БУДЬ ОСТОРОЖЕН
— Ну киса, ну хороший мой, ну посмотри сюда, подними голову!.. Ваня тяжело вздохнул и оторвал взгляд от меню, но, к его вящему удивлению, Сашка разговаривал вовсе не с ним. Этот балбес пристал к белоснежному коту, гревшемуся на горячих камнях бордюра недалеко от их столика. Стоявшее в зените солнце почти не давало тени, и нежелание кота открывать глаза было вполне объяснимо. — Скотенька, я сделаю тебе такие фотки, все мурки во дворе будут твои! — продолжал уговаривать животное Саша. Кот продолжал его игнорировать. — Он тут явно местная достопримечательность, ему уже наделали фоток, его этим не удивишь, — заметил Ваня. Сашка обернулся, недоумённо нахмурившись. — С чего ты… Не дослушав, Ваня молча показал заднюю обложку меню. Там этот же самый кот (ну или очень похожий) с плотоядным выражением на голодной мордочке гипнотизировал гамбургер. Подпись гласила: «Мы используем лучшие сорта мяса, Моцарт не может ошибаться». — Да разве ж это!.. — Саша едва не задохнулся от возмущения. — Да разве можно сравнить с тем, что для него могу сделать я! Ну что за убожество, никакой фантазии, приманили кота валерьянкой и довольны! Ваня, которому фотка вообще-то понравилась, решил вслух своё мнение не озвучивать: это могло грозить получасовой лекцией по композиции в фотографии, работе с моделью, сюжетом и мизансценами. В другое время он с радостью бы выслушал Сашку, тем более что тот рассказывал всегда интересно, но сейчас ему хотелось одного: поскорее заполучить себе тот самый гамбургер, который кот рекламировал. Махнув официанту, Ваня уточнил: — Тебе как мне? Саша кивнул и отвернулся. Ему-то что, он успел поесть дома, наверное. Кот Моцарт завладел всем его вниманием, и Ване осталось только сделать заказ и ждать, пока Сашке приестся. Или коту надоест приставучий двуногий, и он уйдёт спать в какое-нибудь другое место. Да, они собирались обсудить дела, но всё может подождать. Ваня даже рад был, что разговор откладывается.***
Их знакомство Ваня никогда бы не назвал банальным, но, наверное, именно таким оно и было. Познакомиться на школьной линейке — банально? А если в процессе знакомства вы падаете, и только чудо спасает первоклассницу? В роли чуда выступил Илюха, старший брат Вани. То есть для всех он был Илья Михайлович, учитель алгебры и геометрии, но научить себя так думать о брате Ванька так и не смог. Когда Сашу толкнул кто-то из его одноклассников (наверняка заслуженно) и тот отлетел спиной вперёд прямо на Ваню, на чьих плечах сидела конопушная Анечка с огромными бантами и ещё более огромным колокольчиком, Илья единственный не растерялся. Даже физкультурник застыл с открытым ртом, а Илюха, перепрыгнув три ступеньки, подхватил Аню, правда, позволив двум великовозрастным обалдуям (по его собственному выражению) пребольно пропахать асфальт. Анечка отделалась незабываемым первым звонком, Ваня — порванными штанами и синяком пониже спины, Саша — выговором и разбитыми очками. Солнцезащитными. Зачем он надел солнцезащитные очки пасмурным днём, стало ясно уже после того, как они почили в бозе: под ними прятался довольно яркий фингал, уже начавший желтеть. Тоня, кинувшаяся поднимать Ваню, что-то злобно прошипела в адрес Саши, но тот даже ухом не повёл, сидел на заднице и тупо пялился на расколовшиеся очки. Потом, конечно, очнулись все учителя, всхлипывающую Анечку сдали матери, Сашку отправили сразу в кабинет директора, не дожидаясь окончания официальной части (которая, впрочем, сильно укоротилась сама собой), Ваня с Тоней вернулись к своему классу. Первое сентября потекло по запланированному, годами не менявшемуся сценарию, и инцидент быстро забылся. — Вы фингал видели? — Дима Злочевский сидел на парте спиной к доске и эмоционально жестикулировал, будто разыгрывал пантомиму. — Интересно, кто его так. Представляю, как это было: подходит к нему пацан — и такой на-а-а! И всё, Белый готов. Лежит чинно и только глазами лупает, мол, не бей, дядечка, дома заругают… Компашка вокруг Димы заржала. Тоня кинула на них взгляд, но промолчала, села за свою вторую парту. Ваня кинул рюкзак на место за