play date

@youcanbeahero спасите меня от переживаний пожалуйста @youcanbeahero сколько нужно выпить валерьянки, чтобы хорошенько успокоиться, но чтобы не умереть от передоза @youcanbeahero взял только четыре, что-то не помогло День сегодня выдался особенно жарким. Может, Изуку так лишь казалось, но пот на его лбу говорил об обратном. Потирая руки, он оглядывался из стороны в сторону в поисках знакомой шевелюры. Глянув на часы, он вздохнул. Пришел на тридцать минут раньше — ожидаемо. Он так волновался, что несколько раз выходил, затем возвращался назад, замечая, что забыл какую-то вещь, а затем, видя время и понимая, что не успевает, бежал к месту встречи. Вот теперь он стоит у входа в парк, парится на солнце, не понимая, зачем надел что-то на подобии костюма — подобии. Черные штаны и белая рубашка в клетку ему показались хорошим выбором, но сейчас он не мог не думать о том, что стоило избежать подобных формальностей и надеть свой обычный летний «лук» — незамысловатые шорты и какую-то футболку, которых у него имелось в достатке. Но страх того, что он может снова выставить себя юнцом из школы перед Шото, был сильнее, поэтому он выбрал тот вариант, что казался ему самым зрелым. Когда вдали он увидел Тодороки, идущего ему навстречу в шортах и рубашке с коротким рукавом, он цыкнул. Тем не менее, руки начали потеть сильнее, и он вытер их о шорты, досадуя и ругая себя из-за преждевременного волнения. Он никак не мог унять свое сердцебиение. Сердце летало от любой мысли о Шото, но в то же время ему становилось чертовски страшно, что он не сможет оправдать ожидания другого и разжалобить старшего игрока хотя бы на еще одну встречу. Он изо всех сил старался, играл до упадка сил, пришел на этот ужин, чтобы встретиться с ним хотя бы раз. То, что Тодороки так быстро пошел на контакт, уже само собой поражает, но Мидория будто бы знал, что долго это не продлится. Стоит лишь вспомнить их взаимоотношения с Бакуго. Возможно, поначалу людям нравится его простота, но затем они понимают, что она граничит с наивностью, и начинают им либо пользоваться, либо попросту не видят никакого смысла в дружбе с ним, да и в каких-либо других взаимоотношениях, но… Когда это касается Шото, Изуку не было все равно. Со временем он смирился, принял, переступил. Но сейчас, когда сердце снова оживает в его груди, он без понятия, чего на самом деле хочет. Быть ближе… притянуть… сделать хоть что-то… не отпустить. — Ш-Шото! — он поднимает руку, начиная хаотично размахивать ею из стороны в сторону. Он тут же понял, что зря… могут же здесь прятаться какие-то фотографы, которые двадцать четыре на семь следят за действиями первого в рейтинге игроков? Как бы не так. Изуку, понимая, что погорячился, одергивает руку и опускает взгляд в землю, скукожившись. Вроде на лице Шото он не видел презрения или неодобрения, но даже если они там и были, он не хотел знать. Сегодня все должно пройти хорошо, иначе ему и не стоит заикаться о последующих отношениях. От того, что Изуку вкрашился (как он сам это назвал) в одного из самых знаменитых и богатых людей в этой стране, мир не изменит очертания, он не станет прекрасным, а черное не превратится в белое. Вряд ли получится изменить свою суть и притворяться тем, кем он на самом деле не является, но показывать самого себя тоже очень трудно. Особенно, когда эти глаза смотрят в твои. Неожиданно он чувствует мягкое касание к своему плечу. Нежные подушечки пальцев обводят его кожу, что прошибает даже несмотря на рубашку. Изуку покорно поднимает взгляд и видит перед собой спокойный гетерохромный взгляд, который добреет, как только их глаза встречаются. Зеленоволосый парень, ранее волновавшийся не на шутку, едва заметно расслабляется, выдыхает и широко улыбается. Это он… — Изуку, — от этого тихого голоса, словно от дуновения мягкого летнего ветерка, он парит в воздухе. — Рад нашей встрече. Румянец зажигается на лице, и Мидория надеется, что это просто из-за высокой температуры, а не из-за касания Шото и его слов, вышибающих