Королевская канарейка

И говорят в деревнях Неизвестно откуда пришедшие Колдуны и косматые ведьмы: «Это шутит над вами болото. Это манит вас темная сила.» © А. А. Блок

Ночь была темна, хоть глаз выколи. Ни шиша не видно. Чёртов экстремал бодро чавкал по болотной жиже, да ещё насвистывал. Специально для меня его следы слегка подсвечивались нехорошим таким синеватым светом, и это было всё, что я видела. Поторапливалась, потому что было велено идти строго по ним, а свечение почти сразу угасало. Не боялась, полагая, что по-любому самая страшная скотина тут — это сам Глоренлин, а при таком раскладе с моей головы и волос не упадёт. Но на дерзость шамана досадовала. Ноги засасывало всё сильнее, вытаскивать их из мха было тяжело. Я уже устала, а шаман только поддавал ходу. Полагая, что к тому имеются основания, я пыхтела, но рысила следом молчаливым старательным пятачком. Иногда слышала сухой костяной стук вскидываемых чёток, и тогда фиксировалась на них, стараясь коснуться сознанием. Когда идёшь по болоту, еле вытаскивая ноги, время идёт по-другому, не зря охотники измеряют продвижение по таким местам не километрами, а часами.  — Потерпи, божественная. Скоро отдохнём. С этим ободряющим возгласом Глоренлин ещё ускорился, и, когда мы выползли на относительно сухой пригорок, у меня ноги тряслись. Перестав глядеть только вниз, на угасающие следы и расслабившись, поняла, что светятся уже не только они — вся трясина потихоньку начинала сиять странно приятным голубоватым светом. Праздничным таким, как от лампочек на новогодней ёлке. Очарованно уставилась: всё-таки мир сказок, да… И приключений. Духа которых во мне не очень много. Спокойно и привычно смотрела, как Глоренлин вытряхнул из специальной малюсенькой коробочки крохотную саламандру, и та тут же вспыхнула костерком. Я облегчённо плюхнулась на сухое насиженное брёвнышко рядом с ней, но тут же была согнана:  — Сначала надо подготовиться. Устыдилась, подумав, что привыкла, что за мной всегда ухаживают, а я ничего почти не делаю.  — Что сделать? Может, лапника притащить? — я нацелилась на чахлый ельник, покрывающий пригорок, на берегу которого мы расположились.  — А? Нет-нет, богиня. Не ходи в этот ельничек. Там нет ничего хорошего, — голос шамана беззаботен, и только краешком сознания улавливается поганая интонация. Как так? Я в кустики собиралась…  — В кустики лучше вон туда, там безопасно и место хорошо просматривается. Канеш хорошо просматривается. Потому что это голая коса, выдающаяся в болото, и ни одного кустика на ней не растёт. Но я прониклась и даже отвернуться просить не стала. Ну его к чёрту, пусть лучше видит, если меня кто жрать начнёт. Шустрым кабанчиком метнулась на косу и обратно, и никто меня не съел. Глоренлин, всё время, пока я бегала, стоявший у костра столбом и действительно не отвернувшийся, с непонятной сложной интонацией сказал:  — Блодьювидд, поухаживать за тобой радость для меня. Подготовка имелась в виду другая. Раньше обучение магии не имело смысла ввиду полного отсутствия способностей, а сейчас ланэйров артефакт даёт тебе небольшой потенциал. Глоренлин помолчал о чём-то, хотел сказать, потом передумал, и вдруг заторопился:  — Давай быстрее: времени мало, дела много. Итак, сначала ставим защитный контур. Держи нож. Твёрже! Место стоянки нужно обвести кругом, как можно ровнее. Слегка высунув язык от старания, делала, что он сказал. Шаман стоял над душой, командуя:  — Глубже! Ровнее! Куда режешь, ты его так не замкнёшь нормально, и какая-нибудь дрянь пролезет! Левее! Правее! О, вот так! Молодец, для первого раза отлично! Резать было трудно, и у меня затряслись и руки тоже; ноги же так и не отошли от весёленькой пробежки по болоту. В ельнике тоненько заплакал ребёнок, и к тремору от усталости добавился нервический оттенок. Само собой, кидаться в ельник и выяснять, как туда попал младенчик, я не стала. Слабоумие и отвага не мой конёк. Эльф же только понимающе усмехнулся, отобрал нож и вырезал на земле внутри контура закорюку:  — Это руна «Мираис», защита. Их нужно вырезать минимум четыре, на четыре стороны света. Видишь эту звезду, яркую, и чуть пониже зелёную? Всмотревшись в небо, я поняла, куда он указывает, и кивнула.  — Это Эарендиль. Кстати, хорошая ночь, и луна полная, — с довольством в голосе. Алиен чёртов!  — Первую руну режешь, повернувшись к Эарендилю лицом, это будет север, остальные по другим сторонам света. Самый простой контур, дёшево и сердито. Режь остальные, — и отдал нож. То, что в его исполнении казалось таким простым, мне давалось тяжело, и чувствовалось, что Глоренлин с трудом сдерживается, чтобы не накричать на бестолкового ученика. Тяжело вздыхая, затирала землёй и резала снова, вспоминая, как один мужик учил жену парковаться, стреляя из пистолета. На эту новость сетевые тролли отреагировали мемчиком, в котором спрашивалось: «А как ещё, Карл?» Однако педагогические таланты Глоренлина не казались мне сильно продвинутыми. Ну погоди, моими молитвами у вас скоро новое поколение шаманов начнёт подрастать, ужо наплачешься с ними! Эта мысль утешала меня, и я почтительно и торопливо упражнялась, пока сенсей Глоренлин не остался доволен. Иногда он вскидывал чётки, и мне доставалось, если я не реагировала достаточно быстро. Младенчик в ельнике периодически умолкал, а потом снова начинал плакать, да жалобно так, и это бодрило. Боже ж ты мой, где оно, сегодняшнее утро, в котором я чистенькой нарядной богиней, осыпаемой розовыми лепестками, изволила преклонять слух к словам всего лишь Великого шамана! Как изменчива жизнь, эхе-хе… Однако ж, зачем он меня, такую не приспособленную к подобным приключениям нежную птичку, сюда притащил? И что за болото подозрительное всего в трёх часах скачки от дворца? Почему Трандуил давно его не изничтожил?  — Богиня, после, всё после… — сквозь зубы, — надо поторапливаться. Глоренлин стёр ногой столь старательно мною нацарапанную руну и вышел из круга, пригласительно махнув рукой. Обречённо пискнув про себя, последовала за ним. Неровные отсветы костра почти не виделись от кромки трясины, к которой мы подошли, но темно не было: на поверхности смоляной грязи, подёрнутой ряской, вспыхивали голубые искорки; кочевали над поверхностью стайки болотных огоньков; мертвенно светились гнилые пеньки, торчавшие из воды. Там, где вода собиралась в лужицы над более густой грязью, она сама светилась изнутри голубоватым. Сглотнув, вспомнила путешествие Фродо по трясинам, сопровождавшееся подобной инфернальной иллюминацией. Потусторонний шёпот Глоренлина много способствовал атмосферности действа — но не моему спокойствию. Понимание, что шаман, скорее всего, контролирует ситуацию, успокаивало гораздо меньше, чем в начале ночи. Ёжась, думала, что вот истинно правдивый сидхе: сказал, что напугает до икоты — и ведь сдержит слово! В заключение Глоренлин неуловимым движением достал что-то, похожее на большой чёрный коготь, и резанул себя поперёк ладони, после чего требовательно взглянул:  — Протяни руку. Протянула и ощутила жжение; поперёк моей ладони тоже протянулась полоса крови, чёрной в этом свете.  — Молодец, молодец… не надо сейчас бояться, всё будет хорошо, — его горячая окровавленная ладонь обхватила мою, наши пальцы переплелись, он сдавил мою руку своей и протянул над трясиной. Кровь капала, Глоренлин шептал. Слушая его шёпот, удивлялась своему бесстрашию — даже когда из чёрной жижи показалось что-то ещё более тёмное, чем она, и приняло дар.  — Теперь, моя бесстрашная, возвращайся к костру, — еле уловимая насмешка, мешающаяся с уважением. Сам же повернулся в другую сторону. Жалобно спросила, куда это он, и получила эпичный в своей безмятежности ответ:  — В кустики. Дорысив до костра, сидела на брёвнышке и жалась к огню, думая, что, кажется, подвижничество не помешало светочу духовности получить непрофильное образование и завести немножко связей с тьмой. Видимо, для общего развития. Многогранная личность. Надеялась, что голос из ельника не выберет это время, чтобы познакомиться со мной. Поймала себя на том, что постукиваю зубами, и постаралась расслабиться, но подпрыгнула, когда шаман чёрной тенью возник в круге бросил мне на колени пук какой-то травы. Заметив, как я дёрнулась от ужаса, он тут же вскинул чётки, и я, на автомате уже, прикоснулась к ним духом. Благосклонно кивнув, довольный Глоренлин присел над кругом. Заново вырезая руну, пояснял:  — Если круг нарушался, его нужно восстановить и начертать Мираис снова. Я в его присутствии успокоилась и с интересом начала копаться в травке. Это оказалась земляника. Такой огромной никогда не видела, и она была очень душистая и сладкая. За брёвнышком оказался спрятан котелок. Вылив туда воду из фляжки и запихнув пучок земляники, шаман подвесил его над огнём и присел рядом. Ночь тут же стала милее — мирный костерок, чай шумит, закипая… хорошо.  — Божественная, не удивляйся рассаднику нечисти невдалеке от дворца… — Глоренлин более никуда не торопился, и голос его стал певучим. — Это полигон, на котором оттачиваются навыки противостояния болотным порождениям тьмы. Болото ограждено со всех сторон заклинаниями, но внутри старательно поддерживается местный биоценоз. Более того, каждый шаман считает долгом заселить сюда, по возможности, ещё какую-нибудь гадость, так что плотность и разнообразие флоры и фауны здесь поистине велики. Ага… то есть, что ни найдут говна, всё сюда тащат, в заповедничек… А меня-то за что?  — Неужто тебя не развлекает эта прогулка, Блодьювидд? — вкрадчиво осведомился шаман, и, не ожидая ответа, продолжил:  — Я просто хотел, чтобы ты привыкла в любой ситуации, в любом душевном состоянии отвечать на мой зов, и счёл посещение болота полезным для этого. Кроме того, в свете артефакта, подаренного тебе Ланэйром Ирдалирионом, ты можешь кое-чему научиться. Помолчал и неохотно добавил:  — Он иногда провидит и чувствует то, что скрыто, хоть к магии способностей не имеет. Любопытная личность. Если Ланэйр подарил тебе «Умертвия» и артефакт, я на всякий случай научу тебя, как избежать нечистой смерти. Ирдалирион… отчество-то какое красивое. Как он сам. Но провидения такие мне вовсе не нравятся. Задумалась, отвлеклась и снова подскочила от ужаса: на границе круга сидел на корточках младенец. Ну как младенец — кривые рахитичные ручки и ножки, огромная голова и плошки глаз, в свете костра отсвечивающие кроваво-красным. Сидел молча, неподвижно, но, заметив мою реакцию, попытался переступить черту. Не смог и разочарованно, по-птичьи защебетал:  — Съем… Съем… Съем-съем-съем! — и тоненько жалобно заплакал, перекосив личико. Стали видны кривые жёлтые клыки в раззявленной пасти. Очнулась от костяного звука брякнувших чёток и заученно прикоснулась к ним сознанием, и только потом поняла, что сижу, прижавшись к Глоренлину, панически вцепившись в его предплечье. Заставила себя разжать хватку и отодвинуться, стараясь привести дыхание в норму.  — Кладбищенский гхол. Я привёз его из путешествия по Сиале. Где-то тут ещё пара штук должна шляться… если не съели друг-друга, — в голосе шамана появилась лёгкая озабоченность. Придвинулся к костру, помешал палочкой в котелке и спокойно забулькал чаем, разливая его по кружкам. Чудесный персонаж.  — Ах, Блодьювидд, останься с нами, и наступит время, когда я возьму тебя в путешествие, которое понравится тебе гораздо больше, — и улыбнулся светло и легко. Взял за руку, и порез на ней перестал болеть, зато зачесался, затягиваясь. Опустила глаза, предпочитая не вдумываться в намёк. Беря протянутую кружку с чаем, с неудовольствием заметила, что ручонки-то трясутся, и взяла двумя для надёжности. Отпила. Зубы постукивали о деревянный край. Сидела, неосознанно стараясь прижаться к эльфу, живому, тёплому, спокойному, и, осознавая, отодвигалась. Вокруг собиралась, огрызаясь друг на друга, местная фауна. А может, и флора тоже — кто его знает, к чему относились красивые девушки со злыми лицами и водорослями вместо волос, хабалисто визжавшие, что я ем украденную у них землянику и что меня они разорвут, а мужика живьём в топь утащат и попользуются. Глоренлин назвал их лоймами. Я так поняла, что запретной землянички он насобирал, чтобы эти дамы уж точно не обошли нас вниманием. Гораздо приятнее был и при этом сильнее испугал юноша, бледный, черноволосый, поразивший красотой и чем-то напомнивший покойного Ганконера, спокойно приблизившийся к границе круга и назвавший по имени:  — Блодьювидд, пойдём со мной. Согрей меня своим пламенем, и я одарю тебя… Чем одарит, я не дослушала, потому что Глоренлин склонился к уху:  — Старайся не всматриваться и не вслушиваться, это Болотник, он может зачаровать. Искоса поглядывая на красавца, спросила:  — А потом утопит и высосет кровь?  — А потом доставит удовольствие и отпустит, защитив от прочих, и действительно одарит способностью не тонуть, — судя по интонации, Глоренлин не шутил, но почему-то совершенно не предполагал, что я могу согласиться. Ладно. И я отвела взгляд. На дальнейшее лучше бы тоже не смотрела: приползавшие на свет были всё мерзее, и красавцев с подарунками среди них более не попадалось. Кровь стыла от вида некоторых, и я пыталась согреться у костра, хоть и понимала, что эту стужу огнём не прогонишь. Знатный паноптикум собрали тут эльфы — тоже чудовища хорошие. Одно вот рядом сидит и периодически чётки вскидывает, да… Всё оказалось хуже, чем я могла себе представить. Я-то думала, что мы тут докукуем до утра, а потом тихо-мирно отправимся восвояси. Как я ошибалась! Глухой ночью, когда к костру любопытно подплыли мертвенно сияющие огоньки, Глоренлин вдруг как с ума сошёл: вскочил, подхватывая резко потухшую саламандру, выволок меня за пределы круга и потащил к берегу. Очумевший от такого креатива паноптикум, отойдя от изумления, кинулся за нами, судя по вою. Глоренлин, добежав до берега, остановился, и я, обернувшись, не столько видела в полутьме, сколько слышала этот невыносимый для человеческого уха звук движения чудищ: скребущий, царапающий, пришлёпывающий, и это торжествующее шипение и клёкот — но тут из-за спины, из тьмы выстрелило щупальце, обвившее ближайшую лойму, почти ухватившую меня, и утащило в топь, глухо чавкнувшую. Щупальца успели похватать ещё несколько экспонатов эльфийского зоопарка ужасов; остальные проявили похвальную сообразительность и быстроту, разбежавшись. Эльф, сука, не соврал: от ужаса икают. Когда меня перестало трясти, я смогла сфокусироваться на лице этой паскуды. Очень сочувственном. И на его сладких успокаивающих речах. Клацая зубами о горлышко, отпила из фляжки какой-то настоечки и слегка отошла. И оказалось, что сказка только начата:  — Божественная, сейчас ты попробуешь научиться приручать болотных духов. Это очень ценное умение. Прирученный дух, вместо того, чтобы заманивать тебя на погибель, наоборот, выведет в безопасное место. Выбери огонёк, он почувствует тебя и подплывёт, но ты не иди за ним, а постарайся почувствовать его через браслет. Я попробовала. Огонёк подплыл, но и только.  — Закрой глаза, так будет проще, и потянись к нему артефактом. Я выполнила указание, и услышав одобрительный возглас Глоренлина, открыла глаза: огонёк передо мной поменял цвет с мертвенно-синего на чистое холодноватое сияние предутренней звезды.  — Отлично. Всё-таки великолепная вещь! — в голосе шамана, как мне показалось, послышалась лёгонькая зависть. И весьма увесистое восхищение артефактом. Ну я так и думала, что дело не в моих способностях.  — Хорошо. Отдай ему мысленный приказ вывести тебя отсюда. Приступай! Я напряглась, но получилось только когда я попыталась послать своё желание через браслет, закрыв глаза. Огонёк дрогнул и полетел вперёд. Мы зачавкали следом. Путь по адскому болоту я бы, если б могла, проделала бы с закрытыми глазами: ничего хорошего я там не увидела. На нас налетали гнусно верещащие стрыги, похожие на птиц с головами мёртвых женщин; бросались кочки, оказывавшиеся баламутниками; ещё какой-то ужас, притворявшийся корягой — и всё это моментально утягивалось в топь щупальцами неведомого ктулхоподобного монстра. Которому мы пожертвовали свою кровь.  — Блодьювидд, это Нурарихён, — из какой задницы шаман привёз ЭТО, я не стала любопытствовать, промолчав и слушая дальше, — он запомнил твою кровь, и, если когда-нибудь попадёшь в подобные места, он, возможно, тебя защитит. Только не забудь позвать его, как сумеешь, через браслет, и принести жертву, разрезав ладонь. Пока мы следовали через топь за огоньком, я для практики успела наприручать целую стайку, и они вились вокруг: было светлее. Проклятый шаман периодически сухо звякал чётками — и я отвечала. В любом состоянии, в любой ситуации, мда… Могу сказать, что обратно доскакалось не в пример бодрее. Адреналинчик, все дела… На границе топи местная флора и фауна от нас отстали, хотя рассвет ещё и не думал начинаться. Ограничивающие заклятия таки действовали. Только приручённые огоньки увязались следом, летая вокруг меня и путаясь в волосах. Я не гнала их: удобно, хоть веткой глаз не выколешь. Репка от меня шарахнулась, и я мысленно посмотрела её глазами: бледное чудище, вокруг болотные огоньки… сама бы шарахнулась. Успокоившись и опознав по голосу и запаху, лошадка дала сесть на себя, и мы поскакали. Часа через полтора начало потихоньку светать, и глухие голоса ночных птиц сменились радостным посвистыванием дневных. Глоренлину, видно, мало показалось, и по дороге он свернул в сторону и выехал на полянку, в середине которой рос прутик. Шаман спешился и с уважением подошёл к нему.  — Блодьювидд, это омела, посаженная в день и час твоего появления в мире Арды. Потом повернулся к омеле и произнёс что-то превыспреннее на незнакомом языке. Я так поняла, что меня представили омеле.        От удивления даже не спросила, как это растение-паразит само по себе растёт, а не на ветвях дерева. Со светлым торжеством в голосе Глоренлин сообщил, что из этой омелы вырежут стрелу, которая подарит мне бессмертие. Я посмотрела на прутик с новым, не сказать, чтобы приятным чувством. Мне рассказали, что омела была окружена неусыпной заботой и присмотром: её холили, лелеяли и совершали все требуемые обряды; с ней разговаривали, для неё пели и танцевали. И сегодня настал день нашего знакомства. Нужно подойти к ней, потрогать и поговорить. Так сказать, поближе познакомиться перед праздником. Чтобы проникновение было мягким и безболезненным. Уловив в последних словах шамана очередной непристойный намёк, с гневом скосилась, но, осознавая, что Глоренлин абсолютно серьёзен и что его советы стоит принимать к сведению, присела рядом с омелой, сочувственно потрогала её, поговорила и помолчала с ней. О разном. *** На завтрак мы успели вперёд всех. Но не переоделись, и я, как была, грязная и растрёпанная, с болотными огнями, летающими вокруг, набросилась на еду. Выспавшийся, умытый, причёсанный Трандуил, только войдя, с заботой и беспокойством спросил:  — Ну как, Блодьювидд? Я помолчала и сухенько ответила:  — Впечатляюще.