ней и задумался, отпустит ли его классная руководительница домой переодеться. Если Илья её попросит, наверное, проблем не будет… — А то, может, это его и дома, — послышался тонкий, словно задыхающийся голос Андрея Шульца. — Я слышал что-то такое, кто-то говорил. Ну, что его дома… И часто. Но я только слышал, не знаю точно. В этом был весь Андрюха: он никогда ничего не утверждал наверняка, даже если отвечал у доски. Всегда предпочитал сослаться на учебник или слова учителя, словно это снимало с него любую ответственность. — Вряд ли, — Диме эта идея не понравилась, ведь она обесценивала придуманную им сцену, — если б дома, он бы так не выделывался. Вы видели… Что ребята должны были видеть, Ваня не узнал. Вошла Ольга Леонидовна, и голоса сразу смолкли: невысокая и хрупкая, классная руководительница обладала непререкаемым авторитетом даже среди одиннадцатиклассников. Возможно, дело было в её муже, который каждое утро привозил Ольгу Леонидовну на работу на своей навороченной машине. «Он крышует на рынке!» — Шульц, разумеется, и об этом от кого-то третьего узнал. — Наймарк, у тебя двадцать минут, чтобы переодеться. На вахте уже знают, что я тебя отпустила. Одна нога здесь, другая там! Ваня кожей почувствовал неприязненные взгляды с галёрки. С их фамилией невозможно было притвориться, что они просто тёзки, и все знали, что его старший брат ведёт математику у «вэшек», классов, куда запихивали всех тех, кто «не тянул» или просто не хотел учиться. Из-за этого за Ваней закрепилась репутация блатного, хотя на самом деле Илья практически никогда не вмешивался в Ванины дела, разве что в крайних случаях. Таких случаев Ваня помнил всего три, четыре — если сегодня не обошлось без него. Но, возможно, Ольга Леонидовна и сама решила, что утреннего позора с него предостаточно. Дорога до дома через дворы занимала пять минут. Ещё пять минут — подняться на этаж, открыть заедающую дверь, снять брюки, надеть джинсы. Дойти обратно до школы. По всему выходило, что двадцать минут — это даже больше, чем надо. Но, когда Ваня дошёл до курилки на заднем дворе, его путь оказался преграждён кем-то высоким в косухе. Подняв взгляд, Ванька с удивлением узнал парня, сбившего его на линейке, — тогда он ещё не знал его имени. Саша смотрел на него исподлобья, в пальцах подрагивала тлеющая сигарета, и внутри у Ваньки вдруг что-то ёкнуло. Тёмное серебро глаз странно контрастировало с вороными волосами несколько неестественного оттенка. Образ брутального хулигана довершали потрескавшиеся губы и то, как нагло он перегородил дорогу. — Белый? — на всякий случай спросил Ваня. — Белогородцев, — поправил Саша. — Не люблю, когда мою фамилию кастрируют. Ванька фыркнул. Словарный запас у Белогородцева, оказалось, был не столь скудным, как у типичного представителя «В»-класса. — Я не специально, — сказал Саша так, будто продолжал какой-то другой разговор. Увидев непонимание на лице Вани, он добавил: — Я не хотел тебя толкнуть. — Ничего страшного, — растерянно пробормотал Ванька. Тон собеседника сбивал с толку. — Всё обошлось. — Ты ведь Наймарк? — Саша затянулся, стряхнул пепел изящным движением. — Я где-то уже видел эту фамилию. Математик твой родич? Ваня подавил желание закатить глаза. Вся школа об этом знала, а этот — вдруг спрашивает. Зачем? Губы Белогородцева растянулись в немного виноватой улыбке. — Ладно, забей. — Он отстрельнул бычок в сторону. — Я просто хотел сказать — ничего личного. Ванька пожал плечами. Ему совершенно не было дела до намерений Белогородцева, у него были дела понасущнее. Тот, словно прочитав его мысли, сделал шаг в сторону, уступая дорогу, разве что поклон не отвесил. Кивнув на прощание, Ваня припустил по дороге. Из отведённых классной двадцати минут оставалось пятнадцать. Однако он успел. Ванька вошёл в класс, когда Ольга Леонидовна рассказывала, что за экзамены их ждут в конце года и как важно правильно выбрать те, что пригодятся для поступления. Тоня, стоило Ване занять своё место, шлёпнула ему на стол сложенный вчетверо листок. Справа сразу же захихикали — их дразнили «женихом с невестой» уже года