землю из-под ног. Он так и стоит, смотрит в эти глаза-океаны и молчит, глупо улыбаясь. Со стороны он точно выглядит как идиот, но Шото, похоже, это не смущает. Он плавно убирает руку, а взгляд упирается в лучик солнца, замершего на лице Изуку. — Я-я тоже… — неуверенно говорит зеленоволосый, когда к нему возвращается дар речи. Он теребит свои пальцы, разрывая зрительный контакт и утыкаясь взглядом в землю. — Я тоже… рад. Прости за неудобства… — впервые без заиканий, и для Изуку это уже какой-никакой прогресс. — … с фотографиями. Я не хотел, чтобы у тебя были проблемы. В уголках глаз Шото он замечает счастливые искорки, полыхающие немного сильнее. Так странно видеть, что человек, который постоянно хмур и не щедр на проявление эмоций, может смотреть так… тепло. — Пойдем за мороженым, — говорит Шото, неожиданно хватая его за руку. От такого поворота Изуку снова замирает — хорошо, что рука Шото холодная, но… так же нельзя! Нельзя так внезапно! Изуку едва не хватается за сердце. Еще инфаркта ему не хватало. — Ты же хотел мороженого? — неуверенно добавляет парень, видя сконфуженность веснушчатого. Мидория немного расслабляется, расплываясь в странной довольной улыбке. — Ты помнишь… — говорит он, искренне сомневавшийся в том, что Шото действительно может помнить о такой ерунде. — Да, хочу. Тодороки недоуменно вздыхает. Изуку, чувствуя неладное, вопросительно смотрит на Шото, затем на руку, затем снова на Шото. И лишь затем зеленоволосый ощущает, как переплетаются их пальцы, как горит его кожа даже от столь холодных прикосновений. Он странно шипит и закрывает свое лицо рукой — он никогда не умел скрывать свой позорный румянец, а сейчас это было бы как-никак кстати. От этого старший парень лишь больше хмурится. — Я еще вчера хотел спросить… — начал Тодороки, неловко выпуская маленькую ладонь. — Тебе неуютно рядом со мной? Изуку комично выпучивает глаза, яростно мотая головой. Такая реакция провоцирует еще больше сомнений, что нельзя сказать о честном взгляде и последующих словах. — Нет! — громко выкрикивает Изуку, тотчас прикрывая рот и оглядываясь вокруг. Благо, они были в людном месте, где все куда-то спешили и не очень обращали внимание на подобные вещи. — Не-ет… — уже совсем тихо добавляет, скукожившись от смущения. — Я просто… мне немного… неловко, — говорит он, а затем закрывает глаза и выдыхает, будто собираясь упасть в бездну, — ты рядом… мне это очень-очень нравится. Ты мне очень-очень нравишься. Шото наконец расслабляется, услышав успокаивающие слова веснушчатого. Уголки губ едва поднимаются, и Изуку удивленно смотрит на то, как в глазах всегда равнодушного парня появляются искорки. Он снова протягивает руку, и в этот раз Изуку не пытается избежать прикосновений — наоборот, он доверчиво соединяет их и ждет ответной реакции парня. — Хорошо, — говорит гетерохром, входя внутрь парка и ведя за собой Изуку. — Потому что ты же понимаешь, что у нас свидание. Благо, Шото сейчас не мог увидеть выражение лица Изуку, который плелся позади, но если бы он решил заинтересованно посмотреть через плечо, то он бы узрел свекольное лицо парня, который недалеко отошел от самовоспламенения. Да о таком Изуку даже мечтать не мог. Да что там, ради подобного он и старался — увидеть своего любимого игрока, иметь возможность время от времени встречаться с ним, но это… это точно не то, на что рассчитывал зеленоволосый. За свою недолгую жизнь он уже успел узнать, что, к сожалению, часто человек не может получить то, что хочет, но совсем редко случаются исключения. Для него этим исключением была теплая рука Тодороки, нежно ласкающая его пальцем. Он едва не мурлыкнул от нахлынувших чувств. Так хорошо! Когда они подошли к ларьку с мороженым, Изуку не мог удержаться и не облизать губы от вида сладости. Он экономил уже достаточно времени, чтобы выплатить долги за жилье, и давно уже не тешил себя чем-то вроде мороженого. Наконец-то он смог получить свой первый гонорар как игрока — сумма денег в его руках казалась волшебством. Он