***
Джонс не находил себе места. Он был рядом с генералом Эйзенхауэром, когда тот объявил: «Ладно, за дело», и до сих пор не верил своим ушам. Всё произойдёт завтра. Внутри безудержно колотилось, что не давало покоя, вынуждая слоняться из угла в угол своей небольшой комнаты, любезно выделенной для него на базе на юге Британии. Он грузно упал в стоящее у окна кресло, сжав голову в ладонях. Он боялся, но не хотел этого признавать, хотел подавить это паршивое ощущение, выбивающее его из привычного ритма, заставляющее чувствовать себя беспомощным, противоречащее его существу. Страх. Страх душил его в своих цепких лапах, сковывая каждое движение. Мрачные пессимистичные мысли крались в голову, ставя под сомнение важность предстоящей операции. В любой момент всё могло пойти не по плану. Америка ведь совсем недавно отправил пару военно-воздушных десантных дивизий вглубь оккупированной территории, куда уже завтра придётся прорваться пехоте. Дверь в комнату противно скрипнула. С многозначительным вздохом к нему подошёл Англия, сложивший руки на груди, и сел на кровать около кресла. Такой же уставший, такой же взъерошенный, такой же взволнованный. Он долго и молча глядел на неподвижного Альфреда, пока тот сам не поднял на него отрешённый взгляд, в котором помимо недоумения читалось что-то ещё. Кёркленд не знал, каким образом начать разговор, как вдруг Джонс прошептал: — Я боюсь, — и, выдохнув, повторил: — Боюсь. — Бояться — это нормально, сынок. Главное — различать, где страх, а где безумие. — Нас в праве отправить в любое время, Артур, — встрепенулся юноша, резко выпрямившись. — Ты их видел? Мальчишки ещё! Я не хочу видеть то, что придётся видеть на каждом шагу. — В такие моменты ты даже о себе забываешь, — заметил британец и потёр переносицу. — Ты ж уже участвовал в боях. — Острова и самолёты — другое! В небе я не вижу, как умирают люди. Люди, которые просто игрушки в руках войны и политики. — Чьих-то идеалов, нравов и мыслей, — добавил Артур, опустил взор на слегка дрожащие пальцы и заботливо накрыл их своими. — И теперь весь страх твоих людей на тебе. Как же мы зависимы от них. — Так же, как и они от нас. Поэтому мы и будем сопровождать их! — Америка поднялся на ноги и сжал руки в кулаки. — Будем охранять, переманивать их страх на себя, чтобы они не думали о смерти! — неожиданно его голос надломался, срываясь, и он спрятал лицо в ладонях, вздрагивая. — Все боятся, никто не защищён от этого, даже генерал. — Айк? — раздалось после всхлипа. — Он так же, как ты, переживает за ход операции, — Кёркленд отстранённо изучал свои ботинки, что через несколько часов нужно будет сменить на сапоги. Тут в дверь едва слышно постучали. В открывшемся проёме появилась русая макушка. Мэттью неуверенно посмотрел на стран и чуть прошёл влево со словами: — Англия, я так и думал, что Вы здесь, — улыбнулся он и убрал руки за спину, сам уже одетый в военную форму. — Вас вызывает генерал Монтгомери. Мужчина хлопнул по своим коленям и напоследок сказал: — Крепись, парень, мы справимся. Будучи у выхода, Артур жестом и глазами попросил Канаду немного побыть с Джонсом на всякий случай, и тот, сощурившись, кивнул, закрывая за ним дверь. За спиной тяжело вздохнул Альфред и задёрнул штору. — Америка, — приглушённо начал Уильямс. — Мы начнём собираться через три часа. Ответом было лишь: «Ладно, за дело».***
