её глаза блестят как пули её улыбка как топор её слова как гильотина и поцелуй как цианид © al cogol
Пока я поражённо вживалась в поменявшуюся реальность, мне на полянке перед Семидревьем церемонно представили мою жрицу, эллет Хельсор. Глядя на ослепительно-рыжую гриву эльфийки, спросила, не был ли принц Маэдрос её предком. Эллет польщённо поклонилась и выразила удивление моей прозорливостью, и голос её был, как смеющийся лесной родник, как колокольчики, как щебет птиц — подумалось, что она должна сводить мужчин с ума этим своим голосом, своей гривой и глазами, какие бывают у молодых гадючек — с чётким разрезом, с радужкой цвета светлого непрозрачного нефрита и чёрным зрачком. Она была истинная сидхе — глядела шаловливо, улыбалась, но чёрта с два можно было понять её возраст и хоть какие-то намерения. И герцог мой как-то очень облегчённо сдал ей меня с рук на руки… невольно подумалось, что похож он сейчас на неопытного змеелова, поймавшего желанную, но опасную змеюку, и боящегося её норова, и счастливого тем, что встретил опытного товарища, который заберёт опасную тварь, пока та не пришла в дурное расположение духа и не захотела укусить. Впадая в подозрительность, напряжённо спросила, почему он сам не проводит меня. Ланэйр, превыспренне кланяясь, с безупречной улыбкой и видом чистейшей радости сообщил, что в этот день к моему храму меня провожает жрица, так положено по традиции. И что мы встретимся у храма. И быстренько исчез. Оглянуться не успела, как мы с эллет Хельсор уже шли по прекрасной тропе. Внизу были перевитые корни мэллорнов, и идти по ним было легко и приятно (невольно вспомнилось, что широка и ровна дорога, ведущая в ад!). Воздух был, как нектар; высоченные кроны смыкались, как своды собора, и золотой вечерний свет заливал пространство. В другое время радовалась бы, но сейчас не оставляло ощущение, что меня провели. Надули. Но, с точки зрения разума, вряд ли. Просто вечное лето задурило голову, лишив чувства времени. Ни про какой Бельтайн я не думала и не вспоминала — а он грянул. Сидхе не предупреждали, не говорили об этом — так, может, не случилось, а я не спрашивала. Шла, стараясь отделаться от ощущения, что под конвоем ведут и думала, что там ждёт. По идее, должно быть похоже на мирквудский обряд, за исключением того, что в этот раз без алтаря обойдутся. Ну что там может быть страшного? Венки наденут, чашу с водой поднесут, торжественно проводят к костру рядом с храмом (о, кстати, тут должен быть мой храм! ни разу не видела). Там я поблагословляю желающих, навру с три короба, поцелуюсь с Ланэйром (с кем же ещё?) и на том всё. Но что-то свербело, и я угрюмо молчала. Не знала, что спросить, и боялась задать нужный вопрос и получить ответ. Жрица была тиха и торжественна, как утро Рождества, и мне от этой тишины тревожно было. Безмятежность сидхе может таить какие угодно сюрпризы. Решилась прервать молчание: — Что там будет? Она остановилась — чтобы, как выяснилось, с почтением поклониться и патетично сообщить: — Праздник, божественная. Твоя милость сойдёт сегодня на землю сидхе и на народ сидхе. Кажется, голос мой стал невыносимо грубым — особенно относительно певучей речи Хельсор, когда я каркнула: — Будут поединки? Эльфийка, сияя скромностью и лукавством, опустила ресницы: — Сегодня любой может объявить тебя майской королевой и быть вызванным. Любым пожелавшим. Помертвела и только и смогла с дрожью вопросить: — Смысл? Я всё равно не… — озвучить вульгарное «не дам», которое подумала, не захотела. Запнувшись, закончила: — Всё равно ничего не будет. Она блеснула в ответ гадючьими своими очами: — Поцелуй. Точно. Поцелуй у костра. Для меня он как-то был в общем ряду ритуальных действий. И я привыкла, что