…///…
Донхёк резко распахивает глаза, возвращаясь в реальность. В висках стучит, дышать сложно, и чувство, что он задыхается, не покидает даже спустя пару минут. Ему всё ещё хочется бежать, драться и спасаться. От собственного сознания не убежишь. Наконец-то он полностью приходит в себя, все чувства возвращаются. Вся постель снова мокрая от пота, Донхёк морщится и медленно поднимается с кровати. Он устал. Бесконечно сильно, потому что живёт двумя жизнями. Сон и реальность, оба мира вытягивают из него энергию, в каждом из них Донхёк боится потеряться. Он в принципе боится потеряться. Просто однажды не увидеть разницы, не понять: он спит или бодрствует. За окном — серый рассвет и примерно также Донхёк себя чувствует внутри. Парень шагает в душ и врубает самую холодную воду. Он жив. Каждый день — испытание. Каждая ночь — игра на выживание. Донхёк уже давно не уверен, что, погибнув в кошмарах, он останется жив в реальности. Холодные струи воды помогают немного привести себя в порядок, смывают липкий пот и неприятные ощущения. Он до сих пор чувствует жар огня на коже. Донхёк прижимается лбом к плитке и опускает веки. Его не может спасти ни одна душа в мире, а сам себе помочь он просто не способен. Возможно, Тэн прав, возможно, он слабак. Сложно оценивать важность проблем, с которыми живёшь всю жизнь. Это давно стало нормой. Рутиной. Донхёк переодевается в чистую одежду, машинально включает телевизор и также машинально готовит завтрак. Дешёвые хлопья, холодное молоко — у него явно не в приоритетах забота о себе. На самом деле, Донхёк даже не знает, что у него в приоритетах. Диктор в ящике что-то серьёзно рассказывает, а для Донхёка это всё лишь шум. Кажется, что отчётливо он может слышать только голоса в своей голове. Парень отправляет в рот очередную ложку завтрака и задумчиво пережёвывает. Интересно, это когда-нибудь прекратится? Возможно, после его смерти. Из невесёлых мыслей его вырывает звонок, Донхёк откладывает ложку и принимает вызов. «Донхёк», — звучит устало на том конце. — «Я отправил тебе адрес, приезжай». Ли кидает холодное «хорошо» и завершает звонок. Новый день — новый труп. Донхёк доедает завтрак и выключает телевизор. Потом обходит квартиру, проверяя — выключил ли он все приборы с розеток и, подавляя желание проверить это повторно, выходит из дома. Через пол часа он прибывает на какой-то заброшенный склад. Команду видно издалека: жёлтые ленты, много машин и офицеров. Донхёк вздыхает и паркуется. Выходит из машины, ёжится от прохладного, совсем не летнего, ветра и шагает к месту преступления. Привычным жестом показывает своё удостоверение, проходит под лентой и находит взглядом Ренджуна. — Выглядишь паршиво, — комментирует китаец и Донхёк хмыкает. Чувствует он себя также. — Я всегда выгляжу паршиво, давай к делу, — Хуан пожимает плечами и заходит внутрь склада, Ли следует за ним. Там уже работала команда криминалистов, но, как только подходит Донхёк, они расходятся, давая ему больше пространства. Донхёк даже не спрашивает не трогали ли они ничего, потому что знает: не трогали. Они работают вместе не первый день. Донхёк хмурится и рассматривает жертву перед собой. Молодая девушка, с длинными красивыми волосами и пухлыми губами. Наверняка была настоящей красоткой, пока кто-то над ней так не поиздевался. Первое, что бросается в глаза: у девушки были вырезаны глазные яблоки. Тело было посажено на стул, ноги туго связаны верёвкой. Рук не было. Она была совершенно голой и на теле виднелись множество порезов, что с далека походили на узоры. — Ей отрезали язык, — добавляет хмуро Ренджун и Донхёк мрачно заключает: — Агрессивно, но небрежно, — Хуан бросает на него вопросительный взгляд, но Ли полностью его игнорирует. Он подходит ближе, чтобы лучше рассмотреть труп. — Ева Фландс, 20 лет, студентка, — сообщает Ренджун и подает Донхёку перчатки. — Следы сексуального