Saudade

      После первого снега на улицах Сеула всегда было что-то такое тоскливое. Верхушки зданий были скрыты белыми хлопьями снега, голые деревья слегка сгибались от сильного ветра, пустынные дорожки, на которых никто не оставлял своих следов в остатках слякоти, которая уже начала таять. Конечно, все это должно было быть несущественным, когда так ярко горели праздничные огни в это время года. Рождество было временем веселья, которое сближало людей и заставляло всех понять, что в каждом из них есть что-то хорошее. Это было время, чтобы провести его с семьей и друзьями, но для тех, у кого не было никого, чтобы любить или никого, чтобы любили их, это было, возможно, самое разрушительно одинокое время года.       Удерживая равновесие после того, как он почти упал головой вниз на землю, Сынмин ухватился за перила слева от него, твердо поставив ноги на тропинку, и оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что никто не видел того, как парень неловко размахивал руками и довольно грациозного визжал. Ему повезло, что было так поздно, и он был единственным, кто сейчас шел по тропинке к своему дому после довольно утомительного рабочего дня. Он закрывался один. Снова. В этом не было ничего необычного, но ему просто потребовалось гораздо больше времени, чтобы закончить все задания, по сравнению с тем, когда кто-то оставался, чтобы помочь.       Большую часть времени он вообще не обращал особого внимания на свою работу. Маленький магазин одежды был относительно оживленным, и работа там имела свои взлеты и падения. Он познакомился со многими интересными людьми, но это означало, что он также познакомился с теми бедолагами без мозга в голове, которые кричали бы на него о ценах на некоторые товары, как будто у него была какая-то власть изменить что-то подобное. Во время праздников ситуация только ухудшилась в десять раз, так как количество клиентов резко возростало, начиная от молодых мужчин и женщин, пытающихся выглядеть шикарно на семейном ужине в особый день, и заканчивая родителями, ищущими идеальный подарок для своих драгоценных маленьких детей. Сынмин также имел дело с женщиной, которой, как он был уверен, было уже далеко за восемьдесят, пытающейся купить себе укороченный топ, но он не собирался спрашивать, что происходит. Пока она никому не причиняла вреда,она могла одеваться так, как ей заблагорассудится. Кроме того, она была очень мила и называла его "милым мальчиком", щипала его за щеку и благодарила за помощь.       — Простите, не хотите ли вы поддержать наше доброе дело? Мы пытаемся собрать деньги, чтобы помочь людям, которые в это время года совсем одни.       Сынмин снял наушники, чтобы не выглядеть полным мудаком, а маленькая девочка, державшая в руке ведерко, украшенное мишурой, радостно улыбнулась ему. Он заметил группу колядующих, распевающих "Джингл Беллз" позади нее, практически источая рождественский дух. Он не хотел быть злым, это не то, кем он был, но он действительно ненавидел все в этом дурацком празднике и все, что представляло для него это время года.       — Извини, малышка. У меня нет достаточно денег, чтобы прокормить себя, не говоря уже о ком-то еще.       Девочка бросила на него слегка растерянный взгляд, который показывал, что она все еще слишком невинна и чиста, чтобы знать о суровых реалиях этого мира. Где, если вы проявите хоть малейший признак слабости, он сжует вас и выплюнет без всяких угрызений совести.       — Кроме того, я один из тех людей, которым ты пытаешься помочь. У меня тоже никого нет, — прошептал Сынмин, уходя, но ему показалось, что девочка все еще слышит его, когда он заметил, что она бежит обратно к группе певцов и спрашивает одну из старших дам, что он имел в виду. Сынмин не услышал ее ответа, так как снова надел наушники и продолжил свой путь по улице, освещенной сверкающими красными и зелеными волшебными огнями.       