все вокруг дружелюбны, улыбаются и вроде как всё наладилось, нет никакой агрессии. Так, намёками проскальзывало. Но сегодня Бельтайн. Если алиены за призрачную возможность ухаживать способны передраться, то за поцелуй… От осознания стало худо. Голова кружилась, к горлу подступила тошнота, ноги руки стали ватными. Нагнулась, глубоко дыша и пытаясь ухватиться за куст — ноги подкосились. Одновременно ещё и плакать захотелось, и слёзы набежали на глаза. При Ланэйре бы упала под куст и порыдала, но в компании жрицы совсем уж терять лицо не хотелось. Сдержалась, глухо спросила: — Надеюсь, хотя бы детей там не будет? Те, у реки… — и замешкалась, не зная, как пояснить. Хельсор успокаивающе выставила ладони: — Что ты, прекрасная. Если ты про юношей из дома Бабочки, то эру Ирдалирион был в гневе и нажаловался и владыке, и совету старейшин, и главам родов. Наглецы, посмевшие, вопреки законам, потревожить тебя, уже в Ривенделле и не оскорбят более твой взор. Подумалось, что не так уж они его оскорбляли. Но вслух не сказала — эльфийка, говоря, так гневно дрогнула тонкими бровями, так раздула изящные ноздри… по мне, так дело выеденного яйца не стоило. Смиренно вздохнула: — Хорошо. Жрица тоже вздохнула: — Да, молодёжь отослали. — И тут же протянула очень неоднозначным тоном: — А кое-кто, наоборот, и вернулся из дальних краёв к празднику. Выдающиеся бойцы… Тебя не смели тревожить, поэтому ни о чём не спрашивали, но шаман Эльмаэр… как ты знаешь, он читает мысли… — я кивнула, — так вот, он настаивал на том, что кровопролитие тебя не порадует, и надо обойтись малой кровью. Мы шли потихоньку, я молча слушала, а она продолжала: — Эльмаэр предложил провести состязания заранее и выставить одного противника против эру Ирдалириона. Я вскинулась, и, потеряв голос, одними губами негодующе шепнула: — Не консорт! — это стало уже каким-то дурацким заклинанием. Представляю, как жалко я, должно быть, блеяла, но то, к чему вела жрица, очень не нравилось. Хельсор спокойно возразила: — Он так не считает. Из уважения к его происхождению и заслугам место поединщика на Бельтайн у эру Ирдалириона никто не оспаривал, но за место его противника передрались лучшие бойцы Лотлориэна. Без убийств, раз ты не любишь кровь в свою честь. Хотя многие настаивали на боях в день Бельтайна — чтобы у тебя на глазах, чтобы всё по-настоящему! Эру Эльмаэру стоило огромных трудов отстоять свою точку зрения, но у него получилось, — она вдруг остановилась, набрала воздуха в грудь и горячо попросила: — Богиня, сегодня будет только один поединок и одна смерть в твою честь. Это традиции народа сидхе. Твоего народа! Прошу, прими это, улыбнись поединщикам и прими выигравшего, как своего консорта! Я нахмурилась, не зная, что ответить, и она торопливо добавила: — Только поцелуй, остальное по желанию. Но лучше, чтобы… и остальное. Ко мне пришло озарение: — А можно бросить между ними цветок, поцеловать обоих и чтобы никто не умер? Эллет Хельсор расцвела: — О да! Только есть нюанс. — Я скрипнула зубами, жрица безмятежно сообщила: — Если майская королева бросает цветок между двумя поединщиками, это означает, что оба понравились ей настолько, что она хочет одарить своей милостью обоих, проведя ночь с каждым. Так. Цветок отпадает, хотя я бы бросила. Потому что наступит после Бельтайна и Самайн, и вернувшийся из иномирья Трандуил завалит обоих. Не вариант. Жаль. Мысль упасть под куст (не потащат же меня за ноги!) и не идти возникла, но была отвергнута: мой же народ! Надо уважить традиции. Вон, даже наступили на горло песне и не стали побоище устраивать, чтобы «всё по-настоящему». Зато стало ясно, чего это Ланэйр с утра был такой… весёлый, как надразненный фантиком котик. Оно и понятно, вряд