*****
— Мёртвых нельзя вернуть. Ушедшие исчезают навсегда. Каким бы великим ни было чудо, оно может повлиять лишь на живых. — В последние дни вновь придёт спасение. Вновь возникнет священный город Иерусалим. И королевство вберёт в себя всё. Из далёких волн возникнут семь глав и десять корон. О, ты, исполненный греха. Имя тебе — враг. Сердце твоё сочится алчностью. Восхваления твои обратятся богохульством и громом разнесутся над землёй. — И лягут в основу вселенского чуда. Нельзя доказать любовь нашего ушедшего Господа, ибо здесь это парадокс.*****
Война за Святой Грааль. Кровавый конфликт, в котором маги ставят на кон жизни ради своих желаний. Семь Слуг и семь Мастеров, получивших ангельские чины. Героические души, встретившие однажды «безвременную кончину», возрождаются в современном мире, на недолгий срок обретая сосуды для своих душ, называемые Слугами, и объединяются с магами, которые становятся их Мастерами, после чего разгорается непостижимая для человеческого разума жестокая битва, в которой они убивают друг друга, пока не останется один Слуга. Маги, Слуги. Вместе ради исполнения своих желаний. 1999 год от Рождества Христова. Конец уходящего тысячелетия. Новая Война за Святой Грааль начнётся здесь, в Токио — Земле Обетованной на Дальнем Востоке. И теперь. Передо мной стоит Слуга. Он с зелёными глазами. Он в серебряной броне. Слуга первого чина, что клянётся сражаться вместе со мной в этой Войне за Святой Грааль, стоит предо мной, Мастером низшего из семи чинов, Начал. Ты, рыцарь, пообещавший защитить меня. Сейбер. В тот раз ты казался мне таким высоким. Сама не осознавая этого, я смотрю на тебя, такого же, как и восемь лет назад. Восемь лет назад. Тогда ты сражался в неведомом для меня месте, конечно же, бок о бок с моей старшей сестрой. И всё же. Я многого не знала. О тебе. О моём отце. О том, что для тебя значила эта так называемая Война за Святой Грааль. Или о том, что тогда совершила моя старшая сестра. Старшая сестра — Сестренка Манака. Та, что затмевала собой кого угодно. Та, что восемь лет назад участвовала в Войне за Святой Грааль вместе с тобой. Даже сейчас я могу вспомнить лишь малую часть, потому что была тогда слишком маленькой, но, несмотря на это, кое-что я всё-таки помню. Да, например, сестра всегда была для меня всем…*****
Ослепительные лучи солнечного света струились сквозь щель между запахнутыми занавесками. За окном, словно сообщая, который сейчас час, пели птицы, расположившиеся на ветках. Признаки утра. Холод и мрак ночи исчезли, и день, который был «завтра», когда она смыкала глаза, обрёл очертания «сегодня». — У-у… — потирая тяжелые веки, Аяка проснулась в своей мягкой постели. Солнечный свет. Пение птиц. Она не питала неприязни к признакам утра, которые должны быть приятными и бодрящими, но наступление утра само по себе едва ли её радовало. «Уже утро». Она не отрицала, что ей нравилось нежиться в тёплой постели. Она бы с удовольствием и дальше предавалась сну, чувствуя её тепло. «Будильник ещё не прозвенел…» Не высовывая головы из-под одеяла, она с некоторой надеждой протянула руку к цифровым часам, стоявшим рядом с изголовьем её кровати. Холодный воздух коснулся кожи. Если бы её спросили, какое из этих ощущений ей нравилось больше, то она ответила бы, что именно это. Однако её симпатия не делала холодные вещи теплее, поэтому она тотчас же втянула руку вместе с часами обратно под одеяло. Это были довольно технологичные часы, показывавшие год, месяц и день. Их ей подарили на день рождения в прошлом году. Ей, конечно, хотелось чего посимпатичнее, но она пользовалась этими часами уже больше года, так