца… Она уже изменила… этим пошлым причмокиванием сосущего его возбуждённый член рта, и красиво ниспадающей на смуглый нос густой чёлкой, которую так хотелось убрать… «Что ты делаешь?.. Хватит… Ты убиваешь меня…» Вдруг Хёк заглатывает так глубоко, что канадец чувствует, как член с силой упирается в гортань, и понимает, что время на исходе. Оргазм накрывает подобно десятиметровой волне цунами, принося с собой сладость долгожданной разрядки, и Марк обильно кончает, издав странный громкий звук… Пытаясь восстановить дыхание, будто сквозь сон, он наблюдал, как Хёк сплёвывает чужую сперму себе в ладонь, проклиная себя за то, что не успел вытащить…       – Прости…       Но Донхёк его не слышит, погружённый в свои мысли он будто на что-то решался, силясь спросить, но боялся, продолжая бережно собирать обратно в ладонь стекающие меж пальцев липкие капли…       – Хёк..? – Марк потянулся к его запястью, чтобы вытереть испачканную руку о простыни, но смуглый парень не дался…       – Хён… тебе… нравится? – вместо этого он осторожно придвигается ближе, почти касаясь своими губами его.       – Нравится?.. Да… Это безумно…приятно… – канадец чувствует, как вновь давится слюной, и тянется поцеловать, но Хёк отстраняется, продолжая удерживать издевательски минимальное расстояние между ними.       – Тогда награди меня…       – Что..?       Донхёк касается языком уголка его губ, затем проводит по границе и быстро целует.       – Хён… – он тут же снова целует, но уже дольше, слегка посасывая… – я хочу… чтобы ты тоже сделал мне безумно приятно… Сделаешь?..       Марк чувствует, как тонкие пальцы поглаживают его член, и понимает, что сделает всё, что угодно…       – Я покажу как… Хорошо?.. Хён?.. – он опять целует его, играя внутри чужим языком, и медленно отстраняется, невидящими глазами уставившись куда-то сквозь пространство.       С замиранием сердца Марк наблюдает за тем, как смуглый парень стягивает с себя последнюю одежду и, стараясь не смотреть на своего хёна, смазывает анальное отверстие смесью из слюны и спермы, осторожно засовывая пальцы внутрь. Красивое лицо искажается странной гримасой боли и наслаждения, и Хёк стонет, продолжая растягивать себя…       – Хёк?.. – канадец знает, что мир не вынесет того, на что его толкает этот дьявол, но позже он будет распинать себя дважды за то, что заставляет этого парня верить, будто собирается сделать это лишь потому, что его попросили. – Послушай, Хёк…       – Ты же сделаешь, хён?.. Пожалуйста… – он вытаскивает пальцы и тянется к Марку, умоляюще постанывая и облизывая губы…       – Хватит! – канадец притягивает Хёка за плечо и обнимает. – Не проси так, как будто для меня это всего лишь одолжение… Я… Я же сказал, что люблю тебя. Почему ты продолжаешь вести себя так?..       – Марк… – он чувствует, как парень неуверенно обнимает в ответ, прижимаясь всем телом. – Помнишь, ты сказал…что сделаешь всё, что угодно, если я сыграю с оркестром?..       – Да… Я помню…       – Знаешь… Как только я услышал это, я уже знал, что попрошу…       – И что же?.. – канадец осторожно отстранился, чтобы заглянуть в лицо.       – А ты правда сделаешь всё, что бы я ни попросил?..       – Я попробую…       – Попробуешь или сделаешь?       – Я… Я сделаю…       – Обещаешь?       – Мы долго ещё будем беседовать? – Марк толкает Донхёка на подушки, широко разводя загорелые бёдра. – Я больше не могу ждать…       Он слегка оттягивает кожу, чтобы растянуть проход, и придвигается вплотную… Когда, надавливая, головка касается упругого колечка мышц, Донхёк весь сжимается, стягивая простыни и кусая губы.       – Я… я хочу, чтобы ты позволил мне любить тебя, Марк… Я… Я хочу, чтобы ты забрал меня себе… Сделаешь… это..? – Хёк откинул голову, пряча глаза, и Марк вдруг резко вошёл, вставив почти до конца.       