Лапушка

— Я так волнуюсь, — призналась Соня, закидывая в багажник машины Баки свою сумку и швыряя на заднее сиденье рюкзак. — Нам долго ехать, да? Мы с мамой и папой тогда ехали двое суток, кажется. — Не переживай, всё будет хорошо, — попытался успокоить её Баки. — Карта у нас есть, координаты точные, а дорогу ты и не заметишь. Переночуем в гостинице, а завтра уже будем на месте. Нам и припасов собрали, чтобы мы не питались чем попало. Соня вздохнула и устроилась на пассажирском сиденье. — Представляешь, — сказала она, — там еще даже интернета нет. А если они переехали? Как мы будем их искать? Как вообще людей находили до появления интернета? И мобильных телефонов там нет. Не понимаю, как они живут! — Конечно, представляю, — рассмеялся Баки и завёл машину. — Там, где я жил, даже не везде телефонные будки стояли, а уж если бы увидели мобильный телефон, то точно бы подумали, что ты шпион или ещё чего хуже. Будем действовать по старинке: обратимся в справочную, если твоей семьи не окажется по прежнему адресу. Ну всё, прекращай накручивать себя, мы выдвигаемся. Соня, как всегда, дернулась, когда машина, миновав перекресток, оказалась в другом мире, где широкая трасса шла между унылых теплых болот. — На Луизиану похоже, — сказала она. — У нас тоже были телефонные будки. Позвонить стоило две копейки. Только у нас все равно телефона не было. Пока жили с отцом, ну, с отчимом — был, а в общежитии не было. Там таксофон висел на первом этаже на вахте. — А я был слишком маленьким и ничего не знал, — ответил Баки. — Потом меня увезли, а здесь было не до этого. Поэтому здесь у меня полный пробел. Мимо них пронеслась тяжелая фура с языками пламени на темном корпусе. — Разберемся, — уверенно сказала Соня. — Людей поспрашиваем. Кто-то же должен был остаться. Соседи, мамины сотрудницы, да хоть те страшные тетки с вахты. — А ты кого-нибудь помнишь? Где мама работала? Кто как выглядел? — Мама работала в Молдкоммунпроекте, — подумав, ответила Соня. — Они там какие-то чертежи делали. Подруг ее помню по именам. Тетя Надя и тетя Тамара. О! — подскочила она. — Можно же в мою бывшую школу зайти! Там и брат наверняка учился, и сейчас еще учится. Заодно узнаем, мама там же живет или переехала. — Ну вот и план составился. Можешь же, когда захочешь, — усмехнулся Баки. — Пока доберёмся до места, ты еще что-нибудь такое же гениальное придумаешь. Машина притормозила у Перекрестка и свернула влево, в густой реликтовый лес. — О, я помню это место, — обрадовалась Соня. — Тут еще водопад был. Баки только кивал, проезжая места, которые узнавала или не узнавала Соня. На ночь они остановились в придорожной гостинице, а с утра пораньше двинулись дальше. К исходу второго дня они выскочили на очередном перекрёстке уже в Кишинёве. — Ну что, тебе что-нибудь знакомо? — спросил Баки. — Узнаёшь родной город? — Нет, этот район я не знаю, никогда тут не была, — растерянно призналась Соня. — Так странно… вывески на молдавском, да еще и латиницей, флаги эти незнакомые… Наверное, и улицы переименовали. Как же мы искать будем? — Может, ты тогда спросишь у прохожих, как проехать в центр? Оттуда тебе уже будет легче сориентироваться, — предложил Баки. — Да поехали по указателям, — сказала Соня. — Город-то маленький, примерно как Сан-Франциско. Они действительно скоро доехали до бывшей улицы Ленина, сейчас она называлась проспект Штефана чел Маре. — О, вот! — сказала Соня. — Отсюда меня мама с папой забрали. Нам прямо, потом первый поворот налево, а дальше я побуду штурманом. До сониной школы они доехали раньше, чем до общежития, где Соня жила с мамой и братом. Псевдоклассическое серое здание с колоннами, железным забором, покрашенным в зеленый цвет, соединенное переходом с более новым, совершенно скучным, прямоугольным, без всяких украшений. — Это моя школа, — сказала Соня. — Ищи парковку. Надеюсь, сегодня здесь не выходной. Баки припарковал машину и вышел вслед за Соней, которая направилась ко входу в школу. В коридорах было тихо, но двери прикрыты, а за ними слышались голоса. — Мы пойдём к администратору? — поинтересовался