два, с тех пор как в головах озабоченных одноклассников их дружба вдруг приобрела какие-то романтические оттенки. Ваня задвинул записку под дневник. Прямо сейчас привлекать ещё больше внимания к себе ему совершенно не хотелось. Остаток дня прошёл тихо, и Ваня почти забыл обо всех утренних событиях, когда мама позвала его ужинать. По случаю праздника Илья тоже заглянул в гости (хотя последние несколько лет он снимал квартиру в соседнем районе), и речь как-то сама собой снова зашла о школе. — С этим Белогородцевым будут проблемы, — обронил Илюха, накладывая себе жареной картошки. — Я помню его в восьмом классе, уже тогда шебутной был. — В смысле? — Ваня едва не подавился. — Я его первый раз вижу! — Да не первый, — отмахнулся старший. — Он учился в твоей школе с пятого по восьмой классы, потом его куда-то перевели… Я точно не знаю, что там за история была. А этим летом он снова документы подал. Я его собеседовал — он в моём классе теперь, но говорить, где учился, не захотел. Тесты сдал средненько, конечно, но от моих большего и не ждут. Ванька нахмурился, пытаясь вспомнить. Он, в общем-то, не был знатоком собственной параллели, но лица более-менее запоминал. И такого жгуче-чёрного наверняка бы приметил… То есть нет, не приметил… Ваня судорожно вцепился в куриную ножку зубами, чувствуя, что его мысли приобретают какое-то странное направление. — Его промурыжили у директора, под конец первого урока только пришёл, — продолжал Илья, не заметив, что происходит с его главным слушателем. — Не понимаю, зачем. Будто бы они думают, что он нарочно линейку решил сорвать. — Он случайно! — против воли вырвалось у Вани. — А когда вы уже успели это обсудить? — удивился Илюха. Папа зашуршал газетой, тоже заинтересовавшись разговором. — Никогда… — Ваня торопливо придумывал отмазку, чтобы не спалить тот факт, что Белогородцева никто не задерживал, он просто воспользовался шансом покурить за школой. — Я имею в виду — вряд ли он специально, так не подгадаешь. Илья задумчиво посмотрел на младшего брата, но, видимо, решил никак не комментировать неожиданные благородные порывы и очевидные нестыковки. Вместо этого он заговорил о том, что из министерства спустили очередной дурацкий указ, выполнять который придётся, конечно, но это ещё сильнее нагрузит учителей бумажной и, честно говоря, никому не нужной работой. — Иваш, — вдруг позвала мама, — я забыла за интернет заплатить. Сбегаешь после ужина за карточкой? Ваня кивнул, не поднимая взгляда от тарелки. Прогулка ему сейчас точно бы не повредила, потому что мысли вдруг понеслись вскачь, забывая притормаживать на поворотах.***
Один из киосков, в котором можно было купить интернетную карточку, располагался в магазине в конце дома, но Ваня специально пошёл в противоположную сторону: в трёх остановках на автобусе недавно открылся торговый центр, и там таких точек было даже несколько на выбор. Не то чтобы он собирался ходить по магазинам или зависнуть на последнем этаже, где можно было порезаться в аэрохоккей или затупить на игровых автоматах за смешные деньги; просто Белогородцев упорно не шёл из головы, и Ваньку это начинало раздражать. Почему же он его не помнил? Илья работал в этой школе шесть лет, и память у него пока не была забита бесчисленными лицами учеников. Значит, Белогородцев действительно учился с ними. А если учился, то должен знать, что они с математиком — не однофамильцы: как бы Ванька ни старался скрыть этот факт, вся, казалось, школа узнала об этом на второй день после выхода Ильи на работу. Зачем он ждал Ваньку в курилке? Или это была случайная встреча и импровизация? Помотав головой, Ваня заставил себя наконец сконцентрироваться на том, чтобы ответить продавцу, какая же карточка ему нужна. За ним уже успела выстроиться очередь из таких же оставшихся без связи, и нетерпение то и дело прорывалось недовольным бормотанием. — Ванёк! — громкий окрик со стороны входа заставил вздрогнуть всю очередь. Ваня поспешно схватил выложенную на прилавок покупку и сдачу и повернулся к тому, кто его окликнул. Это был Юра — парень из другой школы, который