Порывшись в карманах в поисках ключей, он почувствовал, как стучат зубы от пронизывающего холода, и выругался, когда пальцы настолько онемели, что ему потребовалось добрых две минуты, чтобы вставить ключ в замок и войти внутрь. Не то чтобы ему стало легче, когда он вошел, поскольку с прошлой недели во всем здании не было отопления. Он недоумевал, как это могло случиться, но с другой стороны, живя в этой адской дыре, он был еще больше удивлен, что хоть что-то на самом деле работает. Он позвонил домовладельцу по поводу этой проблемы, но ему сказали, чтобы он просто "разобрался с ней". Он попытался объяснить, что, позвонив ему, он пытается разобраться с этим, так как это была работа домовладельца исправлять что-то подобное, но его встретили бормотанием проклятий и звуком телефона, который хлопнул на другом конце провода.       Сбросив туфли и надев на ноги пушистые сиреневые тапочки, он зашаркал по полу мимо своей спальни, где вскоре просто плюхнется на скрипучий, покрытый пятнами матрас и проспит всю ночь до начала следующей смены. Одно и то же, изо дня в день, и Сынмин предположил, что не у всех такая мирская жизнь, как у него. Неужели кто-то действительно родился, чтобы найти какой-то больший смысл, потому что в случае с Сынмином у него действительно не было причин продолжать жить дальше, ни для кого, даже для себя самого.       В свои двадцать два года он никогда не думал, что окажется именно здесь. Он не говорил, что вся остальная его жизнь до сих пор была веселой и наполненной до краев драгоценностями и золотом, но он все еще думал, что у него был шанс, что с ним случится что-то стоящее. Вот что всегда говорили ему в детстве книжки со сказками, что он найдет свое приключение на своем пути, которое приведет его в путешествие, чтобы узнать, кто он на самом деле, но ничего подобного с ним еще не случилось, и он был более чем уверен, что теперь это никогда не случится, потому что он больше не был глупым маленьким ребенком, который верит в сказки и страшилки. Он принял реальность своего положения и признал, что это была его жизнь, даже если он мог вспомнить только половину из нее.       Конечно, это было странное чувство, когда он не мог ничего вспомнить до двенадцати лет, но сейчас он ничего не мог с этим поделать. Ему просто придется смириться с этим, поскольку врачи всегда говорили ему, что ретроградная амнезия, которой он страдал после несчастного случая, вполне может быть постоянной. Потеря воспоминаний в каком-то смысле его не беспокоила, но потеря всякой вероятности того, что кто-то действительно заботился о нем, беспокоила. Тот роковой Сочельник, который изменил его навсегда.       Взрыв в центре города, в результате которого погибло ровно четыреста семьдесят девять человек и было ранено бесчисленное множество других. Они до сих пор не знают, что послужило причиной этого, откуда оно взялось. Все сводилось к возможности утечки газа и открытого пламени, но большинство людей знали, что это был просто способ правительства связать все свободные концы, чтобы завершить расследование. Сынмин был в центре всего этого, будучи захвачен безумием и, по-видимому, был близок к источнику, что стало очевидным из-за тяжелой травмы головы, которую он получил, когда его срочно доставили в отделение неотложной помощи. Повсюду кровь, никаких воспоминаний о том, кто он такой, кроме имени и возраста, смутный шепот "оставайся здесь, милый, мы скоро вернемся." Каким-то чудом ему удалось выжить. Хотя, в конце концов, он не был полностью уверен, что это было хорошо.       Он не был ни в одной базе данных, ни отпечатков пальцев, ни совпадений ДНК, ни номера социального страхования, ни распознавания лиц. Полицейские говорили друг другу, что невозможно, чтобы двенадцатилетний ребенок не был опознан. Он был призраком системы, и поначалу это пугало Сынмина. Должно быть, где-то был кто-то, кто знал, кто он такой, кто заботился о нем. В конце концов, медсестры, которые ухаживали за ним во время его долгого пребывания в больнице, сплетничали, что он был одет в дизайнерскую одежду, даже если она была сожжена от взрыва. Остатки денег были найдены и в его кармане. Он не был каким-то бездомным ребенком, бродящим по улицам без семьи. Он был чьим-то маленьким мальчиком, но никто так и не пришел за ним. Он всегда задавался вопросом, почему.       