Околоквиддич

Кардифф, после матча Сборная Соединенного Королевства — сборная Украины Я быстро иду, периодически переходя на бег, за Скорпиусом Малфоем и его бандой. Они прячут лица за широкими серыми шарфами и скрывают головы капюшонами ветровок. Три пары кроссовок шуршат по булыжнику — шур-шур-шур. Они прошли уже семь волшебных переулков Кардиффа и дошли до самой площади Восстания. Ее трудно назвать площадью — всего-то небольшой мощенный кирпичом прямоугольник, который со всех сторон облепили красные домики с покатыми крышами. В далеком прошлом здесь произошла финальная битва между гоблинами и волшебниками, так я читал в учебнике по истории магии. Скорпиус остановился. Огляделся по сторонам, шумно вздохнул. Я прячусь между домами и наблюдаю за ним из укрытия, все еще не понимая, зачем я это делаю. — Эй, ты! Я не сразу понимаю, что обращаются именно ко мне, но все-таки оборачиваюсь. Передо мной стоят четверо. В темноте я не могу различить их лиц, вижу только силуэты. Все — в черных коротких мантиях с неровно обрезанными подолами, из-под которых торчат четыре пары одинаковых белых кед. Воротники у мантий желтые. Я знаю этих ребят. Фанаты “Уимбурнских Ос” всегда считались одними из самых отвязных в околоквиддиче. Они жгли стадионы и устраивали побоища. После каждого матча моя тетка, которая была главным тренером “Ос”, специально подлетала к фанатской трибуне и низко кланялась этим ублюдкам так, как будто они были какими-то монаршими особами. И за ней кланялись два других тренера — Захария Забини и Виктор Крам. Бедняга Крам аж пополам сгибался. О, они платили за эту любовь! Каждый матч — новое полотнище с поплывшими буквами, прославляющими команду и ее тренеров. Я помню (мне тогда было лет девять, наверное), как однажды Крам вместо своего обычного приветствия подлетел к фанатам и радостно закричал: “Я сегодня узнал, что у меня есть дочь!”. И уже спустя десять минут они наколдовали тряпку с убогой надписью: “Папа Виктор”. Как будто им было дело до его семьи, в самом деле. И это их невыносимое жужжание. Целая трибуна жужжала, как пчелиный рой, то увеличивая, то уменьшая децибелы. Моя тетка Мариса почему-то считала, что эти уроды, которых иногда еще и приходилось вытаскивать из маггловских полицейских участков, жутко важны. “Мы уйдем, они останутся”, — коротко говорила она. В первый раз я попал на фанатскую трибуну лет в семь. Мы с Франом приехали на клубную базу в Уимбурн, и там оказались предоставлены сами себе. “Осы” давали открытую тренировку — многие пришли поглазеть — куча фанатья — как местного, так и тех, кто прилетел из Лондона. Отец Франа, Фред, поехать почему-то не смог — кажется, они с братом разгружали товар в магазине, а мы почему-то поперлись. В самый разгар тренировки мы, вместо того, чтобы тихо сидеть на своих теплых местечках и ждать, пока все закончится, перебрались на самую дальнюю трибуну, за кольца. Там устраивали перфоманс — одновременно посылали в воздух снопы черных и желтых искр. Так, забавы ради — игры-то не было, значит, и смысла в этом действе не было никакого. Но от этих искр поднялся черный дым, который застлал трибуну почти целиком — с верхнего яруса до нижнего. На четвереньках мы заползли на центральный сектор верхнего яруса — того, который был больше всего заполнен. Меня тут же толкнули, я закашлялся и понял, что лежу на бетонном полу, а надо мной склонился один из фанатов. У него было худое лицо, как сейчас помню, и огромные руки, которые контрастировали с его мышиной физиономией. — Какого хрена вы тут делаете? — прокричал он, перекрывая шум трибуны. Сюда нельзя детям! Я