Горячий стон оглушил всё вокруг, и жизнь замерла, будто падающая капля на фотоснимке… Других звуков не осталось… как и мыслей… Не было больше ни других мест, ни людей, ни желаний… Внутри Хёка было так узко и горячо, словно в раю…       – Oh, myGod… Это… потрясающе… просто… невероятно… Ты… такой… приятный… Боже… Почему... почему так хорошо..? – Марк замер, не в силах прийти в себя от нахлынувшего блаженства, чувствуя, как сильно Донхёк сжимает его, будто засасывая глубже.       – Мы…долго ещё…будем беседовать, хён?.. – этот голос вернул канадца к реальности, заставив уши покраснеть… Но он и так собирался сделать всё, чтобы сил на разговоры ни у кого из них не осталось.       Марк начал осторожно двигаться, с каждым толчком проникая всё глубже, а Хёк сладко скулил, задыхаясь, и хватаясь руками за всё, что угодно, пока канадец не подхватил его, усаживая на бёдра. Смуглый парень схватился за чужие плечи, безжалостно царапая их, и сжался ещё сильнее, упираясь лбом в лоб хёна…       – Блять…       – Больно?..       – Я не думал…что это будет настолько… приятно…       В голове не осталось ничего, кроме дикого восторга от долгожданного упоения чужой сладостью, тягучий вкус которой так мягко проникал под кожу с каждым новым движением чужих бёдер, разнося вязкое тепло по всему телу… Донхёк стонал всё громче, пока вдруг не кончил, испачкав их животы, и Марк было замер, но, жарко дыша в самые губы, парень тихо прошептал:       – Не останавливайся, хён… Ещё… Дай мне ещё…       Они любили друг друга долго, почти всю ночь, ненасытно целуя и лаская каждый миллиметр чужого тела, и каждый раз, как кто-то из них кончал, Донхёк просил «ещё», говоря лишь о том, что «хочет чувствовать это вместе как можно дольше… хотя бы сегодня…хотя бы только в этот раз…»              …              Тёмный подвал стал ещё уже, леденящим душу ужасом опускаясь серыми стенами прямо на изрезанные лезвием руки… Хёк ничего не чувствовал, кроме запаха крови и одиночества… Темно… Нечем дышать… Она убьёт его… Она убьёт Марка…       Вскрикивая, Донхёк наконец просыпается и резко садится.       Судя по яркой полоске света, делившей комнату на две неравные части, за плотными шторами жизнь плавно подходила к полудню, но мирное сопение спящего рядом парня откровенно плевало на любые чёртовы распорядки.       – Марк? – он осторожно потрогал его за плечо… Ноль реакции… – Хён? Ты спишь, что ли?..       Донхёк смотрел на красивый профиль, гуляя глазами по чётко очерченным скулам и сексуально обнажённой шее… Вдруг Марк замычал и перевернулся на другой бок. Немного помедлив, Хёк провёл пальцами по всей длине позвоночника, полностью растворяясь в тактильных ощущениях. Затем обнял канадца за талию и прижался, уткнувшись носом между лопаток.       «Так тепло…» Хёку казалось, он всё ещё спит…       Вдруг Марк опять замычал и попытался отцепить чужие руки.       – Юта…прекрати…давай уже спать…поздно…       «Что, блять?! «Юта»?! Охуенная у него зачитка привычного сценария!»       Но вместо того, чтобы отпустить, сын министра прижимается ещё сильнее, закидывая на спящего ногу. Однако дальнейшей реакции не последовало, и вскоре хён опять засопел как ни в чём не бывало.       – Хорошо, уговорил… Ещё немного… – Донхёк закрывает глаза, и вскоре вновь засыпает, приятно ощущая ноющую боль в пояснице и дискомфорт в районе заднего прохода…       Если новый день должен начаться, то пусть делает это где-нибудь в другом месте. В этой же комнате начинается только Марк и безумная любовь, которой суждено продлиться от этой самой кровати и до второго пришествия точно.                     …              Этот огромный дом совершенно не изменился за время его отсутствия, но Хёк надеялся, что видит вычурные стены в последний раз.       Елейное выражение лица его матери с трудом скрывало панику бегающих глаз, пока отец курил сигару, расспрашивая сына о жизни заграницей.       