ли можно стать великим бойцом, не любя поединки. А тут его ожидает лучший противник. Не считая иных возможных почестей и удовольствий. Ещё поскрипела зубами, думая про господина посла в непечатных выражениях. Про его дух боевой, благородство несказанное и прочие прелести. И что он действительно всего этого хочет, и что ну совсем не оценит, если я под кустом в его честь окопаюсь. Оценит он, если я поулыбаюсь во время поединка и приму свою роль в происходящем. Ещё поматерила его про себя. Жрица, меж тем, продолжала — было видно, что согласие всё-таки требуется какое-никакое, сердить не хотят. Через силу кивнула и сказала, что погляжу на поединок и поцелую выигравшего у костра, и не буду таить зла на сердце. Господи, как она просияла! Радость её вызывала злую усмешку: видно, порывшись в моей головушке, как следует, эру Эльмаэр расписал высокородным моё отношение к светлому обычаю убивать друг друга на Бельтайн. Не хотелось, но спросила, не будет ли соперником Ланэйра сам эру Эльмаэр. Уж больно он старательно участвовал во всём этом. — Нет, богиня. Эру Эльмаэр проиграл в состязаниях. Противником эру Ирдалириона будет эру Эрланнил. Он не был представлен тебе, вы познакомитесь сегодня. Остаток пути я молчала, как пришибленная, не имея сил спросить что-нибудь ещё.***
По дороге как-то невзначай группками начали присоединяться высокородные — радостно приветствуя, желая майского огня и осыпая цветами, и на здоровенную поляну, поросшую короткой травкой и размерами неприятно напоминающую ту, на которой в меня стреляли, я вышла уже в радостной, оживлённой толпе — и охнула, когда от моих ног в стороны волной начали расцветать цветы. Еле подобрав челюсть и оторвав взгляд от цветочков, подняла глаза — и встретила взгляд эру Эльмаэра. Поняв, кто автор романтического фокуса, улыбнулась и начала благодарственно думать о том, что поединок это ужас, но несколько ещё ужаснее были бы. Увидела, как он одними губами, улыбаясь, слегка склоняя голову и глядя в глаза со значением, произносит: «Друг, всегда друг». Ну да, ну да… Впрочем, услуга и правда была оказана немаленькая. Я так поняла, что, если бы не шаман, было бы гораздо хуже. А и так не очень. Что-то будет… Заоглядывалась в поисках Ланэйра — и в меня впились светло-серые рысьи глаза. Потеряла дыхание от дерзости наглеца и поневоле задержала взгляд — ух, какое сложное выражение лица! И какой здоровенный, с Трандуила ростом. А пошире раза так в полтора. Уродился дубочек, да… Жрица прошелестела: — Эру Эрланнил, прекрасная. Лорд дома Гневного Молота… — но он, не давая перечислять дальше, улыбнулся, светло и отчаянно, и отчеканил: — Блодьювидд, я объявляю тебя королевой мая! Пытаясь унять начинающуюся трясучку, бессмысленно пялилась на него: светлые, приподнятые к вискам глаза в смоляных ресницах, полная безумной надежды дрожащая улыбка, ямочка на подбородке — и какой гигант! — Я принимаю вызов! — ну вот, Ланэйра искать больше не пришлось. Стройность тополя, злая улыбочка — видно было, что красуется. Эру Эрланнил развернулся к нему с грозной стремительностью, и я с ужасом увидела, что за спиной у него висит топор с двумя лезвиями. Слабым голосом тихо спросила у жрицы: — Эльфы используют топоры? — Эру Эрланнил мастер двуручной секиры, — и от этого уважительного шепотка мороз продрал по коже. Жрица видимо, решив всячески развлечь, восхищённо рассказала, что двуручная обоюдоострая секира называется «бабочкой» за форму лезвий. Что эру Эрланнил горазд управляться с нею, и искусство его велико. В чём я сама сейчас убежусь. Надо только выпить зелье, дарующее эльфийское зрение, чтобы я могла оценить красоту поединка в мою честь. И тут же поднесла бокальчик. Уже? Так быстро? Зажмурилась. Постояла, надеясь, что