он на ходу. — Или здесь есть какой-то отдел информации для родственников? — Да просто к директору пойдем, — отмахнулась Соня. И действительно, у директора она моментально выяснила — правда, пришлось представиться старой фамилией — что ее брат учится в этой школе до сих пор. — Был большой скандал, когда ты пропала, — поджимая губы, сообщила директриса — бывшая преподавательница молдавского языка. — Не мои проблемы, — отмахнулась Соня. — Меня удочерили в США. — Десять лет назад? — изумилась та. — Да, — хмыкнула Соня. — Я велю позвать твоего брата и отпущу его с уроков, — недовольно сказала директриса и вызвала из учительской молоденькую преподавательницу. Через пять минут Соня рассматривала четырнадцатилетнего рыжего подростка. — Володя? — спросила она. Этот парнишка ничем, кроме цвета волос, не походил на сопливого мальчишку, которого она помнила. Одежда у него была потрепанная, рюкзак с надорваной лямкой, был он тощий, с выступающими передними зубами и царапиной на носу. — Да, — кивнул пацан. — А вы кто? — Я Соня, — сказала девушка. — Какая еще Соня? — уставился на нее пацан. — Твоя сестра Соня. Забыл меня? Пацан почесал в затылке. — Тебя же цыгане украли. — Представляешь, Баки, — Соня повернулась к нему, — он говорит, что меня цыгане украли. — Ух ты! Он что, не отсюда? — дернулся Володя. — Это английский, да? У меня по английскому тройка, — понурился он. — А он сказал, откуда такая информация взялась? — спросил Баки у Сони. — Он тебя вообще узнал? Что с вашей семьёй? — Не узнал он меня, а про семью я еще не спрашивала, — объяснила Соня. — Володя, твоя мама где сейчас работает? — спросила она. — В Молдкоммунпроекте, — пацан махнул рукой куда-то за спину. — Значит, все там же… — задумчиво сказала Соня. — Слушай, Володя, ты знаешь, где ближайший обмен валюты? И кафе поприличнее? — Пойдем покажу, — предложил Володя. — Меня из школы до конца дня отпустили. — Баки, — Соня повернулась к нему, — надо будет сейчас немного денег обменять, чтобы мы пообедать могли. Ты говорил, у тебя с собой доллары старого образца. — Раз надо, значит, обменяем, — согласился Баки. — Если он покажет дорогу, пойдём сходим, а то неудобно быть без денег. Тогда можно будет куда-нибудь зайти и спокойно посидеть, и вы поговорите не торопясь. Через пятнадцать минут они уже сидели в кафе «Миорица» и ждали заказа. Володя ерзал и вертелся. — А меня отсюда не выгонят? — спросил он. — Тут только крутые бывают. — Не выгонят, — заверила Соня. — Вы с мамой где сейчас живете? — В общежитии, — охотно ответил Володя. — Мы всегда в общежитии жили. Нам квартиру дали. Мама говорит, на каникулах переедем. У меня своя комната будет! Соня прикинула и кивнула: судя по рассказам Туу-Тикки, ее родная мать успела вскочить в «последний вагон». — Она тебя бьет? — спросила Соня. — Ну, мама? — Да почти не бьет, — покачал головой Володя. — Ей дядя Алик не велит. Он еще когда на нее накричал, чтобы она не смела меня трогать. Ну, когда моя сестра пропала. А это точно ты? — прищурился он. — Точно я, — кивнула Соня. Принесли заказанные блюда, и Володя набросился на еду. Было видно, что он голодный, а манер у него не было совсем никаких. Баки наблюдал за разговором Сони и её брата, смотрел, как тот ест, словно его до этого морили голодом. — Соня, у них что, так тут всё тяжело? Что вообще творится? — Ну, я так думаю, мать, как обычно, экономит на еде, — объяснила Соня. — Они квартиру получили, скоро переедут, на это тоже деньги нужны. Ремонт, мебель, все такое… Они же живут на одну ее зарплату, а она инженер. Мама говорила, у инженеров в СССР маленькие зарплаты. — Она поковырялась в тарелке и предложила: — Мать я видеть не хочу. Ничего хорошего из этого не выйдет. Давай мы все старые доллары отдадим Володе, пусть он их матери передаст. Страна распалась, Молдавия теперь отдельное государство. Экономический кризис, все такое… А мы просто походим по городу, посмотрим его, и вечером уедем домой. Что-то меня ностальгия больше не мучает. — Если тебе так хочется, значит, так и сделаем, — Баки пожал её руку, делясь