Под шелест виноградника

      «Диана…» – единственное, что мелькнуло у Милоша в голове, когда до его слуха донеслась очередь выстрелов. Он, ни о чём не думая более, схватил топор и побежал через лагерь в лес, чуть не запнувшись о растяжку палатки. В голове образовался вакуум, лишь четыре хлопка издевательски раз за разом отражались в черепной коробке, прыгая от стенки к стенке, словно мячики-попрыгунчики.       Совершенно не соображая, Бикович забежал в лес и бегло оглянулся, крича только одно имя, повторяя его как мантру. Девушки поблизости нигде не было, но ускользающий рассудок, напоследок подкинул актёру яркую кепку в метрах двадцати от него.       – Диана! – в который раз прокричал Милош, увидев белую футболку и оранжевый головной убор, что послужили ему маяком.       Он сорвался с места и рванул к Пожарской по прямой, словно пёс, которому кинули мячик с пищалкой, не видя преград. Дубовая ветка неприятно ударила по щеке, но заставила сознание немного протрезветь и выкинуть из головы все те страшные образы, которые с любезностью подкинуло богатое воображение.       – Диана!       Услышав своё имя, девушка подняла взгляд с сухих веток на друга, который нёсся к ней как к единственному источнику света в тёмном помещении.       – Милош, успокойся. Я сейчас… – начала объяснять Пожарская, выпрямляясь перед ним, но договорить ей не дал перебивший её друг.       – Мать твою поймать, да за отца замуж отдать! – с резко пробившимся акцентом кричал парень, перейдя с бега на быстрый шаг.       Диана улыбнулась, услышав от иностранца незнакомую брань на родном языке, и собиралась вслух озвучить своё восхищённое удивление, но Милош резко швырнул топор лезвием в землю и сгрёб девушку в крепкие объятия, выбивая весь воздух из её груди. Пожарская чувствовала, как парень положил свою голову ей на макушку, сама же она вынужденно уткнулась ему в грудь, слушая, как под ухом бешено колотится сердце, и не думая замедляться до нормы. Диана не сразу ответила на удушающие объятия, но нерешительно положила обе ладони на широкую спину и начала успокаивающе гладить.       – Милош, придушишь… – тихо пискнула Диана, стараясь набрать в лёгкие побольше воздуха, продолжая ласково гладить друга по спине.       Он никак не среагировал на слова девушки, а продолжал также стоять, не шевелясь, и крепко прижимая её к себе, словно игрушечную куклу. Диана засомневалась: понял ли серб её или даже не услышал?       – Знаешь, я всеми лапами за обнимашки, но давай в лагере продолжим – жрут сильно, – Пожарская попыталась вырваться из стальных объятий и, когда со второй попытки ей это удалось, начала махать руками, отгоняя жужжащих насекомых от себя.       Бикович ожил, начиная реагировать на внешние факторы, хлопнул комара, который мельтешил перед глазами и, посмотрев на Диану, опустил взгляд на землю, где на небольшой кучке хвороста лежал его пистолет, а на метр дальше из земли торчала рукоять топора.       – Ты что творишь?! – закричал Милош с глазами полными испуга, наклоняясь к оружию, ставя его на предохранитель и убирая в кобуру на ремне.       – В кустах кто-то дёрнулся, я испугалась и выстрелила. Оказалось – кролик, – начала оправдываться Пожарская.       – По зайцам стрелять?! Совсем что ли?!       – Не кричи на меня!       – Я не кричу, я так общаюсь! – продолжал орать Милош и не думая снизить тон.       Диана сделала глубокий вдох-выдох, успокаиваясь, и, улыбнувшись, пошла в атаку:       – Знаешь, когда ты кричишь или переживаешь, у тебя появляется сильнейший милый акцент, который ломает образ «мистер-я-всех-порву-на-британский-флаг».       Милош, собиравшийся, что-то сказать, сразу же прикрыл рот и пристально уставился на Диану. Она не собиралась отводить от него глаза, но не знала, надолго ли её хватит в такие «гляделки». Пожарская отчётливо видела вздувшуюся на лбу вену, видела, как играют на скулах желваки, ей даже показалось, что карие глаза потемнели до цвета горького шоколада.       – Прекращай так смотреть, длинная бука, – Пожарская продолжала придерживаться своего плана, сохраняя спокойствие. Она подошла к нему в плотную и, улыбаясь, положила немного замёрзшие руки ему на щёки и, встав на цыпочки и наклонив голову к себе, чмокнула его в лоб, заставив окончательно успокоиться.       – Наклонись, я не достаю, – Диана заметила в его волосах какой-то сор, но из-за разницы в росте не смогла дотянуться.       – В лагере посмотришь, нас искусали уже всех, – спокойно ответил Милош и, взглядом указав на её руки в розовых волдырях от комаров, отдал девушке в руки топор, а сам взял в охапку собранный хворост и пошёл к выходу из леса, – Я надеюсь, ты не собираешься на мне никакую теорию проверять?       – В смысле? – не поняла его Диана, не отставая от него ни на шаг.       – Ну, ты идёшь позади меня с топором. Где-то я уже это читал, – бросил он через плечо, намекая на «Преступление и наказание».       – Достоевский, что ли? Лучше скажи, ты где так ругаться научился? Я про «замуж выдать мать», что-то такое было. Ни разу не слышала.       – Хах, не поверишь, из книжек набрался, – усмехнулся он, выйдя из леса.       – Я стесняюсь спросить, какие книжки ты читаешь? – спросила Диана, положив топор на землю, возле чурки.       – А ты не стесняйся. Максим Горький, – ответил ей Милош и, скинув принесённый хворост к уже лежавшему, принялся реанимировать затухающий костёр.       – Я думала, между Буниным и Горьким, ты выберешь первого, так сказать, на сторону белых встанешь.       Диана подошла к нему вплотную, жестом попросив к себе наклониться, и принялась пальцами убирать застрявшие в волосах опилки.       – Для общего развития надо было и Пешкова почитать, а так, да, между этими двумя я отдам предпочтение Бунину, но не из-за белого движения, как ты говоришь, – Бикович, благодарно кивнув, вернулся к своему занятию и продолжил заготавливать дрова на вечер.       – А из-за чего же? Из-за того, что снялся в экранизации его рассказа? Так там всё равно белые… – Диана легла на плед и, поставив перед собой предварительно нарезанные фрукты, стала внимательно рассматривать открытые участки кожи: кое-где созвездиями расцвели укусы, которые начинали неприятно зудеть.       – Бунин создал шедевральную вещь – «энциклопедию любви». Не было бы того, чего он не описал в цикле «Тёмные аллеи». Не просто так же он Нобелевскую премию получил.       Дальше они переговаривались небольшими фразами, Милош что-то ещё умудрялся рассказывать про творчество Бунина, пока колол дрова, а Диана с необычным для себя интересом слушала, несколько раз прерывая друга в попытке позвать к себе валяться на пледе под солнышком. После третьей попытки Пожарская оставила затею, ведь тягаться с этим упёртым бараном было просто невозможно. Быстрее сделает – быстрее к ней вернётся.       Оставалось всего три чурки и работа с дровами будет окончена. Милош расколол деревяшку пополам, как вдруг правую руку от плеча и до кончиков пальцев прострелило волной острой боли, заставившей выскользнуть топор из онемевшей ладони, а его самого – осесть на землю, прикусить губу чуть ли не до крови в попытке сдержать гортанный крик и левой рукой взяться за окаменевшие мышцы плеча. Такую боль он не чувствовал уже двадцать лет с того момента, как получил эту травму. Да, боль периодически возвращалась, когда Бикович перенапрягал руку, но всегда была противной, ноющей, с ней он давно свыкся, а вот сейчас… Хотелось заорать в голос, но нельзя. Он уже давно не мальчишка, а это всё временно.       – Милош, что с тобой? – Диана тут же подбежала к нему, напридумав в голове все самые страшные сюжеты, но три четверти них рассыпалось, когда она увидела, что её друг, чуть ли не шипя как кот, держится за плечо, а мышцы вплоть до локтя сжались в спазме.       Диана присела подле него, задрав рукав футболки, оголяя чёрный рисунок татуировки, но Милош как-то боязно дёрнулся, не давая к себе прикоснуться.       – Тише-тише, дай помогу. Мышцы надо расслабить, судорогу снять, – она тянула руки к нему как к затравленному зверьку.       Естественно, со своей бурной молодостью и спортивной гимнастикой Пожарская знала, как снять любой спазм, хотя, надо признаться – плечи крайне редко сводит, обычно – икроножные мышцы, но и с рукой она знала, что делать.       – Не нужно. Иди отдыхай, – тихо проговорил Милош, достаточно шумно дыша через нос.       – Ты меня не понимаешь? Я снять всё это могу, – Диана, красноречиво указав взглядом на перекорёженную руку, всерьёз задумалась, что от боли серб не понял иностранную для себя речь.       – Это ты меня не понимаешь. Оставь меня одного, – сказал он, пугающе спокойным тоном, поднимаясь с земли и идя в машину, оставляя Диану стоять в полном недоумении.       Сейчас своими странными действиями и спокойствием он напугал её в разы больше, чем полчаса назад в лесу. Пожарская прекрасно знала, как нужно вести себя с разгневанным человеком и заставить его успокоиться – просто в несколько ходов обескуражить и всё. Здесь она тоже знала, что делать – в пару движений снять судорогу и сделать расслабляющий массаж, но Милош явно дал понять, что не хочет, чтобы к его плечу прикасались.       Сам же он сейчас спрятался от подруги в авто на переднем пассажирском сидении и, найдя в бардачке небольшую аптечку с самым необходимым, с трудом выудил из неё красную коробочку с обезболивающим – правая рука полностью отказалась шевелиться – и выдавил из палетки две зелёные таблетки, вместо нормы в половину одной. Разжевал их, морщась от неприятного вкуса и неутихающей боли в плече, и запил найденной в двери бутылкой с водой.       Из-за способа употребления, обезболивающее начало действовать раньше и уже через пять минут спазм спал, оставив после себя тупую резь, которая вскоре сошла на нет благодаря всё тому же пенталгину. Единственное, что напрягало – пальцы на руке. Мизинец и безымянный онемели и перестали шевелиться. Милош пытался размять их и вернуть чувствительность, разгоняя по фалангам застоявшуюся кровь, но безуспешно. В итоге, набравшись смелости, он вышел из машины, стараясь «не светить» негнущимися пальцами перед Дианой – и так засиделся, а пальцы сами пройдут, не впервой.       – Что это было? – спросила она, когда Милош сел к ней на плед, пряча от неё кисть правой руки.       Но от профессионального взгляда Дианы не укрылась то, как неестественно торчала часть пальцев. Значит дело куда серьёзнее простого переутомления…       – Старая травма. Баскетбол, я подростком был, – стал объяснять Бикович, стараясь не пересекаться с подругой взглядами.       – Чтобы довести до такого состояния, нужно было часов по двадцать в неделю из зала не вылазить, – недоверчиво сказала она и рукой указала на перекошенную кисть.       Она потянулась к тарелке с фруктами и достала ближайшее к ней яблоко, показывая Биковичу.       – Давай эксперимент: удержишь в ладони яблоко, подняв руку над головой, – я от тебя отстаю и делаю вид, что поверила в «профессиональный баскетбол». Уронишь – я не буду лезть к тебе с расспросами, что случилось на самом деле, и молча разомну тебе пальцы, а то так и до ампутации недалеко. Идёт?       Милош, вздохнув, взял красное яблоко в левую руку, переложил в правую ладонь и поднял руку над головой, помогая себе здоровой. Но, как только, Бикович опустил левую ладонь от кисти с грузом, почти сразу яблоко выскользнуло из руки, приземляясь на клетчатый плед и катясь по нему.       – Понятно всё… – буркнула Диана, возвращая яблоко к остальным фруктам и беря в свои руки пострадавшую кисть.       Она действительно, как и обещала, слова ему не сказала, лишь начала разминать два пальца на правой руке, разговаривая с Биковичем на отрешённые темы, пока он свободной рукой подкармливал её и себя виноградом из миски с фруктами. Спустя минут двадцать интенсивного массажа и гимнастики, пальцы смогли гнуться и вернули свою чувствительность.       – Всё, спасибо, – бросил Диане он, резко вставая с пледа и подходя к костру.       – Стоять! – крикнула Пожарская, увидев, как Милош заглядывается на топор и оставшиеся чурки, – Ты что удумал?       – Дрова добить и мангалом заняться, – перечислил актёр, развернувшись к ней всем корпусом.       – Совсем ку-ку что ли? – возмущалась Диана, – Ты не дрова, ты сейчас своё плечо окончательно добьёшь… Бросай это.       Бикович, вздохнув, поднял с земли топор левой рукой и, несильным ударом загнав его в полено, пошёл заниматься мангалом, в то время как Диана, достав мясо из сумки-холодильника, стала подготавливать шашлыки.       