окружающее куда-нибудь денется. Ничего, само собой, не произошло. Подробностей видеть не хотела, но зелье пришлось принять и выцедить. Мир уже привычно подёрнулся рябью, и, когда она прекратилась, цвета стали глубже, а движения, мои и окружающих, медленнее. Выпавший из руки бокал падал, и падал, и падал… Подняла глаза — поединщики уже стояли в центре поляны друг напротив друга, и Ланэйр был так тонок по сравнению с тем, другим! Но он и по сравнению с орками был хрупок, однако ж… Эрланнил уже держал секиру, и она сверкала сизой и страшной боевой сталью. Поймав мой взгляд, ободряюще подмигнул и очень так располагающе улыбнулся, а секира в его руках порхнула, будто ничего не весила. Бабочкой. Боясь упасть, перевела взгляд на Ланэйра, хрупкого, как тростинка. Меч в его руках казался игрушкой относительно секиры — как и сам он относительно эру Эрланнила. — Дом Гневного Молота был создан в своё время из освобождённых рабов Моргота, и их боевые приёмы имеют родство с орочьими — но вылощены и доведены до совершенства. Дом славится мастерами секиры и кузнечным ремеслом, — похоже, эллет Хельсор решила комментировать дальше. Ну конечно, если Эрланнил тысячи лет кузнечным молотом махал, а не книжки переписывал, то и секира ему легка и на руку ложится. Это не орк. Это эльф с топором. И у всех предыдущих соперников, включая шаманов, он выиграл. Всё казалось нереальным, и от этого становилось немного спокойнее. Рассудок рыскал в попытках как-то всё прекратить, и в ум пришло то, о чём ранее не думалось. Тихо спросила у Хельсор: — А если один из них будет ранен и не сможет сражаться? Она со вздохом пожала плечами: — Смерть. — А если ранен будет победитель? Если у него, допустим, — сглотнула, но справилась с собой, — рука будет отрублена? — Богиня, в брачном поединке раны такого рода редкость, стараются не ранить, а убить, чисто и красиво, — «канеш, голова в одну сторону, кишки в другую — куда как красиво!», — но если выигравший будет ранен, его просто вылечат. Магия целительства сильна у нас, ты же знаешь — владыка Трандуил неделю держал тебя на смертной грани, не давая уйти! Что по сравнению с этим приживлённая рука и залечивание ран! Угу. Не знала, что руку прирастить для них легко. Ну да, иначе бы сколько тут инвалидов-то было… воюют много, живут долго — и только шрамы, а увечий ни у кого нет. — А Маэдрос Феаноринг? Он же был однорукий? Эллет поморщилась: — Принц Маэдрос, мой прадед, был проклят, оковы были из заговорённого железа… и помощь вовремя не оказали, а потом уже ничего было не сделать. Но если сразу помочь — излечить можно многое. Если излечиваемый хочет жить, конечно. А, ну это да. Как говорится, если пациент действительно хочет жить, медицина бессильна) Хотела ещё что-нибудь спросить, от ужаса напал словесный понос, но эллет Хельсор шепнула: — Улыбайся, богиня, они сейчас начнут. К поединщикам подходил эру Эльмаэр, похоже, подававший мне пример и улыбавшийся так сладко, как будто не хоронить сейчас кого-то будет, а в гости на плюшки зван. Остановился, произнёс речь о том, какая честь оказана ему, поединщикам и всему народу эльфийскому. Слушала, ловя себя на том, что вот только что хотелось, чтобы время встало, и тут же — чтобы оно скакало побыстрее и всё кончилось. Но шаман не спешил, и, напоминая свеженаграждённого оскароносца, неустанно благодарил всё сущее за то, что оно есть. Впервые подумала, что Трандуил был гуманен по отношению ко мне, разогнав почти всех претендентов с помощью административного ресурса. Здесь — пожалуйста — всё честь по чести, благородно и без подлостей — и что, лучше мне стало? Вечное лето, говорили они. Всё честно, говорили они. Нюансы, чтоб их… А Гневный Молот среди эльфов я.