Прежде чем вернуться в гостиную, Сынмин включил чайник и уставился на свою руку, яркие черные линии, испачкавшие его ничем не примечательную кожу, смотрели на него в ответ. Метка была уродливой, и он хотел бы ее волшебным образом смыть, но она оставалась там, нравится ему это или нет. Это было первое, что встревожило врачей, осматривавших его после взрыва, весьма необычная отметина, обнаруженная на маленьком рыжеволосом мальчике. На тыльной стороне его ладони красовалась черная татуировка в виде странно нарисованного глаза. Они никогда не видели ничего подобного раньше, удивляясь, почему у ребенка может быть что-то подобное, что-то, что выглядело так, как будто оно было там уже некоторое время, так как вокруг нее не было никаких синяков или обесцвечиваний. Она не выглядела так, как будто ее вводили обычной иглой, но они не могли прийти к соглашению о том, как она была нанесена и почему. Они беспокоились, что это как-то связано с деятельностью банд, но символ не принадлежал ни одной известной группе в этом районе.       Во-вторых, в его крови было что-то необычное, мерцающий золотой оттенок, с которым никто из них никогда не сталкивался. Не было никаких болезней, которые могли бы вызвать его, ни одной из тех, что были в книгах, но это, казалось, не вредило ему, а скорее наоборот. Они решили не расспрашивать ни его, ни кого-либо другого о мальчике, когда начали замечать, что его раны заживают гораздо быстрее, чем следовало бы. В нем было что-то странное, но они понятия не имели, что именно. В конце концов, они просто хотели как можно быстрее избавиться от него, что они и сделали. Сынмин был взят в детскую службу, помещен под опеку государства и доставлен в дом, где о таких же детях, как и он, заботились.       И о нем заботились. Поначалу люди относились к нему по-доброму, даже если иногда он был не того склада ума. В детском доме у него была довольно стандартная комната, но очень удобная, которую он делил с двумя другими мальчиками. Поскольку он держал голову опущенной и делал свою работу, учителям нравилось иметь его в своем классе. Да и в учебе он всегда преуспевал. Однако он не мог найти в себе силы завести друзей. Когда другие дети пытались приблизиться к нему со своими вопросами, он хотел держать их на расстоянии, так как знал, что не сможет ответить на их вопросы.       — А где ты вырос?       — Я не знаю.       — У тебя есть братья или сестры?       — Я не знаю.       — А что случилось с твоими родителями?       — Я не знаю.       — Ну а во что ты любишь играть?       — Не ваше дело.       — Почему ты ничего не хочешь рассказать нам о себе?       — Потому что я боюсь, что если я сближусь с людьми, они в конечном итоге оставят меня совсем одного, как это было с теми, с кем я был раньше, и я не знаю, смогу ли я не сломаться, если это случится снова.       Однако, как только Сынмин начал упоминать монстров, которых он мог видеть, все начали избегать его, как чумы. Он никак не мог понять, почему никто другой не видит этих ужасных существ, которые бродят среди них. Звери разных форм и размеров, некоторые из которых источали опасность, ходили прямо перед ними, но никто не обращал на них никакого внимания. Были демоны, монстры, чьи тела были настолько изуродованы и пугали, что у Сынмина болезненно сжимался желудок всякий раз, когда он видел их, но затем он замечал и других существ тоже. Люди, которые ходили вокруг с пушистыми ушами на макушке и пушистыми хвостами, свисающими со спины. Кроваво-красные глаза и острые клыки присутствовали у людей, которых он видел только ночью. Потрясающе красивые люди с крыльями, торчащими из их спин. Он смотрел и показывал на них в самом начале, пытаясь заставить абсолютно любого увидеть вторгшихся монстров. Однако Сынмин быстро перестал говорить об этом, когда понял, что нормальные люди не могут видеть зверей. Он притворялся, что не видит их тоже, и это, казалось, в какой-то степени сработало, но маленький Сынмин догадался: что никто другой не может их видеть и, что еще важнее, он не был нормальным.       