***

      Через несколько часов начало темнеть и похолодало, так что оба, наевшись шашлыков и чевапчичи, переоделись в тёплые вещи и расположились у костра. Диана для удобства закатала длинные штаны под себя, а вот с рукавами с не по размеру большой чёрной толстовки ничего не стала делать, удобно спрятав в манжетах замерзающие ладони.       Наблюдая за язычками пламени в огне, она вспомнила про гитару, привезённую с собой, и попросила Милоша сходить за инструментом. Парень, недовольно на неё посмотрев и поставив банку пива на землю около кресла, нехотя встал и поплёлся к машине, а вернулся уже с белой гитарой в руках.       – О, просим-просим, – захлопала в ладоши Диана, – Сможешь, чего-нибудь классического русского сыграть?       – Что-то может и знаю. «Классическое русское» – это что в твоём понимании?       – «Король и Шут», например, – произнесла первое вспомнившееся Пожарская.       – Я не знаю, что это, – признался Милош, по удобней перехватив гитару, – Ещё.       – Ну ты деревня…       – Не забывай, что я не русский, – отреагировал на её колкость актёр, – Какие-то песни знаю, но я без понятия, что у вас принято у костра играть.       – Цой, «Агата Кристи», «Nautilus Pompilius», Макс Корж, Баста, стихи Есенина, – перечисляла Диана, загибая пальцы и вспоминая дворовые посиделки в старших классах.       – Басту знаю, Есенина знаю и, в принципе, понял направление, – остановил её Бикович.       – О, а «Сансару» Басты сможешь?       Милош кивнул и сразу же со струн полились аккорды легкоузнаваемой песни, но, когда проигрыш подошёл к концу, первые строки так и не слетели с его губ.       – А петь ты не собираешься? Или слова не знаешь? – поинтересовалась Диана, переводя взгляд с огня на лицо друга.       – Я знаю слова, просто не пою, – поставил её перед фактом парень, – Ты же заказала песню – ты и пой.       – Ну, Милош, – жалостливо протянула Диана, надув губки, – Я слышала, как ты поёшь. И это красиво. К тому же, я единственный человек, который тебя услышит.       Немного поколебавшись, он сдался и заново заиграл мелодию, тихо начиная петь:       – Делай вопреки, делай от руки        Мир переверни, небо опрокинь        В каждом наброске, в каждом черновике        Учитель продолжается в своём ученике…       Диана, улыбаясь, заворожённо слушала одну из любимых песен, про себя проговаривая философский текст и тайком рассматривала друга. На голову он накинул капюшон, скрывающий половину лица, сам Милош смотрел куда-то вдаль, не обращая внимание, на то, как пальцы перебирают струны и бегают по грифу. Похоже, Бикович хорошо знал эту песню и играл «на автомате».       Девушка присоединилась к нему только на припеве:       – Когда меня не станет, я буду петь голосами        Моих детей и голосами их детей        Нас просто меняют местами        Таков закон Сансары…       «Сансара» перетекла в «Лететь» Амеги. Амега – в есенинский «Заметался пожар голубой…», а Есенин – в какие-то романсы на сербском, смысл которых Пожарской был понятен и без всякого перевода. Доиграв очередную песню, Милош посмотрел на подругу, которая накинула на голову капюшон толстовки и полностью спрятала руки в рукавах.       Он отложил гитару и молча отошёл от костра к палатке, и быстро вернулся с тёплым пледом в руках, сразу же укутывая в него Диану как младенца, и, недолго думая, подхватил на руки ничего не подозревающую девушку, приземляясь в своё кресло, держа её на коленях.       – Охренел! Тебе одной судороги мало было? – Пожарская, возмущаясь, попыталась встать, но ей не дало сделать этого крепкое кольцо рук на талии.       – Да ладно тебе. Тут всего ничего, а шуму… – отнекнулся парень, поудобнее перехватив подругу, крепче прижимая к себе, – Вижу же – замёрзла.       – Я могла и прекрасно с пледом в соседнем кресле посидеть.       – А так теплее – быстрее согреешься.       Диана, сдавшись, положила голову на мужское плечо и спрятала свои ладони под ладонями Биковича, поднимая вместе с Милошем взгляд на небо, усыпанное звёздами. Они молча смотрели на россыпь белых точек на чёрном бескрайнем небе, перечёркнутом хребтами гор.       – Спишь? – тихо спросил на ухо парень, спустя какое-то время молчаливых объятий и созерцания ночных пейзажей.       – Почти, – разлепила глаза Пожарская, переводя взгляд на лицо друга, – Из тебя вышла отличная подушка.       Ответом ей послужил краткий смешок.       – Только не вздумай меня на руках сейчас таскать, – пригрозила ему Диана.       – И в мыслях не было.       Когда девушка с него встала, он смог достать из кармана почти севший телефон, показывавший 2:30 ночи.       – Иди спать в машину, я в палатке буду, – Милош встал с кресла вслед за девушкой и поднял гитару, убирая её в плотный чехол.       – С ума сошёл? Я одна спать не буду. Я боюсь. Вместе.       – Ты в машине «с запасом» расположишься, а у меня ноги не влезут.       – Понятное дело. В палатке будем спать. Какой кайф выбраться на природу и спать в авто? – Диана стояла завёрнутая в плед, полная решимости проходить за сербом хвостиком, если это понадобится.       – Околеешь ведь в палатке, – бросил за спину Милош, убирая в Audi все продукты и гитару.       – А ты меня согревать будешь, – Диана, не став его дожидаться, пошла в палатку, скинув с ног сланцы и расположившись на надувном матраце.       Она положила себе под голову декоративную подушку из машины, на которой уже сегодня кимарила, и, укрывшись двумя одеялами, стала ждать друга. Бикович достаточно скоро пришёл, подсвечивая себе дорогу телефоном, закрыл за собой вход и скинул с себя обувь. Единственное, что напрягло Диану – Милош достал из отстёгнутой от ремня кобуры пистолет. Положив его со своей стороны к телефону, парень лёг, забираясь под два одеяла, которые Пожарская в приглашающем жесте приподняла для него.       – Обними, – тихо попросила Диана.       Он без слов перекинул руку через её талию, грудью прижимаясь к спине, и закрыл глаза. Где-то вдалеке раздался грохот, от чего Диана непроизвольно дёрнулась, сильнее прижимаясь к Милошу.       – Что это? – испуганно прошептала она, натянув одеяло чуть ли не до носа.       – Гром, – машинально ответил серб, не открывая глаз, и рукой накинул на девичью голову сползший капюшон, – Спи давай.       – Мы в лесу, в горах. Это не опасно? – не унималась Пожарская, глазами сверля синий брезент перед собой.       – Это даже не в Сербии – в Болгарии. К нам не придёт, – успокоил её Милош.       Диана молчала, не шевелясь, вслушиваясь в тишину и глазами продолжая сверлить стенку. Сон как рукой сдуло, в то время как Бикович, наоборот, начал засыпать.       – Блин. Выпусти, – Диана завозилась в крепких объятиях пытаясь выбраться, – Мне же Саше надо было позвонить.       Милош, не открывая глаз, гортанно прорычал и сильнее прижал девушку к себе, не давая ей встать.       – Нахрен ты ему в полтретьего ночи сдалась… – пробурчал он.       – Что? – не поняла его Пожарская, не оставляя попыток выбраться из тёплой ловушки, – Ааа. Да причём тут Саша. Я про Кузенкину вообще-то. Выпусти меня, она же меня завтра сожрёт, я позвонить ей должна была.       – Как неудобно, когда у обоих лучшие друзья носят одно и то же имя. Повторю вопрос: нахрен ты ей в полчетвёртого сдалась? Твоя рыжуля десятый сон лупает. Не терпится рассказать, как мы в обнимку дрыхнем? Она же с нас после такого ни за что не слезет… – вымученно простонал парень, открывая глаза.       – Хочешь знать, что она поставила на то, что через две недели мы будем в одной постели спать? – Диана успокоилась и уже не намеревалась выйти на улицу за забытым в машине телефоном.       – Не хочу, – буркнул Бикович, – Поздравь её, с этой целью мы справились за три дня. И вообще, я почти спал, а ты меня разбудила… Всё равно здесь позвонить не сможешь – мы это место за это и любим, ни одна скотина не достучится.       – Милош, а правда, расскажи, почему ты Сашу своим братом называешь? – Диана окончательно отказалась от затеи со звонком и задала вопрос, который её интересует с самого приезда в Белград.       – Наши мамы дружили. Он – крестник моего отца. У нас не двое крестных родителей, а только один – по полу ребёнка. А так бы мама была. В Сербии семья крёстного полностью берёт ответственность за ребёнка, а если с его родителями что-то случается, то оформляет опеку. Ко всему этому добавь то, что мы в одной колыбели могли спокойно спать и всю школу, и универ за одной партой просидели. Даже близко не удивлюсь, если выяснится, что нас одним молоком вскармливали, и мама его как ещё одного сына воспринимает. Кто он после всего этого, если не брат?       – А…       – Всё. Спать, – пресёк очередной вопрос Милош, – Так до утра можно проболтать. У нас четыре часа дороги завтра – чем-то же нужно будет заняться.       – Ну, ладно. Спокойной ночи, – сказала Диана, нашаривая рукой ладонь на своей талии.       – Лаку ноћ, – прошептали ей почти на самое ухо.