Министр обороны появлялся здесь крайне редко, если не сказать, что не появлялся совсем, поэтому внезапный приезд мужа хозяйки дома потряс прислугу в десятки раз больше, чем несанкционированное появление Ли Донхёка.       – Ладно, у меня не так много времени. Но ты впервые в жизни связался со мной, попросив о встрече, и я здесь, чтобы выслушать твою просьбу.       Он был уверен: этот седой и серьёзный мужчина, прилетевший сюда пятью минутами ранее на частном самолёте, даже не помнит, как его зовут, не говоря уже о дне рождении. Знал Хёк и то, что министра это совершенно не волнует. Он уже слишком давно не заботится о подобных вещах, посвятив всего себя непосильно ответственной работе…       – Я не стану вас задерживать. Просто хочу прояснить пару моментов, касательно моего будущего, которые, как мне кажется, имеют значение. Во-первых, я – гей, но не беспокойтесь, я планирую тщательно скрывать это настолько долго, насколько получится в условиях современного общества. Во-вторых, я встретил человека, которого полюбил и… мне ответили взаимностью…       Он не смотрел на неё, но всем телом чувствовал, как она мысленно режет его на кусочки, проклиная тот день, когда родила…       – Это всё? – министр потушил сигару и откинулся на спинку дивана, устало закрыв глаза.       – Нет… Я хочу попросить вас помочь мне защитить этого человека.       – Защитить? Он в опасности?       – Эта женщина однажды убила моего учителя музыки, после того, как увидела, как он насилует меня. Но она сделала это не для того, чтобы отомстить… Она просто боялась огласки. С тех пор я постоянно подвергался как психологическому, так и физическому насилию, учась выживать в среде, где собственная мать запрещала мне дышать, мечтая проснуться обычным живым человеком, отобрав всё подчистую… – Донхёк вобрал в лёгкие весь оставшийся в этом зале кислород и повернулся в её сторону, чтобы наконец сегодня покончить со всем. – Я готов и дальше делать всё, что вы мне скажете. Я буду тем, кем вы захотите. Но при одном условии: вы закрываете глаза на мою личную жизнь и никогда даже близко не подходите к Марку Ли. Это всё.       Она вдруг вскочила, сжимая кулаки, но тут же села, закрыв лицо руками.       – Это правда, Наён? Ты убила человека?       – Надо было просто задушить эту бесполезную тварь ещё в младенчестве…       – Понятно… – мужчина достал телефон, нажал несколько кнопок и поднялся, направляясь к выходу. Уже у двери он вдруг остановился и оглянулся. – Можешь быть спокоен. Я принимаю твои условия. Этот парень, как там его… будет в безопасности, пока ты всё делаешь правильно и по совести. Не бойся, эта женщина больше не имеет над тобой власти, я беру все вопросы финансирования на себя. Счастливо оставаться…       Молча сев рядом с ним в машину и слушая, как министр без конца отвечал на звонки и отдавал распоряжения, Донхёк проводил его до самого трапа.       Мужчина поднялся на две ступеньки, но вдруг замер и обернулся.       – Ты сказал, это был учитель музыки… Ты… играл на чём-то?       – Да. Я играл на фортепиано.       – И даже Рахманинова?       – Да…       – Ооо… Надеюсь, я не умру, так и не услышав, как ты играешь, сынок…       – Я тоже…       – Мы оба знаем, мои извинения ничего не изменят, и я не могу пообещать, что постараюсь загладить вину, ведь…       – Я понимаю. Мне ничего не надо.       – Отлично. Ну, до свидания.       – До свидания…       Ли Донхёк смотрел вслед самолёту, пока тот окончательно не спрятался за облака.       Затем вытер слёзы и сел в машину.       – К парадному, господин?       – Нет… Отвезите меня к школе…              …              Дверь открыл Юта, который успел даже немного подрасти.       Хёк с удовольствием наблюдал, как с милого личика исчезает улыбка, а бровки обиженно хмурятся.       – Ты кто?       – Твой персональный Санта.       – Оппы нет дома.       – Зато есть круассаны, я чувствую, как они вкусно пахнут.       – Я всё уже съел, так что можешь ух-…       – Кто там? – вдруг из глубины коридора, всматриваясь в гостя, вышла госпожа Ли и тут же широко улыбнулась. – Неужели это Хёкки!       – «Хё-..хёкки»?? – сын министра вдруг захотел провалиться под землю, проклиная неловкий румянец, что обжёг его щёки. «Блять… только не «Хёкки»… камон, мадам… умоляю…».       – Чего ты там встал? Проходи! Юта, милый, пропусти гостя… – уже возвращаясь обратно на кухню, она громко позвала. – Марк! Иди встречай, это к тебе! Пусть моет руки и веди его к нам. Помощь как раз не помешает…              Роль Юты заключалась в том, чтобы следить за таймером духовки и подавать матери Марка прихватки. Всё остальное время он ошивался вокруг стола, наступая Хёку на ноги и постоянно обнимая любимого «оппу».       – Хён, почему круассаны твоего нового друга такие уродливые? Их никто не захочет есть!       – Юта, это невежливо… Лучше принеси нам шоколад из холодильника, он как раз закончился… – Марк было улыбнулся, стараясь сдержать смех, но, видимо, тут же вспомнил, что обижен, и нахмурил брови.       Это было странно, но Донхёку нравилось видеть, как этот парень открыто проявляет к нему свои эмоции, и плевать, что они именно такие. Мать канадца загадочно переводила взгляд с одного своего помощника на другого, но лишь улыбалась, мурлыча что-то себе под нос, и ничего не говорила…       Когда со всем тестом было покончено, и ароматная выпечка заполнила три огромных корзины, было уже довольно поздно, и Донхёка вежливо пригласили поужинать, усадив на почетное место во главе стола напротив хозяина дома.       – Хёк, ты же вроде бы учишься заграницей, если я правильно помню, да? – доктор Ли почти не смотрел на него, но сын министра никак не мог отделаться от чувства, будто его изучают.       – Д-да… – он покосился на Марка, но тот делал вид, будто очень занят, помогая Юте разрезать его порцию запечённого мяса.       – На кого?       – На факультете международных отношений…       – Омо! Будешь дипломатом?       – Всё возможно…       – Ты прав, возможно абсолютно всё… Если захотеть, верно?       – Что? – Хёк пытался понять, где именно пропустил поворот, не уследив за нитью разговора, но госпожа Ли избавила его от бессмысленных попыток.       – Дорогой, не мешай гостю есть. Разве ты не видишь, как он исхудал вдали от дома? Страшно смотреть!       – «Вдали от дома», значит? – доктор опять улыбался, а Хёк опять чувствовал, что не вписался в поворот, как вдруг голос, наконец, подал Марк.       – Мам… Юта снова ночует у нас?..       – Да! Я сегодня сплю с оппой! – ребёнок прислонился к руке канадца, а Донхёк представил, что он Халк, и с силой сжал вилку. Естественно, безрезультатно…       – Тогда мне нужен матрас, чтобы постелить на полу… – в ответ на вопросительно приподнятые брови матери, Марк тихо добавил. – На кровати лягут Хёк с Ютой…       – Хёкки, ты остаёшься ночевать?!       – Ннне-…       – Да! Я же говорил тебе.       – Разве? Ох, прости сынок… Я не помню… Тогда, конечно, возьми у нас в шкафу матрас, а я принесу вам ещё подушки.       – Спасибо… – Марк вернулся к ужину, игнорируя все расспросы маленького Юты о том, почему он должен спать вместе с этим «новым другом», а не с оппой.       Донхёк же молча жевал и изо всех сил сдерживался, чтобы не запищать от непонятного счастья, так приятно греющего сердце.              – Хммм… – доктор опять загадочно улыбался, но, кроме его жены, этого больше никто не заметил.              …              После долгих утомительных уговоров Юта всё-таки согласился спать с «новым другом» хёна, но не прошло и десяти минут после того как выключили свет, когда Хёк услышал судорожные всхлипы.       – Ты чего?       – Мне страшно… Где оппа?       – Спит на полу, не буди его.       – Но мне страшно!       – Очень?       – Да!       – Ладно, давай руку, – Хёк придвинулся ближе, крепко сжимая маленькую ладошку. – Скажи, ты любишь львов?       – Львов? Да… Люблю…       – Я тоже… Хочешь поиграем? Представь, что ты лев… Ты самый сильный во всей прерии, и никто никогда не сможет победить тебя… У тебя длинные острые клыки, гладкая густая грива и невероятно храброе сердце… Знаешь почему темно? Потому что львы спят в пещерах, а в них всегда темно.       – Мы сейчас в пещере?..       – Да. Наша пещера находится на самой высокой горе, куда никто не сможет забраться, но утром мы спустимся и пойдём на охоту.       – А ты тоже лев?       – Я? Нет… Я…       – О, я придумал, давай, ты будешь оленёнком?       – Оленёнком?       – Да! У тебя глаза и кожа, как у маленького сыночка оленя!       – Ты так считаешь?.. Хммм… Ну ладно… Значит ты сильнее и будешь меня защищать, да?       – Да! Ты сам сказал, что я самый сильный во всей прури!       – Прерии…       – Преи…       – Прерии!       – Тихо, оленёнок. Не мешай льву спать. Он устал…       – … Спокойной ночи.       – Рррррр… – мальчик придвинулся чуть ближе и, уткнувшись носом в их сплетённые ладони, закрыл глаза.       Через пару минут он уже мирно спал, неожиданно упираясь ногами Хёку в живот. После очередного удара по рёбрам, сын министра выругался и резко сел. Из темноты раздался тихий голос:       – Что случилось?       – Пиздюк просто невозможен…       – Оу… Забыл предупредить…       – А ты… почему не спишь?       – Я?.. Я сплю…       – Ясно.       – Хёк?..       – М?       – Куда ты ушёл утром?.. Почему не разбудил меня?..       – Хах… Не то, чтобы я даже не пытался, хён…       – Ладно, но ты мог позвонить или написать. Пропал на весь день… Я… Я волновался… Ты… скажешь, куда ходил?..       «Как хорошо, что в этой пещере темно…» Донхёк чувствовал, как покрывается мурашками, окрашиваясь в стыдливый алый, и ничего не мог с этим поделать. На нём была та самая красная футболка с клёном, что когда-то Марк уже давал ему, приведя домой впервые… В тот день он почти спрыгнул с крыши, однако…       «…ты никогда не сможешь согласиться претерпеть всё это добровольно, ведь люди по натуре слабы и немощны, но, переступив последнюю ступень, ты поймёшь, что даже эта нестерпимая боль, такая ненавистная и полная слёз отчаяния, стала твоим благословением…»       Сегодня, глядя, как стюард закрывает за вечно занятым и равнодушным министром обороны дверь самолёта, Ли Донхёк, наконец, понял значение этих громких слов…       И пусть последняя ступень ещё не пройдена, он больше не сомневался…       Его благословили.       Он вознаграждён…       Стараясь не разбудить малыша, Донхёк аккуратно слез с кровати.       – Двигайся… – он приподнял край чужого одеяло, вынуждая удивлённого канадца лечь на самый край матраса, и с удовольствием устроился на согретых простынях практически по центру.       – Так ты скажешь или..?       – Я ходил к астрологу.       – What!? Ты прикалываешься?!       – Знаешь, сколько стоит составить подробную натальную карту с прогнозом на будущее?       – Лучше бы ты в храм сходил…       – Я тоже так подумал…       – Хёк, куда ты ходил?       – Оппа, мне страшно… Страшно холодно… – он вдруг повернулся к хёну лицом и, прижавшись, обхватил за талию, переплетая ноги.       Тепло…и так приятно, что почти невыносимо…       (♫) Марк сначала как будто замер, но вскоре обнял в ответ, мягко поглаживая ладонью по затылку. Чужое сердце билось как ласковый метроном на восьмушках, отзываясь тёплой пульсацией в собственной груди, и Донхёк не заметил, как заплакал…       «I've been sleeping with the lights on       Cause the darkness is surrounding you~…»       Стараясь не шмыгать носом, он прижался к груди, но просчитался… слёзы намочили чужую одежду, и поглаживания остановились.       «This is my world, this is my choice       And you're the drug that gets me through~…»       – Хёк?.. Всё хорошо?       – Угу…       – Ты…       – Всё хорошо, хён… – он несколько раз шмыгнул носом и потёрся лбом о чужую грудь. – Можешь… ещё… погладить?..       – Погладить? По голове?..       – Угу… где хочешь…       – Где хочу?..       – …по голове, хён. Погладить меня по голове.       И вот, после небольшой заминки, Хёк наконец закрывает от удовольствия глаза, когда чужие прохладные пальцы вдруг ныряют в его волосы, чтобы медленно расчесать их… Марк задевает его ухо, затем гладит большим пальцем висок и опять возвращается к прядям на макушке…       «Can't you see that I am yours? ~…»       Донхёк не замечает, как начинает тихо мычать, отвечая на ласку, но чужие пальцы вдруг замирают…       «So will you be my life support? ~…»       – Куда ты ходил, Хёк?       – Я?.. В храм… просить у Бога поддержки…       – Почему ты не хочешь говорить мне?       – Это личное…       – «Личное»? – Марк вдруг отстраняется. – Но разве…       – Что?       – Разве…       Канадец вновь замолкает и кусает губы, будто силясь подобрать слова, а Донхёк смотрит на красивую голую шею и сглатывает. Интересно, если она его, то это значит, что он может коснуться её, когда захочет, не спрашивая разрешения?..       Вдруг Марк садится и сжимает переносицу.       – Послушай, Хёк… Я уже говорил тебе и… Нам надо, наверное, поговорить, чтобы больше не поднимать эту тему. То есть, я хочу сказать, что теперь мы наоборот, по идее, должны больше обсуждать подобные вещи, но… Просто, ты прямо не сказал, а мне хотелось бы услышать чёткую формулировку, чтобы понимать, правильно ли я всё понимаю, ведь, честно говоря, сказал, пока, только я, хотя вчера ночью ты говорил про «обещание» и…       – Хён?       – Не перебив-…       – Хён, ты меня… любишь?       – Что? Хах… Я, вообще-то, сейчас как раз и пытаюсь говорить о том, что я уже несколько раз сказал, но ты никак не …       – Хён?       – Ты можешь не перебив-…       – Неужели ты не видишь, что всё, чего я хочу – чтобы ты был рядом? Всё, чего я боюсь – что ты скажешь, будто был просто тем, кто однажды протянул руку. Всё, о чём я думаю – твои тёплые объятия и… Ты обещал, Марк… Ты обещал, что сделаешь всё, что угодно, если я сыграю… Поэтому… Просто скажи, что сделаешь это.       – «Сделаю» что?..       – Отвези меня на пляж в Ванкувере, про который рассказывал в детстве.       – Чего? Пляж? Но… Постой, я думал, твоё желание – это…       – Я ходил домой, чтобы поговорить с родителями.       – Что?! Зачем ты пошёл туда?! Она же не разрешала тебе прилетать… подожди… «Родителями»?       – Теперь отец знает, что я гей и что у меня есть…ты… и… Мать больше никого не тронет, Марк. Мы обо всём договорились, поэтому… ты… Я хотел спросить, ты… – Донхёк спрятал лицо в руках, оставив между пальцами просветы для глаз. – Хён, ты… позволишь мне любить тебя?       Мягкая улыбка на красивом лице бывшего репетитора по английскому стоила одной небольшой, но самой волшебной галактики, что росла в животе Ли Донхёка, наполняя его тоннами бабочек. Канадец неловко кашлянул и лёг обратно на матрас.       – Мне больше нравится второе…       – Какое «второе»?       – Там была вторая часть желания…       – Вторая часть?..       – Да… Про «забери меня себе»…       – Тебе показалось.       – Можно, я обниму тебя?       – Нет. Сначала я хочу свою шею…       – Шею? Разве ты не говорил, что всё, о чём ты думаешь – это мои объятия?       – Это был психологический приём. Вы не проходили ещё в вузе техники манипуляции?       – Кстати… У меня каникулы через месяц… Можно, я приеду к тебе?       – В Калифорнию?..       – Да… Можно?       – Хён… Сначала… я хочу свою шею… – Хёк осторожно приподнялся, придвигаясь ближе.       