что жаловаться отцу было бессмысленно. [1991] Она всегда могла узнать время, скользнув взглядом по дисплею. [6:14 AM] Шесть часов четырнадцать минут, утро. В такой час человек её возраста наверняка сразу же вернулся бы в объятия Морфея. Однако распорядок дня Аяки отличался от такового у обычных учеников начальной школы. — Как раз вовремя, — проворчала себе под нос Аяка, посмотрев на дисплей, и отключила будильник. Он был установлен на шесть пятнадцать утра. Вот уж действительно, как раз вовремя. Дольше оставаться в кровати она не могла. Извиваясь, Аяка выползла из-под одеяла. Она сняла свою пижаму. Как и ожидалось, утренний воздух был всё ещё прохладным. Холодным. Поэтому на то, чтобы облачиться в одежду, которую она аккуратно сложила на стуле перед сном, ушло чуть меньше времени, чем на то, чтобы от неё избавиться. Как давно она уже переодевалась самостоятельно? По крайней мере, с тех пор, как она перешла в начальную школу. С другой стороны, она не помнила, чтобы её кто-нибудь переодевал. Делала ли это её мать или же отец, она не могла сказать наверняка. Вряд ли отец. Хоть она и не помнила, но считала, что это было бы странно. — Хорошо! Переодевшись, она встала перед большим зеркалом, стоявшим рядом со шкафом. Всё на месте. Отлично. Эта ярко-красная кофточка была её любимой. А красные пуговицы были, на её взгляд, милыми и даже немного модными. Косясь на часы, висевшие на стене, она быстро расчесала свои волосы. Это почти не заняло времени, волосы были не такими уж длинными. Всё нормально, она успеет. Но всё равно ощущалось волнение, потому что времени было в обрез. «Мне нужно вставать намного раньше, если я хочу взять на себя готовку». Она могла переодеваться самостоятельно, но готовка была ей ещё не по силам. Этим занимался отец. Он вообще почти всеми делами по дому занимался в одиночку. Время от времени у него находились помощники, но все заботы о семейном особняке Садзё, изобиловавшем комнатами, в которые нельзя заходить, лежали на его плечах. Аяка помогала ему, если он позволял. — Папа уже, наверное, встал. Должно быть, прошлой ночью он опять засиделся допоздна. Завтрак сегодня наверняка готовил он, но Аяка ничем не могла ему помочь. Разве что на стол накрыть. Но у неё по утрам были другие занятия. Устоявшаяся каждодневная рутина. Другими словами — занятия чёрной магией. Теория и практика. В коридоре было гораздо прохладнее, чем в её комнате. Дыхание Аяки повисло в воздухе облачками пара. Дыша на руки, чтобы согреться, она направилась в ванную комнату. Встав на скамеечку, которую для неё сколотил отец, она умыла лицо холодной водой. Утренняя леность тотчас же испарилась. Разум прояснился, сонливость исчезла. Кивнув, она вытерла влажное лицо своим полотенцем. Посмотрев в зеркало, она заметила, что её пряди вымокли, и подумала, что их, наверное, стоило бы собрать заколкой. Отражение повторило её встревоженное лицо. — Не гримасничай, Аяка. Ещё раз кивнув, она вернулась в коридор. И, наконец, кое-что заметила. — Что? Чем это так вкусно пахнет? Соседи готовили завтрак, или же аромат доносился откуда-то из дома? Запах чем-то напоминал бекон, который вкупе с яичницей был привычным пунктом утреннего меню семейства Садзё, но, похоже, принадлежал какому-то другому блюду. Аяку не допускали к готовке, поэтому она ничего в этом не смыслила и не могла сказать наверняка. Гадая, что же это было, она прошла по коридору и повернула за угол. Аяка направлялась к саду. Покинув ванную, ей нужно было открыть дверь, которую она миновала по пути из своей комнаты, выйти во внешний коридор и, наконец, отворить стеклянную дверь, ведущую в сад. Одноклассники