насилия? — интересуется парень, не глядя на коллегу. — Нет. Даже особых следов борьбы не обнаружено. Только от верёвок. — Возможно, её накачали чем-то. Донхёк прищуривается. Убийца явно не воспринимал своё убийство как искусство или эстетику. Это не убийство ради убийства. Это ненависть, обида. Увечья нанесённые неаккуратно. В убийстве не рациональность — чистые эмоции. — Это что-то личное. Кто-то ей знакомый, парень, брат, отец, возможно бывшая парня, — выдыхает Донхёк. Ренджун хмурится и делает заметки в блокноте. Убийца не делал из тела экспонат, но определённо хотел что-то сказать. Но что? И что важнее — кому? — Что нам говорят нанесённые травмы? Глаза, язык, руки, ноги. Это похоже на… — Ли на секунду задумываться, — предостережение? «Не смотри, не говори, не трогай». Возможно, это оно. — Но для кого? — недоумённо спрашивает Хуан и Донхёк пожимает плечами. — Я не знаю. Больше смогу сказать после детальной экспертизы. Что по возможным подозреваемым? — Ренджун шуршит бумагами и сообщает: — Родители, брат и психиатр. Это всё, что нам пока известно. Я беру брата, Суён — родителей, — китаец поднимает взгляд и слегка улыбается. — На тебе психиатр. Донхек прожигает его взглядом ненависти. Они ведь знают. Знают его нелюбовь к врачам и тем более психиатрам и всё равно дали ему этого подозреваемого. Настроение падает всё ниже, Донхёк раздражённо поджимает губы, чтобы случайно не нагрубить. — Не злись, ты просто поздно приехал, — весело говорит подошедшая Суен и протягивает Ли кофе. Она бросает взгляд на тело и ёжится. — Какой псих мог так поступить с девушкой? Донхёк отпивает кофе и на вопрос не отвечает. Возможно, не знает ответа, возможно, не хочет знать. Он хватает адрес подозреваемого, все нужные материалы и, не попрощавшись, уходит.…///…
Донхёк несколько раз проверяет: правильно ли он приехал и вздохнув стучится в дверь. Он ненавидит психиатров. Вообще врачей. Оставлять подобного подозреваемого ему было крайне подло. Ему открывает приятная рыжеволосая девушка. Она мягко улыбается и интересуется: — Добрый день, чем я могу помочь? — Донхёк показывает ей удостоверение. — Могу я увидеть доктора Ли? — улыбка на чужом лице пропадает, на смену приходит беспокойство. Девушка без лишних вопросов кивает и пропускает Донхёка внутрь. — У него ещё сеанс, подождите буквально пять минут, — говорит секретарша и Донхёк кивает, садясь на мягкий диван. Ровно через пять минут дверь открывается и из кабинета выходит молодая женщина, а следом, видимо, сам доктор Ли. Увидев Донхёка, он приподнимает брови и натянув лёгкую улыбку интересуется: — У нас гости? — Рейчел подрывается с места. — Доктор Ли, это… Донхёк перебивает ее, поднимаясь и показывая психиатру удостоверение. — Специальный агент Ли Донхёк. Мы можем поговорить? Доктор кивает и пропускает Ли внутрь. Донхёк заинтересовано оглядывается. Кабинет очень подходил своему хозяину. Марк Ли был высоким и опрятным, на нём был явно дорогой костюм приятного тёмно-синего цвета, а волосы были уложены просто, но со вкусом. Кабинет был похожим на него: аккуратный, но со стилем. Донхёк вдруг видит на чужом столе свечи и тут же замирает. Словно невидимая стена останавливает его и невозможно сделать и шага. Парень чувствует, как тело цепенеет и он не может смотреть ни на что другое, кроме весело пляшущих огоньков. Марк прищуривается, наблюдая за агентом. — Вы что-то имеете против ароматических свечей? — Донхек дёргается и нервно прячет руки в карманы старой куртки. — Да, у меня аллергия на лаванду, — доктор хмыкает, подходит к столу и тушит свечи. — Врёте, — Донхёк вспыхивает возмущением. — Прошу прощения, не могли бы вы, доктор, не испытывать на мне свои знания? — они несколько секунд молча смотрят друг другу в глаза, после Марк кивает и садится в кресло, жестом предлагая сделать тоже самое. Донхёк любезно игнорирует предложение и достаёт фотографии. — Ваша