сжался в комок. Вокруг меня прыгали, кричали и сходили с ума, а я беспомощно озирался по сторонам в поисках Франа, но видел только чьи-то ноги, руки, поднимающиеся для ритмичных хлопков, искры и дым. — Спокойно, — отпихнув несколько человек, Фран выполз на четвереньках откуда-то слева и подергал парня с худым лицом за подол мантии. — Меня зовут Франсиско Уизли, а это Альбус Поттер, между прочим. Он сказал это достаточно громко, и несколько человек сразу же обернулись. — И правда, малыш Франсиско и Ал! Вот это да! — Ребята, да вы тут аккуратнее! Кто-то поднял нас на руки, сразу обоих, и закрыл мантией от падающих искр. А потом нас стали передавать от одного человека к другому, и каждый бережно брал нас на руки и говорил что-то хорошее про команду и про нашу семью. И было совсем нестрашно. А потом меня посадил к себе на плечи этот парень с худым лицом, а Франа — его приятель, и они затянули забавный мотивчик: “Фра-а-а-а-нсиско Уизли и Альб-у-у-ус Поттер ла-ла-ла-ла-ла”. Я с трудом его сейчас вспомню его. И эту песенку подхватили остальные, и моя тетка Мариса остановила тренировку и увидела нас на трибуне. Нас сильно отругали, но это было неважно. А сейчас я снова стою перед фанатами “Уимбурнских Ос”, беспомощный и одинокий. Но стоит мне сказать, что я Альбус Поттер, как их неприветливые лица станут веселыми, и они вытащат меня из этого темного переулка... Стоит сказать... Но я молчу. — Эй, ты! — один из фанатов повторяет, нуже более угрожающе. — Ты, наверное, чей-нибудь скаут, верно? “Нет, я Альбус Северус Поттер, сын Гарри и Джинни Поттеров, племянник Марисы и Фреда Уизли...”, — крутится у меня в голове, но я не могу этого произнести. Не могу, потому что мне тяжело осознавать, что всегда, повторюсь, всегда, мне приходится говорить о своей семье. Моя семья — это такой щит от неприятностей, лекарство от всех болезней, ключ к решению всех проблем. Ко мне никто и никогда не относился объективно, я только был “сыном”, “внуком”, “племянником”, “братом”. И мне стало противно — от того, что я — пустое место без своей фамилии. Мне хотелось был просто Алом. — Тихо-тихо, Стиви, — Скорпиус появляется со стороны площади и встает рядом со мной. — И не стыдно тебе детей пугать? Снял бы мантию, что ли, а то даже не палишься. — Скотина ты, Малфой,— лицо Стиви искажает гримаса отвращения. — Так и знал, что здесь твои люди. — Мои люди везде, — улыбается Скорпиус. — В отличие от твоих. — Не смей, — Стиви недобро усмехается, но уже поздно — Скорпиус набрасывается на него, как разъяренный зверь. * * * В окно моросит дождь. Обычное хмурое воскресное утро на окраине Лондона: асфальт постепенно становится черным от дождя, где-то вдали слышится велосипедный гудок, кто-то под зонтом пешит в универмаг купить продукты на завтрак. Виктор закрывает окно и заваливается в ботинках на диван. Он снимает квартиру в Лондоне — небогатую, подальше от шумного центра, в маггловском районе недалеко от аэропорта Хитроу. Здесь даже есть телевизор, и Виктор с удовольствием щелкает пультом — БиБиСи-один, БиБиСи-два, БиБиСи-спорт. Соседям — миссис Нелли Томпсон и ее слепому мужу — Виктор нравится. Не шумит, дома практически не бывает, не курит и не водит подозрительных гостей. На лето к нему приезжает дочь, и они отправляются в какое-нибудь путешествие. Говорит, что работает тренером детской футбольной команды. Виктор останавливается на БиБиСи-один — там показывают новостной выпуск. Магглы опять созвали в Европе какой-то саммит — Виктор улыбается, когда камера выхватывает болгарского министра магии, одетого в черный пиджак и изо всех сил старающегося делать вид, что он здесь как рыба в воде. Телевизор негромко бормочет о положении дел в Европе, Крам прикрывает глаза и слушает звуки — шум дождя за окном, полицейская сирена где-то вдалеке, “министр здравоохранения Франции призывает...”