Честно говоря, он не знал, что ему нравилось больше: солёный вкус нежной кожи или тихие стоны чувствительного Марка, вводившие его в приятное состояние эйфории и побуждающие отважиться на большее…       Он жарко целовал, прикусывая местами кожу, когда почувствовал, как чужие руки сжали его ягодицы, а горячее бедро упёрлось в пах.       – Аах! Мммм…       – Тихо… – Марк вдруг потянул его за волосы, отрывая от шеи, и впился в губы.       То, как он целовал его, заставляло Хёка сомневаться в искренности набожности этого парня, чей язык так искусно опускал его всё глубже, на самое дно бездны, подчиняя своей воле и заставляя протяжно стонать, изнывая…       «Хочу… ещё…» Донхёк не мог это контролировать. Он не умел…       – Хён… пошли в туалет…       – Ты слишком шумный… а там вытяжка… – Марк перешёл на его шею, продолжая сжимать ягодицы, и Донхёк непроизвольно начал тереться о чужое бедро.       – Мммм… Тогда… поехали в отель…       – Ты время видел? К тому же мы не можем бросить Юту…       – Мы быстро… он даже не заметит… хён… пожалуйста… – бедром Хёк чувствовал чужой стояк, не в силах сейчас думать ни о чём другом, кроме дикого желания ощутить возбуждённого Марка внутри…       Они ждали такси на ближайшей остановке, не прекращая непристойно целоваться и откровенно лапать друг друга ни на секунду… Стоило им выйти на улицу, Донхёк больше не сдерживал голос, в лифте же он почти кончил, грязно скуля, когда Марк подхватил его и прижал к стенке, не прекращая мокро целовать… Не успела закрыться дверь номера, как Марк развернул Хёка лицом к стене и, нагнув, резко вставил…       – Аааах! Мннннн… как хорошо… давай… хён… двигайся… сильнее… ещё…       Безумие…       Оно оправдывало всё… жар дьявольского удовольствия, которое плавило его член, стоило Марку очередным толчком пройтись по простате… развязные стоны и пошлые комментарии, когда он просил вставить ещё глубже или потрогать его спереди… липкое блаженство, заполнявшее каждую клеточку тела, когда чужая горячая сперма разливалась волной дикого оргазма внутри, а влажный язык во рту поглаживал нёбо…       Судить бесполезно, ведь законы здесь не назначают норму.       Они диктуют её отсутствие.              Они вернулись около шести утра, и как бы Марк ни молился всю дорогу, пряча красное лицо в ладонях, его мать всё-таки уже не спала.       – Вы откуда? Что-то случилось? Всё хорошо?       – Мам, я…       – Всё хорошо, госпожа Ли. Просто я вдруг понял, что потерял паспорт где-то в аэропорту, и мы с Марком ездили искать.       – Потерял паспорт?! Боже… Вы нашли?       – Да, буквально полчаса назад. Не переживайте.       – Ну, слава Богу… Больше не пугайте меня так!              В комнате уже было светло, и маленький Юта, чудом не свалившись, сладко спал на самом краю кровати.       – Ляжешь с ним? Под утро он обычно уже не так сильно пихается…       – Угу… Спокойной но-… Короче, да.       – Да…       Пахло свежесваренным кофе, и было слышно, как внизу мать канадца гремит кастрюлями, собираясь готовить плотный завтрак.       – Хён?..       – М?       – Я… я люблю тебя…       – … Спасибо, Донхёк… Это всё, о чём я только мог мечтать…       – А как же «вторая часть»?       – Это психологический приём. Я напомню тебе о ней позже… Сначала съездим на пляж в Ванкувер.       – Ладно… Спокойной ноч-… мда…       – Да… Спокойной… Я тоже тебя люблю…              Юта проснулся через десять минут, свалившись прямо на Марка.       – Ну не плачь... Всё хорошо, видишь? Тебе же даже не больно. Давай ещё поспим чуть-чуть, м?       – Неееееет! Я упал! – он вдруг вырвался из рук успокаивающего его оппы и запрыгнул на кровать, стягивая с чертыхающегося про себя Донхёка одеяло. – Вставай! Нам пора на охоту!!       «Блять, сука, дайте мне ёбаное ружьё, я пристрелю этого мелкого уёбка первым!!!»       Надо было просто остаться в отеле до утра…              …утра тридцатого декабря следующего года, желательно.