Жутко штормило. Десантную баржу бросало волнами в разные стороны, и создавалось ощущение, что вот-вот, и она перевернётся. Альфред взял на себя обязанность сопровождать вторую роту двадцать девятой дивизии, не испытанной в бою. Он знал, что мало кто из них выживет, и не хотел привязываться к людям, которых больше никогда не увидит. Не хотел, но судьба распорядилась иначе. Джонс запомнил лица и имена некоторых бойцов их роты, так норовивших завести с ним короткий разговор, и уже представлял, как, например, одного убьёт пулемётная очередь, а второй утонет от тяжести снаряжения. Таким образом он старался облегчить себе положение во время самого боя, когда нельзя будет отвлекаться на скорбь и... страх. Пехотные плашкоуты были с очень низкими бортами, вода через них то и дело перехлёстывала, а насосы не справлялись с её откачкой. Поэтому приходилось снимать каски и вычерпывать ледяную воду, чтобы оставаться на плаву. Волны достигали нескольких метров в высоту. Вымокшие донельзя гимнастёрка под лёгкой курткой и штаны прилипали к телу, отчего многие солдаты мёрзли. Дрожь — это защитный механизм от холода, но является ли это также признаком страха?.. У Америки стучали зубы. Он жался к левому борту катера, притянув к себе затёкшие, гудящие ноги, и раз за разом жмурился от воды, накатывающей на них. Его заметно трясло, наверное, сильнее, чем всех остальных, и некоторые американцы даже не потрудились спросить, хорошо ли он себя чувствует, на что он лишь отмахивался и говорил, что всё лучше некуда. Альфреда рвало дважды, и оба раза под ноги. В следующий раз вряд ли будет, чем рвать. Юноша прижимал к груди спрятанную от воды в презерватив винтовку и отчуждённо наблюдал за своими бойцами, которым что-то выкрикивал командир взвода, окликая по имени. Сейчас Джонс находится наравне с ними, он один из них, он никоим образом не выделяется из их числа, так же отзывается на свою фамилию. Вряд ли они знают собственную страну в лицо, вряд ли вообще знают о существовании олицетворения собственной страны. А он смотрел на них с неким трепетом в душе, ведь все они выросли на его земле, ведь это родина должна защищать их. Страну не убьёшь с одного выстрела. Укачивало, клонило в желанный сон, которого не было уже столько недель. Но не успел Альфред закрыть глаза, как увидел впереди размытые очертания возвышенности и берега. Чёрт... Кто-то неожиданно толкнул его локтём в бок. Америка вздрогнул и поправил очки (хоть бы их не потерять). Солдат неподалёку, Майкл Росс из Миннесоты, взмахнул рукой, указывая на пикирующие и свистящие над ними бомбардировщики, тем самым осведомляя о ближайшей высадке. Сглотнув, юноша прищурился, взглянул вверх и прерывисто выдохнул. Он прикусил губу — та дрожала. Было слышно, как внезапные, но вполне ожидаемые пулемётные пули начали отскакивать от рампы: немцы вели массированный огонь по всем подходящим к берегу баржам. Джонс поднялся и тотчас пригнулся от взрыва, который окропил водой его и остальных, стоявших по левую сторону. Теперь не было практически ничего видно за спинами так же прикрывшихся бойцов. Поздно бояться — пора действовать. Альфред уж было подумал, что оглох, но он продолжал слышать неумолкающее «Watch out!» и брызги, из-за чего ещё ближе оказывался к дну катера. Беспорядочные выстрелы летали в воздухе, ища неосторожную жертву. Он видел пролетавшие над их головами блики, напоминавшие лазерные лучи, видел до тех пор, пока что-то ослепляюще-сверкающее не врезалось в корпус катера. Дыхание сбилось окончательно, а когда послышался приказ «Вперёд!» и опустился трап, оно и вовсе пропало на несколько секунд. Америка замер с перекошенным от охватившего его ужаса лицом, глядя на то, как одного его солдата за другим косят проклятые пули, как по бортам и дну плашкоута резкими всплесками разбрызгивается и стекает тёмно-красная кровь, как небо скрылось за непроницаемыми тучами, намереваясь похоронить их всех на этом чёртовом побережье. В Майкла попали буквально сразу же, как только тот сделал шаг к пандусу. Он упал лицом вниз и пошёл