. Внезапно слышится сильный хлопок, и Крам мгновенно просыпается и садится на диване, одновременно выключая телевизор и нащупывая в кармане волшебную палочку. Крам крадется на собственную кухню, рассчитывая нападение и прикидывая, кто умудрился так ловко снять защитные заклинания. Но увидев незваного гостя, Виктор вздыхает и убирает палочку: — А, это ты аппарировал, Франсиско. Франсиско Уизли сидит на стуле и пьет молоко прямо из пакета. — Нет, я влетел в окно, — он кивает. — А хлопок — это я закрыл холодильник. Ты уж извини, я голодный. Кстати, у тебя тут шаром покати. Я заглянул в “Теско”* и захватил тебе пару сэндвичей. Хотел взять чего-то посущественнее, но в кармане оказалось слишком мало фунтов. — Я просил тебя не приходить без предупреждения, — Крам недовольно хмыкнул. Он, конечно, знал этого парня с самого рождения, но его внезапные визиты порядком раздражали. — Я послал сову, — Фран отпил еще молока. — Кстати, вот и она — он поймал влетевший в окно комок перьев, бережно отряхнул его и достал записку: “Буду в десять”. — Видишь, Вик? — Вижу, — Виктор сердито выхватил сову из рук Франсиско и выпустил обратно на улицу. — Ты, я слышал, сыграл свой последний матч за молодежную сборную. С хорватами. — Да. И пришел с тобой попрощаться. Теперь мне будет некогда так часто бывать у тебя в гостях. — Жаль, — Крам нашел в себе силы улыбнуться. Все-таки с Уизли-младшим было весело, как ни крути. Он всегда появлялся в самые тяжелые для Виктора моменты, когда одиночество сжимало его сердце изнутри и не давало дышать. Раздавался хлопок аппарации, и рядом возникал неунывающий Франсиско, который никогда не отказывался посмотреть вместе с Виктором БиБиСи. — И еще кое-что, — Франсиско кашлянул. — Ты знаком с Фальконами? Можешь про них рассказать? — Давай не будем, — Виктор опустился на стул. — Мне так надоело обсуждать смерть Финиста. — Ты тоже считаешь, что он умер? — Уизли отставил пакет с молоком и теперь смотрел на Виктора во все глаза. — Почему? — Потому что, — отрезал Виктор. — Потому что с ним потеряна связь. Только с мертвыми теряется связь. Если бы он был жив, даже при смерти, его тут же бы нашли с помощью заклинаний. — Понятно. Станимира с ним дружила, кажется? — Кажется, — передразнивая интонацию Франсиско, ответил Виктор. — Тебе бы лучше держаться подальше от моей дочки. — Это ты из-за того случая на юниорском чемпионате? Я же извинился! — Ты сломал ей руку! — А она мне — нос в следующем матче. — Значит, заслужил! Иногда Виктор проклинал свою дружбу с Уизли. Маленький засранец был ему как сын, и он ничего не мог с этим поделать. — Допустим, — Франсиско улыбнулся. — Ты сдавал тест на анимагию? — Было дело, — Крам пожал плечами. — В любом случае, с анимагом сохраняется связь. — Чем способнее анимаг, тем эта нить тоньше, — уверенно заявил Франсиско. — Я знаю, кто такие Фальконы. — Тогда бы они сами нашли сына, — отрезал Крам. Франсиско помолчал. Сделал еще глоток молока, посмотрел, высохла ли метла, аккуратно прислоненная к холодильнику. Он восхищался Фальконом. Он его боготворил. Боготворил и завидовал ему — завидовал до головокружения, до тошноты, хотя ни разу этого не показывал. — Ты не думай, Вик, — сказал он грустно.— Мне было бы проще, если бы он действительно умер. Тогда я бы смог стать хорошим. Особенно — для твоей дочери. * “Теско” — сеть британских универмагов