никогда не рассчитывал, что делая то, что ему нравится, он сможет зарабатывать на жизнь, но путем проб и ошибок он все-таки смог забраться на вершину. Грустно, конечно, но в конечном итоге деньги не доставили ему столько удовольствия, как встреча с человеком, стоящим перед ним. — Изуку, что будешь? — интересующийся голос вывел его из мыслей, и он быстро окинул взглядом выбор мороженого. Очень кстати перед его глазами мелькнула клубника — он облизнул губы и перевел взгляд на Шото. — Один с клубникой, пожалуйста, — пробормотал он, отголоском сознания слыша голос продавщицы. Он чуть разжал свою руку, боясь, что Шото не очень любит демонстрировать отношения публике или боится вездесущих папарацци, но, к его удивлению, тот не выпустил его, а наоборот сжал чуть крепче дрожащую ладонь. Когда они в конце концов забрали лакомство и сели на лавочку в укромном местечке в тени, где не была замечена ни одна душа, веснушчатый наконец смог попробовать самую вкусную, по его мнению, вещь на земле — последний раз он ел мороженое еще с мамой, несколько лет тому назад. Давно он не чувствовал себя таким счастливым. Шото перевел взгляд, глядя на улыбку парня, пока тот самозабвенно кушал мороженое. Странно, как что-то настолько банальное может принести радость человеку. Он никогда не умел радоваться простым вещам, да и вообще, такие чувства всегда были для него в новинку. Даже сейчас он чувствовал, как внутри взбирается страх. Он точно не понимал, как вести себя рядом с Изуку, на какие темы уже можно говорить, а на какие — не стоит. Поэтому и ляпнул первое, что взбрело в голову: — Как добрался? — Изуку оторвался от поедания мороженого, повернувшись на голос. Они сидели так близко — Шото почти мог увидеть ясные лесные крапинки в глазах веснушчатого. Мидория оживился, будто и сам желал рассказать об этом. — Это было трудновато! — досадливо пропел он, и Шото удивленно приподнял бровь. Сейчас они были почти в центре Токио, и обычно добирание в центральные районы не составляет труда. По крайней мере, для него. Да и вообще езда на машине стала обычным процессом, но сегодня, так как этот парк находился недалеко от его дома, он прошелся пешком. — Сначала автобус, потом пешком к метро, а затем еще двенадцать станций с пересадкой… — затараторил Изуку, и Тодороки, слыша весь этот протяжный список, попробовал представить, в какой глуши живет этот паренек. — Так далеко живешь? — поинтересовался Шото, чувствуя себя неловко. Ради встречи с ним Изуку проделал такой путь, а он даже слов найти не может, чтобы не потратить данное ему время в пустую. — Немного, но я привык, — пожал плечами Изуку. — Да и пока я не уверен, что смог бы покинуть родительский дом. Не хочется. — Ты только с родителями живешь? — спросил Шото, и тут же выругался про себя, когда увидел, как улыбка пропадает с лица Мидории. Это мгновенно отозвалось болью в его собственном сердце, потому что таким грустным Изуку, за все их недолгое знакомство, он еще никогда не видел. — Прости, — нашелся он, — я не должен был спрашивать. Изуку повернулся к нему и, увидев замешательство и стыд на лице другого парня, что так редко показывал, что чувствует на самом деле, выдавил грустную улыбку. Он не хотел говорить об этом, да и вообще задевать эту тему, но, похоже, Вселенная думала иначе. Во всяком случае, он уже пережил. Переболел. И лишь иногда в такие моменты ему казалось, что время все возвращается на три года назад, когда у него еще было хоть что-то. — Ничего, — опять подобие улыбки, которая не касается уголков глаз. — Мои родители погибли два года назад. Ты не мог знать, ничего страшного, — тихо сказал он, глядя себе под ноги. — У меня нет братьев или сестер, так что живу я один. Он прикусил губу, пытаясь спрятать никому не нужные эмоции. Снова попытался улыбнуться. Он действительно думал, что пережил. Переболел. Но почему-то рвущееся наружу сердце считало иначе. Шото, похоже, тоже, потому что по-другому появление сильных рук, обхватывающих его худое тело, и не объяснишь. Ему пришлось