сочли бы её дом очень большим, но, видимо, по причине того, что она всегда в нём жила, он не казался ей таковым. За исключением сада. Он был не просто большим. Огромным. Но ей нравилось. Пусть путь к нему казался ей долгим. Пусть её тяготил груз мотивации к каждодневной рутине. Он ей нравился сам по себе, потому что она могла приходить сюда. Это был не дворик и даже не парк. Сад. Пышные зелёные деревья, дюжины различных видов растений. Вдобавок, здесь было несколько голубей. Узнав Аяку, они слетелись к ней и столпились у её ног. Она считала, что название «сад» хоть и было претенциозным, но всё же подходило этому месту, несмотря на то, что большинство здешних растений можно было счесть домашними. Однажды она интересовалась у отца: «Почему это место зовётся садом?» — но тот не дал ей прямого ответа. Лишь смутно кивнул, словно соглашаясь с чем-то. Поэтому Аяка решила смириться с этим. Если не отец назвал это место «садом», то наверняка это сделала её мать. Сама же она считала, что это была скорее оранжерея. Даже теперь стеклянные потолок и стены пропускали сквозь себя много солнечного света. Посетив однажды её дом, учительница сказала, что это сооружение было, возможно, контрмерой против кислотных дождей или же просто отражало славную природу её отца, но Аяка не знала, действительно ли это было так. Она не знала даже, был ли отец вообще причастен к созданию сада. — Доброе утро. Не просто «утро», «доброе утро». Стараясь не обращать внимания на голубей, она поприветствовала привычное ей место, сооруженное из дерева, в отличие от раскинувшегося вокруг стеклянного сада. Там высилась куча книг и медицинских склянок, содержимое которых не стоило подвергать воздействию солнечного света. Это место походило на кабинет отца, здесь Аяка набиралась знаний каждое утро. Хотя… — А? Она наклонила голову вбок. Отец уже должен был быть здесь. С шести тридцати до семи тридцати утра, за час до завтрака, отец обучал её здесь чёрной магии. Этот распорядок был неизменным. И всё же здесь никого не было. — Папа? Она негромко позвала его. Может быть, он был где-то здесь, просто она его не видела. Прошла секунда, две. Ответа не последовало. Лишь голуби ворковали у её ног. — Да я не к вам обращалась… Она попыталась обдумать ситуацию. Может, сегодня отец не может присутствовать? Однако это ничего не отменяет. Ни одно утро не обходилось без тренировок, потому что таков был наказ её отца. По крайней мере, у неё не было причин сердиться на него за то, что он не предупредил её заранее. Может быть, он говорил что-нибудь вчера вечером по этому поводу? — Сколько можно повторять, не разговаривай с голубями. Голос, к которому она привыкла. Аяка тотчас же развернулась. Стеклянная дверь, ведущая в сад, закрылась, и она увидела высокую фигуру отца. Из-за яркого солнечного света его лицо было в тени, поэтому Аяка не смогла различить его выражение. — Папа. — Не разговаривай с жертвоприношениями. Мы не должны испытывать к ним сочувствие. Оно ведёт тёмного мага к сомнению и нерешительности. Я уже много раз говорил тебе это. — Да… Аяка кивнула, опустив голову. Вообще-то ей действительно говорили это уже не один раз. Но она всё равно разговаривала с голубями, несмотря на все её попытки не обращать на них внимания. Когда она пришла в сад, их было всего лишь несколько, но теперь у её ног расхаживали порядка десяти голубей. — Голуби не могут общаться с людьми. Они не понимают, что такое сочувствие, но я уверен, что юной особе вроде тебя всё равно их жалко. — … — Это для твоего же блага, Аяка. Ей повторяли это много раз. Каждое утро. Аяке хотелось оправдать ожидания отца. Однако