одно время нравился Тоне. Позапрошлым летом между ними словно кошка пробежала, а этим — они снова часто гуляли вместе, чаще даже без Вани, но Тоня всегда подчёркивала, что они только друзья. — Сто лет не виделись! — Юрец хлопнул Ваньку по плечу, едва не заставив присесть. Уже в шестнадцать лет его принимали за двадцатипятилетнего из-за высокого роста и внушительного размаха плеч. — По-моему, всего две недели, — фыркнул Ваня. — Это было до школы, а значит, в прошлой жизни. — Юру было не так-то просто сбить с мысли. — Ты свободен? Я вообще в магаз, а то у нас топливо закончилось, сидим с ребятами, — он неопределённо махнул головой куда-то в сторону улицы, — Антонина скоро подрулит опять же. Ваня на секунду задумался. Дома его особенно не ждали ведь… — Мы во дворах сидим. — Юра не совсем верно истолковал заминку. — Для подъездов слишком хороша погодка, — подмигнул он. Не то чтобы Ваня был сильно против подъездов, но ему действительно не очень нравилось, когда компания там собиралась. Домов без домофонов в районе оставалось всё меньше, а те, что были доступны, были засижены до полной потери товарного вида — не одними только школьниками, разумеется. Смесь из вони мочи, курева и дешёвого пива с нотками не менее дешёвых баночных коктейлей резала глаза и заставляла желудок Вани болезненно сжиматься, из-за чего он одно время ходил с погонялом Нтеллигент. Первую букву все почему-то опускали. — Пацаны пива просили, но и дам нельзя забывать. — Юра даже не подумал взять корзинку и теперь нагружал Ваньку бутылками. — Как думаешь, виноград Тоне зайдёт? — Лучше фейхоа, — пропыхтел Ваня. — Она больше по экзотике. Юрец громогласно хохотнул, всполошив старушку в конце ряда. Она недовольно на них оглянулась и поспешно спрятала бутылку коньяка среди буханок хлеба в своей тележке. Когда они вышли из магазина (кассирша даже не подняла на них взгляд, пробивая алкоголь), Юра повёл гружёного сумками Ваню на детскую площадку возле Башни — самого высокого здания на всю округу. — О-о-о, мы уже заждались! — Ванюра, какими судьбами! — Ну-ка, ну-ка, что тут вкусненького? — Блин, Юр, что это за гадость, где яга?! — А что, не было «Оболони»? — Сиги где, сиги забыл! — Наймарк. Собственная фамилия, произнесённая негромко, но очень чётко, заставила Ваню вздрогнуть. Пока ребята разбирали содержимое пакетов (Тоня радостно выхватила две банки своего отвратительного коктейля и, взвизгнув, чмокнула Юру в щёку), лишь один человек остался равнодушен к происходящему: сидящий на спинке лавки Белогородцев. Зажав в пальцах сигарету, он задумчиво пощипывал нижнюю губу; в другой руке он расслабленно держал бутылку пива. — Садись. — Белогородцев пихнул своего соседа в бок локтём, призывая того подвинуться. Паша кинул на него недовольный взгляд, потом посмотрел на Ваню и почему-то молча слез, проглотив всё то нелестное, что явно успел подумать по поводу бесцеремонности. — Будешь? Ваня помотал головой, отказываясь от предложенной бутылки. Пива ему не хотелось, а ещё сама идея прийти сюда внезапно показалась дурацкой. — Вы уже познакомились? — Юра снова нарисовался с проверкой, что всем точно хватило «топлива», и всё-таки впихнул Ваньке банку чего-то кислотно-мерзкого даже на вид. — Саня — Ваня, Ваня — Саня. Вы даже рифмуетесь, — довольно заржал он. — Мы знакомы. — Белогородцев выпустил колечко дыма. — Имели честь сегодня утром. — Что, так вдвоём и имели? — притворно охнул Юрец. Парни, слышавшие обмен репликами, заржали. Тоня, успевшая пригубить свой коктейль, широко ухмыльнулась, но что-то такое было в её глазах… Ваня не мог сказать точно — уже смеркалось, — но ему показалось, что это могло быть осуждение. Его или Белогородцева? Или даже Юры? — А я не жадный, — Саня слегка улыбнулся, — чего бы не поделиться с хорошим человеком? — С чего ты взял, что я хороший? — совершенно неожиданно даже для самого себя с вызовом спросил Ванька. — А какой ты ещё? — фыркнула Тоня, словно невзначай приобнимая его за плечи. На ухо она ему прошипела: — Ты не читал мою записку?! Ваня непонимающе на неё посмотрел. Он совсем забыл о сложенном вчетверо