ко дну. Многие уцелевшие бросались в воду, но Джонс мог предположить, что с ними там случится. Поэтому сам, недолго думая, решил рвануть за борт, дабы просто не пострадать. Он вцепился в железную рампу, при этом умудрившись прищемить пальцы винтовкой и поскользнуться на смешанной с водой крови под ногами, и плюхнулся спиной в море. Он всё ещё боялся, но был не в состоянии о чём-либо думать. Его тянуло вниз из-за обмундирования, равному его собственному весу. Альфред имел глупость открыть рот в безнадёжной попытке вдохнуть под водой, рьяно махал руками и отталкивался от уже утопших тел. Его даже не волновало, что творится на суше: мысли заполонило неистовое желание выжить. Он успел скинуть ремень, не собираясь расставаться с винтовкой, которая почти висела на поверхности из-за презерватива. Но всё стало мутнее, чем обычно. Очки пропали! Почувствовав под ногами вязкий песок, проседающий под подошвой, юноша вскинул враз отяжелевшую голову и вместе с необходимым воздухом заглотнул ещё и окровавленную воду, подняв руки с винтовкой над собой. То, что развернулось перед затуманенным взором, отбивало всякое стремление идти в бой: сокрушительные авиационные удары с неба, непрекращающиеся обстрелы с берега, на самом берегу расставленные по всей округе противотанковые ежи и ограждения, а среди них разбросанные, расстрелянные солдаты, что ещё минуту назад стойко держались перед ним. Волны подгоняли Альфреда словно против его воли — он не хотел лежать с ними в одном ряду. Бежать под водой невыносимо сложно, но оказавшись на берегу, он сорвал с винтовки презерватив и упал на колени, спрятавшись за стальное крестообразное ограждение. Этих пяти секунд, что он там сидел, хватило, чтобы вытащить запасные патронные пачки из кармана на штанине, зарядить оружие и переложить оставшиеся патроны в лёгкую полевую куртку. В нос ударил отвратительный запах пороха вперемешку со смрадом крови. Джонс только выглянул из-за ежа, как тотчас сталь заскрежетала от выстрелов. Мгновение, и он мог попрощаться с глазом, вовремя увернулся, но боли это не уменьшило — пуля задела правое ухо и пробила шлем насквозь. Прыснула горячая кровь. Кровь на нём. Америка вскрикнул, схватившись за ухо и сжавшись за ограждением. Нет, это не повод сдаваться и бросать оружие при первой же травме! Он страна! Его людям сейчас ещё хуже! Они кричат, бьются в агонии, просят о помощи! Он обязан их защищать! Американец осмотрел побережье, глубоко вдохнул и понёсся вперёд, намереваясь найти какое-нибудь укрытие, откуда можно будет эффективно стрелять. Он знал, что между прибрежной дорогой и немецким сооружением, именуемом валом, есть что-то наподобие окопа, где довольно трудно стать мишенью для пулемётов. Падая под очередное укрепление, юноша заметил подбежавшего к нему бойца, как раз из его роты, с которым он плыл в одном плашкоуте. Стэн Картер, этот парень так любил бейсбол, что хотел начать заниматься им профессионально, но чёртова война все карты спутала. Он кивнул головой в сторону, будто призывая шевелиться. — Я тебя прикрою, Джонс! — выпалил солдат, не обратив внимания на кровь на его шее и плече. Страна глянул в его такие же напуганные глаза и повиновался, проскакивая впереди него. И стоило Америке обернуться, так именно в этот момент Картер ненароком нарвался на мину, которую тот, к счастью для себя, не заметил и чудом переступил. Прикрывшись, Альфред рухнул на сырой песок и закрыл уши, после чего прогремел взрыв практически около него. Он выждал несколько секунд, параллельно с этим продолжая трястись и хватаясь за голову. Хлопок оглушил его. Джонс, ещё совсем ничего не соображая, отполз ближе к какой-то насыпи. И закричал во всё горло, переходя на