***

      Диана проснулась и, открыв глаза, зевнула, думая поваляться так ещё немного – Милош всё равно пока спал, крепко прижимая её к себе и грея спину. Но сладкую утреннюю негу полностью разрушил клубок пара, который Пожарская заметила после своего зевка. Сразу же пришло понимание, что от жаркой южной погоды не осталось и следа, когда она почувствовала, как замёрзли нос и ноги.       – Милош… Милош, – девушка попыталась скинуть с себя руку, но серб только сильнее обнял её, прижимая к себе, – Да проснись ты уже!       – Ммм, – протянул он, пряча лицо от утреннего света в ткани толстовки на подруге, – Что?       – Я ног не чую, – проскулила Пожарская.       Услышав это, Милош сразу же подорвался с матраца, резко садясь на нём, и скинул оба одеяла с себя и Дианы, откидывая клубок из пледов в сторону. Бикович переполз к её ногам, дотрагиваясь руками до стоп. Пожарская видела, как он поджал губы и еле заметно замотал головой, и опомниться не успела, как актёр достаточно резко стянул с её ног носки и, задрав кофту вместе с футболкой под ней, поставил стопы себе на живот, накрывая их своими же вещами и придерживая ступни руками.       Диана почувствовала неестественный жар, исходящий от кожи, и то, как под стопами дрогнул торс, но Милош не подал виду и не отстранился, а только по удобней перехватил ноги.       – Ты что? – опомнившись от удивления, она попыталась убрать ноги с живота, но ей не дали это сделать, – Отпусти.       – Ой, надо же. То есть тебя смущает то, что твои ноги у меня на животе? И ничего не смущало, когда мы потрахушки снимали, не смущало полчаса передо мной в одном корсете стоять и жопой светить, – выпалил он, пристально вглядываясь в лицо Диане.       – Стояла бы меньше, если бы кое-кто не ложал, – вспылила Пожарская, стараясь не встречаться с ним взглядами.       – У меня самый сложный монолог за весь сериал, и тут – бац, и мои глаза на уровне твоей задницы в пяти метрах. И ты ещё… С каблуками в двадцать сантиметров и корсетом, который слишком сильно затянули. Думал, прям там и свалишься, – признался Милош, снизив тон, – Всё-таки постановщики кайф ловят, когда над актёрами издеваются.       – Ладно, а пледы чем тебе не угодили? – не сдавалась девушка.       – Ты под пледами и замёрзла. Говорил же спать в машине, такого бы не было.       – Костёр сейчас не развести, но вскипятить воду на плитке можно, – предложила Диана.       – Замёрзшие ноги нельзя кипятком отогревать и растирать тоже, – заметил Бикович, – Тело к телу самый оптимальный вариант. Обычно на икры ставят, но видишь, какие у меня штаны. Так проще.       – Пипец. У нас даже розжиг замёрз, – Диана держала в руке на половину пустую бутылочку, где горизонтально застыла прозрачная жидкость.       – А днём плюс тридцать будет. Сколько время?       Диана потянулась к телефону парня, который лежал позади неё, и, включив, увидела тусклый экран, семь процентов зарядки и раннее время.       – Шесть пятнадцать, и у тебя телефон почти сдох.       – Обратно поедем – поставлю на зарядку. Минут десять так посидим и пойдём завтракать, – сказал Бикович, наконец переведя взгляд на свою визави.       – Почему ты, когда спишь, очень крепко обнимаешь и прижимаешь к себе, так что дышать даже тяжело становится? – спросила его Диана, во второй раз заметив эту странную привычку.       Милош пожал плечами и ответил:       – Не знаю. Не храпел, надеюсь?       – Нет, что ты, – не скрывая своего сарказма, сказала Диана, разводя руками, – Храпеть – это слишком просто для тебя. Я просыпалась два раза и оба ты разговаривал во сне.       – Да? И что говорил и почему не растолкала?       – Ой, вы не удосужились перевести свой монолог на русский, – усмехнулась Пожарская и принялась отвечать на второй вопрос:       – А оно мне надо? Я так засыпала под персональный и эксклюзивный АСМР на ушко, а растолкала бы – вдруг реально захрапел бы. В таком случае – сразу же из палатки выгнала бы.       – Злая ты, – усмехнувшись, выдал ей парень, в очередной раз перехватив ноги удобнее, – Что такое «АСМР»? Я не понимаю.       – Как тебе объяснить-то? – Диана нахмурилась, стараясь в голове сформулировать суть этого явления, – Это такие видосики, где человек специально разговаривает шёпотом и создаёт с помощью предметов какие-то приятные звуки.       – И зачем?       – Знаешь, какой это кайф? Особенно, когда уснуть не можешь. Как сгущёнка по печеньке, – улыбнулась Диана, рукой распутывая растрепавшуюся за ночь косу.       – Идиотизм какой-то…       – А ты попробуй как-нибудь. Ещё спасибо мне потом скажешь.       – Ага, как же… Я ночью только и успевал тебя раз за разом укрывать. Не жарко вроде, чтобы одеяло скидывать. Только руку с тебя поднял и всё – завозилась и начала меня искать, даже перевернуться не дала.       – Ну, люблю я обнимашки. Да мне и страшно было, а с тобой как-то спокойнее… – проговорила Диана, улыбаясь, – Слушай, мне уже лучше, пойдём завтракать.       Милош её не послушал и заставил сидеть в таком положении ещё минут пять. От его временно пришедшей бодрости не осталось и следа, и сейчас он походил на растрёпанного и заспанного кота.       – Ты же бодрячком только что был. Что такой сонный сейчас? – подтрунивала над другом Диана, видя, как он, шатаясь, идёт к ней, захватив из машины всё нужное для завтрака.       – Ты меня поднять – подняла, а разбудить – забыла, – чуть ли не с закрытыми глазами Бикович скинул всё на стол.       – А это что такое? Кофеварка? – спросила Диана, наблюдая за тем, как Милош, с помощью спичек, зажёг газовую конфорку и стал ковыряться с предметом, отдалённо похожим на маленький чайник.       В ответ на это, парень только кивнул, наливая в нишу воды из бутылки и засыпая в сотейник молотый кофе.       – Брать с собой в поход кофеварку – это уже болезнь какая-то… Нафига? В крайнем случае, чем тебе кофе «три в одном» не угодил? – спрашивала Диана, хрумкая овсяную печеньку.       – Ага, «три в одном» – гастрит, язва и панкреатит, – перечислил он, загибая пальцы, – Я без кофе за руль ни за что не сяду.       Когда кофе был готов, Милош разлил напиток в два пластиковых стакана из походного набора и ещё одну порцию слил в термокружку, сразу же отнеся маленький термос в машину.       – Чего не пьёшь? – спросил парень, видя, как Диана отодвинула от себя стакан.       – Я не буду… – буркнула Пожарская, кутаясь в огромную толстовку.       – Пей, я сказал, – тихо, но настойчиво произнёс Милош, пододвигая кофе к ней, – Тебе согреться надо.       – Не хочу, я не люблю это, – сказала девушка, наблюдая за тем, как её друг отпивал из стакана напиток.       Услышав это, Милош оторвался от кофе и посмотрел на неё, нахмурив брови.       – Хочешь, чтобы я тебя с ложечки поил? Ты знаешь – я могу, мне не западло, – он достал из вороха на столе коробочку с сахаром и поставил её к Диане, – А так?       Пожарская, громко вздохнув, достала три кубика и кинула в стакан, и, перемешав, всё-таки немного отпила кофе.       – Так-то лучше. Хотя, кофе сахаром только портить…       Через полчаса они, позавтракав, собрав все вещи и прибравшись в лагере, выехали с места, направляясь к разбитой и ухабистой дороге. За это время немного потеплело, и Милош стянул с себя спортивный костюм и переоделся в свежую футболку и джинсовые шорты, в то время как Диана, наоборот, не захотела расставаться с тёплыми вещами и, накинув капюшон на голову чуть ли не до носа, сжалась в клубок на заднем сидении, пытаясь задремать.