По большей части, монстры, казалось, не понимали, что он знал об их присутствии, и Сынмин хотел, чтобы так и оставалось. Он собирался попытаться сохранить нормальное поведение, даже если постоянно беспокоился, что сходит с ума.       Именно так Сынмин прожил следующие десять лет своей жизни. Ему нужно было найти совершенно новую личность, построить себя с нуля, и он хотел бы сказать людям, что это чрезвычайно трудная и утомительная вещь. Сожаление, которое он носил с собой, не имея смелости заводить друзей в детстве и отталкивая людей, потому что быть совсем одному в своей крошечной квартире в канун Рождества было более чем немного удручающе.       Он представил себе, как все семьи готовятся к завтрашнему важному дню и как они проведут некоторое время вместе. Великолепно украшенная Рождественская елка, которая стояла рядом с ревущим, потрескивающим огнем, освещала всю гостиную и заставляла сердце каждого чувствовать себя теплее, просто глядя на это зрелище. Между тем, у Сынмина не было ни одного украшения внутри его дома, но так было каждый год с тех пор, как он покинул систему и начал жить самостоятельно. Ему некого было винить за унылое состояние своего дома, кроме самого себя.       Пройдя через комнату, он приоткрыл окно, ведущее на пожарную лестницу, и начал тихонько насвистывать, пытаясь привлечь внимание своего маленького полуночного посетителя, который обычно ждал его возвращения домой.       — Боми? Иди сюда, девочка.       Когда его голос едва поднялся выше шепота, он подумал, что, возможно, она не услышит его, но он не хотел говорить громче и получать жалобы от своих довольно грубых соседей, которые однажды угрожали "избить его до полусмерти", потому что он слишком громко чихал посреди ночи. Однако это, казалось, не имело никакого значения для изящной кошки, которая прыгала вниз по лестнице, чтобы встретить Сынмина. Золотистая кошка с зелеными глазами вскочила на подоконник и громко закричала, давая понять молодому человеку, что она хочет, чтобы ее немедленно накормили. Она даже не принадлежала ему. Насколько он знал, она была бродячей, которая любила гулять по окрестностям и, очевидно, решила остаться, когда Сынмин начал кормить ее.       — Тсс, ладно, девочка, ладно. Ты голодна, я понимаю, и я тоже.       Боми уже знала, куда идти, когда она прыгнула в маленькую кухню, которая, как знал Сынмин, действительно нуждалась в уборке, что было очевидно по стопке тарелок, на которую у него просто не было сил, чтобы помыть и убрать ее прямо сейчас. Открыв дешевую жестянку с кошачьим кормом, он высыпал его в кошачью миску, а потом достал одну тарелку для себя и наполнил ее хлопьями. Не самый лучший выбор для его второго приема еды за день, но он не мог найти в себе силы готовить прямо сейчас.       Когда он открыл дверь, чтобы найти молоко, которое, как он заметил, уже давно испортилось, Сынмин громко застонал, но резко обернулся, услышав шипение Боми с такой злобой. Она не была враждебной кошкой ни в каком смысле, просто убегала, если кто-то кричал на нее или пугалась громкого шума, но в данный момент она выглядела почти дикой.       — Эй, да что с тобой такое? — с беспокойством спросил Сынмин, подходя к ней, но заметил, что внимание кошки было приковано не к нему, а скорее к противоположному углу комнаты.       Что бы это ни было, оно сильно пугало ее, так как ее уши были сложены на затылке, а шерсть буквально стояла дыбом. Взглянув на темный угол, Сынмин осторожно подошел к нему, почему-то на цыпочках, хотя и был уверен, что там ничего нет.       — Эй? Там кто-то есть? — взяв со стола кухонный нож, чтобы защититься от невидимой угрозы, Сынмин подошел ближе к источнику, на который все еще шипела Боми. Она вдруг остановилась, выскочила из комнаты и вылетела в окно, через которое вошла до того, даже не притронувшись к еде.       