За морем умирает солнце

Мальчишка уверенно, но грузно шагает по грязным улицам незнакомой земли, пытаясь разглядеть силуэты домов в густом тумане, но затянутое тучами ночное небо не пропускает лунный свет. Торфинн поднимает хмурый взгляд, всматриваясь в черноту, и вздыхает. Темно, хоть глаз выколи. Лето — лучшее время, чтобы разграбить очередную английскую деревню, во всяком случае, так считали на корабле. Торфинну же осточертело быть мальчиком на побегушках, тем, на чьи плечи ложилась вся грязная работа, ведь цена таким колоссальным усилиям никогда не сравнялась бы с жизнью любого воина в шайке Аскеладда, а последний, не задумываясь, часто отправлял в самое пекло. Иногда Торфинн просто чудом выбирался живым, сохраняя воинский дух только ради свершения мести. Сейчас он начал понимать, что не ценит жизнь. Впрочем, да и черт с ней. Он делает глубокий вдох, привычно потянувшись рукой к кинжалу в кожаном чехле на поясе, ощутимый вес которого всегда мгновенно придавал уверенности. В мире, где в любой момент можно умереть от удара в спину, единственный способ защитить себя — воткнуть нож в горло первым. Торфинн, услышав громкий выкрик, резко остановился и приник к стене, едва не скрипя зубами от собственной глупости. Как можно витать в облаках на вражеской территории? Подождав несколько секунд, он все же выглянул из-за сарая, который послужил внезапным укрытием. Дом, у которого прозвучал голос, выглядел богаче остальных и располагался значительно дальше от края города. Прищурившись, можно было заметить два силуэта, освещенных огнем. «Факелы»? Ворота тихо скрипнули, и одна из фигур удалилась вместе с источником света, что подтвердило догадку. Хмыкнув, Торфинн мысленно прокрутил в голове весь разговор с закаленным боями викингом. Аскеладд сказал лишь отвлечь на себя всю стражу в этой деревушке, а как это сделать — уже не его проблемы. Так почему бы не поджечь место с самой лакомой добычей? Прикинув свое местоположение, Торфинн пошел в обратную сторону. Земля была огорожена высоким, растянутым на огромное расстояние забором, за которым виднелось выделяющееся на фоне остальных домов двухэтажное сооружение. Внешнее убранство усадьбы доказывало, что позволить ее себе мог разве что староста или герцог. И что-то подсказывало, что все не ограничится часовыми у ворот. С разбегу прыгнув и зацепившись за забор, а после без особых проблем подтянувшись на руках вверх, Торфинн выглянул, цепким взглядом подмечая окружение. Внутренний двор был освещен и хорошо охранялся, у входа стояли еще два человека, а остальная охрана, скорее всего, была раскидана по периметру. Переждав некоторое время, Торфинн ловко перепрыгнул ограждение и тихо приземлился рядом со стогом сена. Нужно было действовать осторожно, потому что обнаружение могло создать кучу проблем. Торфинн неспешно продвигался вперед, попутно обходя двух охранников с оружием наготове — исходя из этого можно было предположить, что хозяин усадьбы и вправду имел большое состояние, — и, скрываясь в тени, чуть не столкнулся с тем, кто обходил территорию. Вовремя среагировав и юркнув за камни, Торфинн, в нетерпении стуча пальцами по лезвию кинжала, воспользовался беспечностью стражника, прокрался следом и всем весом навалился тому на спину, пробив шею до хруста — гортанный вскрик заглушила хлынувшая ко рту кровь. За домом было подозрительно тихо и темно. Медленно пробравшись под окнами, Торфинн завернул за угол и с интересом заглянул в мешки. Обнаружив внутри лишь сукно и кожу, он, хмыкнув, уже собирался уходить, как вдруг услышал голос: — Threat, endesæta! huðe!* Осознание пришло только тогда, когда заточенное лезвие со свистом разрезало воздух, вонзаясь в плоть. Стражник с диким воплем протянул руки к лицу, чтобы вынуть нож, в одну секунду лишивший его левого глаза, но Торфинн, поборов ступор, вогнал второй кинжал в затылок замешкавшегося воина, тело которого с глухим стуком вмиг упало на землю. Понимая, что больше мешкать не стоит, Торфинн подобрал факел, все еще прекрасно горящий, и закинул на деревянную крышу здания — огонь, перебросившись на доски, ярко вспыхнул, — а затем, потратив секунду на то, чтобы вытащить кинжал отца, пробивший мертвецу при падении лицевую кость, перебрался через ограждение, отделяющее, как выяснилось, склад и основную территорию дома. Но покинуть усадьбу не удалось. Толпа из воинов насчитывала десять человек: всего четверо из них были в кольчугах, зато у каждого при себе был меч. Окруженный Торфинн понял, что оказался в западне, но все равно взял себя в руки и встал в боевую стойку. Горящий дом осветил двор, лишая каждого из присутствующих преимущества. Все резко приходит в движение, когда Торфинн чудом парирует удар. Вовремя подставленный кинжал выигрывает мгновение для того, чтобы уйти вбок от острия меча, а затем с безумным рыком податься вперед, одним отработанным движением разрезая сонную артерию противника. Кровь огромной струей попадает на лицо и одежду, поэтому он замечает глубокий порез, который в отместку оставил сраженный насмерть противник, только когда плечо пронзает острой болью, заставляющей упрямо сжать зубы. Даже на мгновение потерянное самообладание могло стоить жизни. Глубокий вдох — отчаянная попытка унять панику, которую довелось испытать впервые за долгие годы путешествия. Всё гораздо проще, когда в бою есть преимущество, но сейчас, совершив одну грубую ошибку, Торфинн понял, каково это — быть в западне. Поэтому, заметив, как огромная горящая балка начала крениться, он не упустил шанс, толкнув стражника в огонь. От столкновения крыша обвалилась, пламя перекинулось на кожу и неприкрытые волосы. Из-за леденящих душу криков было предельно сложно отвести взгляд, а мгновенно собраться получилось лишь в момент, когда его собирались бросить вслед за горящим заживо англичанином. Интуитивно направляя оружие в сердце, Торфинн поздно замечает кольчугу. Удар достигает цели, но становится недостаточно сильным, чтобы нанести смертельное ранение, поэтому его руку тут же заламывают, обезоруживая. Откашливаясь кровью, воин грубо прижимает лицо мальчишки к земле и без колебаний бьет рукоятью меча по затылку. В глазах тут же темнеет, но Торфинн все равно упрямо заносит руку для повторного удара. Все звуки стремительно затихают, а пальцы, до этого крепко сжимавшие кинжал, наконец ослабевают.