теплом. — Соня, не надо заставлять себя, милая, это не твоя обязанность. И деньги мы отдадим, только ты уверена, что он их до дома донесёт? Не выглядит он особо ответственным или разумным. — Знаешь, — сказала Соня, — а мне наплевать, донесет или нет. Мы можем его до ее работы проводить, это рядом. Ну чтоб его не ограбили. А скажет он ей про деньги или нет, мне наплевать. — Вы про меня говорите? — спросил Володя. — А он совсем русского не знает? А молдавского? А как его зовут? — Баки Эккенер, — ответила Соня. — Да, Баки говорит только на английском и испанском. Ты не наелся? Хочешь еще? — Хочу, — кивнул Володя. Соня пододвинула ему свою тарелку с нетронутой едой. — Бери, я не буду. Когда Володя и Баки наелись — Соня выпила только стакан молочного коктейля — и Баки расплатился, Соня сказала: — Слушай, Володя. Я не хочу встречаться с матерью. У меня нет о ней никаких хороших воспоминаний. Сейчас мы сделаем так: я дам тебе денег и ты донесешь их до матери. Мы проводим тебя до Молдкоммунпроекта, чтобы тебя не ограбили. — Может, дашь чего хоть на пирожки? — уныло спросил пацан. — Баки, у тебя сколько местных денег? — спросила Соня. — Я обменял сотню, отдадим всё пацану? А с остальными долларами что решила? — спросил Баки у Сони. — Пойдём проводим его и поедем кататься по городу? — Все не отдавай, нам еще на мороженое и на ужин в ресторане что-то надо, — напомнила Софи. — Или запасами перекусим? Что-то мне здешней еды не очень хочется. Остальные доллары отдадим Володе. Баки так и сделал, у них оставалось ещё достаточно домашних припасов, да и у него местная еда не вызывала аппетита. Он выгреб всю наличность и отдал Соне, оставив себе немного местных денег на мороженое. Володя, получивший на руки ворох денег, просто ошалел. Он внимательно, два раза, пересчитал сначала доллары, потом леи. Леи сунул в школьный рюкзак, доллары — в нагрудный карман куртки. — Мы проводим тебя до маминой работы, — сказала Соня. — Доллары отдашь матери, но так, чтобы никто не заметил. Леи — твои. Особо не шикуй, чтобы она не видела. — Да что я, дурак, что ли? — обиделся пацан. — Она не узнает. Соня и Баки проводили Володю до скучного бетонного здания с одним входом. — Маме сказать, что ты приезжала? — спросил Володя. — Что деньги от тебя? — Скажи, конечно, а то она еще подумает, что ты кого-то обокрал, — кивнула Соня. — Скажешь, я приезжала, зашла за тобой в школу, накормила обедом, дала денег и уехала. — А куда? — Обратно в Штаты, — объяснила Соня. — Меня удочерили в США. — Ты больше не приедешь? — прищурился Володя. — Нет, — покачала головой Соня. — Я больше не приеду. Никогда. Когда Володя скрылся за стеклянными дверьми, Соня взяла Баки под руку и сказала: — Пойдем. Покажу тебе дом, где жила совсем маленькой. Они отошли от здания, и Баки крепко обнял Соню. — Ты всё делаешь правильно, милая, всё будет хорошо. — Тут совсем рядом, — невпопад сказала Соня. — Знаешь, я чего-то большего ожидала. А чувствую только опустошение. Может, потому, что осень? Листья опадают… — Она застегнула куртку до подбородка и надела перчатки. — Я не вижу тут ничего такого, что в Сан-Франциско не было бы лучше. Скажи, а ты возвращался в тот, свой Нью-Йорк? — А зачем? — спросил Баки. — Я же говорил, что был слишком маленьким, да и не осталось там ничего дорогого для меня. А если бы что-то и было, наверняка бы уже снесли и построили новое, так что я бы не обнаружил свой дом. — Вот мой, — показала Соня на небольшой серый двухэтажный дом. — Вон те окна были наши. Забор новый построили… Они обошли дом кругом, зашли в пустой двор с раскуроченной детской площадкой и старыми кривыми вишнями с остатками побелки внизу черных стволов. На заборе, отделявшим двор от улицы, пламенел девичий виноград. — Пойдем отсюда, — сказала Соня. — Ничего интересного. Все серое и маленькое. Баки молча приобнял Соню за плечи и они медленно пошли обратно к машине. — Ты вообще как себя чувствуешь? Может, ну его, это гуляние? Поедем в другое место, полюбуемся на разные миры. Соня подумала и кивнула. — Да. Поедем отсюда к чертовой матери. The End