Королевская канарейка

А что люди называют судьбой, это большей частью простo их собственные глупые выходки ©Артур Шопенгауэр       Полежав на холодном полу, осознала, что для того, чтобы страдать по-настоящему, года у меня уж не те и здоровье не такое блестящее, и, не удосужившись снять брильянты, поволоклась к Силакуи. Она моя жрица, пусть утешит.       — Ой, какие чудные камушки. Ну что, как принц в постели? С чего такие грустные глазки, разочаровал? Или… наоборот?       Подобрав челюсть, порадовалась, что хоть за постельные способности принца не весь Эрин Ласгален в курсе. Старая чертовка весьма бодра и весела, я смотрю. Глаза живые, сияет улыбкой.       — И тебе, милочка, советую веселее смотреть на жизнь, — промурлыкала Силакуи, — не куксись, голубушка, богине нужно цвести и веселиться. Ах да, прими мои поздравления, вы с принцем были великолепной божественной парой. Наверняка появятся чудесные детишки. Ты молодец.       Далее из Силакуи посыпались интересные подробности. Я было думала, что она в священную ночь совершала обряды, ну, или оказывала кому благосклонность, но, судя по бодрым сплетням, эльфийка занималась исключительно их собиранием. Во всяком случае, история, как Ганконер с Леголасом оказались там, где их вовсе не ждали, была увешана подробностями, как утопленник раками.       Сначала мне рассказали, кто кем интересовался в эту ночь из тех, кого я знаю: в частности, с кем её провёл Ланэйр. Хотя я не спрашивала. Всё-таки удивительно, как эта дама, прожившая так долго, возводит сплетни в ранг искусства… не мне судить. Уши я грею, смешно же) Затем проникновенно так сообщили, что король по бабам не пошёл. Хуже: он изгадил великий праздник всем, до кого смог дотянуться. А смог много до кого. Включая Гэндальфа: именно его эльфийский владыка заподозрил в подлянке. Прежде чем выяснилось, что тот в затее не участвовал, они успели крупно поскандалить и разнести комнату совещаний. Остальные переговоры пришлось вести из библиотеки, в которой стоит второе волшебное зеркало. Линдонский посол и шаман Уллан были поражены услышанным — они считали, что, так сказать, подопечные сидят в посольстве в Линдоне. Ещё вчерашним ранним вечером, во всяком случае, сидели… доложили, что принц-де спокойно точил мечи, а Ганконер что-то читал.       Владыка стал мрачнее тучи и велел приволочь пред свои очи Ганконера, который уже тихо-мирно сидел дома и снова что-то читал (какой хороший мальчик!)). Тот ни от чего не отпирался и признал, что идея его, но принц поддержал её всецело и внёс много ценных дополнений. Путешествовали они путями духов (что было смертельно опасно) и честно договорились, что принц вызовет Трандуила (предполагая, что тот всё-таки откажется), и что после этого вызов примет Ганконер; а там кому повезёт.       В этом месте вспомнила старинную народную песню, в которой старушки жалостливо пели что-то вроде: «Бока мои, окорока мои, кому ж вы достанетесь…» В конце песни бока доставались Ивану-болвану нетёсаному. Бока мои, окорока мои…       Силакуи, беззаботно подхихикивая, сказала, что было видно, как владыке хочется Ганконера ухлопать прямо сейчас, но нельзя, традиция его защищает. Он его даже из Эрин Ласгалена выкинуть не сможет, пока обещание не выполнено.       Мне это напомнило средневековую новеллу Бокаччо про очень, очень добродетельную и честную женщину. Она, стало быть, замужем была, а до неё домогался один дворянин. И дама, желая показать, что просимое точно не даст, сказала, что придёт на свидание, когда зимою расцветёт сад. Этот дурак был влюбимшись, и аллегории не понял, а купил услуги колдуна, и тот заставил оный сад зимой расцвести. Дворянин послал даме пару корзин с цветочками и ждал щастья. Дама, поплакав (ну, наверное) над цветочками, пошла к мужу и изложила ситуацию ему. Тот, вместо того чтобы вызвать проходимца на дуэль, тоже проявил честность и добродетель: сказал, что слово надо блюсти, и что жена была неосторожна, впредь надо быть аккуратнее, а сейчас делать нечего, и дал ей разрешение пойти к влюблённому и увенчать его… э… желания. Дама, горюя, собралась и пошла. И я не знаю, кто тут больше дурак, но этот кекс, узнав от неё, что она здесь с ведома мужа, и, если бы не слово честное, так и вовсе не пришла бы, преисполнился к ней уважения и отпустил её, не тронув.       И этих трёх дурней я прям узнаю в Ганконере, короле и себе. Хотя нет, Ганконер наверняка не отпустит. Да и не надо. Мне интересно пережить его поцелуй, а плакать о нём я точно не буду, пусть его выпирают из Ласгалена. Сплошной гешефт. Вспомнила мечтательно тёмную дорожку, убегающую вниз по животу, и что я, наверное, потрогаю её губами и смогу пройтись по ней вниз… ладно, мне подспудно всегда было интересно, что у него в штанах. А благодаря скоромной истории интерес осознался. И будет реализован. Воодушевлённо поёрзав, поймала насмешку во взгляде Силакуи и сама засмеялась.       — Вот так-то, деточка, богине любви лучше смеяться, чем плакать… а с плодородием в этом году и правда всё будет прекрасно, — и улыбнулась доброй бабушкой.       Вспомнила про урок и даже пошла на него в библиотеку, но ещё на подходе поняла, что госпожи Ардет, моей учительницы, там нет и быть не может (и вообще, она может лучше меня праздновала, какие уроки), зато застала продолжающиеся разборки: владыка, кажется, только в раж входил. Гневный голос умудрялся выговаривать одновременно двоим: главе тайной службы за инцидент и Рутриру за дрянное воспитание сына, оказавшегося способным на такие недостойные эльфийского величия подлости (ой, чья бы корова мычала…)) Вчера мне, кстати, не показалось, что Рутрир сильно огорчён поведением сына. Глядел он на него чуть ли не восхищённо, только что по плечу не хлопал и молодцом не называл. Небось думал втихаря, что сын в папку пошёл: такой же дерзкий, как Рутрир в молодости, хе-хе.       Постояла за стеночкой и не вошла. Нет, получив в подарок очередные полпуда бриллиантов, уверилась, что уж меня-то виноватой ни в чём не считают и даже, может быть, верят, что я жертва обстоятельств… ну, так тем более мне тут нечего делать.       Вот интересно, что господин посол, отоспавшись от праздничка, напишет в Лориэн, какими словами будет описан этот скандал)       Почувствовала, что полегчало наконец, и проспала до ужина.       Придя на него, впервые за день увидела владыку и была поражена его цинизмом и бесстыдством, когда тот тихо спросил в полыхнувшее ухо:       — Ну что, Блодьювидд, кто из нас лучше в постели? — и, не ожидая ответа, прислушался к мыслям.       Бархатистый самодовольный смех ласкал как будто всё тело, и эти ощущения странно накладывались на обиду, хотя, казалось бы, не так уж он и виноват. Просто жизнь так сложилась.       — Не держи на меня зла, богиня. Пойдём погреемся.       Я не хотела мыться, мне хотелось чуть задержать запах принца на своей коже. И уж точно я не собиралась спать с королём в этот вечер, да и в последующие, но у него были иные планы, и он был настойчив, и шептал, что хочет, чтобы я всё забыла, и что он заставит меня забыть — я сдалась. И он правда заставил забыть.