подождать несколько минут, пока он смог прийти в себя. Отогнать призраков прошлого, сосредоточившись на тех ощущениях, что вызывали мягкие касания чужих рук, неторопливо ласкающие кожу. Тодороки ничего не говорил, задумавшись о чем-то своем, и Изуку был ему за это безумно благодарен. Он ненавидел, когда кто-то начинал говорить, что ему жаль, он не знал и еще тысячу фраз, которые лишь напоминали ему о том, чего он лишился. Единственное, чего он боялся, так это того, что своей грустной историей он отпугнет Шото. Такой себе сирота, ни гроша за душой. Пусть чем-то он все же сумел заинтересовать Тодороки — своей игрой, например — но в остальном он был абсолютным новичком. Он редко был с кем-то большим, чем обычным знакомым, который нуждается. В поддержке, одежде, еде, в чем бы то ни было. Он уже привык, что его так называют, и смирился с тем, что таковым и является. Но сейчас ему не было страшно. Не тогда, когда Шото не оттолкнул, а прижал еще ближе. Совсем неощутимо, легко, так, что Мидория едва чувствовал костяшки пальцев, сжимающие его сквозь ткань рубашки. Так странно, что он страшился его прикосновений как огня, и только сейчас смог расслабиться, чувствуя спокойствие Тодороки. Ему всегда казалось странным, что тот на фотографиях никогда не улыбался, не кривился, не выглядел странно, а был таким смиренным, равнодушным, бесстрастным. Сейчас он был за это благодарен. Сам Мидория не мог похвастаться способностью сдерживать эмоции, но аура парня рядом с ним дарила долгожданный покой. Он медленно выдохнул, поднимая руки и обхватывая ими плечи Тодороки, наклоняясь чуть ближе, чем, должно быть, дозволено. Тодороки удивленно вскинул голову, но ничего не сказал, когда Мидория в милом жесте опустил свою голову на плечо, и сладкие вибрации его голоса эхом взобрались под его кожу. — Я такой странный, да?.. — вздохнул Изуку, так тихо, что Шото едва смог расслышать это милое мурлыканье. — А еще страннее то, что ты захотел встретиться с кем-то таким, как я… никогда не думал, что смогу сидеть рядом с тобой, ни о чем не думать и просто… жить. Тодороки устало закатил глаза, слушая самокритичное лепетание Изуку. Тот, должно быть, любил находить в себе изъяны и проводить много времени за анализом всех своих просчетов и ошибок. Хорошая черта, но далеко не всегда полезная, тем более в таком утрированном состоянии. — Тогда я тоже странный, — вяло пробормотал Тодороки, немного отодвинувшись, чтобы стать с Изуку лицом к лицу. — Потому что ты мне очень даже нравишься. В зеленых глазах мерцали изумруды всех форм и размеров, ослепляя взор своей красотой. Шото не успел сообразить, как эти изумруды вдруг стали ближе, еще ближе, отблескивая едва заметным лукавым оттенком. Изуку первым потянулся к нему и едва коснулся губ, ласково проводя руками по его плечам. Тодороки даже не успел ничего сообразить, лишь стоял там, чувствуя прикосновения парня. Длилось все ровно три секунды. Мягкое нажатие губ, робкий чмок и удивленно раскрытые глаза. Изуку тут же отдаляется, понимая, что наделал, шокировано проводя по Шото взглядом и хватая лицо в ладони. Он никак не думал, что сможет до такого дойти сам, но под влиянием атмосферы захотелось почувствовать это все сильнее. Веснушчатый даже не успел обдумать слова Тодороки, просто машинально делая то, чего так желал, и… вышло неловко. В уме Изуку боролся со смущением, желанием оправдать свои действия и скрыть от Шото свой пристыженный взгляд. — П-прости! Я-я почему-то… сам н-не понимаю! — выдохнул зеленоволосый, в глазах начали собираться крупинки слез. Он совершенно не ожидал такого! Этот день должен был пройти идеально. Шото, парк, сладкое мороженое. Да о чем еще можно было мечтать? Но Изуку был наивен. Для начала следовало в чувствах разобраться, а не лезть на рожон, что он и сделал. Вот так неожиданно для себя решил, что может делать все, что ему хочется, пригласил, п-поцеловал… Он боялся открыть лицо — все так же прикрывал его руками, ощущая, как по щекам медленно скатываются слезы, падая