***
— Немедленно поменяйте простыню и обмойте богиню. Кровь притягивает кровь, её нигде не должно быть. Позовите эру Ардариэля, — Трандуил встряхивал разгорающимися кистями. Окружающие двигались медленно, как в страшном сне, и он рявкнул: — Быстрее!!! — и тут-то все забегали. Стояла босыми замёрзшими ногами на холодном полу, и тело было в безнадёжном липком холодном поту, а внутри были кровь и огонь, и такая же ужасная безнадёжность; но вот простыню поменяли; меня раздели, обмыли и вытерли, и уложили на сухое. И сказочный король возложил на меня свои сияющие руки.***
Проснулась от спокойного тихого разговора. Полежала с закрытыми глазами, с ощутимой радостью вспоминая, как золотистое пламя пронизывало тело, как уходили безнадёжность, отчаяние и накопившаяся от страха усталость; как вместо крови и болезненного жара в животе начинала ощущаться здоровая безмятежность, и как я, засыпая, благодарно и доверчиво цеплялась за Трандуила, всё вытягивая и вытягивая из него это тепло, эту золотую силу — и он отдавал без счёта, не жалея. Чувствуя, что выспалась, что хорошо мне, и что, самое главное, драгоценный ребёнок остался при мне и что он жив, счастливо вздохнула и открыла глаза. Тёмный и Светлый тихо беседовали, сидя в креслах. На столике между ними стояли кувшин и бокалы. Вздохнула, подумав, что никогда не чаяла увидеть их мирно выпивающими, вместе и на равных. — Тuile, весна моя, доброе утро, — Трандуил внимательно посмотрел и явно в мыслях пошарился, и остался доволен. Я осталась довольна гораздо менее, оценив размеры синяков у него под глазами, и виновато вздохнула. Он усмехнулся: — Это пройдёт. Счастлив, что помогло, — и, обернувшись к Ганконеру, кивнул, — элу Ганконер, позвольте откланяться. Я зайду позже, проверить состояние богини и плода; наши договорённости в силе. В его голосе впервые при произнесении королевского поименования «элу» не чувствовалось насмешки, и Ганконер так же изысканно и с вежливостью попрощался. И тут же стало понятно, что сдерживал себя: кинулся, сжал руку, заглянул в глаза; хотел что-то сказать — и смолчал. Я заплакала. Он гладил по волосам, по спине и шептал: — Обошлось, обошлось… не надо плакать, тебе вредно, надо быть спокойной и весёлой, — и я сквозь слёзы улыбнулась ему. — Ты поживёшь здесь до родов, чтобы не рисковать путешествием, и владыка Трандуил согласился остаться на это время. Опустила глаза, думая, что Трандуил мог за это попросить и что за договорённости, про которые он упомянул. Выяснилось, что владыка, с точки зрения Ганконера, был весьма сдержан и благороден: он помогает дракончику родиться и уезжает. В день совершеннолетия моего сына владыка вернётся, и между ним и Ганконером произойдёт честный поединок. Но это он бы и так сделал, а условие его помощи в том, что я улыбнусь победителю, кто бы им ни стал, и, если это будет Трандуил, то беспрекословно уеду с ним в Эрин Ласгален, даже не дожидаясь коронации сына. Такие дела. — Владыка боялся, что ты проклянёшь его и останешься с сыном, и что сложно будет уговорить тебя… эльфийки очень привязаны к детям, и он не знал, чего ждать. Поэтому выставил условие. Но не бойся, я уверен в себе, я убью его. Мы проживём вместе долго, глядя, как меняется Арда, как цветёт наше королевство, дождёмся внуков, — лицо Ганконера было светло и голос мечтателен. Меня ничья победа не порадовала бы, но условие я сочла… щадящим. И только хрипло спросила: — В каком возрасте у эльфов наступает совершеннолетие? Услышала безмятежный ответ: — В четыреста лет, Блодьювидд. Давясь истерическим смехом, с облегчением выпалила: — Ну, столько я не проживу! Ганконер изумлённо поднял шелковистую бровь: — Но почему? В этом теле ты проживёшь лет пятьсот… а там посмотрим. Я понимаю, что богиня любви не примет чужое тело, и не предлагаю тебе такое; но думаю, за это время я смогу создать тело, достойное тебя… Не удержалась и фыркнула: — Из говна и палок? Ганконер мечтательно, мягко улыбнулся: — Из слив, из смокв, из виноградной крови царей, моя прекрасная, будет создано тело, достойное принять твоё пламя…***
Ближе к вечеру Трандуил, который, я так поняла, мог теперь беспрепятственно входить ко мне, принёс питье, составленное эру Ардариэлем. Пока я пила, он завёл вкрадчивый разговор, из которого выходило, что ждать четыреста лет владыке скушно, и что нужно только моё согласие: он тут же вызовет Ганконера. В случае победы разнести войска Мордора не составит большого труда: грозовая завеса, сдерживаемая только силой Тёмного, двинется вперёд и испепелит всё — за исключением своих, которых Трандуил сможет защитить. Владыка клялся, что дитя, которое я ношу, благополучно родится и в Эрин Ласгалене будет усыновлено по всем законам. Что дракончик станет принцем и наследником, следующим за Леголасом. И что мстить он не будет — его воспитают эльфом, а у них не принято мстить за смерть в честном поединке; поединок же будет честнее некуда. — Не бойся: дети очень ценятся. Во время войн они всегда усыновляются и воспитываются победителями, как свои. Даже упыря-полукровку, как видишь, приняли и воспитали, а тут ТВОЙ сын. Сын богини. С ним всё будет хорошо в любом случае. Согласись, и вернёшься из варварского Мордора в светлый Эрин Ласгален. Я знаю, ты скучаешь. Я тоже, — владыка сглотнул. Было видно, что ему очень хочется уговорить. Я вздохнула: — Да, я скучаю. Но это предложение неприемлемо, владыка. Он только вздохнул: — Что ж, значит, мне придётся подождать четыреста лет. Не будь жестокой, не покидай этот мир. И буднично добавил: — Раздевайся, полечу. Я настолько таяла от его магического тепла, что, окончательно разомлев, сонно вцепилась, желая, чтобы он лёг рядом и согрел телом, но услышала насмешливое: — Valie, если Великий Дракон застанет нас в одной постели, он не станет ждать четыреста лет, а вызовет меня сразу. Наши разногласия разрешатся тут же, на месте. Не то чтобы я был против; я очень за, но тебе эта прекрасная идея почему-то не нравится, так что разожми лапки. Я позову элу Ганконера, пусть тебя греет он. И не жалей ни о чём: за четыреста лет ты сможешь насладиться счастьем материнства, и дитя твоё наследует империю… Если бы не я, этого могло бы и не быть. В полусне разочарованно отпустила его и услышала шорох одежды удаляющегося владыки, а потом почувствовала теплоту объятий Ганконера. Засыпая, думала, что вот как всё хорошо сложилось… но что настанет время, и в день совершеннолетия моего сына из Лихолесья явится адская феечка-крёстная и попробует убить его отца.