пациентка, Ева Фландс, была жестоко убита в пятницу вечером. Доктор бледнеет и судорожно вдыхает, когда Донхёк протягивает ему фото. — Господи… — выдыхает он и прикрывает глаза, потирая переносицу. — Вы были знакомы? — интересуется Донхёк и Марк мотает головой, поднимая взгляд обратно на агента. — У нас были только профессиональные отношения. Она лечилась от депрессии. Невинная девушка, разве была причина её убивать? Донхёк вздыхает. Причина, причина, причина. Жизни не нужна причина, чтобы заставить человека страдать. К сожалению, Донхёк знает это на собственном опыте. Нет понятия «заслужил», лишь несправедливая случайность. Не то место, не то время. Причины нет. Но объяснять это незнакомому человеку, конечно, не было смысла, поэтому, Донхёк продолжает выполнять свою работу. — Что вы делали в пятницу вечером, доктор? Марк в ту же секунду мрачнеет. Он расправляет плечи, словно желая защититься и оскорблённо спрашивает. — Вы думаете, это я ее убил?! Ли едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Каждый раз одно и тоже, неужели людям так сложно просто ответить на вопрос? Какая разница, что думает Донхёк, если его обязанность спросить нужные вопросы. Чёрт бы побрал всех людей разом. — Доктор, ответьте на вопрос, — цедит Донхёк и Марк недовольно откидывается на спинку кресла. — Камеры здесь засняли, как я выходил после работы, камеры у моего дома — мой приезд домой. Можете сверить время потраченное на дорогу, — Донхёк кивает. — Я возьму все записи из ваших камер. — Конечно. Агент делает пару заметок в телефоне и снова возвращается к вопросам. — Доктор Ли, не говорила ли вам чего-то Ева, что могло бы нам помочь в расследовании? Тот мотает головой и Донхёк понимает, что больше он ничего не узнает. Доктор чист, или крайне старательно таким кажется. Парень подавляет вздох и направляется к выходу. — Спасибо, доктор… — Донхёк, — окликает его Марк и агент оборачивается, видя притворно мягкое выражение лица, — смените успокоительные, эти делают вас слишком нервным. Лицо Ли искажает злость и он, не попрощавшись, громко хлопает дверью. Из кабинета Марка Ли Донхёк выходит крайне раздражённым. Какого хрена этот докторишка решил устроить ему сеанс психоанализа?! Это злило и пробуждало стойкое желание врезать по его самодовольной роже. — Хотите чаю? — улыбчиво интересуется секретарша и агент бросает на неё колкий взгляд. — Спасибо, но я спешу, — выплёвывает Ли и выбегает на улицу. Донхёк, тяжело дыша, быстро шагал к машине, мысленно убивая чёртового психиатра. Какое право он вообще имел лезть в его голову? Вдруг он слышит рядом девичий смех. — А докторишка то хорош, — хихикает милая блондинка, идущая рядом, — расскусил тебя за пару минут! — Йерим, исчезни! — рявкает мрачно Донхёк и с раздражением наблюдает, как на него оборачиваются прохожие. Неужели, они никогда не видели, как человек говорит сам с собой?! Бесит. Блондинка наигранно изобразила обиженный вид и игриво проскочила вперёд, улыбаясь Донхёку в лицо. На ней было всё тоже цветочное платье, что и тогда. Что и всегда. Каждый раз одно и тоже. Она не меняется. Сколько бы времени ни прошло, она всё та же Йерим, она говорит одинаково, смеётся и ходит. Йерим словно статуя — века проходят для неё без изменений. Иногда Донхёк хочет также. Быть тенью, которой не больно и не страшно. К сожалению, он живой. К сожалению, он чувствует. — Ты не можешь вечно убегать от проблем, — как-то слишком серьёзно для своего поведения говорит девушка. В тот момент она походила на Тэна и за это хотелось её ударить. Донхёк не любил лекции и не любил призывы к его смелости. Он не такой. Он слабак. — Это мы ещё посмотрим. Донхёку не нужно читать морали, Донхёк — уже не ребёнок. Парень оборачивается, чтобы ещё как-то нагрубить Йерим, но та уже бесследно исчезла. Донхёк тяжело вздыхает и садится в машину. Ему предстоит ещё много работы впереди.