на его джинсы. Шото хмурился, глядя на младшего парня. В голове витали самые странные мысли, связанные то с вкусом клубники на его губах, то с парнем, что лишь секунду назад призывно улыбался, а сейчас дрожит в его руках. — Я сделал что-то не так? — недоуменно спросил он, убирая свои руки, а затем нерешительно поглаживая веснушчатого по голове. Тот сжался, а затем расслабился, доверяясь его рукам, но не прекращая всхлипывать. — Н-нет! — просипел он. — Э-это я… разве тебе не противно? — медленно выдавил, отнимая руки от глаз. Сейчас на Шото смотрели два океана. Он медленно выдохнул, вытирая слезки и путешествуя между россыпью веснушек на щеках Изуку. Этот парень умилял и удивлял его одновременно. Как же досадно, что Мидория не может увидеть мир его глазами и понять, насколько он прекрасен для него. — Изуку, ты мне правда нравишься, — доверчиво прошептал Шото слова, предназначенные только для него. Мидория медленно поднял взгляд, уставившись на гетерохрома. — Очень-очень нравишься. А зеленоволосый все так же сидит, скукожившись, и не понимает, реальность это или всего лишь сон. Он смотрит в глаза, теплые и холодные одновременно, ищет ответ, который там спрятался, сидит и ждет. Кровь стынет, а сердце бьет и бьет, выбивается из грудной клетки, и эта вибрация эхом раздается от груди к голове и обратно. Так тепло. Рука на лице все также лавирует меж его слез, пытаясь собрать каждую капельку боли, а у Изуку от каждого движения горит кожа. — Н-нравлюсь? — шепчет Изуку, немного поддаваясь вперед. — Ты мне тоже, Шото. Нравишься-нравишься. В этот раз Шото первым захватывает их в вихрь судорожных поцелуев в тени дерева, где их не должна потревожить ни одна живая душа. Пока Изуку неумело выцеловывает губы, чуть прикусывая нижнюю, Шото думает, что это тепло. Шото думает, что у парня действительно очень потресканные губы, но целуют они нарочито мягко, но напористо. Шото думает, что Изуку очень красивый. Что и покрасневшие щеки с россыпью веснушек, и зеленые глаза, сейчас закрытые, и милые кудрявые волосы, что так причудливо завиваются под его руками. Шото думает, что он никогда не чувствовал такой теплоты, что исходит от этого милейшего комочка, ищущего нежности. Шото думает, что вкусная клубника на его губах не сравнится ни с одной сладостью, которую он когда-либо испробовал. Когда они разъединяются, Шото думает, что счастье не так уж далеко, но и недостаточно близко. Где-то в десяти миллиметрах. И он снова касается чужих губ.

***

Изуку возвращается домой поздним вечером, неумело пытаясь скрыть от прохожих румяные щеки. Хорошо, что милая тетенька, что живет по соседству, наверно, уже видит седьмой сон, потому что веснушчатому иногда казалось, что от ее пронзительного взгляда ничего не утаишь. А сейчас, странно, конечно, но утаивать было что. Он нравится Шото. Звучало комично, но теперь совершенно реально. Он закрывает двери своего старенького дома, проходя внутрь и наконец-то снимая эту душную одежду. Он даже и успел позабыть, как неудобно ему было в ней и как долго он подбирал свой наряд, чтобы произвести впечатление. Это как-то отошло далеко на второй план, когда он увидел Тодороки, идущего к нему. Он и не мог мечтать. Изуку вошел в свою комнату. Странно, что он все еще обитал в своей маленькой комнатушке, хотя весь дом после смерти родителей был в его распоряжении. Мидория рассматривал висящие на стене фотографии, каждая из которых была важна для него. Их было не так уж много, но достаточно. Все фотографии с семьей он запер в самый отдаленный шкаф своего дома, чтобы невзначай не наткнуться на одну из них и снова не слечь на несколько недель с нервным срывом и кучей других проблем. Все фотографии на его стене теперь можно было охарактеризовать одним именем — Шото. На некоторых он был сам, на некоторых с друзьями, на некоторых с девушками. Изуку особенно нравились эти фотографии. Они напоминали ему о том, чего он хотел, но никогда бы не смог иметь. Там была и та фотография, где они вместе. Это его самая любимая.