они продолжали слетаться к ней, что бы она ни делала — вдобавок, поскольку она могла лишь подчиняться наставлениям отца, ей это тоже не особо нравилось. — Жертвоприношения и чёрная магия неотделимы друг от друга. Страдания жертв питают тёмные искусства. Это она тоже уже слышала. И тоже каждое утро. Даже Аяка с её забывчивостью не могла этого забыть. — Я постараюсь, — пробормотала она. Аяка никак не могла заставить себя поднять голову. В её поле зрения были белые голуби, клевавшие носки её сандалий. — Нет, сегодня я не против. Давай, беги в столовую. — А? Она не знала, что сказать. Её ещё никогда не отпускали из сада до завтрака. Аяка, наконец, подняла голову. Отец не смотрел на неё. Его взгляд был устремлен на особняк. Куда именно — она не знала. В той стороне была столовая, так что, наверное… — Я про завтрак. Можешь сегодня составить компанию Манаке. Вместе они вернулись в коридор. Аяка не могла спросить «Почему?», потому что приказы отца не подлежали обсуждению. Она лишь кивнула и сказала: «Хорошо». За простое «Да» можно было не боятся выговора. Но вопрос «Почему?», который она не могла задать, засел в её голове, обратившись большим вихрем. — … Она не сводила глаз со спины отца, который шёл чуть впереди. Скажет ли он, в чём дело? Или же нет? Ей казалось, что отец вообще был не очень-то разговорчив, если дело не касалось магии. Например, он никогда не отвечал на её расспросы о матери. Или о происхождении сада. Он лишь неопределённо кивал, как и всегда. И всё же… — Манака… — странно произнес отец, не глядя на неё. — Она хочет приготовить завтрак. Помоги ей, пожалуйста. — Сестра? — Вероятно, ей будет больше по душе твоя компания, чем моя. — Что? Не совсем понимая, что отец хотел этим сказать, Аяка наклонила голову вбок. Отец, Аяка и её старшая сестра всегда завтракали втроём, так что в том, что сестра уже была в столовой, не было ничего необычного. Однако ещё ведь было слишком рано. Время едва перевалило за половину седьмого. — Сестра голодна? Сказав это, Аяка подумала, что что-то не так. Ее старшая сестра — Садзё Манака, которая была на шесть лет старше неё. Она всегда была для Аяки особенной. Ей казалось, что сестра никогда не скажет нечто, подобающее обычному ребёнку, вроде «Хочу позавтракать пораньше». Аяка всем сердцем верила в то, что она никогда такого не скажет. И поэтому слова отца были ей непонятны. — Похоже, ей захотелось заняться готовкой. — Готовкой? Сестра довольно часто готовила еду. Но делала она это лишь тогда, когда отец был слишком занят, не потому что сама этого хотела. Но в этот раз, судя по словам отца, она, похоже, сама выразила желание заняться завтраком. — Это сестра так сказала? — Да. — Вот как. Аяка смиренно кивнула. Это было странно, но поскольку её сестра вызвалась сама, то Аяка, естественно, подумала, что она хочет угостить их своим отменным завтраком. В конце концов…*****
В конце концов, сестра была просто удивительной. Она была красива, умна, мила и могла сделать всё что угодно. — Аяка, возьмёшь тарелки? И тост? — Да, сестра. — Нет, другие, поменьше, для яичницы с беконом. Они такие же, как та, что ты разбила. И тост возьми, тонко порезанный. — А, хорошо… Даже на кухне она была очень элегантной. Сестра часто занималась готовкой вместо отца, но у меня сложилось такое впечатление, что в этот раз ей это было необходимо. Сестра была умелой и рациональной. Я не считала, что в готовке она могла сравниться с профессиональными поварами. Не считала даже, что она становилась такой же красивой, как «мама» из историй. Но в этот раз всё было совершенно по-другому. Нет, сестра и раньше была удивительной, но