листке, который, должно быть, до сих пор лежал у него в дневнике. — Эй. — Белогородцев наклонился вперёд, похлопал Тоню по руке. — Что за секретики? Ты разве не слышала старую истину — больше двух говорят вслух? Ваня внутренне подобрался, зная взрывной характер подруги, но ситуацию спас Паша, жестом фокусника достав откуда-то гитару. — Джентльмены, — он изобразил шутовской поклон, — леди, — ещё один поклон персонально Тоне, — а не спеть ли нам? Белогородцев покачал головой, однако промолчал. Он залпом допил содержимое своей бутылки и потянулся за добавкой. Ваня невольно вздрогнул, когда жестяная крышка отлетела в сторону и пена выплеснулась через край, и попробовал отодвинуться подальше, чтобы его не окатило пивными брызгами. — Расслабься, — Саша не смотрел на него, но говорил достаточно тихо, чтобы слышал его только Ванька. — Я тебя есть не собираюсь. — Сегодня кому-то говорят — до свиданья, — начал Паша, ударив по струнам, — завтра скажут — прощай навсегда… — Позвони мне завтра, — шепнула Тоня, поднимаясь с лавочки, — разговор есть. Юра раскрыл свои медвежьи объятия, и девушка скользнула к нему, удобно устраиваясь в кольце рук. — Следи за собой, будь осторожен, — вполголоса пропел Белогородцев вместе со всеми, и Ванька невольно засмотрелся, как двигаются его влажные от пива губы. — Следи за собой… Да, ему точно надо было последовать этому совету и перестать зависать. Вдруг Саша резко вскочил с лавки и ринулся куда-то в сторону. — Что это было? — спросил Паша, перестав играть. — Приспичило, наверное, — сказал кто-то. — С пивом шутки плохи. Все снова засмеялись, и Ваня наконец тоже улыбнулся. Без Белогородцева словно бы стало легче дышать, а тот так и не вернулся после своего бегства. За Цоем спели Алису, потом Башлачёва, кто-то из подошедших девушек попросил Бутусова, но Паша не знал аккордов, поэтому пришлось откупаться Арией. Ваня добил свой коктейль, взял пиво и до конца вечера баюкал бутылку в руках, выпив едва ли половину. Уже ночью, засыпая под лёгкий шум в голове, Ванька с острой грустью подумал, что ведь это — последний год. Последний год они вместе, последний год он учится в школе, последний год беззаботного детства — так, может, стоило бы взять от него всё? Особенно если «всё» будет включать непонятного, но неожиданно интересного Сашу Белогородцева.***
— Саш, ты можешь обратить на меня внимание, наконец? — Ваня вздохнул и отставил стакан. Нарисовавшаяся официантка мгновенно схватила его и заботливо поинтересовалась, не надо ли повторить. Повторять Ванька не хотел. Он хотел уже поговорить и оплатить счёт. Сашка, разложивший свой бургер на составные части и лениво ковырявшийся в нём, посмотрел на Ваньку, но ничего не сказал. — Меня одобрили, — Ваня сцепил пальцы в замок, боясь, что они начнут дрожать. — Меня взяли в программу учёбы по обмену. — Здорово. — Лёд в голосе Белогородцева мог бы, наверное, остановить глобальное потепление. — Правда здорово. На год? — Ну, — Ваня замялся, — полтора, я думаю. Диплом я и там писать смогу. — Поздравляю. Ванька подождал продолжения, но Сашу снова увлекло содержимое собственной тарелки. Ваня знал, что разговор лёгким не будет, подозревал, что Сашка будет злиться и ругаться, хотя они уже давно обсуждали эту возможность. Учёба за границей была Ваниной идеей-фикс со школы, и Саша об этом знал, конечно, но, видимо, до сих пор надеялся, что мечта останется только мечтой. — Я завёл скайп, мы сможем созваниваться! Саша покивал. — И потом, это не край света, а у тебя бывают отпуска. Ты сможешь ко мне приехать! Саша пожал плечами. — Это мой шанс, ты понимаешь? Саша аккуратно положил вилку на салфетку. — Скажи что-нибудь! Саша наконец поднял на него взгляд, и Ваня с трудом подавил желание отшатнуться: столько ненависти было в его глазах. — Я уже сказал: поздравляю, — процедил Белогородцев сквозь зубы. — Если нам больше нечего обсуждать, попроси счёт. Отодвинувшись вместе со стулом, Саша резко встал. Проследив, как он скрывается в глубине кафе, Ваня уронил голову на руки. Кажется, только что он разрушил всё то, что так долго и упорно строил.