высокий визг. В полуметре от него валялось разорванное на части тело. Из оторванных голеней неудержимо текла алая кровь, обагряя и без того мокрый песок. Прижимая грязные ладони к ушам, юноша яро замотал головой, отрицая происходящее, и потянул себя за влажные волосы. Оказывается, всё так просто — забрать чью-то жизнь. Неужели всегда на войне всё так просто? Даже в мелочах может скрываться подвох, даже за безобидным ребёнком может стоять порочное чудовище, даже за добродушной улыбкой может прятаться кровожадный оскал?! Даже в простом шаге можно напороться на смертоносный ужас?! Америка качался взад-вперёд до тех пор, пока в ограждение справа от него не попала пулемётная очередь — её-то он не мог не расслышать. Он попятился к тому окопу и теперь уже не понимал, куда и зачем стрелять. Что происходит? В мрачном враждебном небе пилоты едва могли слаженно управлять самолётами. Их шум был слышен, невзирая на заложенные уши. К берегу всё прибывали и прибывали многочисленные плашкоуты с бойцами на борту. Вдалеке виднелись суда с плавучими «Шерманами», было очевидно, что они потонут, и только два танка-амфибии доберутся до пляжа в итоге. Ввысь взмывали чёрные клубы едкого дыма от подбитых барж. А берег был усеян мёртвыми солдатами. Рассвета не предвидится.***
Джонс ходит вдоль пляжа. Вымотанный, изнеможённый, разбитый. Это вовсе не то, что он себе представлял. Он думал, что выигранная битва приносит радость, ликование, гордость, но никак не горечь. Они же не проиграли, наоборот, прорвали оборону немцев. Дальше в плане освобождение всей осквернённой Европы. Но какой ценой... На его бесцельном пути попадаются брошенные, оторванные конечности с потёртыми рукавами или штанинами, уже никому не принадлежащие, перевёрнутые каски, полные красной воды, прибитые прибрежными волнами ремни и винтовки и грузные ящики с патронами, приткнувшиеся к колышащимся бойцам. Америка уже сбился со счёту, сколько бездыханных тел он увидел на берегу. Сзади слышатся недоумённые возгласы сапёров, которым ранее было приказано повзрывать мины и противотанковые ежи для обеспечения прохода танков и новых десантных катеров. Несколько человек, скопившихся у ограждений, открыто обсуждают снующего туда-сюда безмолвного юношу с чёрным от крови пятном на левом предплечье. У него перед глазами мутно, а на душе скверно. — Хей, парень, ты чего здесь бродишь? — наконец осмеливается кто-то спросить; Альфред слышит, ещё слышит, как солдат за ним приближается, судя по громкости голоса и всплескам воды. — Небось товарища потерял? — он кладёт замаранную в грязи и песке ладонь на податливое плечо. Джонс медленно поворачивает к нему голову и смотрит потерянными, заплаканными, потемневшими голубыми глазами. Он не может ответить, потому что не знает ответа. Он много кого потерял. Сапёр непонимающе моргает и всматривается в его черты. — А ты, случаем, не Альфред Джонс? Единственный уцелевший из второй роты новичков? Нет? Страна обомлевает. Как это единственный? Этого не может быть! Он ощущает во рту и на языке вкус крови и скрежет песка и хрипло выдаёт: — Единственный? — Ну да, никого из той группы живыми так и не нашли. Юноша обессиленно выпускает из дрожащих пальцев винтовку и опускает голову. Он страна, он должен был выжить, но также должен был и защитить своих людей, которые одними из первых оказались на берегу. Его люди неоднократно спасали ему жизнь за это бесконечное утро, но это он обязан был стоять впереди них: он бы всё равно не умер. За сапёром гремит взрыв — ещё один ёж обезврежен, и вскоре он бежит обратно к своим, бросив полный сожаления взгляд на скорбящую страну. Америка всё ещё плачет. Америка всё ещё боится. Америка всё ещё стоит в кровавой воде.