что же изменилось? Это было сложно передать словами. Её характер? Наверное, можно и так сказать. Стол был уставлен тарелками. Этого мне хватило, чтобы понять, что в этот раз всё иначе. Обычно, мы завтракали яичницей с беконом, тостами, салатом и молоком. Но теперь, помимо всего этого, на столе стояли печёночный пирог, треска, жареный картофель, ветчина с сыром, каша, лепёшки, чёрный чай, а также нарезанные персики и сливы на десерт. Столько всего в одиночку не осилить! Сестра делала всё быстро и аккуратно. Один лишь вид её белых пальцев, сжимавших нож, уже поражал воображение. Между нами было всего лишь шесть лет разницы. Почему же она была такой прекрасной? В начальной школе меня тоже считают симпатичной, но мы слишком разные. Сестра, она… — Спасибо, Аяка. Хе-хе, ты чего рот разинула? — Э-э-э… Я не могла сказать «Потому что ты очень красивая». — Вот как? Манака, моя прелестная сестра. Кухня была бальным залом в огромном замке, а сестра — принцессой, что кружилась по нему в танце. Она столько всего наготовила и теперь казалась такой счастливой. Она, похоже, наслаждалась этим. Я не помнила лица мамы, но, думаю, она была такой же. Она сияла в лучах солнца, лившихся сквозь окно. Сестра поистине прекрасна. Но ведь так оно было всегда, что же изменилось этим утром? Такая красивая, такая лучезарная. — Я прочитала в книге, что англичане любят треску. Однако они питаются не только ей, — сказав это, сестра мягко улыбнулась, купаясь в лучах утреннего солнца. Как я и думала, она прекрасна. Прекраснее всего на свете. Её улыбающееся лицо оставляло далеко позади любые изображения и куклы принцесс. Когда в последний раз я видела сестру такой счастливой? Она знала всё на свете. Моя сестра. В отличие от меня, ей давалось всё, от математики до чёрной магии.*****
— Почему я вспоминаю это… — проговорила Аяка Садзё, чья семья погибла восемь лет назад. Молодая девушка лет шестнадцати, с каштановыми волосами средней длины и голубыми глазами. Одета она была в униформу старшей школы: белая блузка, поверх неё синий жакет, серая юбка, а также чёрные чулки. Шёл проливной дождь, но Аяка с утра посмотрела прогноз погоды, захватила с собою зонт, он был очень уместен. «Уже восемь лет…» — подумала она. — Сегодня… Годовщина смерти отца и старшей сестры… — смотря на могильный холм, думала девушка. — Пусть это всего лишь самоутверждение. У меня ужасная натура: угрюмая, трусливая, глупая, тщеславная… А более всего… Я до невозможности заурядный человек. — Сегодня утром мне опять не удалось последовать наставлениям отца, поэтому пришлось расплачиваться своей собственной кровью… Вдруг сзади неё раздались шаги, а затем и голос подошедшего: — Я сожалею о случившемся… Это большая трагедия — потерять семью. А ведь… Им остался всего один шаг на пути к правде, — голос принадлежал высокому, худощавому мужчине с короткими прямыми серебряными волосами, голубыми глазами. На нём была чёрная одежда священника, руки в белых перчатках. — Уходите! — не оборачиваясь, сказала Аяка. — Сегодня в полночь этому исполнится восемь лет… Тебе, наконец, удастся возобновить сражение… Но, почему ты не готовишься к нему?.. — Я… Не желаю связываться со Святым Граалем! — обернувшись и смотря прямо в глаза мужчине, ответила Аяка. — Судьба властна над всеми и вся… Такова жизнь… — закрыв глаза, проговорил он, а затем наклонился к её уху и произнёс. — Сбежать от неё невозможно…*****