Сынмин подпрыгнул от шума под ногами, когда скрипнула половица, но это не было необычным явлением в его квартире. Этого хватило, чтобы отвлечь его внимание на секунду. Самая большая ошибка, которую когда-либо мог совершить Сынмин. Может быть, ему все еще следовало верить в страшные истории, потому что, по-видимому, он был в одной из них.       В одно мгновение он уже лежал на спине, сбитый с толку и испуганный тем, что сбило его с ног. То, что он увидел, он мог описать только как чудовище, теперь нависшее над ним, с клыков капала зеленая субстанция,которая начинала жечь его одежду, как только касалась ее. Сынмин и раньше сталкивался с монстрами, но ничто не выглядело так, как это. Он окаменел, не в силах пошевелиться, даже если бы его тело не было парализовано страхом, поскольку когти зверя пригвоздили его к полу, а изо рта лился запах гниющего мусора. Он был изуродован, не имел надлежащей формы для своего тела, и это только делало зверя еще более ужасным.       — Сумеречный охотник, - прошипел монстр, по-видимому, не зная никаких других слов, так как он начал повторять эту фразу снова и снова, более взволнованный тон пробивался сквозь его слова.       Сынмин никогда раньше не слышал этого слова, он понятия не имел, что пытается сделать монстр, но, похоже, отсутствие его ответа было чем-то, что разозлило демона над ним. Пронзив его плечо когтями, Сынмин закричал и начал метаться, пытаясь освободиться, но безрезультатно, так как зверь был по меньшей мере вдвое больше его. Интересно, услышит ли его кто-нибудь из соседей или они подождут до утра, чтобы пожаловаться ему на неслыханное беспокойство, которое он вызвал?       — Остановись, остановись, пожалуйста! Больно, — Сынмин даже не знал, почему он умолял. Казалось, что чудовище, которое теперь намеревалось причинить ему как можно больше боли, не обладало никакими когнитивными способностями, кроме мысли о том, что ему нужно убить молодого человека, который теперь слабеет под ним из-за крови, хлещущей из раны на руке.       Заставляя себя бодрствовать и не терять сознание из-за боли, исходящей от его плеча, Сынмин непрерывно боролся, даже если чудовище начинало сильнее давить на его открытую рану, которую нанесли его когти. Прежде чем он успел подумать о чем-то еще, Сынмин услышал шаги, которые звучали ужасно близко. Может быть, кто-то из его соседей наконец-то устал от его криков и пришел выяснить причину, но они звучали так, словно находились внутри квартиры, а не в коридоре. Не то чтобы он действительно мог сказать; он был почти уверен, что из-за боли и кровопотери у него помутился рассудок.       Два выстрела. Это было все, что он услышал, прежде чем протяжный крик монстра над ним разнесся по всей комнате. Он начал распадаться, оставляя за собой непрозрачное вещество, которое упало на одежду Сынмина и испустило еще более ужасный запах, чем дыхание чудовища несколько мгновений назад. Этого было достаточно, чтобы Сынмин перекатился на бок и вывалил содержимое своего желудка на уже грязный пол. С другой стороны, боль и страх были довольно существенными, добавляясь к списку причин, по которым он только что выблевал все, чего было не так уж много в ретроспективе. В голове у него все перемешалось, и он едва успел понять, что происходит вокруг, прежде чем почувствовал, как кто-то схватил его за плечо. Боясь, что это может быть еще один монстр, пришедший, чтобы покончить с его жизнью, Сынмин тихонько всхлипнул, не в силах больше ничего сделать, так как все его тело было охвачено огнем, а конечности, казалось, не слушались его.       — Эй, ты в порядке? Я держу тебя. Блять. Бин, мы были недостаточно быстры, это отравило его. Может, отвезти его обратно в Институт?       Сынмин ухмыльнулся, его разум не мог ни о чем думать, кроме того, что Бин - странное имя. Может быть, это было сокращение от чего-то или прозвище. Он сделал вполне правдоподобный вывод в своей голове, что люди могли бы называть его Мин, если бы он был достаточно близок к кому-то, чтобы использовать прозвища, но он не был близок ни к кому.       — Неужели, Сони? Ты хочешь взять с собой примитивного обратно в Институт? Удж убьет тебя!       — Чанбин, он же умрет, черт возьми, если мы ничего не предпримем! И вообще, почему демон Ним нападает на смертного? Данные говорили о том, что эти новые демоны были нацелены только на Сумеречных-       Сынмин был благодарен, что пререкания тех, кто был в его доме, прекратились. Он чувствовал себя дерьмово и, судя по голосу человека, который сейчас держал его на руках, был отравлен. Не самый лучший способ закончить ночь на самом деле. Просто еще одна причина ненавидеть этот дурацкий день. Он балансировал на грани сознания, но умолял свой вялый разум оставаться бодрствующим до тех пор, пока он не сможет понять, что же, черт возьми, происходит. Что это за чудовище? Почему он сгорел на миллион кусочков? Кто же сейчас находится в его доме? Почему они так нежно с ним обращаются?       Он почувствовал, как кто-то взял его за правую руку, человек крутил и вертел ее до тех пор, пока она не заболела от движения, которое заставило Сынмина позволить слезам начать стекать по его щекам. Ему было интересно, что, хотя он думал, что ему не для чего жить, после того, как он был так близок к смерти, он понял, что на самом деле не хочет умирать. Ирония была ужасно забавной вещью.       — Бин, у этого парня на руке руна Воянс. Он тоже Сумеречный охотник.       — Что? Нет, это невозможно. Если он был активным Сумеречным охотником, то не мог жить в городе без нашего ведома.       Сынмин хотел открыть глаза и сказать двум мужчинам на кухне, что они слишком громко бормочут о чем-то, что для него было полной тарабарщиной, но он подумал, что, возможно, это было не из-за их голосов, а его собственных ушей, которые, казалось, усиливали каждый шум вокруг него.       — У него есть только одна руна? Он должен был получить ее еще в детстве, как у него нет других, если он такой же... нет, не может быть, чтобы это был он.       — Кто, Сони?       В голосе этого человека был явный и чистый ужас, он еще сильнее прижал Сынмина к себе, когда ему показалось, что он узнал его. Джисон - так называл его тот, другой человек по имени Чанбин. В голове у него помутилось еще больше, чем раньше, но он старался оставаться в сознании, когда услышал, как кто-то зовет его по имени.       — Сынмин? Это ты? Ты меня слышишь? О Боже, пожалуйста, пусть это будешь ты.       — О, ради бога, Джисон, только не это снова.       Почему бы им не заткнуться? Неужели они не знают, сколько крови он теряет? Если они не собираются помогать ему, то почему бы им просто не избавить его от страданий? Все его тело дрожало, и он удивлялся, почему никто из них этого не заметил. Сынмин также удивлялся, почему, черт возьми, оба этих незнакомца, казалось, знали его имя.       — Но, Бин, ты же не можешь отрицать, что он похож на него. Этот парень примерно того же возраста, что и он сейчас. У Сынминни была только одна руна, прежде чем он исчез. Это может быть так-       — Джисон, он не исчез. Он умер!       Застонав в ответ, Сынмин не успел ничего сказать, как боль, которую он никогда не чувствовал, пронзила все его тело, заставив его напрячься, но позволив крикам чистого ужаса вырваться из его стиснутых зубов.       — Вот дерьмо! Бин, мы должны вернуться обратно в Институт, немедленно! К черту все это, если Удж убьет нас. Если этот парень действительно Сынмин, то мы нашли его после всех этих лет! Вот, помоги мне поднять его.       Сынмин почувствовал, что его подняли в вертикальное положение, прежде чем он был убаюкан в чьих-то руках, таких нежных и полных заботы. Он хотел оставаться бодрствующим, знать, куда он идет, что это за "Институт", кто эти люди, которые спасли его от ужасного демона, но с болью, которая теперь текла по всему его телу, он ничего не мог сделать, кроме как позволить своему сознанию угаснуть до черноты, с маленькой молитвой на губах, чтобы он проснулся и снова увидел утреннее солнце.