— Я ни за что не стану одной из них! Это мне не под силу! Я не могу! Я не такая, как моя сестра! Это не моё дело! — кричала Аяка, лёжа на диване и укрывшись с головой одеялом. Но тут… Окна комнаты, в которой на данный момент находилась Аяка, внезапно разбились, и в помещение запрыгнула пара волков. Но они были мгновенно сражены чёрными перьями, напоминавшими шипы. Всё-таки такие противники были ей под силу. Выбежав в прихожую, она увидела неизвестного мужчину: синие волосы с длинным хвостом, красные глаза и молодое сильное тело. — Привет, так ты и есть хозяйка дома? — утвердительно спросил он. — Прочь! — в него полетели чёрные перья, однако ему было достаточно взмахнуть своим копьём, и все они разлетелись в разные стороны, включая саму Аяку, отлетевшую к противоположной от него стене. — О-о! — присвистнул мужчина. — Чёрная магия минувших лет?.. Какая же ты жалкая… Не слушая его, Аяка снова применила свои «перья», правда, уже в большем количестве, и, зная, что противника это вряд остановит, она бросилась бежать. Как и думала девушка, это было бесполезно — её враг также легко отразил новую атаку. Но она воспользовалась этой секундной задержкой, чтобы ускользнуть в сад. Аяка наложила заклинание на дверь и только отошла от неё на полшага, как тут же стеклянное полотно разлетелось вдребезги, а саму Аяку Садзё отбросило ударной волной. Из поднявшейся пыли вышел её преследователь и всё ближе подходил к ней. Аяка хотела убежать, но понимала, что она обречена. В ожидании приближающейся смерти девушка вся дрожала, а на её глазах навернулись слёзы. — Помогите мне… Отец! — изо всех сил прокричала Аяка. Но зов о помощи был не слышен, копьё вошло в её тело. И вдруг из того места, куда её ударили, полился ослепительно яркий свет, а затем мужчину отбросило внезапной появившейся волной воздуха. От Аяки исходил вихрь, который пригибал растения к земле и взметнул опавшие листья в воздух «Что происходит?» — недоумевал синеволосый. А в следующее мгновение перед Аякой появился уже другой человек. Он парил в воздухе и мягко опускался на землю. Он был светловолос и зеленоглаз, высок и красив. Его прекрасная фигура была облачена в рыцарские доспехи. Некоторые элементы брони имели серебристый цвет. В то время как часть туники была синего цвета. На его спине был чёрно-белый капюшон, прикреплённый к задней бронированной части около шеи. Оранжерея внезапно осветилась неоновым голубым светом. Вихрь успокоился, и лепестки роз, покачиваясь, опускались вниз, словно хлопья снега — медленно и таинственно. Подняв голову, Аяка застыла от удивления, она не могла вымолвить ни слова. — Чёрт! Теперь не жди от меня пощады! — прокричал синеволосый мужчина, покрепче схватившись за своё копьё. Но в следующую секунду был вынужден блокировать удар, который разломил надвое его оружие. Аяка поражённо смотрела на это с открытым ртом, но быстро пришла в себя, когда увидела, как её спаситель, улыбаясь, смотрит на неё. Поняв, что её противник сбежал, она немного расслабилась. — Моё имя — Сэйбер. Я твой хранитель и слуга.*****
— Аха-ха-ха!.. В тёмной пещере, заполненной до краёв скелетными останками людей, босоногая молодая девушка с короткими светлыми волосами в голубом платье радостно кружилась, смеясь от переполнявшего её счастья. — Ах, Сэйбер… — мечтательно сказала она, её голос окрасился экстазом. — Сэйбер! Сейбер! Сейбер! При более пристальном взгляде на одежде девушки можно заметить кровь и что-то похожее на большую рану в области груди и спине. Похоже, что-то пронзило её. Однако на груди было что-то вроде командного заклинания в форме крыльев серафима. — Я верила, что ты вернёшься! Хотя это заняло у тебя очень много времени, ты наконец–то вернулся! Она остановилась и, улыбаясь, посмотрела наверх. — Я люблю тебя… — медленно начала говорить девушка. — Мой принц… Тот, кто принадлежит только мне!